***
Уже около часа ночи. Только сейчас с работой было покончено, что странно, ведь начали они в пять утра. Но им ли привыкать? Огай сразу пошёл спать, так как прошлой ночью поспать вообще не удалось, и в итоге он все два дня пробыл на ногах. И это при том, что проснулся он в тот день в шесть утра. Конечно, для него столь поздний подъём был редкостью, однако ещё вчера спешить им было некуда. Сегодня же поступила новая информация, а вместе с ней и новые проблемы на чёрном рынке. А вот Фукудзава, в отличие от Мори, никуда не торопился. В его планах было сначала сходить в ванную, а уже потом спать. Когда с водными процедурами было покончено, он ушёл в свою комнату. Правда, спать не хотелось. Спустя не особо продолжительный промежуток времени, в голову ему пришла идея заняться чтением. Как думал сам Юкичи, идея была отменная. Было лишь одно но. Книгу он свою оставил в операционной, а путь в неё лежал мимо ординаторской. Фукудзава всегда считал, что сон у напарника был чуткий, (с чего такое решение, он сам не понимал). Однако самурай быстро себя одёрнул и подумал о том, что это лишь домыслы. Да и раз уж на то пошло, то кому вообще не наплевать на сон врача?! Подумаешь не выспится... Ведь правда? Книгу он забрал незаметно, думая лишь о том, не видел ли её доктор, а точнее, не видел ли он автора. Ещё при первой встрече Мори упрекнул его в не знании классики. А именно Шеллинга. И лишь потому Юкичи сейчас читал сборник данного автора. Фукудзава уже возвращался в комнату, когда, проходя мимо ординаторской, (место где всегда спал доктор, ленясь идти в свою комнату), услышал приглушённый жалобный крик. В голове сразу вырисовалась картинка: окно разбито. Огая пытают. Его ведь раздражает этот докторишка, так от чего же неведомый страх сковал его сердце? Агх, чёрт! Ладно, с этим позже. Если он умрёт, то Юкичи уже точно ничего не поймёт. Когда крики прекратились, Фукудзава уже решил, что Огай или умер, или потерял сознание от боли. Дверь была стремительно открыта. Однако увиденная картина поразила самурая. Доктор собственной персоной стоял целый и невредимый у окна, смотря вдаль. -Хм, Фукудзава-доно, что Вы здесь делаете? -Спросил Огай, вопросительно выгнув бровь. -Вы. Не слышали никаких криков? -Напускное спокойствие Мори раздражало и одновременно заставляло задуматься, не было ли у серебряного волка глюков. -Нет, абсолютно нет. Может, вам показалось? -Руки доктора нервно дрожали, что выдавало его плохое состояние. -Странно... А Вы, Мори-сама, почему не спите? Помнится, Вы ещё меньше часа назад говорили о том, как невероятно сильно устали. -К сожалению, не спится. Скорее всего бессонница. Данный ответ натолкнул Фукудзаву на размышления. Он ведь точно слышал тихое сопение врача, когда уходил за книгой. -А какая причина? -Кажется Юкичи начал что-то подозревать. -Чего? -Огай прекрасно знал ответ, но всё равно продолжал строить из себя дурочка (ведь дурочка, как казалось ему, будет легче играть). -Бессонницы. -Фукудзаве же было совершенно плевать на маски оппонента, он видел сквозь них. -Не вашего ума дело. -Но в голову быстро пришло осознание, что дурачок - это всё-таки крайность. И потому он остановился на собственном лице окончательно. -Ещё как моего, я Ваш телохранитель. А значит обязан защищать Вашу жизнь от любого риска и опасности. Обморок в следствии недосыпа также считается. -Ох, а Вы у нас, оказывается, такой нежный и заботливый. Каждого котика покормите и погладите, или только бездомного? -Произнёс хирург с насмешкой. -Ещё раз повторяю, это моя обязанность, как вашего телохранителя. Не больше. -Вот в этом то и проблема. -Прошептал, Мори. -Что простите? -Нет, ничего. И, что бы Вы хотели от меня услышать? -Правду. -Знаете такое выражение: "Конец лжи ещё не означает начала правды"? -А я и не говорил вам переставать лгать. Я сказал лишь о том, что хочу услышать правду. Неважно какую. -Правда.. Бесспорно смешно. -Проговорил, Огай и тяжело сел на кровать. -Если я не ошибаюсь, это называется "призраки прошлого". -Вы испытываете страх? -Неверяще произнёс самурай. -Да, да, да... Вы никогда не ощущали такого чувства, когда вроде и хочешь рассказать всю правду. Хочешь поделиться с самым дорогим человеком сокровенными проблемами, или же просто переживаниями. Однако язык вдруг становится твёрже дерева, а рот не открывается. Да что уж говорить, невозможно и звука изречь. Вот так сейчас было и у Мори. От волнения он сжался и был похож на маленький комочек. Он сжал руки в один большой кулак и начал сминать их, изредка сжимая настолько сильно, что пальцы хрустели. Кто бы мог подумать, что столь напряжённую обстановку может прервать обычное действие человека. Фукудзава сел на колени перед Огаем и взял его руки в свои. В отличие от врача, у самурая были горячие, почти что обжигающие ладони (как камин). -Успокойтесь. Неужели моя обычная просьба заставила самого Мори Огая беспокоиться? -Увидев, что от этих слов доктор стал нервничать ещё больше, Юкичи быстро попытался исправить ситуацию тем, что положил свою голову на колени врача. -Простите. Как Вы уже поняли, я не умею поддерживать. Если не хотите, можете не говорить. Однако, каким не было бы Ваше решение, знайте, я хочу лишь помочь. Огай слушал телохранителя вполуха. Он был очень заинтересован кое-чем. "Интересно, а у него мягкие волосы?" Подумал доктор, решив хотя бы кончиком пальца попробовать. Да. Мягкие. И даже очень. А это успокаивает. Если сначала Мори боялся трогать волосы напарника, то сейчас он уже делал это открыто. Факт того, что под руками (в прямом смысле) было что-то мягкое, не давал Огаю нервничать. От каждого прикосновения он только больше расслаблялся, уже не боясь "ничего" как думал сам доктор. -Меня преследуют ночные кошмары. -Неожиданно даже для самого себя начал он. -Но не подумайте, так длится на протяжении уже многих лет. Ещё с тех пор, как мне вроде тринадцать было. Самурай, конечно, не особо любил прикосновения к своим волосам, и всё же Мори являлся приятным исключением из правил. Когда врач к нему прикасался, наоборот, даже возникало желание продлить этот момент, забыться. Но в то же время, слушая всё то, о чём ему сейчас говорил Огай, хотелось обнять его, защитить от этого жесткого мира, спасти от одиночества. Не хотелось знать, что этот человек страдает. Он желает видеть на лице доктора только улыбку, не лживую, а настоящую, искреннюю. Самую красивую, что существует на свете. А если кто-то скажет ему, что это не так, то Фукудзава просто пошлёт этого человека куда подальше. Вновь наслаждаясь этой улыбкой, этими скулами, глазами цвета дорожайшего вина, морщинками, что находятся под ними, аккуратным носиком. Да всем! Всё ему нравилось в этом враче. Начиная от вечно не послушной прядки на лбу и заканчивая худыми, но невероятно красивыми щиколотками. Он был похож на скульптуру. Такую красивую, неприступную. Толи из мрамора, то ли из фарфора, но казалось, что одного небрежного прикосновения будет достаточно для появления трещины. Но Юкичи всё же знал, в чём отличие Мори от скульптуры. Обычный человек сказал бы, что отличие в том, что он живой. Но самурай не согласен. Он знает, что и живой может быть подобен мёртвому, а мёртвый зачастую живей живого (и это пугало). Но нет, истинное отличие Огая от скульптуры - тепло. Ни мёртвый, ни скульптура, тепла не источали, а вот Мори. Нет, он, конечно, был холодным, но только по причине болезни. Сердце же его всегда было горячо настолько, что его грудная клетка могла и Фукудзаву обжечь. Слёзы. Что текли сами по себе из алых глаз. Они тоже были горячими. -Простите, я. Не знаю, что на меня нашло. -Шёпотом, сказал Огай, стирая слёзы, что лились всё больше. -Ничего. -Также ответил ему Юкичи, встав с коленей и сев вплотную на кровать врача, обняв и прижав его голову к своей груди. Мори больше ничего не говорил, всё ещё продолжая плакать, но уже взбросив свои ноги на колени телохранителя и обняв его что есть силы. Так они и уснули. В ту ночь Огаю не снился больше ни один дурной сон.***
Правда, время шло, а Мори всё никак не просыпался. Вот на часах уже семь часов - время начинать готовить ужин. Однако сложно сосредоточиться на готовке, когда волнуешься за человека. Сам не заметив того, Фукудзава начал готовить сэкихан . Хотя в начале задумывалось карри. Помимо этого, на десерт он приготовил моти с сакурой . Вопреки всеобщему мнению, Огай обожал сладкое и ненавидел кофе. Ладно, если первое ещё было возможно, то вот насчёт кофе удивлялись абсолютно все. А в этом на самом деле не было совершенно ничего удивительного. Просто этот горький вкус был до жути противен Мори. Запах тоже не вызывал у него должного отклика в сердце. Что до холодного кофе, то от этого его прямо тошнило. Стоило Юкичи закончить готовку, как в кухню зашёл сам Огай. Только серебряный волк его увидел, как с сердца прямо отлегло. А на губах появилась нежная улыбка. -Как спалось. -Нормально. Короткий и лаконичный ответ без каких-либо добавлений. Это было совершенно не похоже на босса мафии. Что выдавало явную ложь с потрохами. Несмотря на это вид Мори будто сам говорил о том, что сейчас с ним что-то не так. -Огай, всё в порядке? -Конечно, -Огай хоть и говорил уверенно, но он не мог этим хоть как-то убедить Фукудзаву. -Ты можешь бесконечно врать своим шавкам из мафии, но не мне. Я в отличие от них не слепой и тебя нисколько не боюсь. -Всё правда нормально. Есть лишь парочка факторов, из-за чего я не сказал "хорошо". Стоило лишь Мори это сказать, как Юкичи начал смотреть на него выжидающим взглядом. -Ладно, ладно, я умываю руки! Но не смотри же на меня так! У меня всего-то болит голова! Не больше! -Огай сказал чистую правду, но этого Фукудзаве было недостаточно. Он чувствовал, что это ещё не всё. -Допустим. Садись ужинать, - со стороны Мори послышался тяжёлый раздражённый вздох. Он сел за стол и, дождавшись своей порции, принялся за трапезу. Хотя есть ему совершенно не хотелось, но что поделаешь, придётся. Покончив с сэкиханом, он уже было собирался уйти, как вдруг увидел, что бывший напарник несёт моти. Лишь на секунду глаза его загорелись. Но то была лишь секунда. Сразу после этого лицо Мори вновь стало безучастным. Моти были вкусными, даже очень. Хотелось попросить добавки угощения, но стыдно. Он только несколько минут назад нагрубил Фукудзаве, а теперь хочет просить добавки за лакомство, за которое даже не сказал "спасибо". Это было слишком даже для него. Но самурай тоже не был слепым. Он заметил лёгкое изменение в бывшем враче и сам решил предложить: -Хочешь ещё? -Если можно, -слегка смущённо сказал Огай. -Конечно. Тебе даже спрашивать не надо. -Произнёс Юкичи, кладя на блюдечко Мори новую порцию сладости. Мори было стыдно за то, что он не извинился за своё поведение в сторону Фукудзавы. И он ничего не мог поделать с этим стыдом. Но вдруг в кухню зашёл Мёнсо. Он лениво огляделся, а потом, увидев Огая, пошёл в его сторону. Кот запрыгнул на колени босса мафии и прикрыл глаза. Мори слегка удивился, но лишь на секунду, сразу потом он начал гладить милое создание за ушком. Мёнсо урчал и вибрировал. Огай умилялся этому, продолжая. И всё же коты - удивительные создания. Такие милые, но в то же время важные. Прямо как некоторые люди. Но коты лучше этих людей. Люди врут, предают, убивают. А вот коты - нет. Они хорошие, мягкие, тёплые. Самое плохое, что они смогут сделать - вонзить когти в ногу (но нога-то ведь не сердце). Кошки так не ранят, как людишки иногда... Вот почему Фукудзава их любит. И Мори понимал его. Даже известные люди (в большинстве своём) любили, любят и будут любить кошек. Да причём тут вообще известность людей? Весь мир! Все любят кошек. Нет, конечно, есть и те, кто данных созданий не уважают, презирают. Но таких людей мало, а значит, можно считать, что их нет. Да и зачем вообще думать о других людях? Целом мире? Когда он Мори Огай, он любил этих животных. А остальное и неважно. -Прости меня, Фукудзава. -Сказал, Мори, всё ещё гладя Мёнсо, но теперь только из-за того, что тот был мягким, и потому, что Огай боялся, что он может уйти. Но вот сам Мёнсо, видимо, даже не думал об этом, сопя и мурлыча на коленях бывшего врача. -А? За что? -Удивлённо спросил Юкичи, уже и забыв обо всём неприятном, что лишь недавно было между ними. И думая сейчас только о комфортной обстановке. -За такую плохую реакцию в ответ на твою помощь. -Ох, ничего страшного. Я уже и забыл. В любом случае не бери в голову. Это всё мелочи. Да и я должен был быть готов к такой реакции на свои приставания касательно твоего состояния. Я просто беспокоюсь о тебе. -Да. Я понимаю. И именно поэтому мне стыдно. Ты беспокоился обо мне, а я лишь нагрубил. -Рука Огая остановилась на загривке Мёнсо, и он поднял глаза, дабы взглянуть на Фукудзаву. Но, вопреки ожиданиям, тот был ничуть не зол. Напротив, он лишь мило улыбнулся. -Ничего. Если действительно что-то будет болеть или плохо тебе будет, скажи. Я постараюсь помочь. Мори ничего не ответил, только кивнул головой и свободной от Мёнсо рукой взял моти. У сладкого есть только один существенный минус - оно быстро заканчивается. Но благодаря тому, что оно вырабатывает серотонин (пусть и на короткое время), но можно было забыть о тревоге, проблемах и просто наслаждаться. Но только на короткое время. Все моти уже съедены, тарелки вымыты. Огай ели сидит, глаза так и норовят закрыться. Он завидует Мёнсо, который уже давным-давно уснул. Спать хотелось невероятно сильно. Да и грустный настрой вернулся. Сердце опять начинало неприятно болеть. -Фукудзава, -сказал Мори и сразу после кратко зевнул. -Я пойду, пожалуй, спать. -Хочешь спать? Я думал попить вместе чаю, поговорить. -Я честно бы и рад. Но настроение, что-то так себе, да и устал отчего-то сильно. -Ох, понятно. А что с настроением? -Озадаченно произнёс самурай. -Не знаю... Ощущение пустоты. От него болит сердце, а на душе так скверно. Юкичи озадачился ещё больше. Он беспокоился за Огая. -Я. Могу как-то. Помочь? -Нет. Я думаю, что нет. Я правда не знаю. -Мори устало закрыл глаза руками, потирая их. -Эх, ладно. Пойду, пожалуй. -Хорошо. Спокойной ночи. Приятных снов. -Хах, если бы, -шёпотом произнёс мафиози. -Спасибо, тебе тоже. -Да. Спасибо. -О, только подскажи, пожалуйста. Что делать с Мёнсо? -А что с ним надо делать? В ответ Мори хмыкнул и слегка развернулся от стола в сторону Фукудзавы. Тогда самураю открылся вид на спящего без задних лап кота. -Ох, давай я возьму его. -Сказал Юкичи и взял кота на руки. -Спасибо. И ещё раз спокойной ночи. -Спокойной ночи. Огай слегка с грустью взглянул на всё ещё спящего кота, еле заметно кивнул головой и ушёл. Справа от двери шкаф. Сразу после него идёт большой рабочий стол (на кой чёрт он нужен в этой комнате, вообще не понятно). Окно где-то на 3/4 стены (которое стоило бы хорошенько помыть по той причине, что в этой комнате до Мори никто не жил). Дальше идёт уже левая стена. Тумбочка, рядом с которой стоит кровать (из-за того, что комната расположена не совсем стандартным образом, то и кровать находилась горизонтально, если смотреть со стороны двери). Потом вторая тумбочка (зачем она там находилась, до сих пор не понятно). Над кроватью был светильник, свет его был мягок (вполне в стиле Юкичи). В целом было уютно. Так отчего же? Отчего ему было так тоскливо? Лёжа на мягкой как никогда кровати с матово-чёрными простынями. Сидя за этим огромным столом. Стоя напротив зеркала и смотря на своё измученное лицо и явную худобу. Делая что угодно в этой комнате! Ему было так не комфортно, одиноко... Вот и сейчас, он лежал поверх одеяла, смотря в потолок. Практически не моргая. Странно устроено наше тело. Вроде не дрался, а тело болит. Вроде не пил ничего кроме чая, но выглядишь просто ужасно. Не болеешь, но бледен как мел. Наконец ты ещё совершенно не пожил, а уже постарел и пора вроде как умирать. Тяжёлый вздох грусти и сожаления сорвался с его уст. Он хочет спать, но знает, что если уснёт, то обязательно проснётся посреди ночи. Один, в холодном поту, с бегающими по комнате глазами и дрожащими руками. Холодно Ему холодно. Опять. Все окна плотно закрыты. Но это не поможет. Это просто ужасное ощущение. Тебе душно и сложно дышать, но в то же время до жути холодно. И вроде хочешь открыть форточку, но ты этого не сделаешь, потому что тогда окончательно замёрзнешь (и найдёт Фукудзава его обледенелый трупик). Плохо. Это очень плохо. Мыслей было больше, чем его голова могла переварить. Он подумал обо всём. И о смысле жизни, и о том, какие коты милые, и о том, насколько холодно в комнате (пусть и душно) и даже о том, как устроенна эта самая комната. Нормальных мыслей в его голове было мало. Слишком мало для человека, который хочет считать себя адекватным. Раньше ему было лучше. Тогда. Когда он был ещё подпольным доктором. Когда о делах мафии ему даже думать не надо было. Да, тогда было определённо лучше. Нет, конечно, были и такие моменты, когда ему было плохо, больно и тому подобное. Но тогда его спасали. Нацумэ. Элис. Юкичи. Да, определённо этих людей было много. А если и немного, то они действительно его спасали. А, что за херня творится у него сейчас? Тошно до невозможного. Даже Элис не воплотить. Да и она помочь не сможет. Почему? Да потому, что она даже знать не знает причины его страданий. Он сам не знает... Раньше в той подпольной клинике было лучше. Он делал, что хотел. Писал чёртовы дневники, которые пусть по идее и являлись пустышками, но помогали ему. Читал стихи. О, это было так замечательно. Писатели со всего мира. Кто там был? Сложно сказать. Легче перечислить тех, кого не было. Но он не будет. Не стоит. Достаточно перечислить несколько примеров, которые были самые (по его мнению), "великие". Немецкие поэты. Великие люди вошли в историю на многие века. Но и из них у Мори были те, кто впечатлил его лишь раз и на всю жизнь. А были и те, кого он читал ещё будучи интерном. И даже спустя столько лет он всё ещё любил их. К таким поэтам относятся: Гёте (Он был великим человеком и без его мнения, но всё же. Хотя Гёте писал не только стихи, но книги его Огаю тоже нравились.), Шиллер (Достаточно иронично, что в его великой биографии затесалась такая профессия - как военный врач. Хотя Мори считал, что будь он лишь военным врачом, не писателем, поэтом, философом и т.д., он бы так не прославился. И всё же, из его произведений Огая больше всего тронули "Мария Стюарт" и "Коварство и любовь". Из первого он даже когда-то выучил монолог Елизаветы - уж слишком он его впечатлил.). Вообще-то поэтов (и не только) было много, но, пожалуй, на этих двух стоит остановиться. Древнегреческие поэты. Это классика. Но несмотря на это, Мори всё равно мало читал творения данных писателей. Было лишь несколько, которых он действительно читал, изучал. Но из всех ему запомнился лишь один. Как бы банально это не звучало, но это Гомер. Нет, ну это был действительно невероятный человек. Как сказал бы один его знакомый: "Поистине выдающаяся личность". "Одиссея" его когда-то очень сильно повлияла на Огая. Но на этом, пожалуй, всё. Под конец своей врачебной карьеры Мори познакомился с таким писателем и поэтом, как Эдгар Аллан По. Тогда он ещё и не знал, что это союзник его будущего врага. Но он был невероятным. "Погребённые заживо", "Убийство на улице морг" и ещё несколько его произведений. Это было прекрасно. Правда, было слегка больно осознавать, что одно из его любимых произведений являлось способностью. Причём опасной. Особенно большой проблемой являлось то, что Чуя когда-то попал под её воздействие. Конечно, в тот момент Огай был не в сознании, и это были не его проблемы. Но всё же. Французские поэты. Тут же всё было куда запущеннее, чем с Эдгаром. Мори и знать не знал, что два его любимых поэта станут его же подчинёнными. Причём одними из лучших. Только вот тот случай с Чуей и Дазаем... Он не желал знать, что там произошло. Он был зол. Артюр его предал. Существовало лишь два типа людей, которых не прощал Огай. Первые - это те, кто пытаются его предать. А вторые - это те, кто уже предал. А его дружок Верлен. Ему было плевать, что у них там были за шуры-муры. Он умер так же, как и Рембо. Пусть Мори и был зол, но он до сих пор опечален тем, что больше не прочитает их творения. Японские поэты. Когда Огай изучал Японскую литературу, он узнал о том, что его сэнсэй является поэтом и писателем. И естественно, он прочёл все произведения Нацумэ. И гордился тем, что у него такой замечательный наставник. Однако он не может определиться с любимым произведением. Они нравятся ему все. Хотел бы он сказать, что на этом с Японскими поэтами было покончено. Но, видимо, ему слишком не везёт со знакомыми. Акутагава старший. Как позже оказалось, он писал стихи. Они были до ужаса короткие (одно четверостишие, не больше), но они были своеобразной метафорой, передающей его жизнь. Мори был рад за него, за то, что он нашёл себя. Русские поэты. Ну, тут и говорить нечего. Хотя нет, как раз тут много чего можно сказать. Для начала стоило поблагодарить Ками за то, что у него не было среди них знакомых (ибо, читая их произведения, можно было с уверенностью сказать, что тогда бы у него уже давно была бы депрессия). А после. Стоило сказать о его невероятной любви к поэтам серебряного века. Ахматова, Маяковский, Гиппиус, Есенин. Огай обожал их. Причём так уж получилось, что у каждого из этих поэтов (да именно поэтов, поскольку Анна Ахматова ненавидела, когда её называли "поэтессой", а Зинаиду Гиппиус просто язык не повернётся так назвать), было по два его любимых стихотворения. Ахматова ( "Сжала руки под тёмной вуалью." и "Песня последней встречи." ), Маяковский ( "Скрипка и немножко нервно." и "Сергею Есенину." правда для последнего стихотворения у него было объяснение, почему он его любит, а ответ был прост, потому что они с Фукудзавой сами как Есенин и Маяковский, и от этого на душе было и тоскливо, и радостно одновременно. А касаемо первого у Мори было смешанное мнение: он чувствует, что это стихотворение ему близко, но не понимает, кто ближе: скрипка или всё же музыкант.), Гиппиус ( "Она" и "Страх и смерть". Сам Огай являлся своеобразным поклонником Зинаиды Николаевны и потому читал много её произведений. Он, даже читая первое стихотворение, считал, что Гиппиус понимает его чувства лучше кого-либо. Она так точно описывала терзания, сходные с его в душе, что Мори не мог не быть счастливым оттого, что есть или были люди, понимающие его. Когда он уже перечитывал стихотворения, будучи боссом мафии, то понял, что "Страх и смерть" точно описывает его новую работу. Проще говоря, он видел в Зинаиде себя и был счастлив); Есенин. А вот тут можно и поподробнее. Изначально Мори не особо любил данного поэта. Ему была неведома жизнь в деревне, а из-за этого, он не мог проникнуться к чувствам Сергея. Но лишь одно стихотворение перевернуло с ног на голову его представление об этом поэте. "Письмо к женщине". Огай отнюдь не планировал учить его наизусть, но перечитывая бесчисленное количество раз, незаметно для себя это сделал. Выглядело это так...***
Подпольный доктор сидит, заполняет какие-то бумаги, документы, истории болезни. Неожиданно на него нахлынуло необъяснимое желание в (миллионный как казалось), который раз перечитать любимое стихотворение. Но вдруг. -Вы помните. Вы всё, конечно, помните. -Уста, его открывались сами по себе, а слова из них текли подобно ручью. Вроде он и писал, как до того, не отрываясь ни на секунду, но теперь же ему было менее скучно.***
Но после. На этом его ознакомление с Есениным не закончились. Вернее будет сказать, что только началось. Спустя достаточно долгий промежуток времени Мори прочитал поэму "Чёрный человек". После этого его жизнь уже более не была прежней. Он, конечно, достаточно сильно впечатлился этой поэмой, полюбил её всем сердцем. Но с тех пор его начали преследовать новые кошмары. В них ему являлся какой-то неизведанный доныне человек. Он был чёрный. И всё время норовил убить его. Ему было страшно, он не знал, кого видит. (Ведь в этом чёрном человеке он не видел своё отражение, как это было в случае с Есениным. Да и кончать жизнь самоубийством он тоже не планировал, а потому ему было лишь страшнее). Но вот спустя года он так и не понял, кто его преследует и по сей день. Но он тоже писал стихотворения. Абсолютно разные (да и не особо много). Они описывали его переживания по разному поводу. Правда, лишь два его стихотворения сохранились. А остальные канули в лету. Это, конечно, было печально, но с другой стороны, он даже был немного счастлив. Поскольку ему больше не нужно было стыдиться своих "творений". Но так уж вышло, что два оставшихся являлись (как, он считал), его шедеврами. Да, они, безусловно, были ему дороги. Сейчас, когда уже немало времени утекло. Он забросил эти дела и более не писал. Однако и по сей день он записывает все свои чувства на бумагу (такая уж привычка, но она ему, безусловно, нравилась). Ведь никто не будет читать его дневник (наверное). Да если и прочитает, то увидит лишь какой-то депрессивный бред сорокалетнего мужчины. Действительно, раньше было гораздо лучше. Были даже моменты, когда они с Фукудзавой уходили к морю. Он никогда этого не забудет.***
Май. Идёт тёплый весенний дождь. Они идут в неизвестном им направлении. Кому-то из них пришла в голову идея пойти к морю. Он не помнил, кто это тогда был, но второй явно поддержал эту инициативу. Вода такая тёплая, песок мягкий. Рыбаки оставили сети для ловли рыбы, а сами разошлись по домам. Фукудзава не хотел, чтобы это заканчивалось. Он хотел всегда быть вместе с Огаем в такой уютной обстановке. Как же хотелось, чтобы этими сетями их связали вместе и никогда не распутывали. Но после останутся лишь две абсолютно холодные и пустые души. Прости Поздно. Сейчас, когда уже всё решено за них. О чём-то думать слишком поздно. Юкичи не мог смириться со всем этим. Мысли терзали его. Стало душно. Отчего не понятно. С каждым разом новый вздох отдавался болью в сердце. Ему нужен воздух, пусть и на улице, но его мало (если он вообще есть). Интересно, а Огай тоже не может дышать? Если да, то он готов отдать ему весь кислород, всё, что ему будет нужно. Он, в отличие от Мори, не стоял на песке. Дорога - его единственный вариант. Да, наверное, лежать на песке в дождь было бы не самой лучшей затеей. Но он лежал на цементе в огромной луже. Смотря на то, как небо медленно темнело. Прости меня -О, решили полежать? Ну, тогда и я повеселюсь! -Крикнул Огай и, громко смеясь, убежал к морю. Мори ни о чём, как казалось, не думал, просто бежал в воду. Он зашёл по колено и резко развернулся. Пусть он и был с непривычным хвостом, но это лишь украсило его сейчас. Яркая, как солнце улыбка была на его лице. Но она встретилась с печальным, как никогда взглядом. Самурай встал, а доктор вышел из воды. Мокрые джинсы неприятно липли к ногам. Но сейчас, не до этого. Они должны решить все вопросы. -Что-то случилось, Юкичи? Выглядишь не очень. От упоминания его имени в сердце больно кольнуло. Этого уже никогда больше не будет. -Мне кажется, мы крепко влипли. Со всеми этими агентствами, мафиями. Мне страшно всё так заканчивать. Мне кажется, что тогда потухнет солнце. Наше общее солнце. Прости меня, моя -Я давно хотел тебе сказать, что я тебя люб... -Тихо! Послушай, хаха! Чайки кричат, как весело! Мори опять уже было побежал к морю, однако через несколько шагов обернулся. -Мы ещё подумаем над этим, но позже. А сейчас, просто наслаждайся моментом. -Сказал он и опять пошёл. Что-то в сердце Фукудзавы щёлкнуло. Странно. Он ведь самурай, к тому же с лучшей выдержкой. Так почему, почему сейчас, когда она нужна так сильно, он не может сдержать слёз? В этом песке Огай стоял как будто в бронзе. Сейчас, как никогда казалось, что он обладает великой способностью отключать сердце и чувства. Но Мори тоже не мог сдержать слёз. Он не хотел обижать Юкичи, тем более делать ему больно. Но он знал, что если не сделает это сейчас, то потом им обоим будет гораздо больнее. Прости меня, моя любовь.***
Сейчас, когда прошло уже двенадцать чёртовых лет. Он понял, что можно было сделать всё по-другому. Можно было обойтись без боли, без слез, без всего этого (почти). Всё равно остаться вместе. Но он убил всё это, на корню. Если так подумать, то, наверное, это и стало тем самым моментом в его жизни, когда всё покатилось по одному месту. Ну почему, почему именно сейчас, когда и без того плохо, он вспомнил это. Слёзы капля за каплей лились из его глаз. Почему он ничего не исправил? Почему позволил телохранителю уйти? Почему не предложил альтернативу, как это делал всегда? Это оставалось для него загадкой. Но одно было очевидно - всего этого уже не будет. (Наверное). Сам же Фукудзава сейчас сидел в кресле, продолжая своё чтение. Очень интересная книга. В будущем она обязательно займёт почётное место в его доме. Мёнсо так и спал у него на коленях. Однако в какой-то момент он будто почувствовал, что Огаю плохо, и, вскочив с коленей хозяина, убежал. Юкичи слегка удивился, медленно встал, потянулся и пошёл за ним. Мори не помнит, сколько он лежал и упивался собственными слезами. Но в какой-то момент в его дверь что-то начало скрестись, она открылась, и в неё вошёл кот Фукудзавы. Огай удивился, но прогонять гостя не стал. А Мёнсо, увидев, что мафиози не против его присутствия, лишь запрыгнул на кровать, походил по ней и улёгся на грудь Мори. Тот печально усмехнулся, стёр слёзы и начал дремать, лениво поглаживая кота. Вообще-то, когда говорят о том, что коты лечат, зачастую даже и не знают о том, что это правда. Но Огай был врачом (пусть и бывшим), и знал такое понятие, как фелинотерапия. В его случае она была отнюдь не бессильна. Поскольку в психологии также существует данное понятие. Учёными было доказано, что тепло и мурчанье кошки (а также поглаживание её шерсти) способствует борьбе с депрессией, хронической усталостью и даже с чувством одиночества. В какой-то момент Юкичи потерял Мёнсо из виду. Он ходил по квартире в поисках пушистого создания. Проходя мимо комнаты Мори, он увидел приоткрытую дверь и зашёл. Правда, стоило самураю увидеть Огая, что измученно улыбался, медленно гладя кота с закрытыми глазами. Как Фукудзава и передумал забирать Мёнсо вовсе. Лишь решил спросить: -Огай, Мёнсо тебе не мешает? Босс мафии резко, слегка испуганно распахнул глаза. Сердце начало стучать быстрей. Вот только серебряного волка здесь не хватало. Но, как говорится: "Вспомнишь лучик - вот и солнышко" (ну или там другая формулировка). Мори тяжело вздохнул и попытался успокоиться, но бешеное сердцебиение всё же не удалось унять. -Нет, совсем нет. -До Огая вдруг дошло, что это мог быть тонкий намёк (которые серебряный волк даже спустя столько лет не научился делать). -Но если он тебе нужен, можешь забрать. Произнёс мафиози с ноткой грусти. Но вот кота явно не устроило, что им распоряжаются не "посоветовавшись" с его персоной. Он ошарашенно открыл глаза, взглянул на Мори, как на идиота, а после, переведя взор на Юкичи, он лениво посмотрел на него, сразу после ложась обратно на грудь младшего. -Хах, нет. Видишь, он и сам не хочет. Я рад тому, что вы поладили. Ладно, спокойной ночи. -А..ага, спокойной. Фукудзава вышел и закрыл дверь в комнату. Сердце там уже чечётку отбивало, никак не унимаясь. Мёнсо, конечно же, это заметил и встал с груди Огая. Тот расстроился, что кот хочет уйти. Но пушистик лишь стал выжидающе смотреть на него. Мори встал с кровати, собирался подойти к рабочему столу, но тот мяукнул. Огай с этого усмехнулся, взял кота на руки и сел на стул. Мёнсо улёгся на его колени и стал "работать" его личной грелкой. Мори улыбнулся, взял лист и перо, начиная вспоминать. Он вспоминал его стихотворения. Так было всегда, когда ему было грустно, хорошо, или он испытывал доныне не известные чувства, он писал. Хотя обычно это был дневник. Но сегодня он не мог разобраться, что испытывал. И чем было обусловлено его странное поведение. Это биение сердца. Он не знал и потому писал. Спустя где-то полтора часа он закончил и поставил точку. Ну всё. Его день подошёл к концу. Пора спать. Подхватив Мёнсо на руки, он лёг на кровать, укутался в одеяло. Кот лёг рядом с его грудью, свернувшись в клубок. Огай посмеялся со своих действий и поступил также, как он, тем самым закрывая его. Рука же его легла на брюшко животному, начиная медленно гладить. Он закрыл глаза, начиная проваливаться в сон. Уснул Мори через минут пятнадцать. Уставший от бурных эмоций, воспоминаний и от всего дня в целом. Спокойной ночи.Я не хочу ложиться спать, Плаваю в бездне застывшего дня. Жёсткая, будто кирпич, кровать, Кажется, скоро сломает меня. Давит на плечи кривой потолок, Плачет пунктиром вода в ржавом кране. В позе застывшей не чувствую ног, Будто больная, нуждаюсь в охране. Свет из окна отдает сединой, Ветер смеётся и шторку колышет. Старушка-луна увлекается мной И озаряет покатую крышу. Качается шумный, пугающий лес. Я с мягкой игрушкой как рыба в консервах! Кот, что был грелкой, давно уже слез, Ночь меня душит, играет на нервах. Будто ребенок, вопить я хочу: «Спать не пойду, уложить не пытайтесь!» Но на часах третий час. Я молчу. «Чёртовы мошки, вы лучше покайтесь..» — Думаю так, потирая глаза И отгоняя назойливых тварей. Вязанный плед, подогрев мой азарт, Ниже, к ногам, все сползает, сползает.. Спят старики. Спят и дети, и взрослые. Кошки и крысы, сдружившись, сопят. Даже те мошки, что меня беспокоили, Скоро опомнятся - спать улетят. Скрип - разбавляет кровать тишину. Ночи прошла только малая часть. Плаваю в бездне, а всплыть не могу. Я не хочу ложиться спать.