***
Комната Кимбольта скудная, но тёплая, кровати ровно столько, чтобы Геральт мог полностью вытянуться, что он и делает, раздевшись до пояса, держа в одной руке стакан с ликёром, другой листая одну из книг, которую он нашел: какая-то заплесневелая старая военно-морская история, которая его почти не интересует. Но уже просто держать её в руках так приятно. Впервые за долгое время он бездельничал вот так, в теплой, сухой постели. Чёрт, а ведь он мог бы привыкнуть к этому. Слишком будет трудно и долго снова засыпать в грязи на пути в Каэр Морхен. Есть что-то хорошее в том, что он и Роше уезжают утром. Роше. Он тоже много думал о нём. Точнее, не то, чтобы он не делал этого уже несколько месяцев. Но всё кажется совершенно по-другому теперь, когда его воспоминания восстановлены. Его увлечение этим человеком, которого он действительно должен был ненавидеть, начало обретать смысл. Ну вы знаете, эти истории: о ведьмаках, которые работают парами. Которые утверждают, что нуждаются в помощи друг друга в бане, только чтобы вычищать кишки монстров из труднодоступных мест. Которые притворяются, что делят постель, только для того, чтобы сэкономить монеты до выплаты следующего контракта. Те, кто делят костры, фамилии, а иногда даже могилы в конце концов. Геральт знает, что такие отношения действительно существуют. Чёрт, да он и сам попадал в подобные пару раз. Правда в том, что когда ты находишь такого человека, который поддерживает тебя и в бою, и в постели, ты держишься с ним, пока можешь. Но не навсегда. Потому что на Пути никогда ничего не бывает навсегда. Есть только несколько немутантов, которые могут понять этот вид связи. Ведь кто, кроме товарища-ведьмака, без вопросов переметнётся на твою сторону, невзирая на позор или презрение? Какой нормальный человек по-прежнему будет смотреть тебе в глаза после того, как ты только что убил человека, похожего на его отца? Кто, как не выродок, согласится перепихнуться в каком-нибудь заболоченном лагере, используя лишь масло для мечей, а на следующий день безропотно скакать в седле? Вернон Роше, например. Вот уж редкий зверь среди мужчин. Ну, за исключением того, что они просто не трахались. Тот сидит по другую сторону стены, в покоях Маравеля, достаточно близко, чтобы Геральт мог уловить его дыхание, если сосредоточится. Он сказал, что ему нужно время, чтобы наметить курс на столицу, что Геральт может насладиться спокойной ночью без него. Но когда ведьмак ушел, он смотрел куда-то далеко от карты, обхватив голову руками, и выглядел встревоженным. Независимо от того, где продлится ночь, никому из них не кажется правильным вариться в этом одиночестве. Он поднимается с кровати и обнаруживает, что пьян гораздо больше, чем ожидал. Бутылка ликера падает с тумбочки, когда он поднимает ее: невесомая, почти пустая. То же самое с урной с более крепким алкоголем рядом с ним. Не следил за тем, сколько стаканов он налил, а сколько выпил. Независимо от того, здесь еще много всего, чего можно взять. Дверь распахивается и впускает его со скрипом. С другой стороны, в покоях Маравеля царит тишина, а темнота слишком густая. Сквозь пламя напольных канделябров он видит в конце комнаты Роше, который чистит щёткой свой гамбезон, на нем только слегка обожженное полотенце вокруг талии. Должно быть, взял его из гардероба графа после купания. Он устремляет свой взгляд на внезапный шум. — Геральт. Какого-? — Не могу пить тосты в одиночку. Возьми чашку. Геральт чувствует от Роше запах мыла, которое тот так же нашёл в вещах Маравеля, но помимо этого ещё и запах дыма, когда он обходит стул и подходит с кубком, взятым с банкетного стола. — Должно быть, у тебя есть хорошая речь, — говорит он, когда Геральт наливает водку до краев. — Лютик от зависти рвал бы свои кудряшки. Так послушаем: из-чего именно ты скатился с кровати, чтобы прийти в такой час? Думая, как задобрить Роше, Геральт поворачивает к нему чашку и заявляет: — За Фольтеста. Лицо его уже становится не таким хмурым, а сам Роше даже улыбается уголками губ. — Что же, неплохо для начала, — говорит он, стукаясь кубками.***
— Человек при Королеве, — говорит Геральт, хватаясь за горлышко новой бутылки, чтобы выдернуть пробку. — Высоко же ты поднялся, Роше. В Вызиме у тебя будут комнаты даже лучше этих. Миски для пальцев и кружева в каждом углу. Ему приходится опереться на плечо Роше, чтобы налить, его ладонь прижата к шраму от раны, которую он зашил во Флотзаме. Мышцы Роше напрягаются под рукой Геральта, когда он качает головой. — Мне уже повезет, если высокомерные придурки сохранят мне место хотя бы в псарне. Помни, я не очень популярен среди знати. Но если это то, что от меня требуется, чтобы служить Темерии, я и с блохами буду чертовски счастлив. — Тебя не зря называют псом. Шутка звучит не так, как хотелось бы. Губы Роше, покрасневшие от вина, скривились в хмурой форме. — А тебя до сих пор в каждой таверне называют «убийцей королей». Ты уже должен понять, что нельзя доверять тем сплетням, которыми торгуют эти шлюхи. Геральт впервые произносит вслух мысль, которая давно уже его мучает: — Значит, Бригиду ты на самом деле не трахнул? — Кто, чёрт возьми, сказал тебе, что я это сделал? — Да так, птичка начирикала. Надутая, как индюк. Впрочем, не имеет значения. Мне просто интересно. — Кто бы это ни был, он просто пытался заморочить тебе голову, Геральт. Бригида была инструментом, не более того. — Хорошая попытка. Брось, ты не можешь сказать мне, что сопротивлялся этому желанию, Вернон. Будь честным. — Я не трахаю своих информаторов; я плачу им, чтобы они делали это с другими. Неужели в это так трудно поверить? — Да, это так. — Думаю, для тебя это было бы так, — мрачно говорит Роше. — Ведьмаки — это те, кто не может контролировать себя рядом с красивыми женщинами. Или потасканными шлюхами вроде Пепеброк, если уж на то пошло. — И кто снабдил тебя этой информацией? Ты снова шпионил за моей кроватью? Он хмурится. — Поставь любого кмета или барина на Севере перед вопросом, это не имеет значения. В конце концов, они все поют одну и ту же песню. Ветер проникает в щели в обшитых панелями стенах и дергает край полотенца Роше, пока они сидят в тишине. Геральт пытается прояснить свое затуманенное зрение, изучая Роше в профиль, пытаясь понять, как перевести этот разговор на что-то более приятное. Очертания тела напротив на мгновение становятся резкими. Его верхняя губа, передняя часть горла, грудь — всё блестело красным в отблеске свечей. Геральту хочется укусить эту оранжевую полоску вдоль ключицы, если честно. Но это, наверное, не то, что нужно. Наконец Геральт решается: — А как же мужчины? Такая упрямая задница вроде тебя, я имею в виду. Что ведьмаки с ними делают? Роше не из тех, кто вздрагивает, но его взгляд перемещается на книжную полку в другом конце комнаты, когда он говорит: — Я не слышал. Думаю, это слишком мерзко для пустых сплетен. И здесь слова Геральта подводят его. Никогда не требовалось их много, чтобы уговорить Трисс лечь с ним в постель. Роше же другой. Неуступчивый. Его намного легче спугнуть, несмотря на мрачный вид. Геральт полагает, что ему тоже все это не дается так легко. Он напрягает свой затуманенный мозг, чтобы сказать что-нибудь что повернет Роше к нему лицом и просто для разнообразия упростит всю эту чертову шутку, итак вышедшую из-под контроля. Но момент проходит. Роше сжимает губы, когда он опускает чашку и кашляет. — Надоело мне это дрянное пойло. Темерская рожь: вот что я хочу пить. Эта пизда, должно быть, где-то запрятала бутылку. Геральт, найди её для меня. Я наслышан, что ведьмаки и в этом преуспевают.***
Достав рожь из пыльного шкафа, Роше, наконец, начал догонять Геральта по степени опьянения. Теперь он расслабился, его голос стал хриплым. Взгляд тяжело останавливается на теле напротив. Так же, как и его рука, когда он хлопает ведьмака по спине после очередной шутки. Он рассказывает историю о том дне, когда один из Белок вонзил кинжал ему в бедро в стычке. Как он пытался сдержать собственную кровь, пока ковылял обратно до лагеря Синих Полосок. Он неряшлив в пересказе, ощупывая свое полотенце и выплескивая половину своего напитка на пол из–за бурного жестикулирования. Геральт же просто наблюдает за этим — причём, кстати, он не из тех, кто может судить, поскольку и сам в этот момент действительно пьян. Достаточно пьян, чтобы быть пойманным, не сводя взгляд даже после того, как рассказ закончился. Может быть, это просто выпивка, но кажется что лицо Роше покраснело. Но он точно не смущается, потому что слегка ухмыляется, когда оглядывается на Геральта. — Пора бы мне научить тебя, как дела делаются на службе, — вдруг говорит он, протягивая Геральту рюмку, прежде чем налить себе. — Напиток братства, так он называется. Все в моем подразделении были введены в должность именно таким образом. Во-первых, подними свой стакан. Вверх, вверх — да, вот так. А теперь…— Роше обхватывает предплечье Геральта своим, сжимая их в локтях с такой силой, что тому приходится, пошатываясь, вжиматься в него, чтобы удержаться. — Ты поднесёшь свою чашку и выпьешь со мной вместе. До дна, Геральт. Между нами не должно быть никаких полумертвых клятв дружбы. Не после того, через что мы прошли. Готов? Они опрокидывают свои напитки, переплетя руки, и выпивают их. Затаив дыхание, они оба одновременно отрываются от своих чашек, всё ещё скрепленные посередине. — И что потом? — спрашивает Геральт. Впервые Геральт видит, как на лице Роше мелькает нервная дрожь. Наконец он говорит: — Принято целоваться. Пламя на столе позади него мелькает, горячий воск медленно плавится. — Символический жест, — добавляет Роше. — Братский поцелуй, как короли обмениваются рукопожатиями. — Понятно. Сначала это не более чем сухой поцелуй, просто соприкосновение плотно сжатых губ. Но они задерживаются вот так близко, так долго, тяжело дыша в одно и то же влажное пространство между ними. Глаза Роше метнулись вниз и назад, а губы приоткрылись. Щетина на подбородке скрипит, когда Геральт мягко проводит рукой по лицу напротив. Чувствует учащённый пульс прямо под ухом, когда он держит его так близко к себе. — Хотя нет, не понял, — бормочет Геральт. Притягивает его обратно, вызывает новое столкновение губами. На этот раз Роше со стоном впускает чужой язык внутрь. Их чашки, забытые, падают и катятся в какой-то дальний тёмный угол комнаты. Твердая грудь, сжатый живот — Геральт преодолевает расстояние, пока они целуются, желая почувствовать его всем своим телом, желая хоть раз ощутить, как этот упрямый ублюдок прогибается перед ним. Он прижимает Роше к краю банкетного стола позади них, теснясь, пока все столовое серебро на столе звенит и падает, когда Роше опускается на него. Он шипит теми грязными ругательствами, которые обычно предназначаются для его дерьмового арбалета, когда тот дает осечку, стоит Геральту начать целовать его шею, все еще влажную, горячую и пахнущую водой из ванны и мылом. Ведьмак вцепился зубами в ту самую бледную часть кожи, чуть ниже подбородка, пытаясь заставить его заткнуться. Вместо этого тот начинает стонать. Что же, это даже лучше. Пальцы Роше становятся самыми настоящими инструментами мучителя, оставляя царапины на чужой груди, касаясь сосков, когда он переходит вниз к бокам. Руки, горячие, как раскаленные щипцы, прокладывают себе путь под пояс сзади и сжимают его плоть. Ткань на выпуклости на коленях Роше промокла от влаги. Он уже чертовски твёрд и истекает, как мальчишка при первом разе на сеновале, только от этих ласк. Но если и Геральту быть честным: он тоже. Его выдают жалобные звуки, которые он издает в плечо Роше. Но тот, вероятно, так часто слышал подобное в темницах, что даже не замечает, поэтому Геральт не пытается их как-то приглушить или остановить. Достаточно легко, чтобы развязать узел на талии Роше и отодвинуть складки его полотенца в сторону, словно тот деревенская девушка в фартуке. Раздвигает бедра так легко, когда Геральт мягко толкает их локтем. И он настолько мокрый, что издаёт грязные скользкие звуки, когда ведьмак начинает его гладить. Почти так же, как они наносили удары в таверне, то, как их руки запутались посередине, Роше рывком пытается раздеть Геральта, с силой вжимаясь в чужие губы. И точно так же, как они тогда на самом деле подрались, Геральту становится больно, только в паху и даже спине глубоко внутри. Потому что, да, в этот момент он даже подумывает о том, чтобы позволить Роше взять его. Это не то, что он обычно предлагает, но они ведь сражались на стороне друг друга достаточно долго, поэтому Геральт настолько доверяет ему, что мог бы читать и предвидеть все его движения. Чёрт возьми, у него так долго не было ничего, кроме руки, что он сделает всё что угодно ради большего. Фактически– Геральт вырывается из рук Роше и падает на пол. Почти в медитативной позе, глядя вдоль чужого тела снизу вверх, в его темные глаза, на коленях. Здесь он узнает еще одну тайну о своем друге: чуть выше колена у Роше есть татуировка в виде кинжала, обвитого змеей, которая с годами потускнела. Должно быть, он набил её ещё в дни юности, на каком-то захолустном обряде посвящения. Слишком жарко представлять его с ногой на коленях какого-то головореза, извивающегося, когда они её накалывают. Геральт сначала прижимается ртом к этим чернилам. Работает губами и языком, чтобы подняться выше на оставшуюся часть расстояния, лижет и размазывает длинные поцелуи по нижней части члена. Грудь Роше трепетно вздымается с каждым вздохом и выдохом, теперь, когда он понял, что с ним собираются сделать. Геральт медлит. Да, это большой член, но его чувство самосохранения было почти полностью подорвано звуками, исходящими от мужчины перед ним. Остается только инстинкт. Возможно, Вернон Роше впервые в жизни произносит: — Пожалуйста. — впервые он умоляет о чем-то. И если тот готов себя так унизить, как может Геральт не отплатить ему тем же? Хватка Роше на затылке тянет его за волосы, но Геральт позволяет ему это, позволяет прижать его плотно к своему члену. Не время для манер и этикета, пока Роше, с каждым новым дюймом, истекает потом, как девственница, возносимая на алтарь. Наконец он берёт его достаточно глубоко, чтобы рот Геральта попал в кольцо собственного же кулака у основания. Человек перед ним слишком занят, громко вздыхая, пытаясь поддаться вперёд, чтобы достигнуть разрядки. Геральт чуть не задыхается. В любом случае, он ведьмак, черт возьми. Он не должен сидеть здесь и получать удары в подбородок собственным же запястьем каждый раз, когда Роше делает толчок. Его тело было изменено мутагенами, и его возможности намного превышают все, на что способен этот человек. Пришло время напомнить ему об этом, пока тот не почувствовал себя слишком главным. Притягивает Роше за бёдра, приказывая ему двигаться так сильно, насколько можно. Не может быть, чтобы он в первый раз сталкивался с таким приказом. Ведь что еще может заставить человека преследовать повстанцев через унылый Махакам, как не мысль о том, что потом Фольтест будет лечить его? В любом случае сейчас он покорен. И Геральт забывает, что эта его сторона должна вызывать отвращение. Дело в том, что у него есть и ещё более ужасная сторона, которая вылезает наружу сейчас, когда Роше с силой вбивает его носом в пах. Он такой жадный и отвратительный, пытается выпросить ещё и ещё. Возможно, этот человек когда-то и был палачом, но имея здесь сейчас свой член, чтобы покончить с Геральтом, он может только причинять боль — а Геральт хочет этого. Хочет большего. Даже вроде как нравится этот дискомфорт от осознания того, что он буквально может задохнуться, если перестанет концентрироваться на доставлении удовольствия. Его заставили обменять свои физические способности за плату. Плевать, что не в монетах. К настоящему времени Роше полностью потерял ритм, его глаза лихорадочно блестят, а изо рта чуть ли не текут слюни, когда он смотрит вниз, на свой член, скользящий раз за разом в рот Геральта. — Геральт, — хрипит он низко и рвано. Задумано как предупреждение, но это только больше заводит ведьмака. Затем, как будто его только что проткнули в живот, Роше выгибает спину и сжимается всем телом, его бедра содрогаются. Когда он кончает, то скулит, как раненое, нуждающееся животное, которым он сейчас и является. Они оба знают это, теперь, когда они наконец-то полностью честны друг с другом. Роше не милосердный человек, но помогает поднять Геральта на ноги, когда тот встаёт, чтобы удержать, когда резкое головокружение угрожает настигнуть его. Геральт использует предлог поцелуя, чтобы заставить Роше почувствовать свой же вкус на языке. Кто лучше, чем он, разделит отвращение, удовольствие и восхищение такими мерзкими вещами? Роше вздрагивает и берет Геральта за челюсть обеими руками, чтобы удержать его, притянуть к себе ещё ближе. — Прикоснись ко мне, — говорит ему Геральт. Рычит? Кто знает. Он даже себя больше не слышит. Впрочем, неважно. Он в таком отчаянии, что будет лаять, как шлюха, пытающаяся выполнить все заказы подряд, если придется. Смущает то, что он выдерживает всего немного, прежде чем кончить на руку Роше, на его живот и даже на дорогой графский ковер внизу. Тогда как он стоит там, разинув рот и снова весь в поту, наблюдая, как Роше после этого облизывает свои пальцы дочиста. Всё ещё оцепеневший от возбуждения, Геральт ничего не может сделать, кроме как моргать, когда Роше приглаживает его волосы, которые сам же и взъерошил кулаками. Те руки, которые бесчисленное количество раз убивали во имя политики, мягко, несколько нежно, касаются его головы. Геральт почти смеется от этой неуместной мысли, но это кажется слишком жестоким ударом в живот даже для Роше, поэтому он просто молчит и позволяет гладить себя дальше.