Звезда блёклых дней Постой, не взрослей Оставь свой тяжёлый нимб Представь — мы теперь одни Границ печали больше нет Закрыло дымкой белый свет Свеча и холод наших рук Это всё, что ос-осталось Электрофорез "Всё, что осталось"
Розовый цветок появился на суккуленте. Он красовался на белой сеточке, появившейся у иголок задолго до встречи с Ринтаро. -Она зацвела... -Прошептал темноволосый мужчина, смотря на красивый кактус. "Она?" -Безмолвно вопросил самурай, двигая лишь губами, но не проронив при этом и звука. -Да. Это девочка. Маммилярия плоская... Моя любимая девочка... Правда, Элис часто ревнует меня к ней, но..что поделать... -Пожал плечами Огай, говоря ещё тише. Взглянув в окно, он увидел много капель, что стекали по стеклу. -Дождик накрапывает... -Ага... Пойдём на улицу? Раньше ты любил дождь. В ответ мафиози лёг на кухонный стол, растёкшись по нему лужицей. Глаза устало смотрели вдаль улицы. Он не хотел никуда идти. Настроения совершенно не было. Ещё и тишина была слишком тяжёлой. Фукудзава взглянул на него и увидел лишь пустой взгляд. Радужка чужого глаза была цвета сирени, а оттого слишком блеклой. Со стороны действительно казалось, будто его очи были стеклянными. За столько лет Юкичи научился не только различать эмоции Огая, но и определять, что тот чувствует, по одним глазам. Алый, когда ему страшно. Коньячный, когда он веселится или в предвкушении. Винный, если он напряжён. А сиреневый... Когда ему плохо, тоскливо, а может даже одиноко. Тогда все краски и огни исчезают из его взора. Остаётся только белая дымка. Этот цвет Фукудзава ненавидел всем сердцем. От него всегда было так тошно... Мори будто почувствовал пристальный взгляд на себе, обернулся и, слегка прикрыв глаза, вздохнул. -Ну, пойдём. Куда ты хочешь? Но самурай ничего не ответил. Просто кивнул головой на дверь и ушёл в прихожую. Огай поступил также, одним глотком осушив кружку с остывшим чаем и уходя с кухни. Зима в этот раз закончились слишком быстро. Снег совсем растаял. Хотя сейчас только начало февраля... Но стоило сказать "спасибо" за то, что хотя бы слякоти не было. Хотя ливень тоже ни чем не лучше... Мори любил дождь. Любил восторженно смотреть на раскаты молний и грома. Любил бегать по лужам. Но не сейчас. Сегодня настроения не было даже на яркий взгляд и блики в радужках. Казалось, будто весь мир поблёк и выцвел. Оставляя только..белый цвет. Осознавать такую реальность было..прескверно. Но это была его реальность. В то время, когда один видел в мире только боль и разочарование, второй видел радость и надежду. И это было нормально. Ещё много лет тому назад он объяснил это Фукудзаве. Хорошо раздавать советы, а самому им не следовать... Но что поделать..таков этот мир. Оставалось лишь пожать плечами и грустно улыбнуться. Но вот что было странно... Юкичи. Вечно мрачный и нелюдимый самурай, сейчас больше смахивал на маленького ребёнка. Он широко улыбался ( что уже было ему не свойственно ), напевал себе под нос какую-то песенку и хотел собрать языком капельки дождя. Выглядело это странно. И было похоже на то, что он сбежал из дурки. Но так казалось лишь Огаю. Остальные люди ( сидевшие на балконе или подоконнике ) видели в нём только бесконечно счастливого мужчину. Сам же самурай не мог понять причину своей радости. Он ненавидел дождь. Однако сейчас по какой-то причине хорошие эмоции зашкаливали. Вообще ходить без катаны под хаори было непривычно. В добавок, учитывая текущее состояние Ринтаро. Но можно было точно сказать, что если на них и нападут, то обидчики будут убиты ещё до того, как успеют хоть что-то сделать. И всё же смотреть на такого Огая было..больно. Он мелко трясся от холода, изредка постукивая зубами. Худые бледные ключицы некрасиво выпирали из под футболки. А не до конца застёгнутое чёрное пальто лишь ярче делало на этом акцент. Это выглядело... Жалко? Уродливо? Мерзко? Нет..скорее, красиво... И Фукудзава соврал, если бы сказал, что такой вид мафиози его не возбуждал. Совсем немного. Только до того момента, когда в сердце начинали расти цветы, а скорость его биения превышала череду пулемётных выстрелов. В глазах медленно появлялась дымка, а румянец уже мог заметить даже слепой. Наверное, у этого состояния было другое название. Нежели возбуждение. Но он не знал, как сказать иначе. Он не испытывал к этому человеку сексуального влечения как такового. Им скорее двигало желание сгрести Огая в объятья и усыпать каждую костяшку его худых пальцев поцелуями. Не страстными. Нет. Нежными, стеснительными, неловкими поцелуями. Но ведь от этого они будут только теплее и желаннее. Это же правда? Конечно... Иначе быть и не могло. Только хотел ли этого сам мафиози? Ответ на этот вопрос знал только он сам. Незаметно для обоих они пришли к побережью моря. Прямо как тогда... Только в этот раз всё было по-другому. Юкичи пошёл к воде, желая узнать, холодная ли она. А вот Мори так и остался стоять, даже не заходя в песок. Он о чём-то думал, смотря на самурая пустыми глазами. Больше не было слышно крика чаек. Был только звук причала. -О чём думаешь? -Неожиданно для себя спросил Фукудзава, смотря вдаль моря. -Да так..фигня всякая... Не бери в голову. -Фигня..именно поэтому ты такой печальный весь день ходишь? Нет. Нет. Не по этому. Просто настроения нет. А ещё сердце рвётся из грудной клетки, видимо, желая убить мужчину. Но он ничего это не сказал. Рвано вздохнув и прикрыв глаза. -Расскажи. Это всяко лучше, чем страдать дальше в одиночестве. Поделись. К чему это упорство? Зачем он так выжидающе смотрит? Неужели ничего не понимает? Последней каплей стал печальный вздох и жалостливый взгляд собеседника. Жалость к своей персоне? Нет. Этого он точно не потерпит. Тем более, когда Огай страдал только из-за него. Мори прекрасно понимал, что больше терпеть эту недосказанность не может. Но и вину он до сих пор чувствовал слишком сильно, чтоб не думать о ней. -Юкичи, прости меня. Прости идиота... Помнишь твоё признание? Так вот.. Это взаимно! И всегда являлось таковым.. Фукудзава было открыл рот. Хотел сказать, что невероятно рад и что всё можно вернуть вспять. В глазах мужчины появилась надежда... Но его опередили. -Не смей говорить и слова! Молчи... Пожалуйста... Плечи начали дрожать, а к глазам подступили слёзы. Огай, несмотря на самурая, рванул обратно к нему домой. Он не хотел ни о чём говорить. Видеть никого не хотел. Он хотел просто умереть. Так паршиво у него на сердце ещё никогда не было. Ворвавшись в пустующую квартиру, он захлопнул дверь на замок и скатился вниз по стене. Мори хотел остаться там. Сил идти дальше просто не осталось. Но от осознания того, что это квартира Юкичи, а соответственно у него есть ключи, он подорвался, заперевшись у себя в комнате. Упав на кровать, он, сам того не заметив, начал рыдать, раздирая ногтями кожу на ногах и запястьях. Скальпеля под рукой не было. Так можно было бы воспользоваться им. Лицо непроизвольно скривилось, а руки, оставив своё мало приятное занятие, прижали голову со всей силы к груди. Он свернулся в комок, дрожа, громко всхлипывая. Ринтаро было успокоился, но после случайного воспоминания всё пошло по новой. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем он, наконец, успокоился и спокойно лёг, обняв скомканное одеяло двумя ногами. Слёз больше не осталось. Было только больное сердце, что ужасно ныло. От нервов, мафиози сгрыз себе все ногти. Он чувствовал, как под рёбрами громко ухало его сердце. Чувствовал сильную худобу во всём теле и выпирающие кости. Глаза, застеленные чёрной пеленой. Как же плохо... Влюблённый идиот. Как всё могло получиться так глупо..? Он засыпает беспокойным сном.Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться… И утром, расставаясь улыбнуться, И помахать рукой, и улыбнуться, И целый день, волнуясь, ждать вестей. Как много тех, с кем можно просто жить, Пить утром кофе, говорить и спорить… С кем можно ездить отдыхать на море, И, как положено – и в радости, и в горе Быть рядом… Но при этом не любить… Как мало тех, с кем хочется мечтать! Смотреть, как облака роятся в небе, Писать слова любви на первом снеге, И думать лишь об этом человеке… И счастья большего не знать и не желать. Как мало тех, с кем можно помолчать, Кто понимает с полуслова, с полувзгляда, Кому не жалко год за годом отдавать, И за кого ты сможешь, как награду, Любую боль, любую казнь принять… Вот так и вьётся эта канитель — Легко встречаются, без боли расстаются… Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель. Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться. Как много тех, с кем можно лечь в постель… Как мало тех, с кем хочется проснуться… И жизнь плетёт нас, словно канитель… Сдвигая, будто при гадании на блюдце. Мы мечемся: – работа… быт… дела… Кто хочет слышать – всё же должен слушать… А на бегу – заметишь лишь тела… Остановитесь… чтоб увидеть душу. Мы выбираем сердцем – по уму… Порой боимся на улыбку – улыбнуться, Но душу открываем лишь тому, С которым и захочется проснуться.. Как много тех, с кем можно говорить. Как мало тех, с кем трепетно молчание. Когда надежды тоненькая нить Меж нами, как простое понимание. Как много тех, с кем можно горевать, Вопросами подогревать сомнения. Как мало тех, с кем можно узнавать Себя, как нашей жизни отражение. Как много тех, с кем лучше бы молчать, Кому не проболтаться бы в печали. Как мало тех, кому мы доверять Могли бы то, что от себя скрывали. С кем силы мы душевные найдем, Кому душой и сердцем слепо верим. Кого мы непременно позовем, Когда беда откроет наши двери. Как мало их, с кем можно – не мудря. С кем мы печаль и радость пригубили. Возможно, только им благодаря Мы этот мир изменчивый любили.