***
Мягкий хруст и шорох возвестили о её окончательном приземлении на ровную поверхность. Сакура вытянула руки, чтобы предотвратить падение, и её пальцы утонули в соломе. Вокруг неё поднялся пронзительный, бранящийся крик десятков воронов, ни один из которых не был доволен тем, что два огромных примата ворвались в их тихий насест. В ужасе оглядываясь на воинственных птиц, Сакура заметила высокую деревянную крышу над головой и узкий скошенный просвет на дальней стене, выходящий на пустынный двор. Она сразу узнала это место; Какаши осуществил перенос с помощью двух посыльных птиц Синдиката, доставив их прямо в центр поместья. Весьма неплохое достижение для операции по проникновению. — Мы на месте, — Какаши, как и она, стоял на коленях на земле, пошатываясь от усталости. — Птичник. — Я знаю, — сказала она, перекрикивая громкий хор. — Мы должны двигаться, пока этот шум не привлёк кого-нибудь. Хотя Какаши меньше всего хотел двигаться, Сакура помогла ему подняться на ноги и затащила в узкий коридор между входом и насестом. Как только они скрылись из виду, птицы затихли, и Сакура прислонилась к стене вместе с Какаши, внимательно прислушиваясь к характерным признакам бегущих ног. Не хотелось проделать такой путь и быть пойманными в первые же тридцать секунд. Наконец Какаши глубоко вздохнул и выпрямился, выглядя бледным и словно восковым. — Ты в порядке? — спросил он у неё. Она закатила глаза. Если у кого-то и были проблемы со здоровьем, так это у него. — Ты неважно выглядишь, — заметила она. — Со мной всё будет в порядке, — пренебрежительно сказал он. — Но нам лучше разделиться. Она ненавидела, когда так говорили. — Почему? Вместе нам будет безопаснее. — Нет, не будет, — возразил он. — Мы пройдём больше по отдельности, особенно если воспользуемся призывами. Ты сосредоточься на поисках Эноки. Я найду Карасу. — Ты не думаешь, что Эноки всё ещё с ним? Какаши слегка пожал плечами. — Я не знаю... но если уж на то пошло, Карасу мой. Сакура встретила его спокойный взгляд и задумалась, что же это на самом деле означает. Решился ли он, наконец, лишить жизни своего кузена, или он просто в очередной раз защищал его на случай, если возможность уничтожить его представится ей? Карасу заставил её пройти через много боли и унижений, и на мгновение она подумала о том, чтобы послать Какаши к чёрту, потому что она ни за что не оставит Карасу кому-либо. Но потом она подумала о том крошечном ребёнке в жёлтом одеяльце и поняла, что это не имеет значения. Выбора между местью и поисками её сына не было. Эноки всегда будет на первом месте. — Хорошо, — кивнула она. — Обыщи личные покои наверху, а я займусь комнатами на нижних этажах, — посоветовал он. — Ты можешь сказать, где находится Карасу? Сакура коснулась метки лице, но не похоже, чтобы у неё были какие-то силы, чтобы активировать её. — Он здесь, — сказала она, судя по лёгкому жжению. — Но я не могу сказать, где именно. — Не беспокойся об этом. Ты должна призвать своих кошек. — Верно… — она сложила руки и сформировала печати техники призыва — две кошки ожили у её ног. — Вовремя, — сказал Докко, хотя его слова были приглушены половиной чёрного крыла, торчащего из его рта. Рядом с ним маленькая Ня подпрыгивала от восторга, напевая песенку, которая звучала как «Птички в животике у Ня~ Птички в животике у Ня~! Вкуснятина, вкуснятина, вкуснятина!» — Вы убили птиц? — удивлённо спросила Сакура у кошек. — Я убил, — ответил Докко, бросив на Ня презрительный косой взгляд. — Эта и блохи поймать не может. — Вот почему Докко делится! — Кто-то должен, иначе ты умрёшь с голоду, идиотина, — вздохнул Докко. — Докко сжёг свой хвост — Докко сжёг свой хвост~ Кончик хвоста Докко выглядел немного пятнистым и чёрным, но Сакура не слишком присматривалась. Её отвлекла новая идея, внезапно закравшаяся в голову, и пока она задумчиво смотрела в сторону одомашненных воронов, Какаши поспешно выполнил собственное дзюцу, и позади кошек появился Паккун. — О, нет, — первое, что сказал пёс, увидев два подёргивающихся хвоста своих соратников. — Чувства взаимны, — фыркнул Докко. — Гав! — произнесла Ня. — Хватит, — вмешался Какаши, прежде чем шерсть успела ещё больше взъерошиться. — У нас есть работа. Сакура, ты слушаешь? Сакура виновато перевела на него взгляд. — Да? — Смотри в оба и не высовывайся. Если ты найдёшь Эноки первой, не жди меня. Убирайся отсюда. — А что насчёт тебя? — неуверенно спросила она. — Ты собираешься последовать за мной?.. Он открыл рот, закрыл его, вдруг улыбнулся и сказал: — Да. И Сакура поняла, что за этим кроется нечто большее. — Какаши, — медленно начала она. — Если тебе потом захочется исчезнуть... знаешь, я пойму... — Я уже принял решение, когда меня поймали, Сакура. Я не собираюсь убегать ни от Конохи, ни от тебя, — сказал он. — Я пойду первым, подожди немного, прежде чем тоже выйдешь. Она кивнула. — Хорошо, — он начал отталкиваться от стены, но обнаружил, что его рукав застрял в пальцах Сакуры. — Что... Она поймала его лицо в ладони и прижалась к его губам звонким поцелуем. Отстранившись, она строго посмотрела на него и для убедительности встряхнула за плечи. — Будь осторожен, — предупредила она, давая понять, что не примет никаких безрассудных действий с его стороны. Он слегка улыбнулся, коснувшись её щеки кончиками пальцев. — И ты, — сказал он, а затем повернулся и вышел в пустой двор, исчезнув из виду вместе с маленьким мопсом. Вздохнув, Сакура прислонилась спиной к стене и стала ждать. Докко с любопытством посмотрел на неё. — Что ты планируешь делать? — спросил он. — Обыщу комнаты наверху, — тихо ответила она. — Возможно, там они будут держать Эноки, пока не… Пока его не захотят вскрыть и засунуть внутрь хвостатого зверя. Сакура глубоко вздохнула и покачала головой; она не могла зацикливаться на худшем исходе — это был первый урок шиноби. Каким был первый урок материнства... об этом можно было только догадываться. — Тогда пойдём, — сказал рыжий кот. — Сначала я должна кое-что сделать, — прошептала Сакура, отходя от стены и возвращаясь в птичник. Как только вороны увидели, что она снова крадётся между их насестами, они подняли предсказуемую суматоху, каркая, хлопая крыльями и угрожающе щёлкая клювами. Сакура не обращала внимания, пока не подошла к отверстию в конце комнаты, через которое прилетали и улетали птицы, доставляя сообщения. В конце концов, они были нейронной сетью синдиката; без этих хорошо обученных птиц Карасу и его подчинённые не могли связаться со своими агентами. Помня об этом, Сакура очень тихо опустила ставни на отверстие, плотно закрыв его. Затем она полезла в рюкзак, висевший на плече, и достала простой коробок спичек, который обычно использовала для приготовления пищи. — Что ты делаешь? — осторожно спросил Докко. — Отключаю коммуникационную сеть Синдиката, — сказала она совершенно спокойно, плавно чиркнув спичкой, пока та не зашипела. — Разве этот парень только что не сказал тебе не высовываться? — застонал кот. — Знаешь, мне неприятно с ним соглашаться, но иногда он действительно говорит что-то разумное. — Он сказал мне не высовываться, а не «не поджигать птичник», так что… — она бросила спичку в солому и наблюдала, как сухие стебли скручиваются и дымятся, а затем постепенно загораются. — Я предпочитаю интерпретировать это свободно. Ня с изумлением наблюдала, как Сакура бросила ещё несколько спичек на всякий случай, и от пола начали подниматься мерцающие оранжевые столбы пламени. Птицы тоже это заметили и начали взволнованно прыгать на насестах, переключив свою брань с Сакуры на огонь. Несколько птиц вспорхнули к тем насестам, которые были ближе всего к отверстию в стене, но Сакура плотно закрыла его. — Пошли, — сказала она кошкам, пятясь в коридор, чтобы выглянуть во двор. — Здесь всё сплошь деревянное: загорится за считанные минуты. — В твоём лексиконе нет слова «осмотрительность», да? — сокрушался Докко. — Теперь все будут знать, что ты здесь. — Карасу уже знает, что я здесь, — отрезала Сакура. — Он почувствовал меня с момента моего появления, и он, вероятно, уже послал людей на мои поиски. Так что давайте опередим их. Держитесь поближе ко мне. Увидев, что путь свободен, Сакура быстро обогнула внутренний двор и скрылась в кустах, окружающих главный дом. Чуть дальше был служебный вход, который вёл в подвал. Прежде чем войти, она применила Хенге и приняла облик простой посудомойки, которая вряд ли привлечёт внимание. Но когда она пробиралась по лабиринту подземелья, эти усилия оказались совершенно ненужными. Здесь было пусто. Она прошла по пяти пустынным коридорам, мимо доски объявлений, которая была очищена от всех дел по дому, и к тому времени, когда она добралась до служебной лестницы, ведущей на верхние этажи, она поняла, что в этом поместье что-то не так. Слуги исчезли, а поместье не могло существовать без прислуги. Что, чёрт возьми, произошло с тех пор, как она ушла? Она подумала, что это значительно облегчит ей задачу, если она сможет обыскать дом, не наткнувшись на слуг. О том, что с ними случилось, она могла бы побеспокоиться позже, а пока ей нужно было найти сына, не имея ни малейшего представления о том, с чего начать поиски. Где Карасу мог держать похищенного ребёнка? На самом верху служебной лестницы Сакура остановилась. Ей послышались голоса, и она на мгновение замерла, затаив дыхание и прислушиваясь. Снаружи по коридору ходили люди. Она слышала их приближающиеся шаги через потайной дверной проём, рядом с которым она стояла. Кошки замерли у её лодыжек, Ня практически тряслась от возбуждения. — ...чего он ждёт от нас? Половина слуг ушла, и большинство горничных тоже. — Мы всегда могли бы послать за одним из них в Аме? — Может пройти два дня, прежде чем кто-нибудь прибудет. Мы должны попробовать рисовую кашу. Моя мать кормила меня ею, и я вырос здоровым. — ...мы должны как можно скорее найти кормилицу. Сакура вздрогнула от удивления. Они говорили об Эноки — непременно! И теперь у неё появилась совершенно новая причина для гнева... как Карасу посмел похитить её малыша и даже не позаботиться о том, чтобы его накормить? Хорошее место для начала поисков. Сакура подождала, пока шаги не стихли вдали, и, бесшумно отодвинув потайную дверь, вышла на полированный пол коридора. Это было соловьиное крыло, часть дома, где жила семья Зуру, и поэтому, естественно, оно было оформлено с особой роскошью. Как и везде, здесь было пустынно. — Держите ухо востро, — прошептала она Докко и Ня, которые немедленно начали внимательно прислушиваться к приближению любых нежелательных гостей, пока Сакура бесшумно ходила от двери к двери, проверяя каждую комнату. Комната Тошио явно пустовала уже некоторое время. Постель была разобрана, личные вещи убраны, и Сакура почувствовала укол сожаления из-за того, что он мёртв, но только потому, что ей бы очень хотелось встретить его сейчас, с заряженными чакрой кулаками и без всякой обязанности вести себя прилично. Фыркнув, она закрыла дверь и перешла в комнату близнецов, которая была почти такой же грязной, как комната Тошио — до боли пустой и опрятной. Если слуги ушли, то никто не убирался в этой спальне по меньшей мере пару дней, потому что Сакура никогда не видела, чтобы здесь было настолько запущено. И уж тем более она не хотела знать, что именно было размазано по ковру. Она проскользнула в личные покои госпожи Зуру — те, которыми она пользовалась, когда ссорилась с мужем или когда у неё случалась одна из её «головных болей». Там было тихо и относительно чисто, но, судя по одежде, разбросанной на стульях, она тоже страдала из-за отсутствия слуг. — Кто-то идёт, — внезапно зашипел Докко, и все трое нырнули в пустую спальню госпожи Зуру и тихо закрыли за собой дверь. Сакура услышала удар, очень похожий на звук распахнувшихся дверей хозяйской спальни. Она услышала приглушённый, почти неслышимый разговор... — ...определённо горит... — Продолжай сторожить, ладно? Кто-то пробежал мимо той самой двери, за которой пряталась Сакура, и она отступила дальше в комнату. — «Сторожить что?» — нетерпеливо подумала она. Был ли Эноки в хозяйской спальне? Возможно ли, что её сын находился всего в нескольких десятках метров от неё? Личная спальня госпожи Зуру соединялась с хозяйской спальней боковым проходом, и Сакура поспешила к нему, чтобы прижаться ухом к смежной двери. Она не слышала ни звука, хотя знала, что там кто-то что-то охраняет. — На счёт три, — прошептала она Докко и Ня. — Раз... два.. Она открыла дверь и шагнула внутрь. Сразу же две темноволосые фигуры внутри вздрогнули и повернулись к ней, потянувшись за оружием. Ня оказалась быстрее всех: она пронеслась через всю камеру, настигла первого мужчину и впилась когтями ему в лицо ещё до того, как он успел обхватить рукоять своего меча. За ней последовал Докко, взревев как полноразмерный тигр, схватил руку второго мужчины и повалил его на землю. Сакура была благодарна. Её призывы редко помогали ей в бою, их таланты лежали в других областях, но, очевидно, сегодня они чувствовали, что ей нужна любая помощь. И пока первый Хатаке был занят попытками оторвать Ня от своего лица, она ударила заряженной чакрой ладонью по его солнечному сплетению, наблюдая, как он скрючился и потерял сознание. Маленькая кошка вовремя отпрыгнула в сторону, чтобы не быть раздавленной, и за ней быстро последовал уменьшившийся Докко. Второй мужчина сбросил его с себя после первичного испуга. В конце концов, облик тигра был всего лишь иллюзией. — Это ты! — сказал он, уставившись на неё. Сакура с недоумением посмотрела на него. По её мнению, все мужчины Хатаке выглядели одинаково, но она задумалась, мог ли он быть тем же мужчиной, который пришёл за ней в коттедж доктора незадолго до того, как Тензо поймал его в лианы и чуть не задушил до смерти. Что ж, его неделя вряд ли станет лучше, если Сакура хоть что-то скажет по этому поводу. Вместо ответа она ударила его по лицу, опрокинув его на внушительных размеров кровать господина Зуру. Он поднялся на ноги с другой стороны, выглядя ужасно потрясённым. — Не может быть… — быстро моргая пробормотал он, потянувшись за мечом. Она быстро последовала за ним, перепрыгнув через кровать, чтобы выбить оружие из его рук. Выглядя ещё более озадаченным, он не заметил завершающего удара, который отбросил его к стене и заставил рухнуть на пол грудой костей. — Ух… — пролепетала Сакура, осторожно садясь на кровать и хватаясь за живот. — Больно... Через несколько мгновений, после того, как влила в себя чакру и облегчила ноющий шов, она посмотрела на Докко. — Он здесь?.. — прошептала она. — Нет, — раздражённо ответил кот, хотя, вероятно, это было потому, что он смотрел на Ня, которая присела над грудью первого упавшего и победоносно мочилась. Сакура вздохнула и оглядела комнату, слегка нахмурившись. — Что же они тогда охраняли? — Это, скорее всего, — Докко дёрнул усами в сторону человека, лежащего на кровати позади неё. Он был так неподвижен, а Сакура была так поглощена борьбой, что совершенно не заметила его. Она в шоке вскочила на ноги, по привычке низко поклонилась и рассыпалась в извинениях. — Мне так жаль... я... И тут она резко остановилась, потому что господина Зуру нисколько не волновало, что Сакура ворвалась в его покои, вырубила пару мужчин и при этом разбила стену и два столбика кровати. Он был абсолютно мёртв.***
Ничего, кроме звука собственных уверенных шагов. Это всё, что слышал Какаши, ступая по величественным и пустынным коридорам особняка. Без слуг это место превратилось в пустую оболочку, и даже часть его великолепия испарилась в их отсутствие... не в последнюю очередь потому, что слуги ушли вместе с ним. Гобелены, картины, бесценные вазы; залы были практически голыми. Даже звон ошейника Паккуна не сопровождал его с тех пор, как он отправил пса проверить озеро и выяснить, сможет ли он учуять там запах ребёнка. Какаши не был уверен, что ему это удастся, иначе сам бы пошёл туда, но что-то подсказывало ему, что Карасу не будет торопиться относить дитя к Рокуби. Его целеустремлённое изучение ребёнка Сакуры было личным, но это никогда не касалось Сакуры. Только Какаши. То, что Карасу продолжал прилагать столько усилий, чтобы найти и похитить именно этого ребёнка, не оставляло сомнений в том, что его кузен не только предвидел появление Какаши, но и ожидал его. Прямо сейчас Карасу ждал его. Он так хорошо знал дом и самого Карасу, что уже знал, куда идти. Прошло совсем немного времени, прежде чем тень отделилась от стены коридора и пристроилась за ним, бесшумно ступая следом. Затем ещё одна. И ещё. Никто не заговорил с ним и не попытался остановить. Все они знали, в чём дело, и просто сопровождали его, показывая дорогу. Какаши не оглянулся ни на одного из них. Он не останавливался, пока не достиг арочных дверей приёмного зала: комната, где господин Зуру со своими приближёнными и лучшим мечником проводил встречи по самым официальным поводам. В одном конце комнаты располагался слегка приподнятый альков, где хозяин поместья восседал в великолепном каменном кресле, откуда мог смотреть на ряды коленопреклонённых подданных и приглашённых союзников. Какаши вспомнил, как они с Карасу стояли на коленях перед этим альковом. Теперь Карасу сидел там, непринужденно развалившись на самом почётном месте во всём поместье. Прислуга, мечники и персонал господина Зуру ушли, и в этой комнате собрались только представители клана, члены верхушки и побочных семей. Все они молча оглянулись на Какаши, стоящего в арке, словно действительно ждали его, поскольку никто не удивился его появлению. Какаши не знал, что именно произошло в его отсутствие, но можно было с уверенностью сказать, что клан Хатаке наконец-то официально захватил власть. Господин Зуру так или иначе был свергнут. Он полагал, что теперь в существовании этого человека больше не было смысла, поскольку у Карасу появился новый "наследник", которого он мог полностью контролировать. — Что тебя задержало? — спросил Карасу, положив руку на согнутое колено. — Ты пропустил вечеринку. Какаши огляделся по сторонам и не обнаружил особой праздничной атмосферы: на самом деле большинство лиц были тщательно выверенными и ничего не выражали. Но его мало волновало, о чём думают эти люди. Он оглянулся только потому, что отчасти ожидал увидеть кого-то с ребёнком на руках. Его ребёнком. Его там не было. — Где он? — тихо спросил он, его голос отчётливо разнёсся по безмолвной комнате. — Зуру? — Карасу намеренно неправильно его понял. — Он сейчас... прикован к постели. Несколько подхалимов из верхушки, таких как Шушуй, захихикали над этим. — Ты имеешь в виду, что он мёртв, — категорично сказал Какаши. — Мм. — Как удобно для тебя, — пробормотал Какаши. — Ты как раз вовремя нашёл нового наследника, да? — Пора бы тебе понять, что люди остаются в живых только если они полезны для меня, — шутливо сказал Карасу, оглядывая его с ног до головы и отмечая его плохо сидящую одежду. — Хочешь познакомиться с нашим новым наследником? Эноки. Должно быть, на его лице появилось какое-то напряжённое выражение, потому что Карасу рассмеялся и громко позвал Мидори. Дверь в соседнюю прихожую скользнула в сторону, и показалась старшая сестра Рейки. Какаши в отчаянии посмотрел на её руки, но они оказались пустыми. С ней были только две темноволосые девочки вдвое меньше её, крепко державшиеся за руки. Близнецы всегда были неудержимой парой проказниц. Было странно видеть их такими напряжёнными и напуганными. Их «отец» мёртв, их мать, похоже, исчезла со слугами, и хотя они подозрительно хорошо ладили с кланом Хатаке в течение многих лет, сейчас они явно чувствовали себя не в своей тарелке. И когда Какаши посмотрел на них, он наконец понял. Он всё понял. — Конечно, по законам страны они всего лишь преемницы, — продолжил Карасу. — Следующим Владыкой станет тот, за кого выйдет замуж старшая, но нам предстоит ещё много раундов камень-ножницы-бумага, прежде чем мы решим, кто из них это будет. До тех пор я назначаю себя их опекуном и, таким образом, фактическим правителем этого поместья, а также единоличным распорядителем имущества и счетов бывшего хозяина. Теперь это всё моё. Какаши оторвал взгляд от съёжившихся девочек-близняшек. — Это всегда были они, — прошептал он. — У тебя никогда не было намерения использовать ребёнка Сакуры, да? Вообще никакого. — Как ты сам сказал, — холодно ответил Карасу. — Зачем мне обездоливать собственное потомство? Если бы Тошио не умер от рук разгневанной любовницы, это был лишь вопрос времени, когда я до него доберусь. Единственные, кто унаследует это поместье, будут мои девочки. — А мальчик Сакуры? Ты ведь хотел его только для экспериментов в качестве контейнера для птичьего монстра, верно? — Какаши усмехнулся. — Это то, что ты сказал, но это меня озадачило. Тебе подошёл бы любой новорождённый. Зачем так долго ждать этого? Зачем гнаться за ним в больницу в другой стране и забирать его из палаты, заполненной десятками других младенцев, более здоровых и сильных? Зачем обманом заставлять Иву вторгнуться, зная, что они будут требовать твоей крови, когда поймут, что ты не собирался их поддерживать. Зачем рисковать тем, что я вернусь за тобой? — Так ты, наконец, начинаешь прозревать? — спросил Карасу, доброжелательно улыбаясь. — Ах, только послушай. Какаши остановился и прислушался, и все в комнате услышали звук, от которого сердце в груди Какаши болезненно сжалось: высокий, всхлипывающий вой маленького голодного ребёнка. Казалось, он эхом отдавался вокруг него. Невозможно было определить, из какой комнаты он доносится, только то, что он был близко. Карасу встал и спустился с возвышенного алькова. — Ты знаешь, что это такое? — спросил он. Какаши чуть не выпалил: Мой сын. Это мой сын! Улыбка Карасу стала шире, когда он подошёл ближе. — Это звук захлопывающейся над тобой ловушки, Какаши, — сказал он. — Держите его. Те, кто был ближе всех, мгновенно схватили Какаши за руки и шею. Инстинктивно он отбросил первых нескольких, но на каждого, кого он отталкивал, приходилось ещё двое, пока он не оказался завален и его сопротивляющееся тело не поставили на колени. Он пришёл сюда добровольно, и теперь оказался в явном меньшинстве. Он не мог сказать, что не ожидал чего-то подобного... но это не делало ситуацию менее неприятной. — Давайте отнесём его вместе с ребёнком под озеро и начнём ритуал запечатывания, — почти небрежно сказал Карасу. — Видишь ли, запечатывание требует цену в одну человеческую жизнь в обмен на обуздание такой силы в ребёнке. Я думаю, будет лучше, если мы продолжим традиционный метод, разработанный теми, кто создал сильнейшего джинчурики всех времен... и принесём кровь отца в жертву сыну.***
— Ты не можешь заставить этого ребёнка заткнуться? Каору вздрогнула, баюкая ребёнка на руках, хотя толку от этого было мало. Его маленькое личико покраснело и сморщилось, ручки сжались в крошечные кулачки, и он не хотел успокаиваться. Когда она положила его в старую кроватку детей Зуру, он заплакал. Когда она взяла его на руки и прижала к себе, он заплакал. Постоянно повторяющиеся вопли начали надоедать мужчинам, прислонившимся к стене возле дверей, а пожилая женщина из верхушки, которой поручили присматривать за ребёнком, уже давно улизнула, жалуясь, что то, что она женщина, не делает её компетентной в присмотре за кричащими младенцами, что бы там Карасу ни думал. Теперь остались только Каору и Аки, отчаянно пытавшиеся утихомирить ребёнка, пока один из мужчин не подошёл и не попытался его задушить. — Ему нужна еда, — сердито рявкнула Аки тоном, который она не посмела бы использовать, не будь мужчины из побочной семьи, как она. — Ну так накорми его! — огрызнулся один из них, а другой заткнул уши пальцами. — Накормить чем? — Она развела руками, словно приглашая его осмотреться. — У нас здесь нет еды, пригодной для ребёнка! Работники кухни забрали всё, что было в кладовках, вместе со всем остальным! — Просто дай ему молока! — он крикнул. — Вот почему боги дали тебе чёртову женскую грудь! — Идиот! — закипела она. — Если бы всё было таким простым, как твой мозг! — Что... — Вы отрываете новорождённого от матери, и вот что происходит! — сказала она сквозь шум. — Кто-то должен отправиться в Аме и купить молочную смесь, чтобы он мог поесть! Иди, иначе такими темпами он умрёт с голоду, и тебе придётся объясняться с Карасу, когда он вернётся! Но мужчина только скривился и отвернулся, решив не обращать внимания ни на неё, ни на ребёнка. Каору продолжала издавать ласковые успокаивающие звуки, нежно прижимая его к себе, пытаясь укутать одеялами, потому что у него не было одежды, не говоря уже о том, что у него не было еды. У него было много причин плакать. Его мать умерла, он попал сюда с помощью дзюцу переноса тела, что было достаточно неприятно для большинства взрослых, не говоря уже о новорождённых младенцах, и весьма вероятно, что он умрёт — если не от голода, то от того, что Карасу уготовил для него. Аки устало села на кровать. Она почти пожалела, что не ушла с другими слугами в тот день, когда все домочадцы проснулись, услышав крики госпожи Зуру о том, что её муж был убит в своей постели. Некоторые слуги небезосновательно считали, что теперь, когда их наниматель мёртв, им нужно искать работу в другом месте. Остальные же просто сочли самоубийством оставаться в этом доме с этим кланом. Аки ушла бы с ними, но её отправили работать сюда по приказу Карасу, и, естественно, уйти она могла только по его приказу. Каору — глупая, верная, смелая Каору — тоже осталась ради Аки. Хотя ей некуда было идти, сейчас везде было лучше, чем в этом поместье, но Аки могла сколько угодно угрожать прекращением их дружбы: Каору никуда не собиралась уходить. А теперь им на голову свалился ребёнок Сакуры... Что ж, достаточно сказать, что они не могли оставить его на милость таких холодных людей. — Как ты думаешь, где Сакура? — прошептала Каору, её низкий голос перекрывали крики младенца. Мужчины у двери не могли её услышать. — Я не хочу об этом думать, — прошептала в ответ Аки. Никто толком не объяснил им, откуда взялся ребёнок и кому он принадлежал, но они могли догадаться. Сакура исчезла из поместья несколько дней назад, и теперь здесь был её ребёнок. Он был совсем не похож на неё, с тёмно-синими глазами и светлыми пушистыми волосами, которые, вероятно, были чем-то вроде клубничного блонда, не похожий ни на цвет Сакуры, ни на цвет Тошио. Тем не менее, Аки смогла сложить два и два, и поскольку Сакура не собиралась отдавать ребёнка без боя, то, скорее всего, они действительно убили её, как она всегда говорила. — Переверни его вверх ногами, — крикнул мужчина у дверей. — Я слышал, это помогает. — Если вас это так сильно напрягает, идите постойте снаружи, — коротко сказала Аки. Двое мужчин пожали плечами, но, похоже, сочли, что это хороший план, поэтому они вышли и демонстративно захлопнули за собой дверь. Почти сразу же Каору заметно расслабилась. Ей никогда не нравилось находиться рядом с мужчинами. — Бедный малыш, — прошептала она, поглаживая покрасневшую щеку. — Я бы тоже плакала, если бы меня держала дурочка, которая не знает, что делает. Вот. Возьми его. Как будто Аки знала лучше. Она взяла вопящего младенца и прижала к себе, пытаясь мягко заткнуть, хотя он явно не хотел этого. Обе девушки смотрели друг на друга с растущим отчаянием. — Возможно, у нас осталось немного козьего молока, — неуверенно сказала Каору. — Я пойду проверю кладовку... по крайней мере, это лучше, чем ничего. Аки кивнула и отвернулась, чтобы положить ребёнка обратно в кроватку, в то время как другая девушка направилась к двери. Громкий треск эхом разнёсся по комнате. Каору тревожно вскрикнула, Аки резко обернулась и увидела, что та смотрит на дверь. Казалось, что она подпрыгнула в раме... как будто что-то очень большое и тяжёлое ударило её с другой стороны. Они обе застыли, забыв о кричащем ребёнке на руках Аки. Снаружи в коридоре послышались кряхтение и крики — звуки борьбы, и не прошло и нескольких минут, как испуганные девушки снова вздрогнули, когда дверь сотряс второй толчок. — Каору, встань за мной! — приказала Аки, передавая ребёнка девушке, которая благодарно сжалась у неё за спиной. Аки не знала, какую пользу она принесёт, стоя между Каору и дверью, но бежать в этой маленькой комнате было некуда. Им оставалось только затаить дыхание и ждать... пока одна половина двери, выбитая из рамы и сошедшая с рельсов, не открылась. В комнату, высоко подняв хвост, прокрался толстый рыжий кот, за ним мелькнула пятнистая кошка поменьше, порхающая вокруг него, как муха. Девушки уставились на них. Кошки уставились в ответ. Затем вторая дверь тоже дёрнулась, и внутрь протиснулась знакомая молодая женщина, волоча за собой два обмякших тела. Увидев их, она остановилась и уронила свою ношу. — Сакура! — почти обвиняюще воскликнула Каору. Она их здорово напугала. Запыхавшись и сжимая больной шов на боку, Сакура только и могла, что в изумлении смотреть на двух девушек, съёжившихся возле кровати. Ей не стоило удивляться, что из всех сотен работников именно они оказались настолько глупыми, что остались здесь. Но сейчас она не особенно заботилась о том, чтобы отчитывать их или объяснять, почему она одета как куноичи и затащила в комнату двух здоровенных и совершенно бессознательных мужчин. Она наплевала на свой план затолкать этих мужчин в ближайший чулан и запереть дверь на засов, потому что теперь она нашла источник этих криков, и они исходили от крошечного ребёнка на руках Каору. Даже находясь на расстоянии двух этажей, Сакура услышала его, как будто этот звук запечатлелся в воспоминаниях, уходящие глубже и дальше, чем даже её собственное недолгое существование. Она никогда в жизни не слышала этих рыданий, но знала их так же хорошо, как звук своего голоса. Эта узнаваемость не поддавалась описанию. Она не думала; она просто бежала, пинала и пробивала себе дорогу кулаками, и теперь, оказавшись лицом к лицу со своим сыном, она не знала, что делать. Она протянула трясущиеся руки. — М-можно мне? Теперь Каору выглядела вдвойне встревоженной, вероятно, потому что Сакура просила разрешения подержать собственного ребёнка. — Конечно… — слабо пробормотала она и поспешила вперёд, чтобы сунуть ребёнка, одеяла и всё остальное, в руки Сакуры. Эти первые несколько мгновений, должно быть, были одними из самых неловких в её жизни. Долгое время Сакура стояла неподвижно, не зная, куда положить руки и как сбалансировать вес. Она боялась уронить его, боялась прижать к себе, и пока он кричал и хрипел, она думала, когда же он перестанет плакать и узнает её? Всё было именно так, как она и боялась. Вот она держит на руках собственного ребёнка, и он плачет из-за этого ещё сильнее. Он меня не знает, подумала она. Я ему не нравлюсь. Она растерянно посмотрела на Каору и Аки. — Что с ним? — спросила она. — Он голоден, вот и всё, — быстро сказала Аки, как будто думала, что Сакура подозревает, что они что-то сделали с её ребёнком. Глаза Сакуры расширились, и она внезапно села на кровать. — Должна ли я?.. Обе девушки отчаянно закивали. Что угодно, лишь бы остановить плач. Нерешительно, словно не уверенная, что поступает правильно, Сакура расстегнула молнию жилета и отодвинула ткань лифчика. На протяжении большей части беременности она замечала, что её грудь увеличилась, но только в последние несколько дней она набухла до боли. Цунаде заверила её, что, как только она начнёт кормить грудью, напряжение исчезнет, и она увидела, как из кончиков начали просачиваться тонкие, полупрозрачные капельки молока. Но в то время как её тело знало, что делать, её ребёнок не знал. Каждый раз, когда она пыталась ободряюще прижать его рот к соску, он был слишком занят плачем, чтобы это заметить. Она в смятении посмотрела на девушек. — Я не могу его накормить... — Думаю, такое иногда случается, — сказала Каору, вынужденная повысить голос, чтобы её услышали. — Моя мать говорила, что я была той ещё неумёхой. — Возможно, она не имела в виду твои навыки питания грудью, — сухо сказала Аки. Каору пожала плечами. — Я не знаю. Некоторые дети могут быть довольно упрямыми, и когда они впадают в истерику, бывает невозможно заставить их что-либо сделать, даже для их же блага. — Ну, у него был не самый лучший день. Я думаю, когда ты такой маленький и тебя швыряют, как трофей, между кучей незнакомцев — это довольно большой стресс. Они замолчали, осознав, что им больше не нужно кричать: плач прекратился почти внезапно. Сакура сидела на кровати, улыбаясь малышу, который теперь спокойно сосал грудь, как будто он вообще никогда не был расстроен. — И наверное... некоторые дети более покладистые, чем другие, — пожав плечами, сказала Каору. Сакура провела пальцем по хрупкой, почти лысой голове сына. Сейчас ей было всё равно, какого цвета его волосы; она просто дивилась тому, что это крошечное создание, совсем не похожее на гриб, полностью принадлежит ей. Это её тело создало его, и это о её молоке он плакал. Должно быть, вот что значит быть матерью... смотреть на созданного тобой ребёнка и знать, что хотя бы один человек в этом мире нуждается в тебе. Он был частью её. И когда она смотрела, как он сосёт грудь так легко, словно в его рождении никогда не было ни малейшей особенности, она поняла, что имели в виду, когда говорили, что дети — это самое близкое к бессмертию, что когда-либо будет у людей. В этот момент Ня попыталась вскарабкаться по её ноге на колени, чтобы рассмотреть поближе. Докко фактически сел ей на хвост, чтобы удержать на месте, но все его чувства были настроены на широко открытый дверной проём. Его усы беспокойно подёргивались. — Мы не можем здесь оставаться, — предупредил он. — Снаружи полно людей... рано или поздно они придут сюда. Аки уставилась на него. — Этот кот разговаривает? — в ужасе прошептала Каору. Докко уставился на неё. — Я хочу, чтобы вы знали, что мы, кошки, умеем разговаривать не хуже людей, — сказал он. — Пусти Ня! — закричала Ня, кусая его за хвост. Докко вздохнул. — Я думала, что только призывы ниндзя могут говорить, — сказала Аки, в ужасе глядя на животных. — Как дядины волки. — Мы и есть призыв ниндзя, — сказал Докко. — Тогда, — сказала она, глядя на Сакуру с новой заинтересованностью. — Ты ниндзя? Сакура кивнула, не отрывая глаз от Эноки. — Ты… всегда им была? — деликатно спросила Каору. — Простите, что мне пришлось солгать вам, ребята… — тихо сказала Сакура. — Меня послали сюда, чтобы найти зацепку о Синдикате, который напал на мою деревню... и, в общем, я её нашла. — Значит, ты действительно из Конохи. — Глаза Аки расширились. — Юи всегда говорила, что ты из Конохи, но я думала, что это из-за того, что ты ей не нравишься. Так ты всё это время шпионила за нами? — Пыталась сбежать, в основном, — мрачно ответила Сакура, прежде чем ей пришла в голову новая мысль. — Где Юи? Девушки переглянулись и пожали плечами. — Она… исчезла… как раз перед тем, как все ушли, — сказала Аки. — Она могла пойти с ними, — сказала Каору. — Она была слишком слаба, чтобы отправиться в путь... — Аки закусила губу. — Что если... что если она попала в руки отравителя? Сакура раздумывала, стоит ли говорить им, что Юи была тем самым отравителем. Хотя это не означало, что она не предприняла вторую попытку покончить с собой, было любопытно, куда она исчезла вскоре после того, как обещала пойти и рассказать Карасу правду о Сакуре и её ребёнке. Неужели она зашла так далеко? Знает ли Карасу? Каору внезапно шумно принюхалась. — Вы чувствуете запах гари? К этому времени весь птичник, вероятно, был охвачен пламенем, что вполне устраивало Сакуру, так как сейчас было самое подходящее время, чтобы сбежать, пока все отвлеклись. Где бы ни был Какаши, она должна была верить, что он знает, что делает, потому что теперь, когда она держала на руках их ребёнка, она знала, что он был прав... она должна была уйти сейчас, независимо от того, последует ли за ней Какаши. — Вам двоим следует поскорее убираться отсюда, — сказала Сакура девушкам. — Отправляйтесь в Аме. Синдикат причинил много вреда моей деревне... и как только они оттеснят Иву, они придут сюда за возмездием во всеоружии. Я не думаю, что они будут слишком разборчивы в том, кого захватывать, особенно если твоя фамилия Хатаке. — То, что они не были замешаны, не означало, что они в безопасности, и особенно Аки попадёт под подозрение просто за то, что является кровным родственником. — Мне некуда идти… — тихо сказала Каору. — Ты можешь остаться со мной и семьёй моей матери, — сказала ей Аки. — Если Сакура говорит, что мы должны уйти, я ей верю. — Сакура! — сказал Докко, резко вскакивая. — Они приближаются. К большому неудовольствию Эноки, Сакура быстро поднялась и застегнула молнию на жилете. Она отчаянно огляделась в поисках пути отступления. Аки беспомощно озиралась по сторонам, ведь в комнате была только одна дверь и ни одного окна. — Но отсюда нет выхода! Сакура не была так обеспокоена. — Приезжайте как-нибудь ко мне в Коноху, — сказала она, сканируя глазами пол. — Может быть, вы сможете снова посидеть с Эноки? Прежде чем горничные успели ответить, Сакура занесла ногу и ударила ею в пол. Дерево раскололось, пыль взметнулась вверх, а штукатурка с потолка посыпалась в комнату под ними. Девушки закашлялись, махая руками, чтобы разогнать облако пыли, и последнее, что они увидели, был слабый силуэт, беззвучно падающий сквозь новую архитектурную особенность их маленькой комнаты. Когда Сакура бежала по соединяющимся комнатам внизу, прижимая Эноки к груди, Докко и Ня мчались рядом с ней. — Надеюсь, ты знаешь, куда идёшь, — проворчал кот. — За кого ты меня принимаешь? — сказала она, остановившись у стены, задрапированной гобеленом, который был шире, чем её гостиная в Конохе. Одной рукой она держала младенца, а другой приподняла тяжелую ткань и взялась за ручку маленькой деревянной двери за ним. В этом доме были укромные уголки, о которых знали только слуги, и которые никто из клана Хатаке не видел и, скорее всего, пропустил бы, будь они на полшага позади неё. Возможно, даже семья Зуру не знала о некоторых маленьких дверях и проходах дома, в котором они прожили всю свою жизнь. Сакура нырнула по узкой лестнице в глубокую, непроглядную темноту подвала. Отсюда она могла незаметно добраться до любой части поместья через лабиринт подземных ходов, и поэтому она направилась на юг, туда, где располагались кухни и где находилась ближайшая опушка леса. Эноки милосердно молчал. На самом деле она была почти уверена, что он заснул в своём коконе из одеял. — Они впереди, — снова предупредил Докко. Они сменили направление и помчались по коридору, который ответвлялся влево. Здесь располагались все кладовые, и Ня остановилась, чтобы схватить кусочек еды, оброненный слугами во время набега на продовольственные склады. Она была так быстра, что легко догнала их прежде, чем Докко успел её отругать. Кухни были всего в нескольких сотнях метров впереди. Она могла подняться и выйти через ту же дверь, через которую впервые вошла в это поместье много месяцев назад, перемахнуть через ограду и оказаться среди деревьев, прежде чем кто-нибудь сможет её остановить. Они могли последовать за ней, но теперь, когда чакра снова была под её контролем, у неё было множество способов уничтожить и скрыть свои следы... Резкий, каркающий звук заполнил подземный проход. — Птичка! — радостно воскликнула Ня, бросившись вперёд, чтобы найти источник шума. Ноги Сакуры заскользили, когда она пыталась остановиться и развернуться. — Назад! — крикнула она кошкам. — Назад! Было уже слишком поздно. Большое чёрное крыло задело её ухо, когда ворон пролетел мимо них. Сакура выхватила из кобуры сюрикен и метнула его, но с младенцем в одной руке прицел сбился, и птица резко накренилась и с величественным трепетом перьев опустилась на пол. Сакура начала отступать, нащупывая пальцами ещё одну металлическую звезду, а Докко угрожающе зарычал. Ня, в чьем сердце было больше храбрости, чем разума, пронеслась мимо Сакуры и набросилась на ворона, сверкая зубами и когтями. Но в долю секунды между её прыжком и приземлением птица превратилась в человека. Кошку с такой силой отбросило в каменную стену коридора, что её маленькое тельце ударилось о неё с отчётливым хрустом. Сакура поняла, что её больше нет, ещё до того, как она упала на землю. Её горло болезненно сжалось. — Ня... — Вот ты где, — радушно сказал Карасу, выпрямляясь. Здравый смысл подсказывал ей, что сейчас бесполезно пытаться убежать от него, а поскольку её руки были заняты ребёнком, она могла использовать не так уж много дзюцу. Если бы он подошёл поближе, она, возможно, смогла бы выбить ему коленные чашечки, но прямо сейчас он держался на расстоянии. Он выглядел настороженным. — Хорошая попытка, мисс поджигательница, — сказал он, как будто она была не более чем непокорной девчонкой. — Ты лишила нас нескольких птиц, но не переживай. Новых гонцов легко обучить, а все контакты находятся прямо здесь. — Он постучал себя по голове. — Мы восстановимся через месяц или меньше; никто не пострадал, никто не затаил обиду. Поэтому давай будем вести себя вежливо, и ты сейчас же спокойно передашь мне ребёнка. Эноки снова начал суетиться, издавая жалобные писклявые звуки. Возможно, он уловил чувства матери, но не менее вероятно, что он всё ещё был голоден. Он никак не мог понять, какая опасность ему угрожает. — И что ты собираешься с ним делать? — презрительно спросила она. — Мы сделаем его сильным, — с энтузиазмом заявил Карасу. — Достаточно сильным, чтобы соперничать с твоим другом Кьюби. Сакура постаралась не выдать своего удивления. Он знал, кто она. Он точно знал, кто она. — Какая мать не захочет, чтобы её сын преуспел в жизни? — укоризненно спросил Карасу. — Отдай его мне. — Это так не работает, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Если бы ты только знал половину той боли, через которую прошёл Наруто... — И посмотри на него сейчас; верный друг пяти великих наций и почитаемый во всех остальных. Неужели ты лишишь своего ребенка такой возможности, Харуно Сакура? Она сделала резкий шаг назад. Звучание её имени на его губах казалось неправильным. Даже Юи не знала её настоящего имени, так что он не мог узнать о её личности от той больной девушки. Как много он знал... и как давно он это знал? — С каких пор?.. Он рассмеялся. — С тех пор, как я увидел тебя в Джонане с Какаши. Это было весьма впечатляюще, как ты опрокинула того бедного парня посреди клуба… — Ты знал всё это время? — прошептала она. Карасу сделал шаг к ней. — Отдай его мне, Сакура. — Или что? — выпалила она. — Или я убью тебя, — сказал он совершенно серьёзно. — Что будет очень досадно, ведь ты даже не представляешь, что прожила так долго только потому, что я так тщательно оберегал тебя. Чушь собачья. Она покачала головой, глядя на него. — Если ты попытаешься навредить мне, ты рискуешь навредить ребёнку. Ты не… Его смех прервал её. — Используешь своего ребёнка как щит, Сакура? Очень благородно, — усмехнулся он. — Но даже у моей доброты есть пределы. В конце концов, для моих целей подойдёт любой ребёнок, но у тебя есть только один, и ты сейчас невероятно слаба, так что, как ты думаешь, кто из нас двоих больше потеряет, если он пострадает? И что, по-твоему, я собираюсь делать? Позволю тебе сбежать к команде АНБУ, направляющейся сюда? О, точно, они ведь не придут, да? Защита деревни важнее спасения одного младенца. Какаши мне всё об этом рассказал. — Где Какаши? — требовательно спросила она. — Теперь он с нами. — И что же это значит? — огрызнулась она. Он пожал плечами. — Ему полностью объяснили план, и теперь он вполне... сговорчив. При условии, что ты не пострадаешь, он согласился сотрудничать с нами, потому что, как ни странно, он не слишком горит желанием возвращаться в маленькую убогую камеру в Конохе. — Прежде чем она успела открыть рот и возразить, он добавил: — Это, конечно, зависит от того, насколько сильно ты будешь упорствовать. Я не должен тебе вредить, но тогда и ты не должна вести столь ненужную борьбу, так ведь? — Какаши бы никогда не пошёл на это, — запротестовала она. — Он... — Ты думаешь, только потому, что он отец этого мальчика, он поддержит тебя? Рот Сакуры захлопнулся и в нём решительно пересохло. — А тебе не приходило в голову, что, возможно, Какаши хочет оставить всё внутри клана? Что он не хочет сидеть в тюрьме и чтобы его ребёнок воспитывался неизвестно кем, не зная, кто он такой и из какого знатного рода происходит? Этот мальчик — один из нас. Это неоспоримо, просто посмотри на него. Его место среди нас. Его место рядом с Какаши. Губы Сакуры сжались. — Он Харуно до мозга костей. Карасу ухмыльнулся. — У него розовые волосы! Улыбка Карасу исчезла. — Они коричневые. — Продолжай говорить себе это, — пробормотала она. — Он идёт домой со мной. Она сделала ещё один шаг назад и начала поворачиваться, пристально следя за Карасу. В этот момент его образ словно расплылся перед глазами, и прежде чем она поняла, что происходит, или успела призвать чакру и нанести удар, рука вцепилась ей в волосы и отбросила её назад к каменной стене. Воздух покинул лёгкие со сдавленным криком, и она осела, прижимая руку к больному затылку. Теперь Эноки начал плакать уже всерьёз. Только через мгновение она поняла, что это потому, что между ней и ребёнком была рука, пытавшаяся оторвать его от неё. — НЕТ! — закричала она, отчаянно пытаясь удержать его, а сердце разрывалось, когда рыдания Эноки становились всё громче. Она поняла, что Карасу не заботился о том, чтобы не навредить ему. Он с радостью бы переломал его маленькие косточки, чтобы получить желаемое, и Сакура знала, что у нее нет выбора. Она отпустила его. Сухой всхлип вырвался наружу, когда она попыталась встать и последовать за удаляющейся фигурой Карасу. Но она обессилела и истекала кровью. Швы на животе порвались, родильная прокладка промокла, и она не знала, что делать. Карасу забрал её ребёнка, но она не могла его остановить. Она не могла напасть на него так, как он напал на неё. Она не могла рисковать, что промахнётся и ранит Эноки вместо него. Карасу знал это. Он торжествующе улыбался, и, казалось, наслаждался, слушая её умоляющий шёпот. — У меня действительно нет никакого желания убивать тебя, — сказал он. — Ты вольна покинуть это место. Не волнуйся. Я уверен, что у такой юной и прелестной особы, как ты, будет ещё много детей, чтобы заполнить зияющую дыру, оставленную этим. Он рассмеялся в последний раз и поднял руку, сложив печать птицы. И испарился. Крики ребёнка и смех мужчины продолжали разноситься эхом по длинным подземным туннелям и в голове самой Сакуры. Она увидела ворона, стоявшего на месте Карасу, и бездумно бросилась к нему. Возможно, если она сможет поймать его – выяснить, куда они делись – будет ещё не слишком поздно... Ворон каркнул и вспорхнул над её головой, уносясь по коридору в темноту. Она должна последовать за ним, сказала она себе. Но что это даст? Это единственное, что она могла сделать. Нет, подождите... Она заставила себя успокоиться и подумать. Карасу, вероятно, отнёс ребёнка к Рокуби... который, несомненно, находился где-то под озером. Возможно, если она начнёт поиски сейчас, то сможет?.. — Сакура. Она вздрогнула, забыв, что не одна, и увидела Докко, скрючившегося и дрожащего в углу прохода, пытающегося очистить неподвижное лицо Ня. — Она всегда забывает вовремя отменить призыв, — сказал он. — Я постоянно говорю ей, но она всё время забывает. Она подползла, осторожно положила обмякшую кошку к себе на колени и провела над ней рукой, пытаясь призвать исцеляющую чакру. Но когда она смотрела на Ня, её мысли были в другом месте. Она видела своего ребёнка. Её прекрасный маленький мальчик с ореолом персикового пуха, и хотя она держала его на руках совсем недолго, этого времени хватило, чтобы понять, что она любит это маленькое существо больше всего на свете. Её сердце одновременно разрывалось от силы этой любви и разбивалось на части от того, что его снова так легко отняли. Её рука оставалась холодной, Ня оставалась безжизненной. — Я не могу... — прошептала она, её глаза наполнились слезами, когда она попыталась взять себя в руки, чтобы спасти эту маленькую жизнь, и в то же время она отчаянно боялась за жизнь своего сына и возлюбленного. Исцеление животных никогда не было её сильной стороной. — Прости... — Пожалуйста, — сказал Докко потерянным голосом. — Она всего лишь котёнок. Она вытерла глаза трясущимися пальцами. — Прости, — повторила она, понимая, что извиняется не только перед Докко, но и перед Ня, и перед Эноки, и перед Какаши, и перед собой за то, что не справилась. — Прости.