❖❖❖❖❖
Алехандро смотрел на Гоуста через весь салон вертолёта. По правде говоря, он удивился, увидев его в ангаре. После рассказа Прайса о том, как прошел их разговор, он не был уверен, что тот появится. Но Гоуст первым оказался на месте. Стоял, прислонившись к внешней стене ангара, с сигаретой в зубах. Контуженный. Говорил с кем-то, кого там не было. Алехандро видел такой взгляд уже тысячи раз у тысячи разных людей. У себя. Злосчастный, но неизбежный побочный эффект войны. И утраты. Хотя настолько печального зрелища видеть ему ещё не доводилось. Это не было похоже на обычную посттравматическую реакцию. Он, как и Гас, слышал Гоуста по ночам. Жуткие крики. Тот взывал к Соупу, пока беспомощно метался от ночных кошмаров. «Прошу, нет, Джонни, пожалуйста, нет!» Беспрестанно. Алехандро чувствовал вину за облегчение, когда Гоуст пропадал и занимался чем-то, мстил кому-то. Только в эти ночи было тихо. Чувствуя под ногами гул двигателей, он подошёл к Гоусту и сел рядом. Несколько минут они провели в тишине, пока Алехандро обдумывал, что сказать. Он не знал, какие слова могли бы улучшить ситуацию. Как будто её вообще могло что-то улучшить. Но он стал дорог ему — он и Соуп, оба бесстрашные и неудержимые. Оба доказали, что будут сражаться друг за друга до конца. До последней капли крови. Глубоко вдохнув, Алехандро выдохнул и упёрся локтями в колени. — Когда мне было восемнадцать, — начал он, тщательно подбирая слова, — я, Родольфо и наш друг детства поступили на службу. Спустя несколько лет нас завербовали в мексиканский спецназ. Мы были так возбуждены. От нервов, конечно, — он сухо засмеялся. — Но у нас появился шанс что-то изменить, понимаешь? Мы все выросли в Лас-Альмас и каждый день смотрели, как город разрушается изнутри. Мы хотели обезопасить его для наших будущих детей. Завести семью. Как-то раз мы провели облаву на сына главаря картеля «Лас-Альмас». Его звали La Araña. Паук. — Во время того рейда Валерия и её отряд нас предали. Оказывается, всё это время она работала на них. Ударила исподтишка. Наш amigo попал под перекрёстный огонь. Он истёк кровью на моих руках. — Это уничтожило меня. И Руди. Много лет мне снились кошмары. До сих пор иногда снятся. Порой мне кажется, что я всё ещё вижу его. Как свет покидает его глаза. Каким бледным он выглядит. Я стараюсь не позволять этому влиять на меня, но оно влияет. Мне тяжело каждый раз, когда мы вместе отправляемся на задания. Это никогда не проходит, едва ли. Но становится легче. — У всех нас есть скелеты в шкафу, Гоуст. Они копятся, пока не остаётся места, а потом рушатся под весом новых. Проблема твоих скелетов в том, hermano, что ты — один из них. Он мягко коснулся плеча Гоуста — единственное утешение, которое тот способен сейчас принять. Алехандро не был уверен, что его жест воспримут хорошо, особенно после своей истории. — Кажется, разрушили именно меня, Ал, — тихо сказал он, едва слышимо в гуле работающих двигателей и шума ветра. — Так и есть, amigo. И я сожалею. Но когда ты будешь готов, я буду рядом, чтобы вытащить тебя.❖❖❖❖❖
Алехандро и Родольфо с нетерпением ждали возвращения команды из Чикаго на временную базу. Они не получили никакой информации, кроме подтверждения того, что ракета, направляющаяся к Пентагону, была обезврежена. Хотя Шепард и считался пропавшим без вести, на одну причину для беспокойства у них стало меньше. Грейвз и Хассан были вне игры и казалось, что теперь можно расслабиться — хотя бы на пару недель. Когда вертолёт приземлился и опустилась рампа, Алехандро с Родольфо обменялись тревожными взглядами, потому что никто не вышел. Но в конце концов появились Прайс и Гас, они выглядели измученными и… и… Что-то случилось. Чёрт. — Amigos! — позвал Алехандро. — Рад, что вы вернулись. Уверен, нам многое нужно наверстать! — Ал… — начал Прайс. — Капитан? — медленно ответил он и в животе неприятно заныло. Он снова взглянул на вертолёт, но не заметил никакого движения внутри. — Где Соуп и Гоуст? — Гоуст ещё там, — ответил Гас, указывая большим пальцем через плечо в сторону рампы. — А Соуп? — вмешался Родольфо. Прайс и Гас обменялись долгими молчаливыми взглядами, прежде чем едва заметно покачать головами, опустив глаза. — Нет… Не может быть, — запротестовал Алехандро, прежде чем протиснуться между них и вбежать по рампе. Гоуст находился в самом дальнем углу и выглядел так, как будто в разы уменьшился за последние 12 часов. Он сидел, согнувшись пополам, крепко сцепив руки в замок. — Гоуст… А Соуп… — Погиб, — слабым голосом закончил за него Гоуст. — Джонни погиб. Алехандро знал, что испытанное им душевное потрясение от этих слов было в разы ничтожнее того, что испытывал Гоуст.❖❖❖❖❖
— Здорово, ребята, — сотрудник пограничного патруля протянул руку, крепко пожав ладони Прайса и Алехандро. На нём была пара нелепых ковбойских сапог и широкополая шляпа, закрывавшая лицо от яркого солнца. Когда он повернулся к Гоусту, то пару мгновений продержал руку на весу и неловко опустил её, так и не получив ответа. — Добро пожаловать. Меня зовут Джозеф. — Капитан Джон Прайс. Это полковник Алехандро Варгас и лейтенант Райли. — Спасибо, что прибыли так скоро, — его глаза скользнули к Гоусту. — Ё-моё, чем они вас там кормят? — Это меньшее, что мы могли, — проигнорировал вопрос Прайс. — Что вам удалось вытянуть из него? — вчетвером они направились по лётному полю. Гоуст шёл на достаточном расстоянии, чтобы почти не слышать разговор. — Немного. Пацан и пары слов связать не мог, когда мы его нашли. Поймали в нескольких километрах от границы после перехвата радиопередачи. В вещах никакой идентифицирующей информации, да и он молчал. Послушайте, капитан Прайс, — он сделал паузу и оглянулся. — Мы — пограничный патруль. Правоохранительный орган, а не военный. Во всяком случае, большинство из нас. Но мы с Ласвэлл уже давно поддерживаем связь, поэтому, когда появляется кто-то, кто упоминает Шепарда и Алехандро, а она говорила, что Алехандро один из ваших… Я понял, что что-то не так. Вы проделали чертовски хорошую работу в Чикаго пару недель назад, и я премного благодарен за то, что вы сделали для моей страны. Вот почему приказал своим людям помалкивать. Я рискую собственной шкурой из-за всего этого. — Мы очень ценим это, сэр. Искренне. Друг Ласвэлл — наш друг. — Надеюсь, вы сможете вытрясти из него что-нибудь полезное. Буду честен с тобой, брат. Я не хочу впутываться в это. Так что если бы вы могли убрать его с глаз моих долой, я был бы крайне признателен. — Без проблем, señor. Где он? — спросил Алехандро. Джозеф кивнул в сторону огромного чёрного пикапа, направляющегося к ним. Безразлично глядя вдаль, Гоуст подавил вздох. Было жарко, кожа под плотной маской покрылась мурашками, и озадаченные взгляды, которые продолжал на него бросать американец, вызывали у него желание размозжить его череп о тротуар. Он всё ещё не знал, зачем пришёл этим утром. Нужно было послушать Прайса и улететь домой. Где бы этот дом ни находился. Прослоняется без дела несколько лет, помучается, а потом убьет себя в какой-нибудь глуши, где его тело никогда не найдут. — Вот и он, едет в нашу сторону. А, слушайте. Не мне судить об акцентах, — рассмеялся он. — Могу лишь представить, как звучу для всех вас. Но, может, вам будет проще его понять. — Думаю, с этим мы разберёмся, — ответил Прайс, лениво сжимая руками верхнюю часть своего тактического жилета. Алехандро стоял позади в привычной позе — сцепив руки в замок за спиной. Машина приблизилась, остановившись в нескольких метрах от них. — Он весь ваш, — сказал Джозеф, пожимая плечами. Пассажирская дверь открылась и краем глаза он увидел, как Прайс закрыл верхнюю часть лица рукой, прикрываясь от солнца. Они с Алехандро замерли на месте, разинув рты от шока. Гоуст остановился за ними и медленно следил за стервятником, кружащим вдалеке. — Это… — Какого чёрта?❖❖❖❖❖
— Órale, Vaqueros, pongan atención! — позвал Алехандро, распахивая двери и обращаясь к своим людям на испанском. — Значит так… Мы отобьем вашу базу, заберём пленницу и убьём командира Грейвза, — сказал Прайс, когда вокруг стола собрались Гоуст, Соуп, Алехандро, Гас и «Вакерос». Алехандро стоял рядом с Соупом, а Гоуст прямо напротив сержанта. Он чувствовал напряжение между ними ещё с той драки в баре и жутко хотел расспросить их об этом. Гоуст, конечно, отпадает. Он никогда не расколется. А Соуп… Соуп выглядел грустным. Как побитый щенок. — Когда? — спросил Родольфо. — Сейчас, — ответил Гоуст и наклонился, поднимая что-то с пола. — Мы пойдём против своих… Мы с вами не «1-4-1» и «Вакерос», мы команда… — Прайс сделал паузу, и перед ними содержимое сумки выкинули на стол — чёрные балаклавы с нарисованными черепами. Алехандро захлестнула волна адреналина. Время пришло. — Команда Гоуста. Он был изумлён не менее остальных, когда Гоуст поднял руку и снял свою маску. Впервые присутствующие, не считая Прайса, увидели его лицо. Это было впечатляющим проявлением доверия, и Алехандро чувствовал гордость за то, что входил в этот круг. Но самое интересное заключалось в том, что Гоуст смотрел на Соупа — его глаза были прикованы к другому мужчине с той секунды, как ткань соскользнула с головы. Потянувшись рукой к маскам, Соуп взглянул вверх — сначала на Прайса, а потом на Гоуста. И на лице его появилось выражение абсолютной решимости перемахнуть через стол и заняться сексом. Иначе это просто не описать. Он словно раздевал Гоуста глазами. А на лице Гоуста, теперь неприкрытом и выражавшем непринуждённость, читался вызов и… приглашение. — У тебя слюни потекли, amigo, — прошептал Алехандро ему на ухо, давая возможность бедняге передохнуть, пока тот не потерял контроль над собой. Он пришёл в себя, покраснел и нервно сглотнул. Алехандро подавил смешок. «Эти двое в какой-то жопе», — подумал он про себя, — «в глубокой-глубокой жопе».❖❖❖❖❖
Кем бы ни был этот человек, заставивший их проделать весь этот путь, но как только он вышел из машины, Гоуст почувствовал, что по его рукам побежали мурашки. Он оставил это без внимания и продолжил наблюдать за тем, как птица исчезает из виду. — Вы его знаете? — спросил Джозеф, нахмурив брови из-за ошарашенных лиц. — Выглядите так, словно призрака увидели. — Эй, элти, — крикнул ужасно знакомый голос. — Может повременим со взбучкой на пару деньков, а? Гоуст повернул голову и стал выглядеть так же потрясённо, как и двое других — хотя у них и не было такой роскоши, как маска, скрывающая выражение лица. Воздух разом выбило из лёгких, а сердце сжалось так больно, что казалось, будто он вот-вот грохнется здесь и сейчас. Мужчина у машины выглядел так, словно только что вылез из могилы: взлохмаченный могавк и отросший за пару недель ёжик на голове; грязная и рваная футболка; кожа вся в земле и поту; свежая, незнакомая и покрытая коркой рана, рассёкшая одну из его бровей, и остановившаяся у самого века; эта глупая, глупая, чертовски дурацкая кривая ухмылка. Нет, нет, нет. У тебя снова галлюцинации. Или ещё один кошмар. Это нереально. Нереально. Нереально. Через пару мгновений ты подойдёшь и убьёшь его. Жестоко. Снова и снова. Так же, как сделал это в реальной жизни. Потому что из-за тебя он погиб. Ты не уберёг его. Не смог защитить его, никогда не мог. Потому что ты слаб. Ты охренительно слаб. Вот почему Саймона сейчас нет. Потому что он был слаб. Ты позволил шпынять себя, как чёртов ребёнок, и убил единственного человека, которым безоговорочно дорожил. Единственного человека, которого ты любил. И ты не признаёшься себе в этом, потому что это равно признанию уязвимости, над которой ты не властен. Потому что если всё-таки ты признаешь, что любил его, то будешь страдать снова, и снова, и снова. Любовь — это грёбанная чума. Он уже встретил свой конец, а теперь ты встретишь свой, это неизбежно. И в глубине души ты знаешь, что заслуживаешь этого. Ты застрял в своём личном аду, который сам же и создал. Но вот же он стоит. С уставшими глазами, повидавшими многое за последние несколько месяцев. Глазами, которые всегда оставались позитивными и яркими, несмотря ни на что. До нелепого жизнерадостный характер. И второй раз в жизни его погребли заживо и бросили умирать, но он оказался таким, каким и должен быть — упрямым и неудержимым, и вылез из собственной же могилы. Он поклялся, что больше не окажется под землёй. Дрожащий голос Саймона, почти неузнаваемый, ласково выдохнул его имя. — Джонни?