***
— Отправился на полуночную прогулку, а? — пробормотал Карасу, не сводя глаз с бледной фигуры, движущейся по тёмному саду внизу, направляясь к берегу озера. Он раздражённо щёлкнул языком и отвёл глаза в сторону, пока Какаши не заметил, что за ним наблюдают, решив вместо этого вернуться в свою комнату и закрыть за собой балконную дверь. Вздохнув, он вытянул руки над головой и зашагал из одного конца просторных апартаментов в другой, остановившись у стола, на котором была выставлена коллекция режущих инструментов и оружия. — Ты настроила против меня моего лучшего человека, — мрачно сказал он неподвижной девушке, сидящей на диване посреди комнаты. — В этом-то и беда с женщинами. Мужчины способны на такие глупости ради вас... но полагаю, что иногда из этого выходит что-то хорошее. Он снова повернулся к ней, держа в руке витиеватый и идеально сбалансированный клинок вакидзаси. Девушка не подавала никаких признаков того, что видит или слышит его приближение, даже когда он сел на журнальный столик прямо перед ней и заглянул в её остекленевшие глаза. Внезапно он протянул руку и двумя пальцами коснулся её щеки. Сакура моргнула, словно очнувшись от глубокого сна. Потухшие глаза опустились и начали постепенно фокусироваться на окружающей обстановке: на руках, лежавших на её коленях, на коленях мужчины, сидевшего напротив неё, на многочисленных кунаях и лягушках оригами, усеявших стол, на котором он сидел, и на ворохе бумаг, чуть заслонявших старый набросок с изображением пожилого человека. Странно, но именно он привлёк внимание Сакуры в первую очередь. Этот набросок был так неуместен, не потому, что был явным антиквариатом, а потому, что объектом рисования был обычный на вид старик... за исключением его смехотворно длинного, тонкого носа, который торчал из его лица, как ручка метлы. Сакуре показалось, что она видела нечто подобное раньше, но прежде чем её вялый мозг успел задуматься, между её глазами и наброском проскользнула рука. Она перевела взгляд на мужчину, как будто только сейчас осознав, что он был там. Карасу мило улыбнулся. — Иногда я сам себя поражаю, — начал он. — Я никогда раньше не пробовал гендзюцу на беременной женщине, потому что у младенцев есть раздражающая привычка нейтрализовывать воздействие дзюцу на мать, но оказалось, что я действительно настолько хорош. Талант к гендзюцу не сильно распространён в моей семье. Прошу прощения, если это вызвало у тебя странные сны. Сакура просто смотрела в ответ, её разум начал осознавать ситуацию, в то время как её тело застыло и напряглось от ужаса. Нет… этого не может быть. Не так давно она шла по лесу — шла к свободе. Она не могла сидеть здесь, в этой комнате, так похожей на главную гостевую комнату в поместье Зуру, напротив лидера Синдиката. — Как грубо с моей стороны, — внезапно сказал он. — Пригласить даму в свою комнату и даже не предложить ей чего-нибудь освежающего. Не желаешь ли выпить? — Нет, — бесстрастно ответила Сакура, хотя её голос звучал слабо и сухо, как будто она долго спала. Она не очень хорошо понимала, что, чёрт возьми, происходит, но она знала, что не должна принимать напитки от врага Конохи номер один. Учитывая количество отравлений в этом месте, она не могла доверять напиткам, которые наливала не сама. — Уверена? Ты выглядишь ужасно потрёпанной, и я уверен, что ты провела в пути не один день. Тебе нужно отдохнуть, знаешь ли. Столько активности вредно для ребёнка... вот почему я привёл тебя сюда. Теперь ты в безопасности. Глаза Сакуры метнулись к Карасу, её губы сжались. — Я покинула это место, потому что здесь я была в большей опасности, чем где-либо ещё, — отметила она. — Семья Зуру предпочла бы видеть меня мёртвой, чем рожающей. — Отнюдь, — заверил он её, откидываясь на руки и — она заметила — отодвигая лягушек настолько, что они закрыли рисунок. — Я убедил Господина и Госпожу Зуру пересмотреть свою точку зрения. Разве я не учтив? Ответ на это был слишком очевиден, чтобы быть вежливым. — Тогда почему я здесь? — прошептала она. — Если вы убедили их пощадить меня, зачем возвращать меня им… — Я привёл тебя сюда, потому что мы с тобой будем очень полезны друг другу. — Вы привели меня сюда против моей воли, — с сомнением сказала Сакура. — Я не… я даже не помню, как я сюда попала. — Дзюцу переноса тела. Я не буду утомлять твой скудный умишко подробностями, уверен, ты всё равно их не поймёшь, — весело заметил он. — Но перемещение на такое большое расстояние — это большая нагрузка на организм, и чтобы защитить тебя, мне пришлось ввести тебя в транс. Сакура скептически нахмурилась, но придержала язык. В этой ситуации не стоило терять самообладание. Она должна была вести себя хладнокровно и просто, как будто она всего лишь невежественная служанка, которая ничего не знает о гендзюцу или дзюцу переноса. — Я бы предпочла отправиться домой, — тихо сказала она. — Это не лучшая идея, — пренебрежительно сказал он. — С такой беспомощной девочкой, как ты, могут произойти ужасные вещи, когда ты бродишь одна. На самом деле я не знаю, о чём думал Какаши, бросая тебя вот так. Кто знает, что бы случилось, если бы я не спас тебя? У Сакуры чуть не отвисла челюсть от его беззастенчивой дерзости. Спас её? Он насмехался над ней. Не думал же он, что она настолько глупа, что поверит в такую чушь? Может быть, она слишком хорошо вжилась в роль простой служанки? — Ты здесь не просто так, — продолжил он. — Думаю, мы оба согласимся, что ты находишься в очень незавидном положении. Сколько тебе лет? Он уже спрашивал раньше, но, очевидно, забыл. — Двадцать, — ответила она. — В конце месяца мне исполнится двадцать один. — Как ты думаешь, ты готова завести семью? Сакура никак не могла ответить на этот вопрос честно, не угодив в расставленную им ловушку. Вместо этого она предпочла неопределённо пожать плечами. — Ты молода, отца… нет, и у тебя вся жизнь впереди. Неужели ты хочешь быть матерью ребёнка этого мужчины до конца своих дней? Неужели ты хочешь жить с тем, что каждый раз, когда ты будешь смотреть на лицо своего ребёнка, ты будешь видеть лицо своего насильника? Сакура опустила взгляд на свои руки, пытаясь притвориться, что её это волнует. Она беспокоилась о том, как много от отца и его семьи будет в её сыне, но не по тем причинам, которые предполагал Карасу. — Должно быть, тебе пришла в голову мысль об усыновлении, — подначивал он. — Ага… — А почему бы и нет? Это было бы идеальным решением твоих проблем. Тебе не придётся растить ребёнка, которого ты не хочешь, и не придётся топить его в озере, — весело сказал он ей. Она поморщилась. Доверься Карасу, чтобы он придумал третье решение, о котором никто не должен был слышать. — Давай перейдем к делу, — продолжил он. — Произошли определённые события, и срок жизни определённых наследников этого поместья истёк. Так сложилось, что твой ребёнок теперь единственный потомок Зуру Тошио, и его родители решили оказать тебе услугу: они заберут у тебя это мерзкое отродье и заплатят тебе большую сумму денег, чтобы ты могла вернуться к своей семье. Все в выигрыше — особенно ребёнок. Всё обернулось так, как и говорил Какаши. Семья Зуру теперь хотела наследника примерно так же сильно, как не хотела его раньше. Что хуже? Столкнуться с возможностью того, что её и/или ребёнка убьют, или с возможностью того, что они заберут его у неё, словно он был одним из них? — Полагаю, они планируют дать ему такое же сбалансированное и нравственное воспитание, как и другим своим детям, — сухо сказала Сакура. Если Карасу и уловил сарказм, он проигнорировал его. — Скорее всего, да. Ребёнок будет богат, ты будешь бездетна и сможешь покинуть поместье, а я, наконец, верну своего кузена. А то ты его уже изрядно потрепала. Сакура ни на секунду не поверила, что при таких условиях она покинет это поместье живой. Если Зуру хотели заполучить её ребёнка, удобнее всего было убить её, когда она выполнит свою задачу. Она вздёрнула подбородок. — А если я откажусь? Глаза Карасу полуприкрылись, когда он наблюдал за ней с мягкой улыбкой. — Ты не откажешься. Потому что он ей не позволит — гласило немое предупреждение. У неё не было выбора в этом вопросе, как не было выбора при возвращении в поместье. Если она не подыграет ему — тонко замаскированный фасад вежливости рухнет, и её наконец признают пленницей, которой она была всё это время. Каким бы искренним ни было желание наконец-то выложить все карты на стол, её шансы были выше, если бы она продолжала этот фарс. С Карасу и так было трудно разговаривать, когда он вёл себя вежливо. Она не хотела видеть, насколько всё может усложниться, когда он не в духе. — Сколько денег я получу? — спросила она. Его улыбка стала шире. — Достаточно, чтобы жить как госпожа Зуру следующие десять лет. — Мне всё ещё нужно работать, пока я здесь? — выражение её лица оставалось простым и слегка отсутствующим. Пусть он думает, что она была не более чем жадной, ленивой служанкой, которая не подумает дважды, прежде чем продать ребёнка. Состоятельные привилегированные люди, такие как Зуру и Карасу, были одинаковы со своими предрассудками, думая, что у более бедного низшего класса нет гордости или угрызений совести. — Пока ты здесь, ты будешь жить как принцесса, — спокойно сказал ей Карасу. — Я уже договорился, что тебе отведут вторую лучшую комнату в гостевом крыле. Ту, что рядом с его комнатой? — Тебе будут приносить блюда, не уступающие тем, что едят господин и госпожа. К тебе будет приставлена собственная горничная, которая будет заботиться обо всех твоих личных нуждах. Разве это не здорово? — просиял он, глядя на неё. Он только что изложил все условия её тюремного заключения. Она с трудом сглотнула. — Я не хочу особого обращения, — попыталась настаивать она. — Я бы предпочла продолжать жить здесь, как жила… — Это неприемлемо. Тебе слишком опасно оставаться среди персонала — здесь есть отравитель, разве ты не знаешь? И Какаши здесь больше нет, чтобы предоставить тебе... защиту. Сакура напряглась. — Его здесь нет? Его улыбка стала шире. — Нет. Он покинул поместье. Он больше не будет беспокоить тебя. Боже, нет. Как бы она ни хотела и ни нуждалась в том, чтобы он был подальше отсюда, чтобы сбежать, она понимала, что теперь у неё нет никаких шансов в одиночку. Он думал, что она возвращается в Коноху, целая и невредимая. Неужели он уже смирился с изгнанием? — Каков твой ответ? — подсказал Карасу. — Ты с радостью отдашь ребёнка при условии, что о тебе будут хорошо заботиться, верно? Сакура закрыла глаза от стыда. Но ей пришлось подыграть. — Да. — Хорошая девочка. Жаль, что ты не приложишь руку к воспитанию этого ребёнка. Ты действительно станешь чертовски хорошей матерью… когда-нибудь, — он посмотрел на её потерянное, бледное лицо и, казалось, немного сжалился. Он взял одну из фигурок оригами со стола и вложил ей в руку. — Возьми лягушку. Не будь такой подавленной. Это было не то, с чем она могла справиться прямо сейчас. Конечно, он не знал, что она не намерена отдавать ребёнка на попечение людей, создавших такого монстра, как Тошио. Она уйдёт отсюда с ребёнком или не уйдёт вообще. Она знала, что не годится на роль матери года, но жизнь даже с ней будет лучше, чем жизнь в этом месте. Поэтому она лишь слабо улыбнулась Карасу и подумала, не станет ли её следующий план побега тем, из-за которого её наконец-то убьют. — Разве не здорово, что мы с этим разобрались? — радостно сказал Карасу, вставая и глядя на неё сверху вниз, как доброжелательный опекун. — Я поставлю охрану у твоей комнаты, чтобы никакие сомнительные личности не вздумали причинить тебе вред. Он имел в виду тюремных охранников. Сакура тяжело кивнула. Карасу медленно встал с видом абсолютного триумфа, всё ещё гордо улыбаясь, что было до смешного правдоподобно. — Но, — сказал он. — Пока не забыл… Его рука резко дёрнулась и схватила её за лицо.***
Какаши вытер смесь пота и конденсата с глаза. Его лицо горело от боли из-за сломанной скулы и хотя он знал, что дядя Эно может справиться с переломом почти так же быстро, как и Сакура, он не хотел возвращаться, пока не найдёт что-нибудь, что сделает этот проклятый поход через тьму и грязь стоящим. Паккун возник рядом с его ногой, застряв в кустарнике клеверного папоротника. — Я здесь, — сказал он Какаши на случай, если тот не заметил. — Ты что-нибудь нашёл? — спросил он. — Деревья, кусты, тростник, вода, грибы, рыбы, лягушки, черепахи, змеиная кожа… — Что-нибудь, что поможет выяснить, что, чёрт возьми, задумал Карасу, — раздражённо повторил он, оглядывая озеро и внимательно изучая берег. Он прочёсывал окрестности уже более трёх часов, а обошёл едва ли четверть пути. До сих пор ничего необычного не бросалось ему в глаза, кроме множества местных обезьян и нескольких огромных диких свиней, которые пахли ещё хуже, чем он сам. Даже неоднократные погружения не дали ничего интересного, кроме пары отдалённых колебаний большого подводного существа, обитавшего на мутной, кромешной глубине, которую Какаши едва мог постичь. Возможно, местные суеверия о чудовищах в озере были не такими уж пустыми. Но что касается секретного дзюцу Карасу... он по-прежнему оставался в неведении. — Чувствуешь какой-нибудь странный запах? — с надеждой спросил он Паккуна. Пёс понюхал воздух. — Пахнет… деревьями, водой, птицами и крупными животными. Что я должен учуять? — Понятия не имею. В общем, не было ничего, кроме того, что Какаши упомянул под влиянием сыворотки правды, приготовленной Сакурой, странного бормотания, когда никто не подозревал, что он слушает, и его собственного чутья, которое редко подводило его. Несколько недель назад он уже обыскивал комнату Карасу в поисках доказательств того дзюцу, о котором он болтал, когда его пичкали саке и наркотиками, и которое, по его словам, Ива дала ему в качестве оплаты за услуги Синдиката. Но, как обычно, Карасу хранил все свои планы и информацию в голове. Если когда-либо и существовала какая-либо документация о его планах, она была уничтожена давным-давно, чтобы помешать таким людям, как Какаши, сделать то, что он делал сейчас. Какаши со вздохом сел на пень, болезненно проведя пальцем по опухшему лицу. Паккун, тяжело дыша, повернулся в его сторону. — Завязывай с этим и вылечись уже. Озеро никуда не денется, и Карасу не продвинется в своих планах за то время, которое тебе потребуется, чтобы срастить кости. Возможно, он был прав, как всегда. И, возможно, он всё-таки шёл не тем путём? Он искал улики самостоятельно, но, возможно, его семья знала о планах Карасу больше, чем показывала. Отпустив Паккуна, он направился обратно к дому в поисках дяди. На самом деле он был дядей его отца, что делало Эно его двоюродным дедом, но все, включая тех, кто не имел к нему прямого отношения, называли его «дядей». Это свидетельствовало об определённой привязанности, которую все испытывали к старейшему члену клана Хатаке, которая противоречила вынужденному раболепию младших членов семьи, когда они обращались к Карасу с аналогичным семейным титулом. Он искал дядю в Журавлином крыле, следуя за характерным запахом сладкого дыма, пока не наткнулся на мужчину на балконе возле его комнаты, скручивающего сигарету, которая, вероятно, была запрещена в большинстве стран. — Я всё думал, когда же ты придёшь, — сказал Эно. — Маленькие пташки рассказали мне, что этот дурак Карасу строит из себя обычного головореза. Неужели никто никогда не говорил ему, что людей надо держать в узде, заслужив их уважение будучи хорошим лидером, а не избивая их. Какаши сел рядом с ним, и ростом его дядя был намного меньше и хилее. Трудно было представить, что в те времена, когда кланом правил дед Какаши, этот человек был грозным воином, возможно, превосходящим даже его самого. А сейчас Эно расслаблялся в тени в жаркие дни, посылал внуков за тапочками и скручивал особые папиросы. Если бы Какаши дожил до девяноста лет, вероятно, он бы тоже так делал. — Ты так говоришь, будто я этого не заслужил, — упрекнул он дядю. — Ты не должен был позволять ему бить себя, — сказал Эно, игнорируя его. — Он рисковал, что ты нанесёшь ответный удар — и тогда он бы пожалел! — А он бы пожалел? — Какаши равнодушно хмыкнул. Он всегда отвергал идею о том, что те, кто родился первым, были наиболее одарёнными от природы. То, что он был законным наследником, не делало Какаши сильнее, хотя они никогда не дрались, не спарринговали и иным образом не проверяли свою силу друг против друга на протяжении многих лет. Иногда, когда люди были равны по силе, они постоянно сражались, чтобы доказать своё превосходство, как Наруто и Саске, когда они были детьми, но Какаши потерял свою соревновательную жилку в раннем возрасте, когда потеря главного соперника в детстве болезненно подчеркнула полную бессмысленность такой гордости, и если в Карасу и была какая-то склонность к соперничеству, он её не показывал. Никто из них не хотел знать ответ на вопрос — кто из них талантливее или одарённее. Их отношения были лучше, когда баланс сил считался более или менее равным. — Подойди, я вылечу тебя, — сказал Эно, подзывая его. — Ты должен был прийти раньше. — У меня были связаны руки. — А если бы ты подождал ещё день, мне пришлось бы снова разбить тебе лицо, чтобы всё исправить. Ты же не хочешь быть уродливым? — Нет? Эно протянул ему свежескрученный косяк. — На, покури. Хорошо снимает боль. — Я не курю, — сказал Какаши, благородно отказавшись от предложения. — Чушь собачья, ты дымил как паровоз, когда приехал. — С тех пор я бросил, — он пожал плечами. — Снова. — А… понятно. Ты бросил из-за беременной девушки, — узловатые артритные пальцы Эно схватили его за подбородок и стянули маску. — Да, пташки мне тоже об этом рассказывали. Говорят, ты к ней очень привязан. Пытался спасти её от семьи Зуру. Даже сбежал с ней, м? — Мм. Эно сжал губы, рассматривая полузапавшее лицо Какаши. — Ты должен быть осторожен с ней. — Почему? — Какаши пронзила вспышка раздражения. — Потому что она чужачка? — Да. Она простолюдинка, низкого происхождения и не очень женственна, и чем ближе ты к ней, тем большей опасности она подвергается со стороны фанатиков этого клана. — Фанатика вроде Карасу? Эно провёл ладонью по щеке Какаши и закрыл глаза, когда вокруг неё скопилась слабая белая чакра. Боль удвоилась, как будто кость с силой вставили на место, и он почти пожалел, что отказался от обезболивающей сигареты. — Карасу не фанатик, Какаши, отнюдь. — сказал ему Эно, пока работал. — Он просто ревнует. — К чему? — Не разговаривай, пока я работаю, или у тебя навсегда останется перекошенное лицо! — пригрозил Эно. — Карасу ревнует, потому что у тебя есть свобода, которую он себе не позволяет. Ты развлекаешься со служанкой и ведёшь себя как приёмный отец её бастарда, в то время как Карасу даже не может признать своих собственных детей. — У Карасу нет детей, — сказал Какаши, едва шевеля губами. — Двое, от гражданской, и они такие же демонические, как и следовало ожидать. Он не может признать их, потому что по брачному закону они принадлежат мужу их матери, а это не он, и по законам этого клана они в любом случае слишком нечисты, чтобы быть принятыми в верховную семью. Но это не имеет значения. Карасу не причинит вреда твоей девушке, она слишком ценна для его планов. Да-да, планы по замене Тошио. Но это были не те планы, которые интересовали Какаши, и теперь они были неосуществимы. — Это если ему когда-нибудь удастся её найти. — Ты спрятал её, да? — Я не делал ничего подобного, — коротко, хотя и нечестно, сказал Какаши. — Я слышал, что у него есть и другие планы. На Коноху. — Ш-ш-ш! — отругал его дядя. — Это самая сложная часть. — Разве твои маленькие пташки ничего тебе об этом не рассказывали? Простонав от досады, что нынешняя молодёжь никогда не прислушивается к здравым советам старших, Эно спросил: — О чём? — О том, что Карасу прячет у озера. Покалывание белой чакры исчезло, и Эно опустил руку обратно на колени. — Боюсь, это лучшее, что я могу сделать. — Почему ты уклоняешься от ответа? — Даже спасибо не сказал, неблагодарный сопляк… — Спасибо, — многозначительно сказал Какаши. Он дотронулся до лица и заметил, что оно слегка онемело с одной стороны, но самый сильный отёк спал, и скула снова поддерживала его красивое лицо. А главное, теперь он мог говорить, не будучи похожим на невнятного пьяницу. — Ты, как всегда, великолепный целитель. Эно скромно пожал плечами. — Я делаю всё, что в моих силах, но этого не всегда бывает достаточно. Вы с Сано приходите со своими сломанными костями и даёте старику повод почувствовать себя полезным. Меня это взбодрило после того, как я увидел ту бедную девушку в домике доктора. Я ничего не могу для неё сделать... яд всегда был моим самым слабым местом. — Удовлетворившись тем, что получил искреннюю благодарность Какаши, дядя решил ответить на вопрос. — Так... что там было насчёт того, что кто-то что-то прячет в чём? Это звучало гораздо менее обнадёживающе, чем надеялся Какаши. — Озеро. Карасу там что-то замышляет? — Там? — Эно выглядел удивлённым. — Ну… не знаю насчёт озера, но, конечно, он что-то замышляет. А когда он не замышлял? Жизнь Карасу — это один коварный план за другим, но последний... я думаю, что он приведёт к его смерти. — Значит, ты что-то об этом знаешь? — напористо спросил Какаши. Эно быстро покачал головой. — Нет, нет. Нет. Но я не слепой. Карасу держит всё в тайне, когда может, но когда он приходит ко мне с травмами, которые никак не объясняет: сломанные ребра, пробитые барабанные перепонки, ожоги и открытые раны по всему телу — он, должно быть, думает, что я идиот. — Я не замечал никаких травм, — задумчиво сказал Какаши. — Я чертовски хороший целитель, вот почему, — Эно достал самодельную сигарету и прикурил её. Сладкий, приторный дым заструился по воздуху вокруг головы Какаши. — Если он что-то замышляет на озере, я не могу тебе помочь. Когда Ива платила нам, они заплатили запрещёнными свитками: очень ценными дзюцу, которые они не могут или не хотят использовать сами — что означает, что они либо слишком опасны, либо они не могут использовать их должным образом, либо они украли их у другой деревни, которая может захотеть присоединиться к Конохе, если узнает. Может быть, всё вышеперечисленное. Но не спрашивай меня, что это за дзюцу, потому что я не могу сказать. Возможно, тебе стоит попытаться остановить его. У меня такое чувство, что если он не убьёт себя, когда потерпит неудачу, то он убьёт много других людей, когда добьётся успеха.***
Когда Цунаде проснулась тем утром, то обнаружила, что в доме снова отключили электричество. Ни один из электроприборов на кухне в здании администрации не работал, что, признаться, было не такой уж большой потерей, поскольку паёк в эти дни не позволял съедать на завтрак больше половины миски каши. Однако она скучала по кофе. Было практически невозможно функционировать, если она не получала утреннюю дозу кофеина, чтобы проснуться, и она вползла в оперативный штаб со всем ужасом предыдущих дней, теперь вкупе с усталостью и сварливостью. Стажеры отпрыгивали с её пути, и только Шизуне осталась стоять на месте, хотя выглядела так, будто тоже хотела убежать. — Мы работаем над этим, — сказала она, прежде чем Цунаде успела открыть рот. Она всегда так говорила, когда что-то шло не так, и Цунаде быстро поняла, что в любом случае не имеет значения, насколько быстро проблема будет решена. С приглушенным вздохом она опустилась на место Хокаге у большой стеклянной карты. — Введи меня в курс дела, — пробормотала она. — Прошлой ночью агенты перерезали линии электропередач на пятой станции, и районы один, три, четыре и пять остались без электричества. Ещё двадцать пять человек поступили в больницу с жалобами на отравление кишечной палочкой и почечную недостаточность. Два часа назад мы получили радиосообщение, что Ива оттеснены к границе, а семья Яманака всё ещё занимается военнопленными. Они не нашли ничего более интересного, чем то, что сдал джонин Ивы, но мы надеемся со временем узнать больше. Цунаде отбросила всё это с измученным сердцем. — Шикамару, — рявкнула она. Юноша отошёл от стеклянной карты. — Да, Хокаге-сама. — Вскипяти мне воды и принеси кофе, — приказала она. — Но у нас нет электричества, чтобы нагреть воду, — напомнил он. — Ты можешь развести огонь, не так ли? Ярость в её тоне была достаточно горячей, чтобы самой вскипятить воду. Плечи Шикамару, главного стратега Конохи, опустились, и он выскочил из комнаты, чтобы приготовить своему боссу горячий напиток. Когда с одним важным делом было покончено, Цунаде снова обратилась к Шизуне. — Я хочу, чтобы ты вернулась в больницу и занялась лечением недавно прибывших. Выясни, откуда они брали воду, и помести источник в карантин и, ради всего святого, узнай, не видели ли они кого-нибудь подозрительного. Мы должны поймать тех, кто это делает. — Да, Цунаде-сама, — кивнула Шизуне. — Что вы собираетесь делать? — То же самое, что я делаю каждый день. Стараюсь держать всё под контролем, — она зевнула, прикрывая одной рукой челюсть, а другой махнула своей помощнице. — Продолжай. Я буду в порядке, как только выпью кофе. Словно услышав её, Шикамару поспешил обратно в комнату. — Мой кофе? — с любопытством спросила Цунаде, зная, что он отсутствовал недостаточно долго, чтобы вскипятить кастрюлю с водой. — Позже, — нетерпеливо ответил он и, по мнению Шизуне, он искушал судьбу, судя по взгляду Цунаде. — Есть сообщение из штаба связи: капитан Ямато вышел на связь по расписанию. Внезапно Хокаге выпрямилась, как будто приняла десять порций эспрессо внутривенно. Она была образцом ясности и трезвости, и несколько рук в комнате замедлили свою работу, а головы с любопытством повернулись в их сторону. Все смотрели на Шикамару. — По крайней мере, хоть что-то идёт по плану, — мрачно сказала Цунаде, поворачивая своё кресло лицом к консоли связи справа от неё, где сидела молодая женщина, ожидая неизбежной команды. — Ты можешь соединить с ним? — Да, госпожа, — пробормотала она, возвращаясь к станции, чтобы перенастроить приёмник. Даже если свет был выключен и электричества не хватало даже на чашку кофе, по крайней мере жизненно важные коммуникации работали от резервного генератора. Несколько мгновений спустя звук резких помех наполнил притихшую комнату, и Цунаде встала за плечом женщины. — Ямато, это база. Приём, — позвала она по внутренней связи. — Да, привет, — последовал ничем не примечательный ответ Тензо. — Пожалуйста, расскажи мне какие-нибудь хорошие новости, — вздохнула она. С его конца повисла долгая пауза, которая, как она надеялась, могла быть связана с расстоянием передачи, а не просто попытками Тензо придумать успокаивающую ложь. — Мы только что пересекли границу, — ответил он через некоторое время. — Только что? Ты отстаёшь от графика, — указала она, и её лицо начало хмуриться. — Что тебя задержало? — Ну, граница, — ответил он. — Она так тщательно охраняется, как мы и подозревали, и ниндзя Аме не так-то просто обойти с нашим снаряжением. — Ты хорошо справился? — Команда более или менее цела, да. Насколько нам известно, никаких жертв и обнаружения нет, и на данный момент мы примерно в половине дня пути от поместья Зуру. — Помни план, когда прибудешь на место. Простая разведка. Если ты найдешь Сакуру и у тебя будет возможность вытащить её, сделай это. Что касается Какаши… — она запнулась, потому что не могла договорить. Она была лидером этой деревни в течение семи лет, и некоторые считали её самой беспринципной Хокаге Конохи, и всё же ей было больно упоминать имя одного человека в этой комнате, полной его бывших товарищей и коллег, подчинённых и поклонников, и все они открыто слушали. — Мы разберемся и с ним тоже, — сказал Тензо, и, несмотря на сотни километров помех и статики, она всё ещё могла разобрать, как тяжело и устало звучал его голос. — Спасибо, — вздохнула она. — Доложи, как только доберётесь до поместья. Тензо исчез из эфира, а Цунаде устало скользнула обратно в кресло, не обращая внимания на взгляд Шизуне, который был смесью беспокойства и наглости. — Прекрати, — коротко приказала она, пока люди в комнате медленно возвращались к своим обязанностям. — Ничего не поделаешь. — И я не могу отделаться от ощущения, что мы ошиблись, — натянуто ответила Шизуне. Цунаде пожала плечами, она уже несколько дней боролась со своей совестью из-за этого. — Уверена, что я уже сказала тебе помочь в больнице, — сказала она с укором, который трудно было не заметить в её раздражённом состоянии. Не в силах ослушаться, Шизуне отвесила учтивый поклон и вышла, оставив глаза Цунаде блуждать по последнему человеку в комнате, который всё ещё смотрел на неё: Шикамару. Раздражало то, что выражение его лица не сильно отличалось от лица Шизуне. — Кофе, — угрожающе прорычала она. — Не срывайтесь на мне, Хокаге-сама, я всё прекрасно понимаю, — защищаясь, сказал он, пожав плечами и засунув руки в карманы. — Это нужно сделать. Но её не интересовали заверения. — Кофе, — просто повторила она и, ожидая, пока какие-нибудь бедные стажеры найдут спички и достаточное количество дров, чтобы удовлетворить её потребность в горячей воде, перевела взгляд на стеклянную карту и все красные кресты вокруг местонахождение агентов, от которых не было вестей уже несколько недель. Среди них была и Сакура. Цунаде посмотрела на фотографии профайлов, смотрящих на неё с дальней стены, каждая из которых была соединена цветной нитью, обозначающей связь. Там были новый и старый Цучикаге, соединённые синим цветом, и их иерархия джонинов, высших советников и главных стратегов под ними, имена и фотографии, которые выдал джонин Ивы, находившийся в плену у Конохи. Но Яманака удалось выудить из головы этого человека больше, чем просто имена его товарищей и устаревшую информацию. Рядом с синей иерархией руководителей Ивы находилось скудное начало другой, отмеченной красным. Во главе стоял молодой человек с волосами до плеч, похожими на белую солому, и маской на нижней половине лица, которая не скрывала насмешливой улыбки в его глазах. Это была старая фотография, возможно, сделанная десять или более лет назад, когда некоторые люди были менее осторожны или менее обеспокоены. Тем не менее, не было ни настоящего имени, ни местоположения, ни происхождения, кроме прозвища «Карасу». Ходили предположения, что это тот самый Белый Ворон, который несколько лет назад фигурировал в книге бинго ниндзя-изгоев Облака, и хотя сходство в имени и описании было поразительным, сходство с её лучшим джонином было ещё более очевидным. Особенно когда оба изображения висели на стене, бок о бок, соединённые нитью цвета крови.