На реке

      Геральт ещё не пьян, но определенно делает успехи. Во-первых, это место на пне за пределами лагеря каэдвенцев начинает казаться удобным. Это та самая магия, которой обладает водка. Она даже Лютика затыкает — хотя бы на мгновение — когда он делает глоток. Воистину магия, с которой не совладать даже чародеям. Роше, сидящий рядом с ним, не нуждается в помощи на этот счет. Он изучает костер перед ними с мрачным выражением лица пироманта с большим кошельком, которого ведут на суд. Что же, они оба никогда не отличались особой болтливостью: это одна из причин, по которой им удается ладить по сей день. Вот почему Геральт удивляется, когда в следующий момент, когда он собирается сделать ещё один глоток, Роше поворачивается к нему и говорит: — Сегодня днём ​​я получил странный рапорт. Ведьмак хмыкает. Он вытирает рот тыльной стороной ладони. У Роше во взгляде явное раздражение, что означает, что он хочет ссоры, поэтому Геральт вместо этого отворачивается, чтобы посмотреть, как Лютик по очереди постукивает каждым пальцем по своему большому, чтобы размять их перед игрой. Может быть, этого будет достаточно, чтобы отвлечь его и вернуть обратно в ту туманную тишину, которая была мгновением раньше. Он царапает плечо, когда Роше опускает свой стакан и кладет руку на бедро, чтобы наклониться. — Не любопытно ли, ведьмак? Или ты полагаешься на ту болтовню Детмольда, что он тебе заливает в уши? — Просто не уверен, что это так интересно. — Геральт обводит рукой в воздухе ветхие палатки вокруг них. — Что здесь вообще может быть? Я должен снять проклятие. А ты зря тратишь время своих шпионов. — Позволю себе не согласиться. Когда переворачиваешь камень за камнем в королевском лагере…— Роше приподнимает уголок рта. — Никогда не знаешь, какую грязь можно найти под ними. Геральт пожимает плечами. — Думаю, тебе нужно найти хобби получше. — Да? Может быть, мне стоит тратить всё время на турниры и выпивку? — говорит Роше с фальшивым воодушевлением. Через мгновение он добавляет: — Судя по звукам, вы с Бьянкой продолжали своё «соревнование» до полудня. Геральт вздыхает. Так вот в чём была загвоздка. — Успел уже разболтать всем? Балладу, небось, сложил. — говорит он через костер Лютику. — Что поделать, черновики нужно читать вслух, чтобы продоложать совершенствовать их, — говорит Лютик, не отрываясь от настройки своей лютни. — А Изабель была так счастлива, что помогла мне превратить историю о твоем маленьком приключении на сеновале в эпическое свидание. Роше усмехается. — Уже нашёл последователей в лагере? Она, что, твой редактор? — Культурная женщина, — фыркает Лютик. — Не имеет значения её повседневная работа, если у нее есть прекрасный слух. — Ага, в следующий раз лучше не посвящай меня в свой курятник, — говорит Геральт. Затем обращается к Роше: — У тебя есть проблемы? — Нет, — слишком быстро говорит Роше. Он делает большой глоток из своего стакана, затем смахивает каплю конденсата с края, прежде чем продолжить: — Только одна — Бьянка — чертовски хороший солдат, и я не позволю это испортить. — Она скорее будет мечтать о Детмольде, чем обо мне, Роше. Перестань беспокоиться. — Думаешь, она так легко потерпит, когда её используют и бросят? Вот так просто? — Он фыркает. — Хотя, чего ещё ожидать от бессердечных ведьмаков. Лютик берёт угрюмый аккорд. — Увы, и сами женщины никогда не бывают такими простыми. — Очень благородно с твоей стороны, Роше, — говорит Геральт, — защищать женщину от того, о чём она сама же попросила. Прямо как рыцарь с одной из его баллад. — Он кивает в сторону барда. — Ну, если исключить все те части, где ты пытаешь невинных. — Защитник незапятнанных девиц, пренебрегающий сексом на одну ночь. — Лютик хихикает. — Вот уж точно не узнал бы об этом при дворе Фольтеста. Губы Роше словно бумажные, бледные от гнева; он облизывает их, прежде чем ответить: — Я не претендую на это, чтобы быть выше. — Да? Выше чего именно? — спрашивает Геральт. — Заигрывания с коллегой, — вмешивается Лютик. — Даже самые искушённые прогнили бы от такой драмы. Способствует хорошему вдохновению, кстати. Не то, чтобы я говорю по собственному опыту. Настоящий художник знает, что нельзя испражняться в мастерской, где он хранит свои краски. Или в столовой, где он ест. — Он выразительно жестикулирует руками — Выберите любую идиому, которую вы только предпочитаете. — Верно. Так ты поэтому злишься, — Геральт кивает в сторону Роше, — ты ведь был с ней с самого начала? Разве не так? Лютик усмехается. — Это ревность, скорее всего. Тоска по женщине, которая вместо него выбирает всяких идиотов и бандитов: самая старая история в книгах. Без обид, Геральт. — Тихо, — прерывает его Роше. — Меня не интересует эта девушка. Перо, воткнутое в шляпу Лютика, покачивается, когда он наклоняет голову. — А мне кажется, что командир слишком много протестует. Как будто ты упустил бы возможность, если бы она вдруг появилась голой в твоей постели. Именно тогда Геральт понимает, что Роше раскраснелся и весь вспотел; он чувствует запах адреналина, просачивающегося в его кровь, когда тот хрипло говорит: — Не она. — Это понятно, Вернон, — говорит Лютик, играя на лютне. — Безответная любовь доводит до безумия и мужчин, и женщин. Меня самого однажды выгнали из города в Ковире за то, что я отверг ухаживания баронессы. Впрочем, если бы вы её увидели, вы бы меня не винили. Даже Казанова де Боклер с трудом нашел бы приятные слова для той бородавчатой ​​морды. Геральт изучает взглядом Роше, пытаясь понять выражение его лица, но говорит Лютику: — Кажется, кто-то припоминал о том, как вы с её мужем ссорились из-за танца. — Ты выдумываешь? — говорит Лютик, слегка краснея. — Я ничего подобного не помню. И, чтобы продолжить дальнейшую дискуссию, он начинает рассказ о крестьянине Энгелване, который ходит по городу с важным видом, как голубь, в надежде произвести впечатление на свою любовь.

***

      А теперь Лютик спит в шляпе, надвинутой на глаза, чтобы заслонить постепенно гаснущий костер. Несколько часов назад Фенн исчез вместе с прижатой к его боку шлюхой, а Геральт до сих пор слышит, как Бьянка и Силас шлепают по грязи на другой стороне лагеря, ища потерянные ножики для своей пьяной игры в их метание. По какой-то причине он предпочитает следовать за Роше при осмотре периметра лагеря. Они стоят на склоне холма, наблюдая, как на горизонте поднимается и мерцает призрачный туман, пьяно прижимаясь друг к другу на ветру, прилегая кожей к коже там, где соприкасаются предплечьями. — Не слушай Лютика, — вдруг говорит Роше, не оборачиваясь к нему. Геральт пожимает плечами. — Я давно научился не делать этого. — Это всё чушь собачья, — продолжает Роше, словно не слыша. — Пока мы не привлечём убийцу Фольтеста к ответственности, мне совершенно плевать, как ты проводишь свободное время. — Говорит мастер шпионажа. Я и не жду, что в ближайшее время ты откажешься от своего хобби подглядывания за моей постелью в поисках материалов для шантажа. — Думай, что хочешь. Меня интересует это только тогда, когда один из моих присоединяется к тебе. Я их командир; мне нужно следить за своими людьми. — Ага. Может быть, я… — Геральт икает, — может быть, я отплачу за услугу, буду каждый раз стоять на страже у твоей двери, как фермер у курятника. Посмотрим, как тебе это понравится. Уши Роше краснеют вдоль раковин. — Что ж, это была бы самая тяжелая работа, которую ты когда-либо получал, ведьмак, — если отбиваться от толпы всех, кто желает моей смерти. Отсюда они выстроятся в очередь до самой Дол Блатанна. Они смеются, хотя Роше звучит весьма натянуто. Они возвращаются к своему обходу вдоль частокола. Роше приходится держать себя в руках, пока они, шатаясь, поднимаются по следующему склону, приобнимая Геральта за плечо. Он тяжелый, как мокрая веревка. Роше не убирает руку, даже когда они достигают вершины, просто продолжает давить душным жаром ладони сквозь тонкую рубаху Геральта прямо между лопаток. Они стоят вот так, в тишине, теснясь, несмотря на ночное тепло. Наблюдая за стадом единорогов на вымпелах, за лагерем каэдвенцев, за водой. Вскрикивает девушка, прижимая расшнурованное платье к груди и метнувшись между двумя палатками, за ней следует хмельной солдат со спущенными до щиколоток портками. Двое мужчин спят у костра на берегу, один положив голову другому на плечо. — Бард был прав в одном, — наконец говорит Роше. — Делить постель с женщинами – чертовски тяжело. Большинство из них так же уязвимы, как кошки, которых пинают, и они так же больно царапают, когда ты делаешь что-то не так. Мои вкусы намного проще: пить, драться, трахаться перед разбивкой лагеря и маршировать по утрам. Думаю, ведьмак, ты кое-что понял из того, к чему я клоню. — Его пальцы сжимаются иголками на позвоночнике, когда он тихо говорит: — Да, Геральт? — Ага, — говорит он, чувствуя, как учащается пульс Роше в точке соприкосновения между ними. — Да, я думаю, что понял.