***
— Ты потерял голову, — говорит Геральт, — ковыляешь здесь, как каменный тролль с сифилисом. Роше, сидящий напротив него, мрачно усмехается. — Подожди, пока мы не достигнем Лок Муинне, — говорит он, снова и снова царапая кинжал о точильный камень. — Я покажу тебе, что значит потерять голову, начиная с этой жеманной пизды Детмольда. Ветер шипит среди клыков вершин Синих Гор. Это были пять долгих дней: походы в тишине, обмен ударами на привалах. Но Геральт на этот раз не сдается. Он достаточно повидал полевых хирургов за работой, чтобы знать, что лучше проколоть рану, высосать гнойный сок одним грязным рывком, чтобы спасти остальную плоть. Роше лучше выплеснуть свой гнев сейчас, пока он не наделает лишних глупостей, когда это будет совсем не к месту. Итак, он говорит: — Твои люди были бы разочарованы. Роше снова резко царапает лезвие, достаточно сильно, чтобы оно завизжало. — Ещё одно ёбаное слово, — говорит он сквозь стиснутые зубы, — и я перережу тебе глотку раньше колдуна. — Говори сколько хочешь — «Синие Полоски» не побеждали во всех битвах. Так что же они делали потом? Хандрили, как какая-то деревенская простушка, чей возлюбленный прыгнул через костёр с другой на Беллетэйн? Нет, они тренировались, учились чему-то. Они знали, что недостаточно лишь мечтать о битвах. Так — Геральт встает и складывает кулаки. — Потренируемся, командир. Эта драка не похожа ни на одну другую, которая у них была раньше. Во-первых, бить в лицо больше не запрещено. Роше, прижатый к груди Геральта, отдергивается и бьет его головой по глазам, чтобы освободиться. И лезвие. Он не отложил его перед тем, как приступить к делу. Потому что когда Вернона Роше вообще заботила такая мелочь, как справедливость. Тем не менее, Геральт знает, что у него всё ещё есть преимущество: он, по крайней мере, спал, хоть и с перерывами, во время их путешествия к Лок Муинне. Роше же, напротив, липкий и дрожащий, от него воняет ночным потом. Кроме того, он раскачивает эти качели, не стремясь покалечить, а просто как можно сильнее уколоть Геральта за то, что тот пристыдил его. В следующий момент, когда он делает выпад, Геральт сжимает запястье Роше между кулаком и предплечьем, отправляя кинжал куда-то в туман. Здесь гамбит Геральта начинает сдавать позиции. Исчезла твердая сдержанность и привычная тактика солдата. Ведьмак должен сконцентрироваться, чтобы уследить за неустойчивой походкой Роше, который кружит вокруг него, как уличная псина, вынюхивающая объедки. Тот отваживается на новую атаку. Геральту удается поймать один из его ударов ладонью. Другая рука Роше бьет один, два раза в левый бок с такой силой, что место удара начинает пульсировать, прежде чем он успевает поймать и эту руку. Всего на мгновение они стоят грудью к груди, запутавшись в этих странных объятиях с рукой Роше, спрятанной под рукой Геральта. Достаточно близко, чтобы заметить пятно, которое Роше пропустил во время бритья на своей челюсти. Достаточно близко, чтобы видеть только его глаза, темные от боли, когда он поднимает взгляд. Затем Роше рычит и врывается, швыряясь всем телом в ведьмака. Они одного роста, но у Роше есть преимущество во внезапности. Гравий рассыпается под сапогами Геральта, когда он отшатывается. Колено подводит его, ведьмак терпит неудачу. Он пытается схватиться за цепь Роше в падении, но не успевает, падает о землю с такой силой, что это выбивает из него целый глоток воздуха. Он вскакивает на ноги, ожидая, что последует ещё один удар, но когда он встает, то обнаруживает Роше на том же месте, где тот и был — только теперь он согнулся пополам, всхлипывая, сжимая колени и сплевывая, как будто его вот-вот вырвет. — Ну что, размялся? — говорит Геральт между вздохами. Но тот, по-прежнему сердито глядя на пространство между носками своих сапог, только рычит: — Чёрт возьми, Геральт. Так же внезапно, как он ворвался, ярость Роше утекает из него вместе с кровью почти сразу. Он съеживается, садится на землю и сжимает в ладонях голову, словно пытаясь собрать части черепа вместе. — Чёрт. Облако подплывает ближе к солнцу, накрывая их синей тенью, и они впадают в тишину: Роше весь в грязи, а Геральт стоит над ним. Вероятно, пришло время попытаться утешить его, что ведьмак, наконец, и делает, касаясь кончиками трёх пальцев плеча, так же, как когда он накладывает аксий. Потом, Роше опускает руки и смотрит на Геральта так, словно только что вспомнил, что находится не один. — Завтра у тебя будут глаза, фиолетовые, как сливы, — говорит он. — Не в первый раз. Челюсть Роше раздувается, когда сжимает зубы, он произносит некоторые слова, чтобы проверить её на целостность. Наконец он говорит: — Я знаю, зачем ты здесь со мной. Это почти так же ясно, как клеймо на заднице, ведьмак. Но, боюсь, это напрасные усилия, Геральт. Моей единственной монетой для размена была информация. Но я уже потратил всё до последнего. Лето, Шеала, Меригольд: ты уже знаешь, где запрятались все эти крысы. Как только мы доберемся до крепости, наши общие дела будут завершены. — Мы не бродяги, торгующие безделушками на дорогах. Роше фыркает. — Нет, но я не вижу, какое всё это теперь имеет значение. Мои личные дела уже совсем не существенны. Геральт пожимает плечами. — Я имею в виду, что мы друзья, Роше. Планирующие довести этот путь до конца. Он заполняет неловкое молчание, добавляя: — Лучше отдохни до завтра. Если только ты не хочешь, чтобы вся верхушка смотрела, как я перетаскиваю тебя через пороги. Они возвращаются в лагерь, с каждым шагом разбивая туман в клочья. Роше приступает к рутине, ставя чайник на угли, бросая бинты, чтобы те пропитались теплом костра. Он приносит их Геральту, который сидит, предлагая их с грубым извинением за ушибленное колено. А ещё вино, — со вздохом понимает Геральт, — единственное, что Роше успел разграбить во время осады Вергена. Его можно было почти назвать заботливым, на свой грубый манер. Дождь льется через некоторое время после сумерек, пламя гаснет, шипя. Геральт моргает, просыпается, и переводит взгляд со своего спального мешка на то место, где Роше бросил свой ранее, чтобы посмотреть, не подумал ли тот заняться догорающим костром, пока дежурит. Вместо этого он находит его, сгорбившегося на своих сумках. Подбородок к груди, скрещенные руки: он спит без снов впервые после лагеря Хенсельта. Геральт решает, что сегодня ночью он может заменить его на дежурстве. Он встает и мягко, тихо кладет дрова на угли, чтобы не беспокоить другого этим актом служения.***
— У меня есть кое-что для тебя. Услышав это, Роше сужает глаза: человек, слишком привыкший принимать подарки, чтобы замечать связанные с ними поводы. Он откладывает кольчугу и тряпку в сторону и вылезает из спального мешка. Тени под его глазами по-прежнему густы, но сам взгляд проницателен. Выглядит хотя бы отдохнувшим, на этот раз. Можно даже сказать, что свежо. Монета звенит, когда Геральт подбрасывает её в пространство между ними. Роше берёт её в ладонь и подносит к лицу, чтобы рассмотреть в тусклых лучах рассвета. — Вчера вечером нашел в своих сумках, — объясняет Геральт. — Кто-то, должно быть, выдал это в награду за контракт на эндреаг. Лоредо, кажется. — Вот же скупая пизда, — нерешительно говорит Роше. — Она больше ничего не стоит. — Узнаешь её? Роше фыркает. — Конечно. Отчеканена вскоре после первого покушения. Этакий символизм. Смотри. — Он зажимает монету между большим и указательным пальцами и поворачивает запястье, показывая Геральту лицевую сторону — Фольтеста в профиль с острым носом и гордыми скулами — и оборотную сторону: раздвоенный кинжал под головой рычащего волка. — Законное платежное средство во всех смыслах и целях, но в них нет ни блошиного дерьма серебра. Их ценность заключалась только в имени короля. А после смерти Фольтеста… — Да, я не могу обналичить её в банке. Но я дал её тебе не поэтому. Брови Роше сошлись посередине. — И тогда что мне с ней делать? Всё идёт не так, как ожидал Геральт. Он просто вздыхает и сдается, а не пытается исправить ситуацию. Вместо этого он говорит: — Тебе? Ну, можешь заложить её для раунда в кости, в ближайшей таверне. Не думай, что я сентиментален. — Конечно, нет, — усмехается Роше. Но оба знают, что это не совсем правда. Просто не то, что они говорят сами себе.