chosen

Чайлд чувствует себя… немного лучше, когда дверь снова отворяется, хотя это больше внутреннее ощущение. Снаружи же его кожа уже начала болеть, обезболивающий эффект бальзама уже начал испаряться от того, как долго он тут сидит. — Ты закончил. Хорошо, — тон Чжун Ли остается ровным, если не сказать осуждающим, но за что? За то небольшое путешествие Чайлда из спальни в кухню чуть ранее? Возможно, его будет куда легче вывести из себя, чем Чайлд себе воображал. Или, лучше сказать, демонстративно не воображал. Он натягивает на губы ухмылку, фокусируется на том, чтобы сидеть неподвижно, когда Чжун Ли появляется в его поле зрения. Моракс… руки Чжун Ли скрещены, приковывая внимание Чайлда на грудь мужчины, а Чжун Ли устремляет свой спокойный, но пронзительный взгляд на него. Чайлд медленно вздыхает, вместо Чжун Ли он думает о нарастающей боли по всей коже и… — Я рекомендую тебе вернуться сейчас в свою комнату, чтобы ты мог отдохнуть. — Ты рекомендуешь? — спрашивает Чайлд, изогнув бровь, вложив в голос чуть больше удивления, чем следовало бы, и Чжун Ли смотрит на него сверху вниз. Он бы и рад поднять голову чуть выше всего на несколько сантиметров, но это с большой вероятностью потревожит его порезы на задней стороне шеи. Возможно, если это сделать медленно… Он вздрагивает, совсем немного, от вспышки боли, которая проходит по позвоночнику вниз, но и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Чжун Ли. Тот сжимает челюсти, разжимает руки и делает шаг вперед, и Чайлд думает о том, чтобы встать напротив него, чтобы Чжун Ли вжал его в стену, а сам прижался к нему. Однажды, когда его чертово тело заживет, он попробует претворить эту идею в реальность, посмотреть, вызовет ли это такой же трепет в его груди, как одна только мысль об этом. Чжун Ли останавливается, медленно вздыхает и затем сжимает губы в линию. — Тебе всё ещё больно. Подожди здесь, — он поворачивается на каблуках и направляется в комнату Чайлда. У дверного проёма он оборачивается через плечо, как если бы подумал, что Чайлд ослушается. С немалой болью Чайлд поднимает руку, машет Чжун Ли и довольно саркастично ухмыляется. Он может видеть как двигаются плечи, когда тот тяжело вздыхает, к тому же достаточно громко, чтобы Чайлд услышал через всё помещение, и Чжун Ли проходит в спальню. Он возвращается буквально через мгновение, в руке чашка, из которой Чайлд брал заживляющую мазь. И, как он предполагает, этой мази там осталось немного. Ему интересно, является ли это причиной хмурого взгляда Чжун Ли, когда тот глядит в чашку, или в его голове проскакивает что-то другое? Но он возвращает взгляд на Чайлда, а Чайлд выгибает бровь. — Мои извинения, я не учел, что у тебя не будет возможности самостоятельно заново нанести мазь на спину, — Чжун Ли заходит Чайлду за спину, ставит чашку на стол подле себя и… — Могу я? — добавляет он, и Чайлд медленно вздыхает, заставляет плечи расслабиться. — У меня не так много вариантов, — говорит он, но его слова не наполнены юмором настолько, насколько он хотел. К его огорчению, в основном он просто звучит… запыхавшимся. Когда пальцы Чжун Ли аккуратно проводят по порезам в середине его спины, Чайлд вдыхает, немного выпрямляясь. Он может чувствовать, каким поверхностным стало его дыхание под руками Чжун Ли, и он растворяется в этих руках, в их легком нажиме — с едва ли уловимой болью, — пока пальцы проводят по всей длине его спины, следуя линиям порезов к его грудной клетке, к плечу. В этот раз он не останавливается, когда закончил с символом Моракса, а продолжает дальше накладывать мазь на символ приношения на задней стороне его шеи. Глаза Чайлда закрываются, и он борется с желанием прильнуть к Чжун Ли, к его прикосновениям. Чжун Ли не торопится, даже учитывая, что этот порез сравнительно меньше остальных, а Чайлд обнаруживает, что его охватывает чувство спокойствия, какое-то сонливое чувство, которое оставляет его безразличным ко всему, кроме тепла рук Чжун Ли. Когда они отстраняются и не возвращаются, Чайлд издает долгий и разочарованный вздох. Его глаза медленно открываются, свет слепит, и он сжимает губы в линию, борясь с тем, чтобы снова их не закрыть. — Есть ли что-то ещё, с чем тебе понадобится помощь? — сердце Чайлда уходит в пятки, когда он слышит голос Чжун Ли достаточно близко и тихо, что Чайлд может представить себе, как тот наклоняется немного ближе, обдавая шею Чайлда своим дыханием. И как бы совершенно внезапно ему захотелось воспользоваться предложением Чжун Ли о помощи: да, некоторым его ранам не помешал бы такой же нежный уход. — Я приму твое молчание за знак того, что дальше ты справишься сам, — говорит Чжун Ли вслух, тон прочитать совершенно невозможно, равно как и выражение его лица, когда тот появляется в поле зрения Чайлда. Опять же, Чайлд благодарен за то, что его рука всё ещё на коленях, но это мало способствует в борьбе с теплом, расползающимся по всему его телу, как лесной пожар, которое ещё и греет его щеки. Он ни за что на свете не сможет выкинуть из головы образ Чжун Ли между его ног, образ его пальцев, проходящихся по внутренней стороне его бедер, наносящих бальзам. Только когда дверь скрипит, открываясь, Чайлд приходит в чувство, и у него хватает сил выдавить из себя задушенное «спасибо», как раз в тот момент, когда Чжун Ли выходил из дома. Ему интересно, это игра света или, возможно, галлюцинация, вызванная его необузданными мечтами, но он может поклясться, что уловил взглядом золотую вспышку, когда Чжун Ли смотрел на него в ответ через окно. Он спокойно сидит за столом ровно до того момента, как понимает, что в силах пойти обратно в комнату, и точно уверен, что никто не вернется во время того, как он будет туда добираться, что осложнялось застрявшей в его голове картинкой Чжун Ли между его ног.

***

Он, вероятно, сходит с ума, или уже сошел, ему сложно сказать наверняка. Дни, — а это уже четвертый из них, с тех пор как он проснулся, — тянутся как резина, без происшествий, медленно и откровенно раздражающе. Ци Ци готовит одни блюда для него, Чжун Ли другие, и каждый из них не то чтобы очень разговорчивая компания. Самые запоминающиеся моменты, — и одновременно с этим самые ужасающие части дня, — это те, когда Чжун Ли настаивает на том, чтобы нанести бальзам на спину Чайлда. Это моменты, которых он с нетерпением ждёт и которых страшится больше, чем монотонности дня. Из-за того, что Чжун Ли всё ещё не заметил, Чайлд становится всё смелее в своих фантазиях, заводится от мыслей о том, что он мог бы сделать, что он мог бы заставить Чжун Ли сделать. Тщательно обдумывает идею согласия, когда Чжун Ли предлагает помочь ему с другими порезами. И эта идея заманчива, есть в ней доля опасности. Но он пока что не может позволить себе быть чрезмерно легкомысленным. Не тогда, когда он всё ещё зависит от милости Чжун Ли, находится под его защитой и всё ещё не способен самостоятельно заботиться о себе. Он даже не может сражаться. И сегодня все эти мысли словно бы проносятся чесоткой под его кожей, — примечательно, что чешутся и всё ещё заживающие порезы, но это куда более глубокое чувство. То самое, которое росло словно в его костях с того момента, как он проснулся, которое как бы умоляло его подобрать что-нибудь, замахнуться сильно и это что-то швырнуть куда подальше. Самая простая нужда, но он не может даже подумать над тем, чтобы эту нужду удовлетворить, не с его исполосованными руками. Но сейчас… Чайлд аккуратно поднимает руку, на пробу двигает ей. Его ладонь ещё не до конца зажила, но боль практически сошла на нет, и бальзам должен убрать её полностью. Его руки же другая история, всё ещё красные и саднящие при каждом движении, но он может двигать ими с минимальными последствиями, и здесь тоже поможет бальзам. Ему невероятно повезло, что его ноги не украсили так же как его руки. Хождение больше не вызывает у него каких-либо проблем, исключение составляют лишь сгибы коленей, но и это вполне можно стерпеть. Ци Ци должно быть своего рода чудотворец с тем, как она разбирается в травах. Для зомби она проделала очень хорошую работу по сохранению Чайлда живым. Он чувствует и это тоже, — возможно, за всё время, что он здесь, он чувствует себя по-настоящему живым. В сознании, с ясным умом. Его боль заметна, но она не всепоглощающая, и он может садиться, едва ли вздрогнув. В момент, когда он бросает взгляд в окно, где солнце начинает закатываться за горизонт, слышно лёгкий стук в дверь. Чайлд уже успел найти свои штаны и надеть их. — Входи, — говорит он, накрывая ноги простынёй от греха подальше. Чжун Ли входит в комнату, закрывает аккуратно дверь и поворачивается к кровати. Он бросает на Чайлда мимолетный взгляд перед тем, как устраивается позади него и тянется за бальзамом. Его плечо задевает руку Чайлда при этом, и тот издает резкий вздох. — Извиняюсь, — его тон при этом не выражает ничего, что заставляет Чайлда подавиться смехом. — Правда? Сложно сказать, — добавляет он, но Чжун Ли проводит по его спине пальцами, Чайлд уверен, с большей силой, чем раньше, и он стискивает зубы от волны боли. Боль практически мгновенно смягчилась одновременно из-за бальзама и из-за вернувшейся мягкости касания Чжун Ли, но на лице Чайлда появляется усмешка. — Любопытно, что у зомби эмоций в голосе в разы больше, чем у тебя, — хмыкает Чайлд, а руки Чжун Ли приостанавливаются, но всего через мгновение восстанавливают свое движение, и губы Чайлда кривятся. Ладно, он может подумать над другими способами пошатнуть спокойствие Чжун Ли хоть на немного. — Я тут думал, — пробует он опять, и Чжун Ли хмыкает, показывая, что слушает его, — Что я мог бы спокойно покинуть вас, эм, наверное, завтра? — в этот раз руки Чжун Ли останавливаются, Чайлд задерживает дыхание, думая, а не перегнул ли он тут. Или, что ещё хуже, не подал ли идею, которую с радостью поддержит Чжун Ли. — Ты волен уйти тогда, когда тебе того захочется, — по телу Чайлда растекается разочарование, и он задается вопросом, сможет ли продолжить в том же духе, или он уже вырыл себе могилу. Пальцы Чжун Ли продолжают бережно проходиться по его порезам, вплоть до шеи с символом приношения. Чайлд заставляет дыхание выровняться. — Однако… — добавляет Чжун Ли, и Чайлд думает, так ли очевиден его вздох облегчения, так ли он был заметен для Чжун Ли, руки которого всё ещё на спине Чайлда. — Я не согласен с твоей оценкой своего процесса выздоровления. — Хм? — поддерживает он разговор, потому что разговоров, в которые ему удалось вовлечь Чжун Ли, он может пересчитать по пальцам одной руки. Ни один из них не длился больше пары предложений с обеих сторон, но Чайлд продолжит свои попытки в том же духе. — Ты не можешь их видеть, — говорит он, проводя по спине Чайлда вниз, нежно касаясь одного из порезов, — Но я не удивлюсь, если хватит и пары часов в пути, чтобы раны снова открылись. Чайлд сжимает губы в линию, борясь с нарастающим трепетом внутри, — ох, как же он категорически не согласен с этим утверждением, но вслух он такого не говорит. — Что ж, хорошо, я полагаю, раз такое дело… — он замолкает, и пальцы Чжун Ли продолжают осторожно наносить бальзам на метки на шее. Чайлд отчаянно сдерживается от желания попросить Чжун Ли дать свою экспертную оценку другим ранам, тех, что Чайлд мог видеть. Тех, что, он точно знает, зажили более чем достаточно для осторожного путешествия. Когда Чжун Ли заканчивает, то встает, не предлагая Чайлду помощи с другими ранами. Вместо этого он подходит к двери, останавливается, бросает взгляд через плечо. Один золотой глаз смотрит на Чайлда, а затем Чжун Ли отворачивается. — Когда закончишь с другими порезами, присоединяйся. Я сделаю завтрак. С этим он проходит в дверь, и та со скрипом закрывается. Чайлду приходится усердно сдерживаться, чтобы не плюхнуться обратно на кровать, пялиться в потолок и представлять, как Чжун Ли ворвется обратно, прижмет его к матрацу и… Сковорода звякает слишком отчетливо, даже через дверь, и Чайлд резко втягивает воздух. Чжун Ли там, прямо там, едва ли не в метре от него. Готовит еду, пока Чайлд сидит на кровати по другую сторону двери, где он должен раздеться и нанести бальзам на остатки своих ран. Тех ран, о которых Чжун Ли явно знает. Знает, где они конкретно находятся, знает, где будут руки Чайлда. На короткий ужасающий момент, Чайлд обдумывает раннее высказывание Чжун Ли — о том, что тот не в том состоянии, чтобы путешествовать. То есть он хочет, чтобы Чайлд остался? Хочет ли он также… Ради Моракса, Чайлд не в том положении, чтобы иметь дело с такими блудными мыслями о Чжун Ли, когда он уже по идее должен выйти из комнаты на кухню через буквально пару минут. Если Чжун Ли знает об оставшихся его ранах, — а он точно должен знать, — то он прекрасно понимает, что нанесение бальзама на них не должно занять у Чайлда много времени. И таким образом какая-либо задержка во времени из-за фантазий может, естественно, вызвать вопросы. А Чайлд точно не готов вызывать вопросы, а уж тем более на них отвечать. Чжун Ли, кажется, хочет, чтобы он остался, но Чайлду пока не ясны мотивы, которые за этим скрываются. Очень вероятно, они не такие уж невинные — возможно, «невинные» это не совсем подходящее слово, но самое близкое к тому, что он имел в виду, — как мотивы Чайлда. Он медленно вздыхает, мало думая о снятии штанов и том, чтобы взять бальзам. Он фокусируется только на своих руках, грубовато нанося мазь и нигде подолгу не останавливаясь. Пялится в стену, запоминая каждую деталь, пока ждёт высыхания бальзама ровно настолько, чтобы было возможно надеть обратно штаны. Это, признает он, огромное облегчение, что он может стоять без каких-либо проблем и без какой-либо сильной боли, что его не одолевает волна головокружения. Это первое такое утро с тех пор, как он проснулся, и он вздыхает медленно и ровно. Он идет без особых проблем, толкает дверь и с удивлением обнаруживает, что это не причиняет ему боли, — не напрягает тугую кожу возле порезов. Больше он удивлен увидеть Чжун Ли, уже сидящего за столом с двумя чашками с едой, от которых поднимается пар. Он пристально рассматривает Чайлда, пока тот идет, возможно, выискивая признаки того, что тот не до конца вылечился, как тому казалось. Или, возможно, по каким-то другим причинам, кто Чайлд такой, чтобы судить? Но любопытство словно бы покалывает в основании шеи, и он садится за стол со всей беспечностью, на какую только способен. Чжун Ли, кажется, принял это за сигнал к началу трапезы, и Чайлд смотрит на него краем глаза некоторое мгновение. Он настолько же дотошен, насколько Чайлд и предполагал, даже в таких, казалось бы, несущественных вещах, и это вызывает интерес, осторожность и интригу, — всё и сразу. Чайлд концентрируется сейчас на чувстве осторожности, которое он считает самым правильным в данной ситуации — каковы мотивы Чжун Ли, если он побуждает Чайлда остаться здесь? Для кого-то настолько же дотошного, настолько же вдумчивого в своем поведении и выборах, у Чжун Ли должна быть для такого причина. — Ешь, — говорит Чжун Ли вслух, не терпя возражений, и это проносится неким страхом в голове Чайлда. Он изгибает бровь, но прикусывает губу для того, чтобы не вызывать подозрений, пока продумывает, как поступить. — Ты думаешь слишком громко, — добавляет Чжун Ли, и Чайлд моргает. Садится прямее, откидывается на спинку стула и игнорирует боль, которая проскальзывает от того, как спинка врезается в раны на спине. — То есть Ци Ци — зомби, а ты мысли читаешь, так? — он никогда о таком не слышал, но он полагает, что в подобной ситуации будет глупо отрицать такую возможность. Доверяй, но проверяй, это ли не самый логичный путь? «Если ты и правда читаешь мысли, назови свой любимый цвет». Детский вопрос, но он так может пролить свет на эту ситуацию. И, вздрогнув, он понимает, насколько смущенным ему на самом деле следовало бы быть. Тепло заливает его щеки, и Чжун Ли моргает, глядя на него. — Я не могу читать мысли, нет, — он поднимает голову, — Просто твое лицо было более задумчивым, чем обычно, — Чайлд изгибает бровь. — Не могу сказать, это оскорбление или… — Чжун Ли тем временем качает головой. — Просто наблюдение, — перебивает он, — Тебя что-то беспокоит? Чайлд моргает. С кристальной ясностью он видит сверкание клинка, чувствует острое прикосновение ножей к его рукам, но это не то, что заставляет его выражение лица потускнеть. Что заставляет, так это страх, выбор, который никогда не был его собственным, выбор в пользу смерти без сопротивления. Когда тебе даже не позволено сопротивляться. — Что ж, — начинает он, без какого-либо желания рассказывать то, от чего его руки начнут трястись. Он складывает их на столе, заставляет себя сосредоточиться на чем-то другом. — Меня оставили умирать, — Чжун Ли кивает, как будто требуется какое-либо подтверждение, — Меня спасли зомби и какой-то загадочный мужчина, о котором я ничего не знаю, — Он сжимает губы, — Меня принесли в эту маленькую лачугу Моракс знает где, и я нахожусь сейчас полностью в твоей милости последние… уже неделю как, — включая дни без сознания. Живот Чайлда скручивает. — Звучит как наиболее точный пересказ событий, — сказанное Чжун Ли не помогает никак, и Чайлд поднимает бровь. — Итак, я уверен, ты определенно понимаешь, что есть вещи, которые надо обдумать и учесть обстоятельства при этом, — он делает паузу, Чжун Ли подносит к своим губам следующий кусочек, — И получить некоторую информацию было бы очень кстати, — добавляет он. Чжун Ли опускает палочки для еды, поднимает голову и смотрит на Чайлда. Машет рукой. Рот Чайлда открывается, однако он не уверен, что хочет ли он сейчас говорить или вместо этого сделать что-то совершенно неподобающее с Чжун Ли. Он моргает, трясет головой так, что этого оказывается достаточно для того, чтобы потревожить раны на шее, отчего по телу проходит вспышка боли, которая, однако, помогает ему сосредоточиться. — Спрашивай всё, что тебе интересно, — вслух предлагает Чжун Ли, как будто и не заметил заминки Чайлда, — У меня не было намерений что-либо от тебя скрывать, — Чайлд прищуривается, размышляя. Спрашивать в лоб о причинах, по которым тот уговаривает Чайлда остаться, было бы слишком очевидно, и к тому же, замечает он, это всё упиралось бы в ошибочность суждений Чжун Ли о состояния Чайлда. И пока тот уверен, что прав, такое смелое заявление и требование ответов от Чжун Ли только насторожили бы его. — Где мы? — безопасный старт, с небольшими поправками на то, что он и подумать не может, зачем бы Чжун Ли вообще скрывать такого рода информацию. — Твоё предложение о, как ты выразился… — Чжун Ли поднимает голову, — «маленькой лачуге Моракс знает где» в общем-то не было ошибочным, — он делает паузу, и Чайлд выгибает бровь, видя намек на улыбку на губах Чжун Ли. — Однако, это место не отмечено на картах, — он взмахивает рукой, как бы указывая на дом, — Поэтому в этом смысле никакой полезной информации я предоставить не могу. Правда, могу сказать, что путь от места, где мы нашли тебя, до этого дома занял большую часть ночи. Что может быть… Чайлд представляет в голове карту и находит только что полученную информацию бесполезной. Идти так долго может означать любой путь обхода, любое направление пути. Может они вообще возвращались назад при этом, или шли более безопасным, но более длинным путем, чтобы избежать любых новых ран для Чайлда. Но он в общем-то не в том положении, чтобы требовать от Чжун Ли провести его по тому же маршруту, по которому шли они, в обратном направлении, и… возможно, он не совсем уверен, что действительно хочет знать это. Что он может отважиться приблизиться к своему дому. Его могут заметить, и в его голове начинают появляться мысли, о которых он даже не начинал задумываться. Добавлять что-то ещё в тот ураган в его голове, что уже есть, не кажется хорошей идеей. — Это всё, что ты хотел узнать? — продолжает разговор Чжун Ли, и Чайлд медленно выдыхает, заставляет непрошенные мысли, о которых сейчас думать не может себе позволить, уйти из головы. Его безопасность должна быть для него на первом месте, и действовать, — равно как и вопросы задавать, — он должен соответственно ситуации. — Что ты знаешь о боге по имени Моракс? — губы Чжун Ли приоткрываются в тот же момент, в глазах столько льда, что Чайлд невольно напрягся. Он не дрался уже больше недели, его тело только-только восстановилось достаточно для ходьбы, у него много слабых мест сейчас, но он сделает всё, чтобы выжить. Но что-то в выражении лица Чжун Ли меняется, расслабляется, пока он слегка откидывается на спинку стула. — Я знаю, что символы, вырезанные на твоей коже — это его символы, — Чайлд на это лишь медленно выдыхает, глаза прищуриваются в неопределенности. — Я не осуждаю тебя за недоверие, — добавляет он, слегка наклоняя голову, а Чайлд хмурит брови, — Но уверяю тебя, я не причиню тебе вреда, — когда он поднимает взгляд, то смотрит уверенно и искренне, и Чайлд сжимает губы в линию. — Учитывая, что у тебя уже было много возможностей причинить мне вред, я чувствую себя обязанным верить тебе, — тем не менее любопытство расползается в груди, словно бы не было огромного напряжения мгновение назад. Появилось больше интриги, чем осторожности, но не менее опасной, он считает. Несколько долгих мгновений тишины проходят, пока Чжун Ли пристально смотрит на него, а Чайлд пялится в ответ и думает, что именно прячется за этими золотыми глазами. Чжун Ли наклоняет голову совсем немного и затем кивает на почти что полную чашку перед Чайлдом. — Ешь. Чайлд выгибает бровь, но делает, как сказали, — по крайней мере в этот раз он делает так, потому что ему надо набраться сил. Он бы хотел посмотреть, как Чжун Ли реагирует на неповиновение, но откладывает эту мысль на потом. Тем не менее ему доставляет немалое удовольствие тот факт, что Чжун Ли смотрит на него, не отрываясь, пока он ест.