Паутина

Собрания Тайного Общества, какие всегда создавались в нелёгкие времена и насчитывались в истории человечества больше, чем тысячами, было решено проводить в спальне, где чаще всего оставались Дастин и Лукас. Дастин там зависал, хотя бы потому что ему надо было где-то возиться со своим оборудованием и чертежами. Комната уже не напоминала его полюбившийся кабинет, отнятый у мистера Уилера, но её тоже можно было счесть за логово безумного ученого из-за количества разных книг, схем и даже маркерной доски. Дастин нашёл её в столовой ещё в первые дни, как они заселились в Приманку. На доске раньше было написано меню кафетерия, со временем она всё хуже и хуже стиралась, потому сейчас на ней оставались следы прошлых записей, слегка отвлекающие от дела. В день, ознаменовавший воссоединение младших как команды, Уилл и Майк признались ребятам во всём. Рассказ получился скомканным, потому что они были взволнованы и перебивали друг друга: путались в датах и объясняли каждый со своей точки зрения, которая плохо складывалась в одну. Джейн была загружена мыслями о Хоппере: она пыталась связаться с ним при помощи своей силы, но получалось только подглядеть и хотя бы убедиться, что он живой и здоровый. Поэтому ей было тяжелее остальных воспринять целый поток новой информации. Лукас во время всего рассказа сидел с приоткрытым ртом, а нога его тряслась в предвкушении, Дастин выражал похожие эмоции, но ему требовалось время от времени брать перерыв, чтобы выйти из комнаты, отдышаться и обдумать. В его рациональную картину мира реальные путешествия во времени не вписывались. Макс, услышав о том, что где-то в параллельной Вселенной есть другая она, которая не попала под проклятье, плакать не стала. Она была рада. Потому что это, хоть и было горько, но обнадеживало. Лукас держал её за руку, пока наблюдал за реакцией одним глазом, но он также не прекращал поправлять свою повязку, понимая, что и другому ему там не досталось. И, конечно, новость про Нэнси… Она застала всех врасплох, в особенности из-за Майка, который пересказывал события, произошедшие с ними в больнице. Он пытался скрасить историю дурацкими и неловкими шутками, которые были совсем не к месту. Но все знали, почему Майк это делал. Ведь иначе он бы совсем расклеился, и так вися на волоске. Каждый день всё больше казалось, что пороховая бочка, на которой они сидят, скоро взорвётся. Происходило то одно, то другое, ребята не успевали приспособиться. Утром Стива стошнило после завтрака, он отшутился, что со средствами предохранения у них сейчас туго. Эдди шутку оценил, хмыкнув как-то совсем невесело, и не отходил от парня ни на шаг. Нэнси больше не могла спать на кровати, только в гостиной — ей нужно было сидеть на диване, напротив окна, и быть начеку. При возможности, она бы с удовольствием дремала в обнимку с дробовиком, как отец, ждущий дочь поздно ночью со свидания: этим она немного напоминала Хоппера. Робин вместе с Джонатаном и Аргайлом были единственными из взрослых, кто сохранил психическую стабильность ровно на таком уровне, который позволял им отправляться на вылазки и разведывать обстановку. Младшие решили оставить все вопросы до следующего собрания, посвятив первое одному только рассказу: всем нужно было переспать с мыслями. Зато уже через день настрой был серьёзным и с толикой энтузиазма. Дастин начертил на доске маркером две линии. — А теперь по порядку, мне нужны даты каждого вашего перемещения в хронологическом порядке, — строго сказал он. Уилл помог сделать росчерки на первой линии: восемьдесят третий, август — день, когда он нашёл книгу и впервые заговорил с Арахной, затем ноябрь, пятое — они с Майком подбросили книгу, шестое — день похищения, март восемьдесят четвертого — они оставили у двери звездный проектор, восемьдесят пятый — их попытка заговорить с другим Уиллом, и, наконец, последний на этот момент, март восемьдесят шестого — больница, открытые врата, Нэнси. — Я этого шедевра не вижу, — пожала плечами Макс. — Но как-то не сходится… Что там тебе сказала эта Арахна? Боже, ну и имечко! Шесть скачков, вроде? Ты сказал, что вы с Майком сделали только четыре, но перемещений выходит больше. — Он прыгал без меня, — вздохнул Майк. — Когда я умер и Генри заставил Уилла похитить себя — это раз. Потом второй, когда мы поссорились и он нашёл книгу в доме Крилов. Джейн сидела на кровати, натягивая на кончики замерзших пальцев рукава большой домашней кофты Робин. Макс прижималась своим плечом к её, у них были одинаковые выражения лиц, недоуменные. — Ты похитил себя маленького? — спросила она у Уилла, не скрывая своих влажных глаз. — Генри заставил его, — Майк замотал головой, вступаясь за парня. Уилл ничего не ответил, он только кивнул: неизвестно кому, Майку или Джейн. Они оба были правы. С одной стороны, на него надавил Генри, с другой — это был его выбор, поступить так. Лукас взял другой маркер и стал проводить от линии, выражавшей собой временную шкалу альтернативного измерения, стрелочки к другой. Нужно было сопоставить даты между перемещениями и те дни, когда они происходили в их реальности. — Но, если ты переместился в восемьдесят третий в конце февраля, после смерти Майка, — сказал он, сложив руки на груди, пытаясь сконцентрироваться по максимуму, но слово смерть никак не удавалось произнести ровным голосом. — А потом вернулся в… Какое там? Восемнадцатое? То куда делись эти две недели? Дастин нахмурился. Ответов на такие вопросы не давали учебники по квантовой физике, да и он никогда не слышал ещё таких подробностей о путешествиях: со слов ребят всё вышло совершенно ненаучным языком. — Мне кажется, это сейчас не так важно, — мягко сказала Макс. — Лукас, я думаю нам стоит в первую очередь задуматься об оставшихся двух скачках… Потому что времени у них было мало. Они сделали небольшой перерыв, чтобы спуститься вниз и поесть: голод казался просто зверским, потому что вместе с интеллектом приходилось использовать оставшиеся нервные клетки. Старшие ни в чем их не подозревали, они находили даже милым, что дети проводят время вместе. — Знаешь, что забавно? — спросила Макс, стоя рядом с Уиллом, пока он заваривал ей крепкий чай. — Всё, наверное? — усмехнулся парень. — Раньше мы так много фантазировали о будущем. Помнишь? Каково будет в старшей школе, в колледже, спорили, кто первый получит права, кто женится, кто сменит Рейгана, — перечисляла Макс, на её лице была маленькая улыбка. — А сейчас мы мечтаем о прошлом. Вспоминаем школу, глупые контрольные и тесты, походы в кино и даже всё то дерьмо, которое происходило с нами до Апокалипсиса… Это же были такие пустяки! Уилл и сам прекрасно понимал, как она права. Он вспоминал, как они с Майком во время скачков наслаждались мыслью о том, что где-то там всего этого ещё не произошло. Там был безмятежный прохладный ветер, синее небо, вкусная еда… Там были они маленькие. С живыми глазами и улыбками, с писклявыми голосами. Даже Макс и Дастин, которых они встретили в больнице, хоть и казались подавленными, но в них ещё теплились крупицы надежды. Они думали, что со всем смогут справиться. Ребята из восемьдесят седьмого полагали, что им должно просто крупно повезти. Снова. Рассчитывать, что всё получится, что они смогут изменить чертово время, переписать историю — это было так глупо. Потому что в масштабах Вселенной, осознавал Уилл, они были не чем иным, как маленькими жучками. — Не хочу показаться выскочкой, — начал Дастин, подслушав их разговор. — Ты уже, — Лукас смеялся с набитым ртом, жуя свой сэндвич. Майк отбил ему пять рукой, запачканной в кетчупе. — Ага, — Дастин фыркнул. — Так вот. Если время, как я уже говорил, нелинейно — то всё давно произошло, ребят. Мы либо изменили реальность, либо нет. — Тогда бы нас здесь сейчас не было, — поправила его Джейн. — Если временные линии слились в одну в итоге, то нашей уже не должно существовать… — Парадокс, — кивнул ей Дастин, нехотя признавая, что с выводом он просчитался. Уилл задумался. Раз они были здесь, неужели в итоге ничего не вышло? Он отбросил эту мысль, не разрешая себе к ней возвращаться. Взгляд упал на Майка: его рот был перемазан в куче разных соусов из тюбиков, которые они нашли в кладовке, но Уилл лишь улыбался, пока на него смотрел. Ради них обоих, а ещё ради всей команды, всей семьи — ему нужно было сохранять позитивный настрой. — Нам надо придумать название, — предложила Макс на следующий день: она хорошо выспалась и выглядела посвежевшей, почти что сияла. — Как-нибудь прикольно. Типа Клуб Завтрак. — Ага, или Клуб Ужин, — буркнул Майк. Уилл ущипнул его за бок, заставляя парня обиженно «ойкнуть». — Хоббиты, — предложил Дастин со смешком. — Рыцари круглого стола? — Робин Гуд и команда, — ухмыльнулся Лукас. — Гоблины! — воскликнула Джейн. — И феи. — Тогда чур я — фея, — рассмеялся Лукас. — Фея в пиратской повязке, — Макс взяла его за руку, когда парень сел с ней рядом на край кровати. — Я тоже хочу быть феей. — В паре не может быть двух фей, детка, — он поцеловал её в лоб, а Майк снова поморщился и отвёл взгляд, услышав «детка». — Может, ты всё-таки гоблин? Макс улыбнулась ему и спихнула с кровати на пол. Лукас посмотрел на неё так разочарованно, будто она была последним человеком, от кого он ожидал такого предательства. Уилл подошёл к Майку, наклонился к его уху и издевательски тихо пропел «Детка-а-а». Майк покраснел и из него вырвался хриплый смущенный вздох. Найдя более или менее правдоподобные соответствия между датами на временных линиях, ребята выписали ещё и все подсказки Арахны, которые Уилл и Майк до этого держали в блокноте. — Мне кажется, мы что-то упускаем, — сказал Дастин, не прекращая наворачивать круги по комнате, потому что так его мозги лучше работали. Девочек такое мельтешение раздражало, а парни давно с этим смирились. Лукас ждал возможности, чтобы подставить Дастину подножку… Джейн предложила подумать над тем, как всё происходящее может быть связано с Векной, и вот тогда Уилл вспомнил одну важную деталь. — Тот я, другой, — сказал он. — Когда мы с Майком были в лесу в восемьдесят пятом, я спросил его, почувствовал ли он уже Истязателя. Потому что я хотел доказать ему, что мы знаем намного больше, чем кажется. И что он должен поверить нашим словам. Так вот! Тот Уилл ответил, что давно не чувствует Истязателя. Это ещё помимо того факта, что у него уже были какие-то силы от Арахны. — Думаешь, эти вещи связаны? — спросил Майк, склонив голову набок. Ему почему-то не нравился этот разговор, в груди возникало странное давящее чувство. Возможно, он просто вспоминал, как был напуган тот другой, маленький, Уилл. Но больнее было думать о его Уилле, который винил себя в произошедшем. Они упустили из своего рассказа ребятам влюбленную ссору их версий из другого измерения. — Ты ведь не смог заключить сделку с Арахной напрямую, — напомнил Майк. — Из-за Векны. Ты заключил сделку сначала с ним, да? Джейн встала и подошла к ним ближе, чтобы маркером соединить линии между именами героев и злодеев истории. — А другой Уилл заключил сделку с Арахной, — сказала она, рисуя красивую и аккуратную стрелку. — За день до похищения. Поэтому он был под её защитой и избежал такого же влияния Истязателя, как у тебя. Может, он даже одержим не был? И из него не пришлось выжигать того паразита? — Или был, но в меньше степени, — подмечает Лукас. Уилл думает, что другому ему, наверное, так чертовски повезло не чувствовать того же ужаса. В его голове образ мальчишки перестал быть монструозным, но вместо того казался идеализированным. Другой Уилл — некто сильный, тот, кто смог добиться от Майка симпатии ещё раньше, тот, кто был под защитой Божества. Он уже не винил себя за то, что не испытывал никакого сочувствия к ребёнку из альтернативной реальности. К маленькому — всё ещё да, к тому взрослому — ни капельки. Было ли это его потаённое желание быть на чужом месте? Зависть? Чувство несправедливости, потому что одним достаётся всё, а другим ничего? Он посмотрел на своих друзей, которые были здесь. Были здесь ради него, ради Майка, ради их общего будущего, светлого, исправленного. Нет. Ему досталось гораздо больше, чем ничего. У него было всё и даже больше. А на других должно быть плевать. Майк взял его за руку, одним взглядом спрашивая, всё ли в порядке. Уилл пожал плечами. Он и сам не знал, но был готов со всем справиться. — А что, если, — сказал вдруг Дастин, махая руками, отгоняя всех от своей доски. — Вот это колесо, которое должно повернуться — это некий перезапуск? Типа, знаете: повернуть колесо — начать сначала? — Как поставить новую пластинку, — щелкнул пальцами Лукас. — И что нам с того? — Это как крутить хула-хуп, — улыбнулась Макс. — Ну, каждое новое вращение сложнее предыдущего. Обруч может упасть, если его не удержать. И каждый раз, когда он падает, ты начинаешь сначала. Крутишь заново. — Каждое новое вращение земли вокруг своей оси — это новый день, а вокруг солнца — новый год, — продолжил мысль Дастин, активно кивая ребятам. — Мне кажется, что она имела в виду под колесом именно новое начало. Перезапуск. — Арахна сказала, что колесо не повернулось, — нахмурился Уилл. — И что цикл не прервать. Тут опять непонятно. Майк дергался каждый раз, когда слышал «Арахна», его жутко это бесило. Он не разделял любви Уилла к странному непредсказуемому существу, которое пока что ничем толком им не помогло. И он злился этой наивности со стороны парня, Майку казалось, что Уилл снова пойдёт на какой-нибудь необдуманный поступок, стоит ей только заново с ним заговорить. Он хотел защитить Уилла, но тот каждый раз поступал по-своему. — Значит, перезапуск не удался, — предположила Джейн, борясь с Дастином за место у доски. — Это же не ты виноват, Уилл. Вы с Майком всего лишь посредники. А другой Уилл должен был всё сделать сам, правильно? И если колесо не повернулось — значит, он не смог перезапустить… Время? — Если перезапустить время, две линии должны будут сойтись в одну, — Дастин нарисовал поверх них круг, изображая то самое колесо. — Но, если в том времени я не попала под проклятье, — сказала Макс, робко поправляя волосы. — Значит, частично другому Уиллу Байерсу это удалось. Один день сменил другой, они сидели допоздна, обдумывая детали, прокручивая их в голове из раза в раз. Единогласно было решено устроить выходной, небольшую передышку. Каждый отоспался, хорошо поел, успел занять себя какой-нибудь отвлекающей ерундой: Лукас с девочками смотрели кино, Дастин возился со Стивом, которому становилось то лучше, то резко хуже. Майк решил хоть раз в своей жизни позаботиться о Нэнси, взял на себя уборку дома, к которой девушка рвалась, лишь бы сделать что-то полезное, а не сидеть уныло на месте, как она сама считала. Майк знал, что она делает слишком много. Уилл делал наброски рисунков в блокноте: выходило что-то абстрактное, он хотел запечатлеть свои видения, сны и кошмары. Он думал, может там кроется какая-то загадка… — Знаете, почему это ваше колесо не повернулось? — сказал Дастин, стоило их гоблинско-фейскому отряду только войти в спальню для собраний. Уилл вот реально считал друга гоблином, только вместо пещеры тот жил внутри своей гениальной головы и тоже не видел солнечного света. — Это всё Векна. — Класс, — Лукас кивнул ему и показал большой палец вверх, забираясь на кровать. — Спасибо, капитан! А мы-то думали… Джейн подняла при помощи силы подушку в воздух и кинула её ему в лицо. Макс рассмеялась, но всё равно подошла к парню, чтобы пожалеть его ущемленную гордость. — Я имею в виду, что Векна каждый раз находит способ нас переиграть, — Дастин проигнорировал чужие возмущения. — В нашей реальности Апокалипсис не закончится, пока он жив. В той: он не смог забрать Макс, а вместо этого забрал Нэнси. Из-за Векны таймлайн невозможно перезапустить. Он как сбой в программе. — Низшее существо, — Джейн прочла слова с доски, кивая. Они задумались о разном. Уилл, например, никак не мог понять, почему Векна забрал именно Нэнси? Ту Нэнси, которую он знает, как самую сильную, отважную, ту, что буквально сожгла его тело во время битвы, оставив лишь призрачную оболочку. Генри ведь теперь является к нему лишь в форме, которой уже много лет не существовало. Знал ли он, будучи в альтернативной реальности, что где-то в будущем Нэнси сможет его убить? Боялся ли он её? — А вы не думали о том, что у Векны тоже может быть договор с Леди-Пауком? — спросил вдруг Лукас. Дастин нахмурился, взял в руки маркер и заново стал читать содержимое доски, исписанной вдоль и поперек, покопался в своих заметках, пытаясь найти связь. Майк вдруг замер, прекращая выдергивать нитки из своего синего свитера. Он сделал глубокий вдох, потому что грудь его снова стянуло, взгляд бегал по комнате, останавливаясь на каждом. Он боялся, что понял что-то не так, что вот сейчас и другие это поймут. Мысль, которая вертелась у него на подкорке уже долгое время, она возникала каждый раз, когда Уилл будил его по ночам, просыпаясь с криками от своих кошмаров. Дастин поймал его взгляд, приоткрыл рот от удивления и всё никак не решался произнести теорию вслух. Но думали они об одном. — В той Вселенной Уилл не чувствует Истязателя, но они всё равно не могут убить Векну, — повторила Джейн, складывая детали, словно паззл. — И в нашей мы тоже не можем его убить… — Потому что это — один и тот же Векна, — догадалась Макс. — Ребята говорили, что в Изнанке время остановилось в день похищения Уилла. В тот же день, когда по сути он, прости, ты, Уилл, выполнил условия сделки со своей стороны… — Физически — это могут быть два разных тела Векны, — задумался Лукас. — Но если в обеих Вселенных он каждый раз находит, как выкрутиться… — Нет, — хмыкнул Майк. — Вы хоть понимаете, что несёте? Что за бред? — Майк, — позвал его Дастин, сочувственно поджав губы. — Векна не может умереть, потому что… — Потому что мы с ним связаны, — закончил за него Уилл. Все обернулись, чтобы посмотреть на него. Джейн прижала ладонь к своему рту, будто это были её слова, будто она хотела бы никогда их не произносить. Макс мотала головой, отказываясь в это поверить, а Лукас потерял дар речи, кажется, его снова начало тошнить. Майк пятился к двери, он почти что смеялся, а на лице его растянулась кривая сумасшедшая улыбка. Истерическая. Дастин попытался его остановить, а Уилл лишь смотрел. Он был спокоен и невозмутим: именно это Майка бесило больше всего остального. Вот на это он был зол. — Нет, Уилл, — сказал Майк. — Это вообще здесь не при чем. Он старался убедить себя самого, а не других. Все и так всё понимали. В комнате стало жутко тихо, будто мысли о возможном исходе тянули каждого на дно болота, погружая всё глубже и глубже, а дальше ждала лишь яма осознания. — Он не умрёт, пока не умру я, — тихо сказал Уилл, пожав плечами. — Так, выходит? Он знал, что другая его версия связана с Векной не была: вот где настоящее преимущество силы, которую они с Майком передали мальчишке через книгу. Сила Арахны, сделка с ней — защищали другого Уилла, в первую очередь от Векны и его влияния. Уилл, который был здесь и сейчас, остался, возможно, единственным человеком на свете, кто заключил сделку с Векной. Единственным, кто не позволял ему исчезнуть даже тогда, когда его физическое тело сгорело. Уилл его чувствовал, видел в своих кошмарах, в видениях, мог контактировать. Только он. С тех пор, как с Майка спало проклятье Векны, тот даже больше не пытался ни на кого его наложить. Как будто он специально выбрал Майка своей жертвой. Последней жертвой. Генри знал, что это заденет Уилла, что в конце концов произойдёт что-то, что заставит их заключить сделку. Закрепить её, ведь их разумы и так давно были связаны, с тех пор как Уилл был одержим Истязателем. — Заткнись, — Майк усмехнулся, прижавшись спиной к двери. — Это даже для нас, ребята, звучит слишком фантастически. Что? Хотите сказать, что всё это было напрасно? — Он обвёл рукой маркерную доску, всю комнату, заметки на листах. — Все эти скачки… Целых шесть ебаных скачков, чтобы прийти к мысли, что так или иначе, в конце концов, Уилл должен будет, что? Умереть? — Майк, пожалуйста, — Дастин отвёл глаза, не в силах смотреть на него и его безумный мечущийся взгляд. Майк был готов взорваться в любую секунду. Уилл тупо смотрел перед собой, он не мог даже пошевелиться, только моргал и прокручивал в голове всё. Майк вцепился в дверную ручку и дернул дверь на себя, но она не поддавалась. — Отпусти, Джейн, — прошипел он, даже не оборачиваясь. — Отпусти, блять, дверь. — Майк, давай поговорим, — настойчиво сказала девушка. — Ты не можешь сейчас вот так убегать… Макс взяла её за руку, склонила голову набок и одними губами прошептала «Оставь его». Джейн сдалась. Майк выбежал из комнаты, громко хлопнув дурацкой дверью. Уилл присел на край кровати, и Лукас тут же пододвинулся к нему, чтобы обнять. Уилл почувствовал, что хочет плакать. Но как-то не получалось. Дастин взял губку и стёр с доски всё, что они написали. Он помнил все схемы наизусть. Но какая теперь от этого польза? Стоя перед дверью, ведущей на кухню Сёрфер-Боя, Уилл снова касается кассеты, лежащей в кармане его спортивной красной куртки. Он успел прослушать её, хоть эти несколько дней и были настоящим сумасшествием. Мысли, которые он так долго укладывал в своей голове по полочкам, чтобы во всём разобраться, в один миг просто развалились. Как будто книжный шкаф, упавший во время землетрясения. С каждой следующей песней на кассете, с каждой строчкой из письма Майка, параллельно возникающей в его голове, одна книжка за другой выпадали. Уилл понимает вдруг, что у этого шкафа никогда не было надежного крепления: он сам себя в этом убедил. А Майк Уилер, как и всегда, ворвался и устроил беспорядок. Будто не было всех этих месяцев, когда он старался забыть его. Отпустить. В тот день, когда Уилл получил письмо, он должен был пойти на первое свидание с Блэйком, парнем из рок-группы, который клеился к нему на вечеринке и мило смеялся: он уговорил Уилла сходить с ним в кино спустя целых два месяца. Уилл сдался. Согласился. Проверил утреннюю почту, нашёл дурацкий белый конверт среди прочих со счетами и рекламой, перечитывал письмо до самого вечера, из раза в раз, а затем позвонил Блэйку и извинился. Потому что он не смог. Написать что-то в ответ было ещё тяжелее, не потому что Уилл был трусом и не мог быть честным: уж с этим у него проблем не было никогда. Он просто не знал, что ответить Майку. Все эти разговоры о Вселенных, о времени… Уилл так чертовски злился. Он даже заплакал, сидя в своей комнате, пока никто не видел — просто чтобы доказать Майку, который даже не мог этого узнать, что он может позволить себе плакать. Он глотал слёзы чистой злости: солёные, горячие, стекающие по его красным щекам. Давил стержнем ручки на лист, выводя слова, которые никак не хотели складываться в предложения, а потом комкал черновики и кидал их на пол. Уилл толкает дверь вперёд, вспоминая трек под номером один. Это была настоящая классика, потому что Queen в середине восьмидесятых уже нельзя было назвать иначе. Он и сам любил I Want to Break Free, потому что Роджер, если уж быть откровенным, хорошо смотрелся в наряде школьницы для клипа. И ему даже было интересно, почему микс начинался именно с неё. Майк стоит возле раковины и чистит зубы одноразовой зубной щеткой из аптеки, он оборачивается и неловко замирает. На нём рваные джинсы, шнурки на одном из кед развязаны, а кофта испачкана грязью, пылью и даже кровью в некоторых местах. Это были правда тяжелые несколько дней. Но Уилл думает о другом. О том, что из Майка прямо хлещет это желание самовыразиться и показать себя нового, пусть и несуразного. И это — свобода. Каждая песня на кассете — это мысли Майка. Его чувства. Всех их он собрал вместе и подарил Уиллу на день рождения. Майк выплевывает зубную пасту в раковину, открывает кран и вытирает рот мокрой рукой. Уилл не делает ни шага от двери, запрещая себе подходить слишком близко, пока он окончательно не убедится, что для него это безопасно. Что его чувства не ранят снова. Джейн сказала, что Майк прилетит на весенние каникулы и эта мысль его уничтожила. Двадцать второго марта они все вместе пошли на вечеринку, которую баскетбольная команда устроила для Уилла. Джейн рассыпала блестки по своим волосам, нарядилась в ярко-розовый, а затем растворилась среди толпы и музыки. Уиллу пришлось принимать поздравления, а потом вылавливать Майка из лап Тайлера, пока эти двое состязались в искусстве грязных шуточек и количестве выпитого корневого пива, потому что ни один, ни другой алкоголь не переносили. — Всё в порядке? — спрашивает его Майк, вытирая руки о свои штаны. Уилл достаёт кассету и машет ей, усмехаясь, потому что это так нелепо: они почти не разговаривали всё это время, хотя возможностей было предостаточно. И вместо каких-либо слов, тех, что он правда хочет сказать: «Я скучал» или «Я всё время ждал, что ты позвонишь первым», а ещё «Ты никогда не был единственным, кому было страшно, Майк»… Уилл спрашивает: — Почему Birds Fly? Имея в виду третью песню по порядку. Энергичная мелодия, нарастающая от куплета до припева, превращающаяся в настоящее безумие, без какого-либо контроля — это именно то, что он ощущал, когда Майк целовал его. Уилл чувствовал это, когда прыгал с разбега в холодную воду маленького озера, когда забивал решающий мяч на игре или когда Джонатан разрешал ему сесть за руль на дороге за городом. Вспышку адреналина. Майк хмыкает, почти засмеявшись от вопроса, принимает крутой и уверенный вид, хотя его уши и шея покрываются румянцем. Он выпрямляет спину и прячет руки за спиной. — На некоторые вещи уходит целая вечность, — цитирует он первые строки, его голос надламывается, но не из-за волнения, а потому что он ждал, когда Уилл наконец спросит его: для этого Майк и записал целую кассету. — Но собрав по кирпичикам любовь и доверие — можно сдвинуть горы. Он пожимает плечами так, будто не сказал ничего значимого, но сердце Уилла падает куда-то вниз, заставляя его сделать ещё один шаг вперёд. Анджела никак не переставала от него отлипать, не могла поверить, что Уилл отказал ей. Но когда это дошло до остальных и в их глазах девушка стала просто заниматься самоунижением, вот тогда это её разозлило. Анджела поступала по проверенной и старой схеме, пользуясь всем, что дал ей опыт. Когда ей было больно, она делала больно другим. Уилл и Майк, двадцать второго числа, нигде не могли найти Джейн, хотя обошли целый коттедж несколько раз. Рядом с Майком силы Уилла росли. Обычно он чувствовал других игроков на площадке, раньше — только одного Майка, а теперь мог и всех остальных в доступном радиусе. Они выследили и подслушали разговор подружек пчеломатки, которые подговорили уже слегка пьяную и как всегда жаждущую внимания Джейн пойти и на спор стащить вместе из круглосуточного магазина бутылку вина. Девочки пошли с ней, но в итоге вовремя улизнули. А Джейн растерялась и случайно выронила бутылку. Всё её платье, красивое и сшитое вручную, испачкалось и пахло дешёвым алкоголем, когда девушку сажали в полицейскую машину. Уже на следующей день к ним в дом заявились агенты из правительства. — Хорошо, — Уилл вздыхает и отводит на мгновение взгляд. — А другие? Другие песни? Майк поправляет непривычно длинные волосы, а затем сам, тоже, делает маленький шажок навстречу. — XTC я слушал, когда казалось, что всё летит к чертям, — говорит он. — Когда хотелось исчезнуть — это был Head on the Door, весь альбом целиком. Я послушал The Cure в первый раз, когда Дастин сказал, что они тебе нравятся. И… Серьёзно, не заставляй меня говорить это вслух, если ты сам прослушал всю кассету. — Вперёд, — подталкивает его Уилл с улыбкой. Майк жалостливо хмурится, потому что это жестоко. — Там есть одна или две песни Холла и Оутса, потому что они поднимают мне настроение, — признаётся он. — Когда я попросил у Лукаса пару кассет, чтобы записать с них треки, он так обрадовался, что отдал мне их все. И вернулся за ними на следующий день. Уилл сдерживает смешок, прикрывая рот рукой. Он так чертовски скучает по миксам от Лукаса. Широкое окно выдачи между кухней и залом закрыто ставнями, но они оба слышат восторженные визги Джейн, когда та впервые пробует под влиянием Аргайла пиццу с ананасами. Теперь она некоторое время не сможет заплетать свои волосы, но блестками обсыпать голову ей не помешает никто. Для Джейн её волосы всегда были знаком свободы, того, что она — не просто лабораторная крыса, не оружие и даже не супергерой. Она могла заплетать косы, когда хотела показать, что ей всё нипочем. Могла сделать пару хвостиков, когда настроение было игривым. Или высокий тугой хвост, когда рвалась в бой, например, с математикой и квадратными уравнениями. — Joy Division, потому что я много думаю о прошлом. И это не значит, что группа такая старая… — Майк мотает головой, пытается подобрать правильные слова. — Металлика там только потому, что она ко мне прилипла. Серьёзно, Эдди, глава нашего клуба, говорит, что его вкус очень разносторонний, но порой он слушает только Металлику. Это… Типа его безопасное пространство, знаешь? Она вселяет в него уверенность. Уилл кивает. За пару дней они с Майком успели уйти от погони вооруженных секретных агентов, закопать труп одного из них на свалке, съездить в Юту и увидеть всех сестёр и братьев Сьюзи, хорошей подруги Дастина из летнего лагеря — она сказала, что обязана ему по гроб жизни, потому что он помог ей набраться смелости и дать отпор собственному отцу, одержимому идеями религиозной секты. Чем дольше они находятся вместе, тем сильнее Уилл ощущает электричество, собирающееся сгустками тока под кожей на его запястье. Как чистое удовольствие, как счастье. Как сила. Почти что всемогущество. Его это опьяняет. — Тогда почему Битлы? — их с Майком разделяет один чертов метр, и, если сейчас он ошибётся хоть в одном из своих ответов, Уилл обещает себе развернуться и уйти. Он знает, что хочет услышать. Ему нужно убедиться окончательно. — Они занимают две трети кассеты. Майк сглатывает ком волнения, вставший у него посреди горла. На него падает нежный голубой свет потолочной лампы, Уиллу на мгновение кажется, что глаза парня отливают синим, глубоким, как ночное летнее небо. Хоть обычно они и карие. — Они же все о тебе, — Майк смотрит ему прямо в глаза, расслабляет плечи и качает головой так, будто ему приходится говорить очевидные вещи. — В And I love her, как по мне, не столько обращение к девушке, сколько к любви в женском роде. Это типа с натяжкой и, наверное, так только я считаю… Но это — моя любимая их песня. Она самая простая, но именно поэтому заставляет меня так много чувствовать. Я слушал All my loving по десять раз в день! Пока писал письмо, а потом ждал твоего ответа. А под Things we said today у меня получилось смириться с тем, что я его не получу. Уилл не может вспомнить какого это было в те времена, когда он был слабее. Когда он был тем, кого Майк защищал, а потом вдруг они поменялись ролями. Может, в глубине души он воспринимал Майка как свою собственность, как должное. И потому бесился каждый раз, когда не получал от него того, что хотел. Они с Майком двигались в разном темпе: для Уилла время текло медленно, мучительно, он ощущал каждую секунду. А Майк застрял где-то позади, пока другие шли вперёд. Для него это всё было слишком быстро, он не успевал. Возможно, падающие с полок книги означали совсем не землетрясение или разрушение всего человечества. Может, это рушились стены, которые они с Майком возвели. — Последняя строчка из твоего письма, — Уилл облизывает пересохшие губы, делает ещё шаг и чувствует, как тяжело становится дышать. Он знает, что хочет услышать. Но ещё он знает, что сам хочет сказать. — Надеюсь, что в каждой из этих Вселенных лучшая версия меня будет натягивать шапку тебе на уши. Что это значит? Майк улыбается, его плечи содрогаются от беззвучного смеха, он морщит нос, и веснушки на его лице кажутся ещё ярче. У Уилла не было ни единого шанса отпустить прошлое. Никогда. — Так мама сказала. Это вообще долгая история, а ещё было бы намного круче, не будь мы в Неваде, потому что здесь не так холодно, чтобы носить шапки. И… Уилл, я так устал бегать и прятаться от этого, а ещё мне так много надо тебе сказать, но, кажется, я не умею делать это как нормальные люди. Иначе бы мне не пришлось записывать дурацкий сборник, и… — он вздыхает. — В общем, это значит… Надеюсь, что в каждой из этих Вселенных лучшая версия меня будет любить тебя. Уилл протягивает руку и касается его подбородка. Майк прикрывает глаза. — Знаешь, мне не нужна лучшая версия, — тихо, на грани шепота, говорит Уилл. — Я уже люблю эту. Они целуются, одновременно потянувшись друг к другу, и когда Уиллу кажется, что он сейчас потеряет равновесие и упадёт, Майк кладёт руки ему на талию и помогает устоять на ногах. Хотя хочется просто растечься в лужицу. Уилл зарывается руками в его волосы, накручивает их на пальцы, тянет и улыбается в поцелуй. У Майка сухие и искусанные губы, поэтому к каждой ранке Уилл прикасается нежно, боясь сделать ему больно. — Я так сильно скучал, — говорит он, прерываясь между поцелуями, а затем возвращаясь снова, и заставляет Майка смеяться. Он так счастлив сейчас. — И я всё время ждал, что ты позвонишь, придурок. — Я ждал, что позвонишь ты, — Майк прислоняется своим лбом к его и целует в кончик носа, затем в уголок губ, а потом в каждую щеку по очереди. — Или хотя бы напишешь в ответ. Придурок. — Мне было страшно, — Уилл закрывает глаза, его губы касаются губ Майка, когда он произносит эти слова. — Мне казалось, что я совсем один и… — Мне тоже, — Майк тянется и кладёт ладонь ему на щеку, его пальцы длинные, тонкие и тёплые, почти что горячие. — Я знаю. Майк думает, что было бы круто, если бы они поцеловались под музыку. Или если бы на Уилле была шапка. Но так, как есть, тоже сойдёт. Так — просто замечательно. Выйдя обратно к ребятам, смущенно переглядываясь друг с другом и невзначай касаясь руками, Майк и Уилл понимают, что что-то не так. Они выбегают из Сёрфер-Боя: на улице Джонатан ходит кругами, схватившись руками за голову, пока Аргайл стоит с приоткрытым ртом, пытаясь уловить суть происходящего. Джейн нервно смеётся, а увидев Уилла и заметив их с Майком растрепанные волосы, тепло улыбается. — Что случилось? — спрашивает Майк, оглядываясь по сторонам. — Что за… — Фургон угнали! — Джонатан кричит и бьёт Аргайла по плечу, потому что тот начинает смеяться. — Чувак, твой фургон! — Мой фургон, чувак, — повторяет за ним Аргайл, растерянно хлопая себя по карманам штанов, и достаёт ключи. — А это куда теперь?! Джонатан смотрит на ребят, затем снова на Аргайла, потом его взгляд падает на пустое парковочное место возле забегаловки. Никакого фургона, его лучший друг накурен, хотя даже если бы он не был, отреагировал бы так же. Аргайл — адепт стоицизма. Джонатан сочувственно пожимает плечами. Теперь им нужно искать другой способ добраться до Хоукинса. Пешком они идут до ближайшей автостанции, чтобы посмотреть расписание автобусов, разумеется, там не будет прямого рейса до Индианы. А если бы он и был — им бы пришлось ехать ещё дольше, чем на фургоне, потому что по регламенту автобусы между штатами должны делать остановки по требованию пассажиров, а учитывая то, какие люди и в каком состоянии уезжают из Невады, то на каждой несчастной заправке кто-то бы просил остановиться. Уилл отдаёт свою куртку Джейн, прижимая её за плечи, пока они идут. Майк с другой стороны от него путается в своих ногах, смеётся, ничуть не расстроенный нелегкой дорогой, и пялится то на Уилла, то на небо. Ещё в Сёрфер-Бое Джейн смогла связаться с Макс через импровизированную камеру сенсорной депривации: в Хоукинсе уже двое погибших, все, затаив дыхание ждут, когда проклятье настигнет других. Макс сказала, что это может быть кто угодно, но они все в порядке. Если не считать дерганного Стива, который не отпускает их ни на метр, Эдди, который шугается резких звуков и вслепую размахивает чужой битой с гвоздями, и Нэнси. Нэнси необычайно спокойна, собрана, а ещё в ней кипит ярость: это Джейн почувствовала даже через сознание Макс. — Я так рада, что мы возвращаемся, — она тихонько делится страшной тайной, звук её голоса растворяется с ночным мягким ветром. Страшной, потому что, как и всегда, они собираются вместе, когда происходит какая-нибудь катастрофа. — Вы ничего не пропустили, — хмыкает Майк. — Зимой было много снега… Книжный на Элм-стрит закрыли, а вместо него хотят поставить товары для сада. Грабли там, лопаты. О! А ещё Старкорт перестраивают. Ну, вы точно слышали… Хотя Дастин об этом говорить не любит. Джонатан оборачивается к ним. — Нэнси любила этот книжный, — он улыбается. — Мы часто там бывали… На автостанции круглосуточно работает одна-единственная касса, а в дополнении к ней горит одинокий фонарь. На улице становится прохладно, а ждать автобус до Денвера, Колорадо, им придётся почти час. Джонатан покупает карту и ещё за доплату вместе с сотрудником станции разбирается, как им добраться до Индианы: до Денвера на автобусе десять часов, оттуда можно сесть на экспресс-поезд до Индианаполиса и доехать за ещё двадцать, почти сутки. А уже из Индианаполиса до Хоукинса им придётся садиться на другой автобус, но там ребята разобраться могут и сами. Уилл, исходя из братских чувств, куртку у Джейн не забирает, поэтому в автобусе его слегка трясет. Но Майк садится рядом и обнимает, позволяя уснуть у себя на плече. Джонатан занимает себя пересказом Аргайлу всех сверхъестественных событий за последние годы. Джейн, на одной из двух остановок за все часы пути, выходит, Уилл дергается, едва выплывая из полусна, но Майк не даёт ему встать. Тепло его тела действует, как успокоительное, мышцы расслабляются, а макушку щекотно обдаёт чужим дыханием. Майк и сам усыпает, когда наконец заканчивает играть с пальцами Уилла, перебирая их и дёргая: боится отпускать. Сон приходит на этот раз вместе с запахом грозы. Место, в котором Уилл оказывается, тёмное, но безопасное. Знакомое. Он вытягивает ладонь вперёд, но дождя никакого нет, словно он ждёт чего-то, чтобы обрушиться. Эта местность — пустая бесконечная дорога, ведущая к черному горизонту. Звёзды над головой кажутся искусственными, а ветер такой же теплый, как дыхание Майка. Уилл садится на корточки, разглядев ползущего к нему на маленьких длинных лапках знакомого паука. Паучиху. Он по привычке протягивает ей пальцы, давая залезть на ладонь. Внутри разрастается радость, малая доля облегчения. Чем ближе к нему был Судный день, тем страшнее было не получать вестей от Арахны. — Почему так долго? — он беззлобно хмурится, голос разносится эхом. Крошка злится… Она звучит виновато, но стоит Уиллу расслабиться и улыбнуться ей, начинает хихикать. Приятно, как перезвон колокольчиков, почти так же звонко, как смеётся Джейн. Арахна сползает вниз по его руке: её лапки такие же острые, как кончик карандашного грифеля, она медленно делает круг по запястью Уилла, оставляя за собой красные линии. Он не может оторвать от неё взгляда. Крошка любит сказки? Уилл видит то же самое, что рассказала им Джейн. Историю того, как Векна из ребёнка превратился в монстра. За исключением того, что она не упомянула, откуда у него появились силы. Одинокий Генри, он думал, что не нужен никому на целом свете. Не вписывался в картину своей идеальной семьи. Друзей у него тоже не было, зато были книги. С помощью одной из них он и встретился с Чёрной Вдовой в первый раз: она пряталась между страничек, будучи тоже очень и очень маленькой тогда. Крошечной. У неё никогда до этого не было физической оболочки. Но она прекрасна знала, что самые маленькие и незначительные сущности становятся причиной огромных катастроф. Или катастрофических удач. Генри тоже был тому доказательством. Я звала его Мальчик. Её мальчик должен был выполнять роль глаз и ушей, помогать следить за ходом времени, но в один момент решил, что нужно ему совсем не это. Генри жаждал власти, самоутверждения, самостоятельности. Он превратился в Низшее Существо… И запутал мою Паутину! Тонкий голос Арахны превратился в раскат грома, тяжёлый, низкий и демонический. Уилл вжал голову в плечи, но он не боялся. Он чувствовал её боль, словно Паутина принадлежала и ему тоже. — Но как мне остановить его? — спросил Уилл. — В прошлый раз всё пошло наперекосяк. Ты же сама видела? Грязь вмешается в цикл… Цикл не прервать. Крошка. Грязь не понимает. — Я тоже не понимаю, — он раздражённо вздыхает. — Ты всё повторяешь слова про цикл, но я не понимаю, что это за цикл такой? Это связано с теми… Двойниками из леса? Скажи мне, что я не схожу с ума. Если прервать цикл. Паутина размножится. Два измерения. Знаешь, почему их два? Потому что так повернулось колесо… — Хорошо, — Уилл закатывает глаза. — Теперь ещё и колесо? Ты повернёшь его в нужный час. Рядом загорается яркая белая вспышка. Когда Уилл снова смотрит на свою руку — Арахны там уже нет. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и перед тем, как вынырнуть из глубин своего сознания, снова видит знакомую последовательность картинок. Красную молнию в небе, блеск зелёной морской волны, шуршащий и сияющий тёмно-синий, глянцевый розовый. И эта сладко-жуткая песня. — Уилл. Майк прикасается губами к его лбу. За окном уже утро, автобус пустеет, а в проходе между рядами сидений стоят остальные и ждут только Уилла. — Отоспался наконец? — улыбается Джейн. Уилл вытягивает руки над головой, ноги под передним сиденьем, хрипло смеётся и поднимается вслед за всеми. Майк берёт его за руку, помогая выйти из автобуса, а Уилл замечает нечто новенькое. На его запястье, зеркально запястью Майка с меткой, болтается красная нить в несколько оборотов, на конце её завязан маленький бантик. Как подарок. Майк выбегает на улицу, чувствуя, что ещё немного и он совсем перестанет дышать. Ему не хочется никого видеть: они ничего не понимают, делают какие-то неправильные выводы, строят свои жуткие теории. Почему они в это верят? Почему Уилл в это верит? Почему Майк сам в это верит? Он знал всё, уже давно догадывался, просто отрицал и не хотел признавать. Векна и Уилл всегда были неразрывно связаны. Он бежит через задний двор за мотелем, так далеко, как может, чтобы его никто не увидел из окон, потому что Майк собирается впасть в настоящую истерику. Если бы Нэнси увидела его сейчас без куртки, то ему бы знатно прилетело. Ноги тонут в снегу, сухом и безжизненном, на штанах остаются белые порошковые разводы, но ему плевать сейчас, стряхнет потом. Чем дальше он бежит, тем сильнее пелена застилает глаза. Майк не понимает, почему плачет — от злости или от горя, от скорби, когда ещё даже никого не потерял. Он чувствует себя самым беспомощным, самым бесполезным человеком на свете. Самым слабым. Его сестра под проклятьем Векны в альтернативном измерении, Демоническая Паучиха пудрит им мозги, а Уилл… У них ведь всё только наладилось, они же наконец смогли открыться друг другу после стольких лет этой беготни. Почему именно сейчас? Уилл — единственный, рядом с кем Майку кажется возможным пережить даже конец света. Он тот, кто держал его здесь до последнего, всегда был рядом, не давал Векне его забрать, хотя Майк порывался уже сделать это сам. Распрощаться с жизнью, но каждый раз он себя останавливал, потому что в мире ещё были люди, которые ему дороги. Люди, которые его любили. А теперь ему кажется, что всё рушится. Как карточный домик, разлетается по ветру то, что он выстраивал так мучительно долго. Майк добегает до забора, за которым стоит чей-то полуразрушенный коттедж, он вцепляется пальцами в металлическую сетку и кричит. Кричит во весь голос так сильно, что глаза краснеют, в ушах начинает звенеть. Он рискует привлечь чьё-нибудь внимание, но на это сейчас плевать. Пальцы царапаются об острые разрывы в сетке забора, но он только сильнее давит ими, желая заменить душевную боль физической. Майк глотает соленые слезы, сопли, его ноги начинают подкашиваться, потому что на плечи давит тяжкий груз осознания. Что он ничего не может сделать, чтобы изменить ситуацию. Он просто никчемная маленькая мошка. — Поговори со мной, сука! — он не даёт себе упасть окончательно, держась ещё крепче, кричит, надеясь, что она его услышит. — Скажи мне, что ты планировала всё это! Ты знала, что ему придётся… Арахна, как и ожидалось, не отвечает. — Ебаная ты дрянь… — выплёвывает Майк, усмехаясь. — Чем ты лучше этого Низшего существа? Для вас обоих чужие жизни не значат ничего. Он находит это смешным. То, как всё вокруг связано. В мире, где он живёт: в реальном, пострадавшем после катастроф, где детям приходится умирать от голода, взрослым от болезней, где на них нападают монстры и никто не в силах спастись или повлиять на ситуацию — даже там находятся люди, ничем не лучше монстров, которые хотят избавиться от них, как от мусора. Военные, которые не дают им увидеться с семьей, правительство, которое лжёт о том, что на самом деле происходит в Зоне Заражения. Им всем плевать на чужие жизни, они не имеют никакой ценности. А с другой стороны есть монстры со сверхспособностями, типа Генри, есть боги, типа Арахны. И они абсолютно такие же. Майк не согласен мириться с этим. Он не хочет подчиняться своей судьбе и пускать всё на самотёк, он не хочет смотреть, как этот мир отнимает у него одного за другим близких людей. Он не хочет, чтобы Стив умер от какой-то неизвестной болезни, он не хочет, чтобы им всем приходилось жить в гребаном мотеле, мучаясь от холода и держась на остатках еды, которая скоро закончится. Он не хочет, чтобы Уилл умирал. Позволить себе быть эгоистом — порой очень важно, нужна большая смелость, чтобы признаться себе в том, чего хочешь именно ты. И если бы Майк не хотел больше казаться каким-то героем, который на всё готов ради человечества, если бы он перестал слушать свою совесть, подчиняться чувству вины, если бы он отбросил это всё в сторону, то там бы осталось одно-единственное желание. Всё, чего он хочет — это спасти Уилла. Первостепенно важно. Потому что он не верит, что Арахна готова им помочь, что в конце концов они смогут спасти время и миры, пожертвовав одним человеком. А что будет потом? Что, если в этом новом мире не будет Уилла? Майк разворачивается спиной к забору, садится прямо в кучу снега, откинув голову назад. Он смотрит в белое, грязное небо, с которого на его лицо падают частички пепла, радиационные споры, грязные, отравляющие. Его переполняет ненависть, ярость, отчаяние… Его переполняет печаль. Он готов разрыдаться, потому что это так несправедливо. Уткнувшись лицом в собственные ладони, Майк начинает всхлипывать. Слёзы текут по его лицу так горько, он плачет, как маленький ребёнок, прижимая колени к груди. Он хочет исчезнуть, хочет спрятаться. Чтобы это всё оказалось страшным сном, в конце которого он проснётся, а рядом будет мама. Мама будет готовить ему рулет с клубничным кремом, отец сидеть в своем дурацком кресле и комментировать новости, критикуя экономику страны, будто он сам сделал бы всё лучше. Холли будет раздражать его и заставлять вместе с ней пересматривать по десять раз Черный котёл или слезливого Бэмби. И даже Нэнси… А потом к нему заедет Уилл на велике, они вместе поедут куда-нибудь, неважно куда, даже если просто кататься по городу. Ему правда больше ничего не надо, пожалуйста! Лишь самую малость: он не хочет денег, не хочет славы, он готов прожить самую скучную и заурядную жизнь — никогда не получить водительские права, закончить школу с хреновым средним баллом, взять год-перерыв и так и не определиться с колледжем. Майк лишь хочет, чтобы его любимые люди были живы, чтобы они были рядом. Он тянет себя за волосы до боли, но это больше не помогает. Если бы Майк мог, он бы согласился даже остановить Уилла в тот день. Не дать ему запустить чертов цикл, похитить себя. Может, тогда всё пошло бы иначе. Он бы не был связан с Векной, они бы нашли способ его уничтожить. Какой-нибудь другой. Уже, видимо, без Майка, потому что он сам бы умер по итогу… От этих мыслей становится только хуже. Ему кажется, что этот снег, который никогда не тает, скоро просто поглотит его, забьётся в нос и рот, заставит задыхаться снова. — Майк. Тёплая рука ложится ему на плечо, а затем на голову кто-то надевает шапку. Майк поднимает взгляд мокрых и красных глаз, сталкиваясь с Нэнси. — Какого хрена ты вышел на улицу в таком виде? — на ней самой пуховик поверх домашней одежды и тапочки. — Быстро возвращайся. Давай. Вставай. Майк смотрит на неё и начинает снова реветь в голос. Ничего не может с собой поделать, натягивает шапку на глаза, лишь бы не видеть этого строгого заботливого выражения лица старшей сестры. — Ну, что с тобой делать, а? — вздыхает она. Нэнси встаёт на коленки и двигается к нему ближе, прижимая голову парня к своей груди, как это всегда в детстве делала мама. Она гладит ему спину и плечи, пока Майк не прекращает пачкать слезами её кофту. Его качают из стороны в сторону. — Пойдём, — мягко говорит Нэнси. — Я сделаю тебе какао. Майк не чувствует себя достаточно сильным сейчас, чтобы ей отказать. Они с Джейн никогда не летали на самолётах, но на поезде уже успели прокатиться однажды, когда ездили с классом на экскурсию в Сакраменто. И пусть этот город является столицей штата, там всё ужасно старое, начиная с тротуаров, отделанных деревом, как это было в двадцатые, когда в США был бум индустриализации и строительства, и заканчивая обилием исторических музеев. Их покатали на пароходе по реке и прочитали скучную лекцию. Но вот само путешествие на поезде ему запомнилось: они купили кучу конфет и снеков в автомате, ели и всю дорогу играли в «Угадай кто», прилепив друг другу на лбы стикеры. В этот раз, пока они усаживаются, отыскав наконец свободные места, а Джонатан считает оставшиеся деньги с обреченным лицом, Джейн достаёт карты. Но какие-то необычные: в красивой черной коробке, разрисованной символами и забавными человеческими фигурками, словно из Средневековья. Карты Таро. — Купила на заправке, — пожимает плечами девушка, сидя напротив Уилла. — Марни умеет на них гадать, а я не очень. Но тут есть инструкция с обозначениями. Хочешь попробовать? — Я в это не очень верю, — мягко говорит Уилл. — А я хочу, — Майк заинтересованно облокачивается на колени, подпирая подбородок ладонью. — Давай мне. Джейн устало улыбается, тянет руку, чтобы по привычке коснуться своих волос, но одергивает её обратно. Она тасует карты: тоже яркие, с разными картинками, на оборотной их стороне нарисовано солнце с жутким лицом. Аргайл грустно смотрит в окно, вспоминая свой фургон, а Джонатан протягивает за всех билеты контролерам, когда те проходят мимо. Уилл щелкает себя по запястью красной ниткой. К себе на колени Джейн кладёт по одной карте: какие-то кубки, опять жуткое солнце и монахи в плащах. Они с Майком пытаются вместе разобрать значение, пока Уилл смотрит в окно и слушает только краем уха. Городские пейзажи сменяются фермерскими полями, они все отвлекаются, чтобы посмотреть на пасущееся стадо коров. В Колорадо сейчас прохладно, совсем не как в Неваде или тем более Калифорнии, поэтому все пастухи, которых они успевают заметить, одеты в теплые длинные куртки. — В Хоукинсе я только свиней видел, — хмыкает Джонатан. Джейн случайно роняет карты себе под ноги, начиная смеяться с того, как Аргайл восхищенно прилипает к окну и не может оторваться. Уилл тянется, чтобы собрать их, но его взгляд цепляется за одну конкретную. — Колесо Фортуны, — читает Майк надпись, наклонившись к нему и положив голову на плечо. — Сейчас гляну, — Джейн открывает маленькую инструкцию и ищет нужную страницу. — Старший Аркан. Так, тут много значений. Ты её как поднял — перевернутую? Вверх ногами? — Не помню, — пожимает плечами Уилл. — Читай все. — Перемены к лучшему, удача и благосклонность, — она делает паузу, вглядываясь в строчки, потому что поезд слегка качает. — И судьба, которой не избежать. Джейн смотрит на него, ожидая реакция, хотя сама начинает беспокойно дергать ногой. Уилл думает, что она поймала себя на какой-то мысли, и это заставляет его радоваться: её вера в то, что всё в мире не случайно, что за всем скрываются тайные знаки. Судьба, как он думает, лишь громкое слово, служащее оправдание для тех, кто ничего не хочет менять в своей жизни. Кто готов мириться. Уилл не видел в этом ничего романтичного, возможно, рок предопределения даже его пугал. Здесь, наверное, стоит задуматься о том, что раз он доверяет Арахне, то должен и верить в превосходство Паутины. А что есть Паутина, как не переплетение нитей судьбы? Но нет. Арахна бы точно ответила что-то загадочное, в своей манере, а подо всем этим имела бы в виду, что она сама плетёт эти нити и нет никакой к черту судьбы. Люди постоянно вмешиваются в её систему, а она всё поправляет и поправляет, следит за порядком и бережёт своё главное сокровище. Уилл улыбается, взгляд его снова падает на красную нить на запястье. Майк с любопытством за ним наблюдает, касаясь своей метки, действуя на подсознательном уровне. Джейн хмурится, тоже чувствуя эту связь… На мгновение у Уилла перехватывает дыхание, в тот же момент кто-то открывает форточку со стороны соседнего ряда, впуская холодный ветер внутрь с громким свистящим звуком. Он вдруг чувствует себя частью чего-то. Должно быть, стоило разрушить эти стены раньше. Потому что за ними скрывалось нечто большое. — Мы можем поговорить? — Уилл не дожидаясь ответа встаёт со своего места, замечая, что Джонатана клонит в сон, а Аргайл занят чтением книги, но кидает на него серьёзный взгляд, чтобы удостовериться что всё в порядке. — Джейн, Майк. Аргайл машет им рукой и возвращается к своему занятию. Майк поднимается следом, Джейн тоже идёт за ним. Коридор под их ногами трясётся от движения поезда, качает из стороны в сторону, пока они едут по мосту, разделяющему пригород и станцию, с которой отправляют грузовые-товарные поезда: остановки не будет в ближайшие час-полтора. У Уилла есть время. Они выходят в тамбурное помещение, где с обеих сторон стоят двери с длинными, но узкими, окнами. Зато здесь их не будет слышно, да и повезёт, если никто не будет переходить из вагона в вагон. Уилл подводит ребят, чтобы они встали друг к другу поближе, образуя маленький треугольник, где каждый — как отдельный угол. Майк смотрит на него с опаской и волнением, смутно имея представление о силах Уилла. А вот Джейн не знает совсем ничего, он хотел оставить это в тайне, потому что сила была для него чем-то личным: между ним и Арахной. А ещё она пугала, как бы он не отрицал. Уилл очень мало и редко использовал свою силу, он хорошо её чувствовал, но не принимал. Она казалась слишком могущественной, только подумать страшно — влиять на время… Он боялся снова сделать кому-нибудь больно. А ещё страшнее — сделать больно близким. — Мне кажется, я знаю способ остановить Генри, — говорит Уилл. Ребята переглядываются между собой, Майк подходит обратно к дверям в вагон, чтобы проверить не идёт ли к ним кто-то. Он чувствует, что дело будет серьёзным. Джейн кивает Уиллу, и он начинает свой рассказ с нуля. О книге с пауками, о голосе в голове, который он до определенного момента считал лишь частью своих мыслей, о животных инстинктах, о метке Майка, которая, как он думает, напрямую связана с этими силами… Красная нитка легко развязывается, если потянуть бантик за короткий конец. Уилл вытягивает длинную нить, она одновременно прочная, но с тем и невесомая, гладкая, приятная на ощупь. — Это всё так странно, — говорит Джейн. — Почему я не заметила раньше? — Потому что я отлично скрываюсь, — усмехается Уилл. — Что ты предлагаешь сделать? — Майк смотрит за тем, как он растягивает нить обеими руками, делая её ещё длиннее, словно он фокусник, а это — трюк с бесконечной вереницей флажков. Уилл не знает, насколько этот план может сработать, но если Арахна умеет плести Паутину, то чем он сам хуже? У него вот будет своя, такая, какую он хочет. Не зря же ему сделали подарок? Уилл обматывает нить вокруг своего безымянного пальца, а затем просит Джейн протянуть ему руку и проделывает тот же манёвр. Нить растягивается, и тогда он берёт Майка за запястье, оборачивая остатки вокруг его пальца, затягивая на конце небольшой узелок. За окном пейзажи сменяются на тёмный тоннель с рядом ламп теплого оттенка, на их лица ложатся блики и падают тени. Джейн зачарованно вздыхает, ей кажется, что она внутри какой-то сказки. Уилл удивляется: ну, неужели она думает, что в этом всём есть какое-то чудо, а в её таланте — нет? Он думает, что они похожи. — Чтобы победить монстра, — говорит Уилл, смотря ей в глаза со всей серьёзностью и капелькой игривости. — Нужен другой монстр. — Или даже два, — на лице Джейн расцветает улыбка. — Ребята, я-то здесь зачем? — громким шепотом спрашивает Майк, то ли боясь прервать их момент, то ли реагируя так на темноту, когда сразу хочется быть тише. Майк чувствует покалывание на своей коже, на запястье, он задирает рукав кофты, и они видят, как метка из двух треугольников, песочных часов, начинает буквально пульсировать цветом, то наливаясь таким же красным, то превращаясь в натуральный розовый, какими обычно бывают шрамы. — Я на это не подписывался, — вздыхает Майк. Крошка, фаворит и их фея. Три монстра, правда один с сильной натяжкой. Уилл лишь надеется, что их не прервут. Потому что времени это может занять неизвестно сколько. Силы Джейн сейчас могут позволить многое, а если объединить их с силами Уилла, да ещё и замкнуть всё их трехсторонней связью с Майком, то вообще выходит убийственная комбинация. — Помнишь, ты говорила мне, что Генри рассказал тебе свою классную историю? Пусть становления злодея? — он улыбается, надеясь передать девушке свою уверенность. Джейн кивает. — Тогда давай так. Насколько возможным для тебя будет влезть в его голову снова, но скажем, — Уилл откашливается. — В сознание ребёнка? Майк смотрит на него с прищуром, думая, способны ли силы Джейн вообще действовать сквозь время, а не только через пространство. — Я могу сделать это через его воспоминания, — Джейн воодушевляется. — Как когда я залезла в голову Билли. Он был там маленьким. Но я не пробовала влезть конкретно в мысли ребёнка. — Это не будет слишком? — участливо спрашивает Майк. — Знаешь, ты и так очень устала за эти дни. Мы можем поискать другой вариант? Джейн тихо смеется, ей становится тепло от того, как Майк не прекращает проявлять к ней заботу после стольких лет, даже когда так много в их жизнях, казалось бы, изменилось. — Я готова, — говорит она. И они погружаются на глубину. Уилл впервые видит это место, но понимает, что это то, как выглядит сознание Джейн изнутри. Темное, где вместо пола — вода, но здесь не страшно. Просто никак. Спокойно и тихо. Они с Джейн стоят друг напротив друга, прекрасно видят всё, но вот Майк, держащийся рядом, точно находится не здесь ментально. Уилл тянет к нему руку, заметив, что внутри подсознания нить растворилась, но она проходит насквозь. Джейн же он может коснуться. — Ребята? — Майк смотрит по сторонам. — Вы уже там? — Он нас слышит? — спрашивает Уилл. — Это тяжело разграничить, — объясняет Джейн. — Когда я нахожусь здесь, я могу разговаривать с другими людьми через их сознание, если ищу их, например. Но порой я говорю вслух и в реальном мире, а иногда совсем путаюсь. Этому нужно учиться. — Скажи Майку, что всё в порядке, — просит Уилл. Он делает глубокий вдох, расслабляет плечи и готовится погрузиться ещё дальше. Майк успокаивается и остаётся рядом, даже хорошо, что он не увидит всего, а ещё лучше — сможет сказать им, если во внешнем мире что-то пойдёт не так, мало ли их заподозрят в каком-то сатанинском ритуале. Пока Джейн, с двигающимися под прикрытыми веками зрачками, ищет Генри внутри своей головы, Уилл может видеть, как мимо них проносятся фигуры людей, словно призрачные: он слышит их голоса, может даже различить, что сначала она проходится по пассажирам поезда, чтобы разогнаться, а затем уже исследует свои воспоминания. По пути им встречается и Хоппер из прошлого, и мама Уилла, даже маленькая Макс. Наверное, Джейн пытается составить у себя в голове картину ассоциаций. Или настроится, используя хорошие воспоминания о дорогих ей людях. Девушка вдруг резко раскрывает глаза, хватая воздух ртом. — Держись. В следующую секунду они падают. Уилл думает, что это похоже на сцену падения Алисы из Страны Чудес в кроличью нору. Она такая же бесконечная, но их падение, хоть и быстрое, но мягкое. Мимо пролетают кучи разных предметов — от напольных часов до старой мебели, сундуков и книг, множество дверей с номерами: какие-то закрыты, а другие хлопают, открываясь и закрываясь. Джейн тянет к нему руку и Уилл за неё хватается. — Милый. Они оказываются в детской спальне, здесь в углу лежат совсем немного игрушек: механический конструктор, какие были модными в пятидесятых, самым популярным считался набор, с помощью которого можно было собрать настоящие работающие часы, вроде Эректор-сет или Супер-сет. Всё остальное кажется пустым: кровать, на которой лежит ребёнок, почти идеально заправлена, подушка и простыни совсем не мятые. На высоком деревянном шкафу закреплено зеркало, рядом стоит письменный стол с аккуратными стопками учебников, книг и тетрадей. Уилл огибает кровать, чтобы взглянуть на лицо ребёнка. Его сердце сжимается от мысли, что это и есть Генри. Худой, мелкий, с дурацкой прической и большими грустными глазами. В дверном проёме стоит красивая женщина, можно даже сказать девушка: выглядит она молодо, одетая, как с картинки, с уложенными волосами и губами, накрашенными яркой красной помадой. Джейн встаёт рядом с ней и рассматривает с любопытством. — Милый, — зовёт она снова. Генри не оборачивается к ней, но он и не спит. Уиллу интересно, видит ли он его сейчас? За окном их дома зеленая лужайка, деревья, светит яркое солнце. Просто чудесная погода, да и голос матери Генри кажется ему таким нежным… — Вставай, — уже чуть грубее произносит она. — Вставай сейчас же. Генри! Женщина подходит к его кровати и начинает трясти мальчика за плечи, но тот никак не реагирует, лишь зажмурив глаза. Уиллу становится его неоправданно жалко, он видит, как пальцы матери белеют от того, с какой силой она сжимает ребёнка. Джейн хмурится, следуя по пятам за ней. — Мне стоит рассказать отцу о той грязи, которой ты занимаешься в подвале? — шипит она ему на ухо. Генри реагирует моментально, сбрасывая её руки с себя и встаёт с кровати. На нём простенькая пижама в клетку, кажущаяся намного больше, не по размеру. — Приведи себя в порядок и спускайся к завтраку, — женщина довольно улыбается, складывая руки под грудью, её голос снова становится нормальным, добрым. — Давай, милый. Вперёд! Уилл присаживается на край узкой кровати, она не прогибается под его весом и не издает никакого скрипа. Джейн остаётся стоять рядом. Они наблюдают, как Генри достаёт одежду из шкафа — отглаженную рубашку, шерстяной жилет, невзрачные брюки. Он делает это методично, как ежедневный ритуал, а на лице его полное безразличие ко всему. Уилл задумывается, что же с ним не так? Ребёнка так сильно запугали? Или он просто уже готовит свой коварный план отмщения в голове? Вы в норме? Они слышат голос Майка в пространстве. Джейн передаёт ему сообщение, что пока у них всё хорошо. Кажется, Майка это успокаивает не сильно. Пока Генри переодевается, Уилл случайно замечает, что его ноги и руки под одеждой покрыты маленькими синяками желтых и синих оттенков, а на бедрах ребенка красуются темные широкие полосы, какие бывают от ударов ремнем. Он поджимает губы от отвращения, не к мальчику, а к тому, кто сделал это с ним… Джейн смотрит так же. Они оба ничего не могут с собой поделать. Генри смотрится в зеркало, пока застегивает пуговицы на рубашке и поправляет воротник. Уилл встаёт с кровати и становится у него за спиной — ему интересно, появится ли отражение. Джейн хватается за дверной косяк, потому что комнату вдруг начинает трясти. Свет за окном мигает, будто солнце превратилось в электрическую лампу. В отражении, вместо маленького мальчика, перед Уиллом стоит взрослый мужчина. Высокий блондин, но в такой же одежде, как у ребёнка — рубашка, жилет, брюки. У него такое же безэмоционально лицо, но лишь первое мгновение. Затем мужчина дергается, так и не застегнув последнюю пуговицу под горлом. Генри оглядывается по сторонам и не может понять где он. Он вдруг хмурится, да так, словно ему ужасно больно. Наклоняется, закатывает одну из штанин и тычет пальцем в свои синяки, стиснув зубы. Джейн встаёт в позу боевой готовности, Уилл кивает ей. — Вы двое, — говорит Генри из отражения и за ним же повторяет одними губами детская версия. — Как? Джейн вытягивает руку вперёд и ребёнка отбрасывает на кровать. Она едва может смотреть на него в таком виде, ей всё кажется, что это так неправильно, причинять боль кому-то столь маленькому. Уилл делает шаг вперёд и смотрит в глаза Генри. Солнце за окном потухает окончательно. Комната заливается темными оттенками, в воздухе начинает кружиться пепел. Они переносятся в Изнанку. Фигура Генри мелькает, то превращаясь в ребёнка, то обратно во взрослого: он как нестабильный фотон, который может находится одновременно в двух состояниях — частица и волна. Он — как помехи на экране телевизора. — Так ты её новый любимчик, — выплевывает Генри, голос его также начинает скакать от высокого и детского в мягкий и низкий. Слишком нежный тон для злодея. — Неправильный Уилл Байерс. — Неправильный? — Уилл замирает, не понимая о чём говорит Генри. Джейн встаёт с ним бок о бок. — Ты — ошибка, — Генри хмыкает, на лице ребёнка эта улыбка кажется ещё более жуткой, зловещей, как у куклы. — Всего лишь побочное ответвление… — Нет! — Уилл со всей своей злостью смотрит на него, чувствуя, как покалывает кончики пальцев, как в голове раздается щелчок. Генри начинает кричать от боли, тело его теперь не просто иллюзорно меняется, оно начинает физически стареть, начиная с ребёнка: его конечности удлиняются, растягиваясь в руки и ноги подростка, а затем взрослого, даже одежда на его теле тянется и становится не по размеру, и даже у старой версии Генри — с морщинами, седыми волосами, со всем тем, что в реальности он бы никогда не получил — остаются шрамы на теле. Будто ему всё ещё больно, сколько бы лет не прошло. Джейн берёт Уилла за руку, прося его остановится. Но эта неоправданная жестокость, вспыхнувшая в нём после слов об ошибке… Наверное, Уилл знал, о чём он говорит. Он ожидал этого. И боялся услышать. Ведь именно так смотрел на Уилла его двойник, тот, что был в лесу. Если всё же тот случай не был бредом. Зелёная толстовка с надписью, мамин магазин, даже, возможно, день его похищения. И взрослый Майк, который был в точности как его Майк. Неужели Уилл был всего лишь ошибкой в этом мире? — Если ты будешь делать так, как она говорит тебе! — кричал Генри сквозь боль, у него тянуло каждую клеточку тела, он горел огнем изнутри, даже когда Уилл остановился. — То ты просто исчезнешь! Она сотрёт тебя за ненадобностью! Джейн вскидывает руку и кидает подушкой в лицо Генри, не придумав лучшего и безболезненного способа его заткнуть. Лицо взрослого становится изумленным и обиженным: это было последним, чего он ожидал от девчонки. — Эл, — говорит Генри, усмехаясь. — Ты тоже исчезнешь. Всё исчезнет, вы не понимаете… — Не Эл, — строго и зло поправляет его девушка. — Я не цифра. Я — человек. И у меня есть имя. Меня зовут Джейн, но ты не смеешь называть меня так. Генри откидывается на локтях на кровати и смеется в голос, но закашливается, падает набок и начинает стонать от сильной боли в теле. Уилл отворачивается, чтобы сделать глубокий вдох и подумать. Что значит — он исчезнет? Они исчезнут? Об этом говорила Арахна, когда имела в виду, что в нужный момент он повернёт колесо? Судьба, которой не избежать. Неужели его судьба — это так и остаться ошибкой, потерять всех своих близких? А иначе что? Настанет конец света, который Арахна показывала ему в видениях? Где земля разламывается, люди умирают, а их любимый город охвачен огнём… Уилл хватается за голову и уже ничего не понимает. — Он пытается задурить тебя, — шепчет Джейн, кладя руку ему на плечо. — Он всегда так делает, Уилл. Не слушай. Уилл прикрывает глаза и чувствует, как что-то теплое, что-то горячее касается его щеки. Он понимает, что это Майк, где-то там, в реальности. И осознание, что ему не приходится справляться с этим в одиночку, снова вселяет в Уилла уверенность. — Что тебе нужно? — он оборачивается обратно к Генри, замечая его уставший потухший взгляд голубых глаз, словно искусственных. — Отомстить ей, да? Ты просто не можешь принять тот факт, что не только собственная мать тебя не любит… — Заткнись! — истерично вопит Генри, ему едва хватает воздуха в легких, чтобы быть таким громким. — Так тебя ещё и она бросила, да? — Уилл упирается руками в свои колени, чтобы наклониться поближе к кровати, он гадко улыбается, смотря в лицо своему врагу. Он не будет бояться. В этот раз он намного сильнее. — Ты стал разочарованием сначала для своей семьи, а потом для гребаной Богини? Генри, ай-ай-ай! Джейн стоит в легком шоке, не зная, стоит ли ей засмеяться от того, в какой манере Уилл общается с всемогущим злом, или же ей нужно испугаться. Того же. — Ты ни черта не знаешь, я же сказал, — повторяет он, таким обиженным тоном, будто в теле взрослого мужчина сидит, где-то глубоко, этот маленький мальчик, которого отвергнул весь мир. — Она и тебя обманет. Использует. Она называла его крошкой. Рассказывала ему сказки. И голос у неё был такой добрый. Ну неужели Арахна могла солгать и ему? Уилл отказывался в это верить. Он берёт Джейн за руку, решает, что хорошим способом проучить Генри будет использовать против него его же оружие. Мужчина не может издать и звука, когда его глаза закатываются. Джейн закрывает свои, её зрачки бегают под веками, снова. Уилл перематывает время. Они показывают Генри его самые жуткие, самые болезненные воспоминания. Детство, избиение собственной матерью, жалкие попытки отца проявить заботу, эксперименты в лаборатории, чипирование, генную модификацию, затем снова избиения, момент, когда Джейн отправила его в Изнанку… Уилл не может заглянуть в будущее, но он чувствует, что даже там Генри страдает, что он буквально горит. Когда они отпускают его, мужчина валится без сил с кровати на пол, он весь покрыт потом, его рот хватает воздух одними губами, как рыба, выброшенная на берег, а руки и ноги бесконтрольно дергаются в судорогах. Генри почти что плачет. Уилл напоминает себе и Джейн, что этот человек заслуживает такого наказания. И вдруг чудовище начинает смеяться. — Хороший ход, Байерс, — хрипит он. — Мы с тобой не такие уж разные, а? И с тобой, Эл… — Прекрати всё это, — просит его Джейн, в уголках её глаз выступают слёзы, потому что она видела в его голове всю ту жуть. — Прекрати и мы тебя отпустим. Уилл хмурится, потому что не думает, что это лучший вариант, но не поправляет её. — Всё уже произошло, вы что, совсем безмозглые идиоты?! — Генри пытается кричать, но голос его срывается. Он вздыхает и улыбается. Улыбка выходит такой маленькой, самодовольной и противной. — Скажите спасибо новой куколке этой твари… Ты, должно быть, занятная игрушка, Байерс. — О чём ты? — не понимает Уилл. — Увидишь, — хмыкает Генри. Их выкидывает из подсознания. Майк едва успевает их поймать, все трое валятся на пол в тот самый момент, когда поезд останавливается. Хорошо хоть в этот вагон никто не заходит, и из него же никто не выходит. Свежий воздух неплохо даёт по мозгам, позволяя снова думать трезво. — Ну как? — взволнованно спрашивает парень. — Вышло? Вы уничтожили его? Уилл пожимает плечами, бросая на Джейн неуверенный взгляд. Нить, что связывала их, легко распутывается, и он возвращает её на место, оборачивая вокруг запястья. Они идут к своим местам, Майк заставляет каждого выпить воды и хоть что-то съесть, он не прекращает обнимать Уилла и заваливать Джейн вопросами. Джонатан просыпается только тогда, когда им уже пора выходить. Аргайл выныривает из книжного царства, отказываясь мириться с реальностью. Уилл бросает взгляд на обложку его книги и видит, что парень читал нечто глубоко философское и скучное, а фамилия автора и вовсе немецкая. Они обсуждают произошедшее внутри сознания Генри, пока добираются из Индианаполиса в Хоукинс. Уилл крепко держит Майка за руку и боится отпускать, ему всё кажется, что слова, которые сказал Генри, несут за собой нечто ужасное. И он оказывается прав. Когда они выходят из такси, остановившись в трейлерном парке, у Майка подкашиваются ноги, а лицо его сменяет эмоцию радостного предвкушения перед встречей с друзьями на непонимание. На страх, на боль и жуткую-жуткую растерянность. Эдди выносит на руках из трейлера Нэнси. Её руки свисают, искривленные под неправильным углом, а под глазами девушки сохнут кровавые разводы. Робин выходит вместе со Стивом, который нехотя опирается на неё, пока его бок обмотан куском ткани с красными пятнами. Крошка… Уилл затыкает уши руками, впервые отказываясь слушать Арахну. Постучавшись в дверь пару раз, Уилл аккуратно толкает её. В спальне Стива и Эдди очень свежо, но ребята не выглядят так, будто замерзли. Стив, укрытый одеялом, лежит головой на подушке, рука его свисает с кровати и перебирает волосы Эдди, пока тот сидит на полу с гитарой, касаясь струн и мыча себе под нос. Глаза Стива полуприкрыты, но он замечает Уилла и улыбается ему, произнося едва слышное «Привет». Выходит хрипло, потому что его снова стошнило совсем недавно, горло парня стало красным, но вместо меда, которого не было, Робин пихала в него ложками все ягодные джемы, какие нашла, потому что производитель с этикетки обещал удар витаминов и крепкий иммунитет. Эдди кивает Уиллу и запевает чуть громче, раз уж у него появился ещё один слушатель. Уилл присаживается рядом с ним на пол, ощущая себя слегка неловко, будто он вторгается в личную зону между этими двумя. Но с другой стороны, они — его семья. И всегда будут ему рады, это видно даже по мягкой улыбке Стива и слегка обеспокоенным взглядам, которые Эдди бросает на мелкого. — Bright are the stars that shine, dark is the sky. Уилл прикрывает глаза, расслабляясь под звук голоса Эдди: такого низкого, хриплого, неровного, словно слегка дикого, но при этом живого. Настоящего. Стив тихо ему подпевает, но путается в словах. Эдди улыбается и поворачивает к нему голову, допевая последние строчки. — I know that love of mine will never die. And I love her… С последними аккордами он говорит, что готов принимать заказы. Стив просит его сыграть что-нибудь из их любимого, но Эдди не может определиться с одной песней, поэтому скачет между отрывками разных. Парни между собой переглядываются, перебрасываются словами, обращаясь к друг другу ужасно нежно. Стив несколько раз спрашивает в порядке ли Уилл, тот говорит, что ему просто захотелось посидеть с ними вместе. На самом деле, он не мог найти другого безопасного места. Ему не хотелось сейчас видеть никого из своих друзей, они все его жалели. Такое уже было однажды, когда Уилл был под проклятьем Векны после смерти Майка. На него смотрят, как на обреченного. Будто он уже умер, уже не здесь, а каждый так и хочет с ним провести побольше времени, чтобы попрощаться. Это ужасно угнетает. Уилл прижимает колени к груди и утыкается в них носом, вспоминая, что оставил свою любимую зеленую кофту в другой комнате. Но у него совсем нет сил, чтобы вставать и идти за ней. Он вспоминает слова Эдди про вазу, о том, что он не боится потерять Стива, потому что где-то там в будущем он уже его потерял. Уилл задумывается о том, как же жестока жизнь. И ехидная мерзкая мысль закрадывается к нему в голову — думает ли Эдди сейчас также? Каково ему теперь, когда потерять любимого человека стало возможным? Но их счастливый и безмятежный вид его обескураживает. Они так хорошо друг к другу относятся, не сидят тут и не заливаются слезами, не истерят, а занимаются обыденными вещами, какие им позволяют общие возможности. По утрам Уилл видит, как Эдди кормит Стива завтраком, следя, чтобы тот хоть что-то съел. Они вместе ходят в душ, хотя так было всегда. Вместе сидят в гостиной перед теликом, читают, спят. А Майк отказывается разговаривать с Уиллом. Избегает его после того, как они совершили неожиданное открытие. Он даже не пришёл в тот раз, когда они с Дастином искали другие способы, упираясь каждый раз в логический тупик. Уилл думает, что Майк просто точно уже всё знал, да и довольно давно. Даже Дастин знал, но всё равно пытался, если не ради себя, то ради Уилла. — Мелкий, — Эдди пихает его локтем в бок, откладывая гитару в сторону, он говорит тихо, потому что Стив уснул. — Как насчёт объесться вафлями с шоколадным сиропом перед сном? — А если нас поймают? — Уилл нервно улыбается. — Брось, — отмахивается Эдди. — Погнали. У меня перерыв, пока принцесса Аврора отдыхает. Они встречают в коридоре Дастина, и он бросает на них подозрительный взгляд, но идёт дальше, снова отвернувшись и сочувственно поджав губы. Нэнси уже спит в гостиной на диване, а Джонатан укрывает её одеялом, оставаясь сидеть рядом вместе с книгой. На кухне нет никого. Они крадут из холодильной камеры одну из немногих оставшихся упаковок замороженных вафель, разогревают их прямо в микроволновке, поливают из полупустой бутылки с сиропом и вгрызаются в еду с огромным удовольствием. Уилл прикрывает глаза, надеясь запомнить этот вкус. Эдди мычит и говорит что-то с набитым ртом. — Богоподобно, — произносит старший. — Но я бы душу продал за хлопья с шоколадным молоком. — Ох, заткнись, — просит Уилл. — Я так хочу молочный коктейль… — И пиццу, — добавляет Эдди. Они смеются, перекидываясь веселыми взглядами. Кухню заливает мягкий тусклый свет от люстры с одной-единственной рабочей лампой. — Что там у вас с Уилером? — как всегда, Эдди оказывается слишком проницательным. — Опять поссорились? Уилл вздыхает, доедая последние кусочки и аккуратно вытирая рот салфеткой. — Не сошлись во мнениях, — он пожимает плечами. Эдди отодвигает от себя тарелку, облокачивается о стол и упирается подбородком о ладонь, заинтересованно хлопая ресницами. — Ну, это нормально, — говорит Эдди. — Мы со Стивом не сходимся в восьмидесяти процентах возникающих вопросов. — Вы — идеальная пара, — фыркает Уилл. — Мы? — Эдди тихо смеется, бросая взгляд на дверной проём, надеясь, что они не разбудят Нэнси в гостиной. — Ты же в курсе, как мы вообще общаться начали? Я ему чуть горло не вспорол, а потом, когда прижало адреналином, ляпнул, что у них с Нэнси Уилер реальная любовь. У чувака в этот момент был разгар бисексуального кризиса! Уилл прикрывает рот рукой, в уголках его глаз появляются морщинки от смеха. Раньше эту часть истории он слышал лишь обрывками. — На всё уходит время, Байерс, — мягко говорит Эдди, накручивая прядь волос на палец. — Чтобы научиться друг друга понимать, слышать, сходиться в чём-то. Ссоры — это пустяки, важно то, как вы с ними справляетесь. — А как надо? — спрашивает Уилл. — Справляться. — Да чёрт его знает, — Эдди машет руками. — Если разгадаешь эту страшную тайну, то поделись уж, пожалуйста! Вот что я знаю точно — никогда нельзя молчать. Иначе вы теряете контакт и всё рушится, чувак. Уже позже, готовясь ко сну, Уилл переодевается в теплую пижаму, надевая поверх толстовку, снимает часы и оставляет их на прикроватной тумбочке. Выключает лампу, забирается под одеяло, смотрит в потолок и думает. Может, ему стоило побежать за Майком? Или, всё-таки, это Майк поступил, как эгоист, когда убежал? А может, они оба поступили верно, решив остаться наедине со своими чувствами? Он поворачивается набок, чувствуя ужасную усталость от всего происходящего. Уснуть так и не получается, лишь зависнуть где-то на грани. В темноте Уилл ощущает какое-то копошение перед собой, оно исчезает, а затем кровать за его спиной прогибается. Знакомые руки, которые он бы узнал с легкостью, наверное, даже через перчатки, обнимают его со спины. Майк прикасается губами к его затылку. — Прости, — тихо говорит парень, а затем на выдохе выпаливает. — Уилл, я люблю тебя. Сердце уносится в пятки. Уилл распахивает глаза, на его лице расцветает глупая улыбка, такая счастлива, что кажется он сейчас начнет светиться. Майк застал его врасплох в самый ужасно неподходящий момент. Как он делал это всегда. Уилл разворачивается в его руках, оставляет на губах маленький поцелуй и, чувствуя теплое родное дыхание, прикасается ладонью к груди Майка, ощущая, как бешено бьётся его сердце. И у него стучит так же. Так же сильно. — Нет, я тебя, — усмехается Уилл. — Что? — растерянно спрашивает Майк. — Я первый сказал. — Но я люблю тебя сильнее, — весело хмурится он. — Придурок. — Сам ты придурок, — Майк тыкает пальцем ему в живот, заставляя согнуться от легкой щекотки и смеха. — Эй, ты! Я тебя люблю! — Да нет же, Майк! — Уилл вытаскивает подушку у себя из-под головы и пытается обороняться, но Майк выхватывает её и нападает на него, начиная щекотать во всю силу и щипать парня за бока. — Перестань! Я тебя люблю сильнее, ты кусок… — Да-да, — смеется Майк. — Я готов поспорить на двадцать баксов, вперёд. Они едва не валятся с кровати, разворошив все простыни, скинув одеяло. А когда успокаиваются, то просто ложатся рядом, как раньше. Плечом к плечу, взявшись за руки. Все проблемы могут подождать до утра, думает Уилл. Ещё хотя бы немного.