дети мертвой валирии

Блядский. Огромный. Красный. Дракон. Когда Деймон услышал в тишине пещер мерный гул, то подумал, что добрался до притоков к жерлу. Но жарко не было. И лавы не было. Не было вообще ничего кроме шума, который, как потом оказалось, был дыханием спящего змея, томящегося под горой одному ему известно сколько лет. Он провел рядом с драконом несколько часов, обдумывая все, что происходит — почему-то это казалось безопасной идеей, — и только потом отправился наверх. До прибытия Рейниры он еще дважды возвращался к пещерам. Харвин настаивает, что грести тяжело. Рейнира не хочет тащить его к вулкану — есть стойкое ощущение, что ему там не место. Но грести и правда сложно: Сиракс, до этого послушно греющаяся под дутой курткой выбирается на свет, цепляясь за её плечи. Ветер здесь стоит жуткий, но вода близь суши ведет себя спокойно: она издалека видит силуэт на причале и это придаёт сил. Дракон — нет, правда дракон — и не Сиракс, снова запутавшаяся в волосах, а огромный, должно быть. Здесь безлюдно, отмечает, когда льнет к его груди едва ли не раньше, чем чувствует твердую землю под ногами. От Деймона пахнет всё так же — не то что бы что-то должно было измениться — и она, изрядно замерзшая в дороге, крадет холодным носом тепло его твердого тела. Деймон ловит ее в объятия, едва дрогнув от холодного носа на шее, и сам прижимается к светлой макушке своим, наблюдая за Сиракс, держащейся наполовину в куртке, на половину — на красивых, но спутавшихся виной дракона волосах. Не видел всего пару дней, а в груди все равно щемит теплом встречи. — Надеюсь, что косcплею Лару Крофт не ради пары костей, — она поднимает к нему лицо и вскидывает брови. — Он правда здесь? — Если я скажу, что да, ты мне поверишь, не увидев своими глазами? — он нажимает на кнопку ключей в кармане, за спиной пищит отключенная сигналиция, разблокировавшая двери внедорожника. — Печка включена. Всё последнее время она одевалась на встречи с ним исходя не из удобства: выбирала то, что легче будет снять. Сегодня таких мыслей у неё не было, но несмотря на все методы утепления [которые даже включали в себя давно вышедшие из моды высокие сапоги] все же было ужасно холодно, поэтому она не теряет времени прежде чем забраться на пассажирское. Рейнира протягивает ладони к печи, чтобы отогреть их быстрее, и поворачивает голову, когда он садится рядом. — Как он выглядит? Большой? Деймон закрывает за собой дверь, а его губы трогает почти озорная улыбка. Он проводит зубами по нижней губе, смотря в руль, а затем поворачивает голову к Рейнире. — Красный. Размером с самолет, — Он берет руку Рейниры в свою, теплую — сидел в машине, пока не увидел вдали ее лодку, — и целует холодные костяшки, прижимается к ним лицом. — Тебе понравится. Каменный причал быстро сменяется... еще одими камнями. Остров весь похож на большой камень с редкими полями травы. Они проезжают мимо оплавленных руин замка, где многолетние завалы день за днем разбирают археологи. Бейлон отправил их сюда, но раскопки не шли годами из-за погоды, бюрократии и страха. — Я думал, что застрял, когда нашел его. Потом начал думать, что надышался испарениями и сошел с ума, так что с твоей стороны было бы очень любезно не оказаться галлюцинацией. — А галлюцинации могут пинаться? — Рейнира улыбается, сжимая его руку в ответ, но нетерпеливых глаз не отрывает от обстановки за окном. Столько лет — веков — пробыл здесь, один, никем не найденный, зачем? Драконы не медведи, в спячку не впадают. Может, болен? Она бросает на Деймона короткий подозрительный взгляд. Или правда галлюцинации? Даже в дракона из яйца поверить легче. Тут и там руины старых сооружений: драконьих мотивов и правда очень много. Порченные временем, ветрами и пренебрежением — невозможно увидеть здесь былое величие Драконьего Камня, но Рейнире — легко. Закрыть глаза и представить в какой трепет вводили величественные статуи простых моряков еще на подходе к острову, как здесь жили её предки, наслаждаясь отведенным им временем. — Он спит? — Вопрос глупый, но Рейнира знает, что он поймет. Одна проблема — найти спящего дракона, проблема существеннее — его пробудить. Она нервно смеётся, кое-что вспоминая, — ты же не позвал меня чтобы мы переспали рядом? Я почти уверена, что это так не работает. Деймон на этот раз уделяет куда больше внимания машине, чем в прошлый, потому что одно дело — везти принцессу по выложенному асфальту в знакомом городе, и совершенно другое — по бездорожью в какой-то каменной глуши. Он усмехается в ответ на ее предположение и кидает на племянницу короткий взгляд. — Вообще нет, но мне нравится, куда тебя ведут твои мысли, — наконец, останавливает машину у подъема на гору. Впереди виднеется вход в пещеру — громадный горизонтальный раскол, но до него все равно нужно подниматься пешком. — Он спал, — подтверждает он, вынимая ключ из зажигания. — Больше не спит. Деймон обходит машину и открывает перед Рейнирой дверь, подает ей руку, помогая встать на пологую породу, обнимает ее пальцы своими, не сплетая, чтобы не морозить, и ведет за собой. — Когда я шел сюда в первый раз, в голове голосом Алисанны играла та старая валирийская песня. Мне ее пели как колыбельную. Про "сложи крыла, дракон". Знаешь ее? Это самое близкое к взаимодействию с драконами, что я знал, так что... Рейнира смеётся, спрыгивая с высокой подставки на землю. — Знаю. Ты так ужасно пел колыбельную, что разбудил спящего целое тысячелетие дракона? — Сиракс перебирается с одного плеча на другое, цепляясь когтями за куртку — на пальцах не пересчитать, сколько одежды она уже попортила. Они забираются на подъем и Рейнира крепко держится за руку Деймона: в детстве она увлекалась легкой атлетикой, но спорт уже слишком далеко в прошлом, чтобы чувствовать себя уверенной в походе, как этот. — Как ты спускался? — подаёт голос только ближе к вершине, до того концентрировавшая все внимание на том чтобы не споткнуться. — Не говори, что там веревки, пожалуйста. — Если ты правильно помнишь слова, это не совсем колыбельная, — в какой-то момент Деймону пришлось крепко взять Рейниру за локоть, чтобы помочь преодолеть наклон с сыплющимися вниз камнями. Он на ногах твёрже стоял, чем принцесса, живущая в достатке и наркозависимости. — Веревки, но тебе не придется. Тут просто надо пройти через щель, — Деймон это и делает первым, неудобно согнувшись и не отпуская руки Рейниры, чтобы мягко потянуть ее за собой, помогая забраться. Стена камня здесь оказывается на редкость тонкой. В просторной пещере стоят два прожектора, подсвечивающих камни, торчащие со сводов все равно, что огромные драконьи зубы. Из-за контраста и общей темноты вид довольно зловещий. — Стой здесь, — только теперь Деймон отпускает ее ладонь и делает несколько шагов вперёд, что эхом разносятся по пещере вместе с низкой мелодией. Он повторяет всего несколько слов — те, что в примерном переводе на общее значат «спустись, явись и подчинись». Колыбельная крайне странная или истинный смысл некоторых слов попросту потерялся — на валирийском почти никто уже не говорит. Сначала стоит тишина почти неловкая, будто Деймон и правда просто приход словил, а затем по пещере разносится гул, эхо громадных, тяжёлых шагов, мелкие камни сыпятся со сводов на пол. Из темноты в свет прожектора попадает лишь часть огромной морды красного чудовища. Пасть такая большая, что запросто проглотит бизона, а дыхание, вырывающееся из громадных ноздрей, кажется, обогревает всю пещеру. Зверь замирает головой в нескольких метрах перед вставшим посреди свода и приоткрывает пасть, готовясь то ли спалить, то ли сожрать гостя. Тогда Деймон вытягивает к нему руку. — Подчиняйся, — от чего-то ему кажется, что драконы понимают только валирийский. С этим точно никто не говорил сотни лет. Утробный гул змея множится эхом, когда тот закрывает пасть и наклоняет голову. Деймон касается рукой его носа и поворачивает голову к Рейнире. — Не бойся. Мы нашли с ним общий язык. От громкого звука она вздрагивает, отступая сразу на пару шагов назад: Сиракс, тоже взволнованная такими делами, ныряет под ворот куртки и Рейнира может её понять, когда запахивает ту крепче на груди. Дракон. Смешно становится от того что они когда-то называли так же Сиракс — она с трудом может разглядеть только половину кроваво-красной морды, но Рейнире уже хочется тоже залезть к кому-то под ворот. Но она не может оторвать взгляда — клыки едва ли не втрое больше мечей из которых выкован железный трон. Нереально, неестественно большой. И Деймон — точно сумасшедший — тянет к тому руку, велит подчиняться. Пусть он и выглядит сейчас так, что она и сама могла бы подчиниться, но поверить в то что такой громадный зверь склоняет морду действительно сложно. — Я вижу, — голос дрожит и она сглатывает, успокаиваясь от шевелений Сиракс под курткой. Та не торопится показываться наружу — Рейнира и не позволила бы. Она собирается с силами и подходит ближе, остановившись вплотную за его спиной — вертикальные зрачки следят неотрывно и она чувствует каждый его выдох всем телом. — Как его зовут? Если бы зверь захотел убить его, то мог бы сделать это сразу тремя способами на месте — сожрать, съесть, раздавить своей мордой, но он этого не делает. Когда Деймон только нашел его и пробудил, тысячелетнее дыхание зверя обрушилось на него самым горячим и мерзким потоком воздуха, что он когда-либо переживал, но он ни на мгновение не сомневался в том, что останется жив. Эта уверенность кипела в крови тем, что иные назвали бы сумасшествием. — Я не нашел на нем ошейника с именем, так что пришлось выбрать самостоятельно, — дракон смотрит на Рейниру, и Деймон следит за его взглядом, уверенный в том, что она в безопасности, но все же настороженный — это никогда не помешает. — Караксес, — Деймон снова смотрит на зверя, опустившего перед ним голову, склонившегося в подчинении. — Раз мы выбрали Валирийский пантеон. — Он снова находит ладонь Рейниры своей наощупь и обнимает ее крепко, обещая защиту. И от чудовища внутри горы и в целом — от того, что грядет. — Караксес, — она повторяет, и это имя клокочущим звуком оседает на нёбе. Рейнира не видела красных драконов даже на рисунках: обычно их изображали черными или темно-зелеными, иногда — серыми. У Балериона был черно-красный раскрас, если верить легендам. — Я думаю, он знает, что Сиракс здесь. — А я думаю, что он не ел тысячу лет, — она сжимает его руку и упрямо перехватывает Сиракс под курткой по-крепче, недовольная тем, куда он ведет. — Она меньше его глаза, — не соглашается Деймон, зачарованный этой непонятной связью с огромным зверем. Он смотрит на него и взгляда не может отвести — ровно как и в первый раз. Дракон поднимает свою огромную голову, свет прожекторов падает на нелепо длинную шею, такую же красную. Караксес издает утробный звук, который можно трактовать как вздох, наверное, и снова скрывается в тень. — Если легенды не врут, и драконью чешую ничего не может пробить, а их огонь плавит камень, он — самое мощное оружие в мире, — подчиняющееся ему. От этого понимания у кого угодно эго до небес взлетит — прямо как дракон. И все же, Деймон привел сюда Рейниру не только для того, чтобы похвастаться. Он поворачивается к ней и сначала прижимается губами к холодному виску. — Я собираюсь повторно присягнуть на верность Короне вместе с ним. И тогда просить тебя у Визериса. Рейнира улыбается, выглядывая из-за его плеча на притихшего Караксеса. — Деймон, — она вертит головой, перехватывает его ладонь уже обеими руками. — Думаешь, существование драконов убедит его в нормальности того что его брат и дочь трахаются у него под носом? Даже если он согласится — ты представляешь, какое внимание привлечешь к себе драконом? Он, может и самое мощное оружие в мире… Но ты все еще человек. — Сиракс выбирается из-под воротника и перелезает на плечо Деймона, нагло уставившись в огромную морду другого дракона. Рейнира пользуется этим, чтобы прижаться к нему теснее. — Который мне еще нужен. — Рейнира улыбается, выглядывая из-за его плеча на притихшего Караксеса. — Говорят, Таргариены ближе к богам, чем к людям, — Деймон, впрочем, не использует это заявление как аргумент на самом деле. Он следит за тем, как юная драконица карабкается по его руке в куртке на плечо, с интересом глядя на сородича. Два тысячелетних существа — а какие разные. — И если он уже догадывается, я мало что могу сделать, — он опускает подбородок, чтобы посмотреть на Рейниру. — Когда я оскорбил его сына, которого он знал часов шесть, Визерис запретил мне появляться в Гавани на несколько лет. Что, по-твоему, он сделает, когда узнает, что я трахаю его любимую дочь? Что-то глупое. Например, выдаст её замуж. Рейнира приподнимает подбородок за его рукой, прикрывая глаза. Деймон касается линии челюсти племянницы сгибом пальца. — Эйгон не спрашивал разрешения жениться на своих сестрах именно потому, что за его спиной стоял Балерион Черный Ужас. — И сжег при этом тысячи людей, включая септу Поминовения, где сейчас Драконье логово. — Сердце замирает, когда Сиракс вдруг перепрыгивает на нос Караксеса, по пути неловко взмахнув слабыми крыльями и едва не падая вниз. Красный змей выглядит так, будто готов открыть рот и сожрать её в любой момент — но пока не делает этого. — В любом случае, даже если он и не догадывается — через пару дней, когда придет другая смена, он будет знать точно. — Сколько стоят принцессы, Рейнира? — вопрос, на который так и не был дан ответ ранее, ложится в разговор органично, а на губы Рейниры — теплым дыханием. Деймон скользит рукой, которой держал ее челюсть, на охолодевшую на ветру щеку, обнимает теплом. — Тысячи? Десятки тысяч? — он рассматривает в этой полутьме ее бледное лицо — валирийское, светлое, не тронутое жестокостью времени. — Я готов заплатить их, — гул змея, исходящий из длинной шеи, разносится по сводам пещеры, осыпая вековую пыль, словно дракон вторит не хозяину, не наезднику — но первому человеку, что заговорил с ним за сотни лет. Когда они говорили об этом ранее, подразумевались деньги или кокс — сейчас речь о человеческих жизнях и она не уверена что чувствует по этому поводу. И ей не хочется разбираться. Он тоже не питает иллюзий. Когда Визерис узнает, что он взял Рейниру, Деймона ждет тюрьма или плаха — об изгнании речи уже не идет. — Мы можем остаться в Эссосе, — она улыбается, пытаясь разбавить обстановку. — Я перекрашу волосы в рыжий. Будешь называть меня Мейпл, — Рейнира обнимает его лицо ладонями и оставляет на губах короткий поцелуй. — Буду делать тебе смузи. Деймон скользит ладонью с ее щеки на затылок, притягивает к себе ближе, вжимаясь лбом в ее, когда закрывает глаза. — Ты знаешь, что не можем. Рейнира Таргариен, наследница престола и будущая королева андалов, ройнар и первых людей,— он даже улыбается, но в том нет ни капли веселья или радости. Деймон, наконец, отвечает на тот поцелуй, что Рейнира оставила на его губах, другим — настойчивым, крепким, не дающим шанса дать ответ на сказанные слова. Он притягивает ее к себе за талию ближе, прижимая и прижимаясь. Это было бы чудом — действительно иметь такое право. Но Деймон прав, его нет: и не только потому что она должна, но потому, что может. Кровь Таргариенов не вода, и как бы отец не отрицал, помимо слов о величии и тяги к саморазрушению вместе с ней передаётся как жажда власти так и полная уверенность в своих правах. И Деймон тоже щекочет её зависимость мыслью о том, что в конце концов можно получить все, чего пожелаешь. Просить или взять без спроса, если не дадут по-хорошему. Рейнира вдыхает тепло его тела и на мгновение замирает так: в тысячелетней пещере с двумя созданиями из легенд и мужчиной, которого любит. — Отведешь меня в свою палатку, дикарь? То своеволие, уверенность в собственном праве, которые Рейнира лишь пробует на вкус, ведут Деймона не один год, не один десяток лет. Если бы не они — никогда бы не покусился на племянницу. И, если раньше он лишь в шутку, просто чтобы позлить Визериса заявлял о том, что его непокорность — ничто иное, как зов крови, то сегодня эти слова имеют чуть больше веса. Под покровительством древнего зверя, склонившего в покорности голову, Деймону и вовсе не верится в слабость своего права. — Её нет, — он ведет кончиком носа по изгибу чужого, прежде чем словить губы Рейниры в еще один короткий поцелуй. — Могу предложить свою куртку и романтику секса под крылом тысячелетнего дракона с его дыханием в качестве саундтрека. Или вернемся в машину. Там есть печка и половина бутылки виски. — Какой сложный выбор, — Рейнира морщится, сцепляя ладони за его спиной. — Вонь затхлых пещер или ручник, упирающийся в задницу? — Она опускает подбородок на его грудь и выдыхает, размышляя о подъеме обратно как о единственной проблеме: гораздо легче не думать о том, что придется вытаскивать отсюда Караксеса и что-то с ним придумывать, а затем возвращаться в Гавань и что-то придумывать там. — Я устала, — жалуется. Трехчасовой перелет, дорога, гребля, а потом еще и поход. Слишком активная деятельность для Рейниры, которая напрягается разве что когда подбирает серьги к платью. — Хочу в горячую ванну и лимонный пирог. Но соглашусь и на внедорожник, если хорошо попросишь. — Сначала во внедорожник, — Деймон больше не сжимает ее светлый затылок в ладони, но поглаживает шелковистые волосы. Это, действительно, были трудные дни — может, им вовсе не стоило кидать это чертово яйцо в тот чертов камин. Он выпускает Рейниру из рук, чтобы забрать Сиракс у ее сородича, та перебирается с одного его плеча на другое и перепрыгивает на голову принцессы, попытавшись раскрыть крылья. — Последний раз на этом острове горячую ванну принимали до падения замка. До Дрифтмарка час пути по воде. Корлис — мой кореш, нас он не сдаст, — Деймон первым выбирается из пещеры. Над островом опускается вечер, холодает еще сильнее. — Могу понести на спине. Если хорошо попросишь. — Правда хочешь выносить самодовольные взгляды Рейнис? — Она выходит следом, протягивая ему руку. — Или прознал что их дочери исполнилось семнадцать на прошлой неделе? — Рейнира улыбается, довольная собой, и проходит мимо. — И будущие королевы ни о чем не просят. Оказавшись на улице Деймон первым делом вглядывается в даль, но, к сожалению, не ради созерцания заката над каменным островом, а в поисках машин королевской гвардии. К счастью, пока что единственный внедорожник на горизонте — тот, что привез их. — Нет, но слышал, что их сын не брезгует слать нюдсы, — Деймон, конечно же, берет ладонь Рейниры в свою, и не только затем, чтобы она не обратилась в кулак из-за его шутки. — Здесь лучше возьми левее. На подходе к машине она выпускает его ладонь и бежит вперед, чтобы скорее забраться на сидение — забывает, что там еще ничуть не теплее чем снаружи. Рейнира расстегивает куртку и даёт Сиракс возможность оглядеться в машине: она тут же забирается с колен на подлокотник и отправляется исследовать задний ряд. — Нужно предупредить Харвина, что всё хорошо, — она лезет в задний карман за телефоном и растирает его в ладонях, чтобы хоть как-то согреть не воспринимающий прикосновения экран. Деймон уже сидит рядом и она кривится, когда смартфон всё же поддаётся. — Когда отец узнает, ему тоже достанется. — Блять. — Что? — Рейнира поднимает к нему взгляд, опуская телефон. — Блять, — Деймон повторяет, глядя ей в глаза, и тут же больно хватает за лицо. — Блять. — Деймон, — Рейнира начинает паниковать, глядя в его злые глаза, но он сжимает её только крепче. — Блять, — вырывается сквозь зубы драконьим рыком. Рейнира не реагирует на его слова, зрачки не следят за светом, но еще сужаются под ним, когда Деймон светит ей в глаза телефоном. Маленькое сердце в маленькой груди под его рукой стучит быстрее, чем у блядских хомяков. Харвин понятия не имеет, зачем он срочно бегал за лимоном посреди ночи, а Деймон этот лимон выжимает в приоткрытые губы Рейниры, сжав ее щеки свободной рукой. Кислота помогает справиться с солью и тем, что недобросовестные диллеры туда намешали — от чистого кокаина такой отключки быть не может, это стимулятор, а не псилоцибин. Он перетаскивает племянницу в ванную и поливает ее ледяной водой, заставляя сосуды сужаться и не гонять в голову отравленную кровь в таких количествах. Когда глаза Рейниры под закрытыми веками начинаются двигаться, а руки слабо хватаются за бортики ванной, Деймон отключает душ и встает на колени, берет холодное лицо в свои ладони. — Эй, — большой палец оттягивает правое веко наверх, он отчаянно ищет признаки просыпающегося сознания. — Скажи что-нибудь.