Феникс

Дилюк стоит, склонившись над детской кроваткой, и едва сдерживает дрожь, отчаянно не желая даже быть здесь, не говоря уже о большем. У его трёхмесячного сына Кейины глаза. И лицо. И Дилюк в принципе уверен, что и в остальном его сын мини копия гребанного Альбериха, только цвет волос его, такой же алый. Омега закрывает глаза, потому что так проще игнорировать взгляд собственного ребёнка. Он устал. До невозможного. И Дайн за спиной ему совсем не помощник. Альфа вытянул его буквально за шкирку с работы, швыряя в шаттл и увозя обратно домой, чтобы вот так теперь стоять над душой за спиной, требуя, чтобы он был рядом с сыном. Маленьким комочком, который и сам на него смотрит словно с осуждением за то, что Дилюк ничего тёплого к нему не испытывает. Да, он его родил, но в момент, когда взял его на руки, то не испытал ничего. Не было той прекрасной эйфории, о которой все вокруг твердят. Всеобъятной любви тоже не было, только колючий холодный страх. А что теперь? Что он должен сделать? Он дал все материальное, что мог. Игрушки, сиделка, тьма нянек на любой случай, и все было мало. Требовалось то, что Рагнвиндр дать уже не мог. Омега сгибается ниже, чувствуя, как глаза начинает печь. Он всю жизнь жил по указке, из кожи вон лез, чтобы оправдать чужие ожидания. Только с Кейей рядом смог сделать лёгкий глоток, что он не обязан. А что теперь? Он снова в этой пучине, получая осуждение со всех сторон. Что он не может любить. Что у него не получается. У него даже сил смотреть на этот копошащийся плод их недолгой связи нет. Какая любовь и забота? У него внутри словно дыра, которую не заполнить и куда ушло все тёплое, что было. - Отъебитесь уже от меня. – Дилюк мотает головой, резко отходя от кроватки, и позорно сбегает в ванную, закрывая за собой дверь, несмотря на рычание мужчины за ней. Он не может. Он устал. Хватит. Слёзы стоят в горле комом, и Дилюк закрывает рот рукой. Нет в нем любви. Только усталость и вечная сосущая вина, от которой становится только хуже. То, что он испытывал сейчас, было в разы хуже его состояния год назад. Время, когда он неделями безмолвно скорбел, сгребая в кучу немногие вещи Альбериха, которые успел забрать перед утилизацией. Когда в порыве подрал его гребанный парадник, срезая ворот, чтобы теперь носить как ошейник, скрывающий несуществующую метку. Забавно, что никто так и не заметил, чем именно являлась полоска ткани на его шее. Даже на церемонии похорон. Среди толпы журналистов, коллег с другого берега, да и своих. Никто даже не поднял вопрос откуда и почему. Всех больше интересовало другое: кто отец ребенка? Как ему вообще позволили служить в его то положении, и речь не только о бремени. Какой срок? Как к этому отнесся Кейа? Последнее, пожалуй, было даже больнее всего. Потому что… никак. Он не знал. Они оба не знали. Но если бы и да, то… что бы изменилось? Альберих бы с ещё большей охотой нырнул в ебаный разлом. Разумеется, Дилюк приструнил всех тогда, сказав, что это неуместно. Они пришли почтить память, а не ворошить грязь над его могилой, но осадок остался. Был с ним до самого конца, когда он – ебаная честь - первый нёс к воздвигнутому мемориалу цветы. Слушал рядом с Варкой тошнотворную речь про благодарную службу и что-то ещё. Мыслями он был в их маленькой комнате, ворохе одежды, что пахла его альфой. Он даже оскалился на очередную вспышку камеры и вопрос полушепотом, словно вот сейчас, какому-то смелому долбаебу он точно все расскажет, что не захотел сказать широкому кругу. Идиоты. - Спи спокойно, брат. – произнёс тогда Дайнслейф шёпотом, едва слышно, хоть все и разошлись уже. Ему было жаль, что кроме вырезанных из камня двух пилотов ничего и не будет, никакой могилы. Тело так и не нашли, да и все понимали, что в эпицентре взрыва того скорее всего разорвало на атомы. Вот и остался только камень, зато с вполне узнаваемым лицом, в то время как второго пилота на мемориале предпочли закрыть шлемом. Оглядываясь на отрешенного от жизни Рагнвиндра, появлялось чувство, что так может и лучше. Фанаты Альбериха по нему прошлись с особой жестокостью, припоминая все грехи за одно нахождение рядом с кумиром, не говоря уже о том, что умер Кейа, а не Дилюк. И от столь сильного общественного диссонанса пошли проблемы. Дилюк действительно нарушил закон, будучи омегой в армии и беременным пилотом во время опасной операции. Было много споров: кто-то считал, что нужно осудить по всей строгости, кто-то считал, что это уже не имеет значения. Разбирательства длились несколько месяцев, придя к выводу, что Рагнвиндру будет назначен штраф и исправительные работы. Забавно, что работы будут проходить все на той же базе с сохранением должности, в качестве личного тренера других омег, которых было решено все же брать на службу. Службу, которая сейчас превратилась лишь в подготовку к возможно возобновящейся угрозе, не более. Штабы сократили, егеря были списаны и сокрыты глубоко в ангарах, большая часть армии распущена в запас, и вся жизнь стала мирной, той, которую ему желал Альберих, всем им желал. И вот сейчас, сидя на полу ванной собственного дома, Дилюк задыхается от беспомощности, что разъедает куда хуже. Почему эти два барана, что так радовались рождению малого, просто не могут забрать его себе, черт возьми, постоянно требуют невыполнимого от него. Из-за внезапно исчезнувшего родителя и недостатка его феромона, малой взвыл белугой, заставляя Дилюка зажаться в угол душевой, панически глядя на дверь, которую Дайн минутой ранее обещал выбить к хуям, если Дилюк не откроет. Полоска ткани на шее, что он так лелеял все время, душит не хуже петли, и Дилюк срывает ее, обрывая цепочку замка, чтобы бросить через всю комнату. Его самого кроет не меньше чем малого за стенкой. Он не может ничего сделать с тем, что не воспринимает этого ребенка, у него нет ни капли чувств к нему. А объяснить он это не может, поэтому даже не собирается пытаться. Дилюк решается выйти только через несколько часов, когда мышцы уже задубели от нахождения задницей на холодной плитке, и его хотя бы чуть-чуть отпустило. Мелкий замолчал буквально через несколько минут как начал, и видимо спал до сих пор, потому что в комнате никого не было, а от кроватки было слышно сопение. С того дня, как он родился, Дилюк не задерживал на нем взгляд дольше нескольких секунд. С тех пор малыш достаточно сильно подрос, у него действительно были глаза Кейи, куда светлее радужкой, но с легким намеком, что скоро та потемнеет. Дилюк резко дергается снова, он думал, что малой спит, а тот внимательно смотрит на него. Опять. Прямо как несколько часов назад, когда его притащил Дайн. Мелкому словно насрать на испуг родителя, он кривит губы так, что Дилюк принимает это за улыбку и пытается сделать это в ответ, припоминая, что так нужно делать. И в самом деле, мелкому действительно становится этого достаточно, он пускает пузыри, активно ерзая на месте. Благо, молча. Омега тихо скулит, решаясь протянуть руку, его ладонь прохладная по сравнению с кожей ребенка, и тот морщит мордочку, вызывая у Дилюка еще больший скулёж, умоляя не начинать опять плакать. Мелкий словно и не собирался, он закрывает глаза, и Дилюк понимает, что тот уснул. Сам он на едва гнущихся ногах тоже отправляется в постель, забивая болт на все. Хватит с него на сегодня. Дилюк почти всю ночь ревел, чувствуя, как спальня теперь пахнет чем-то молочным, новым детским запахом, да даже подгузники имели запах. На фоне этого всего Дилюк упрямо не мог понять, как малой может его чувствовать. Может осталось что-то от Кейи вот и все, и оно скоро тоже исчезнет. Рука по привычке тянется к ошейнику, натыкаясь на голую кожу, и омега дёргается с кровати пойти в ванную. Ну да, он же его сорвал. Дилюк все же вернулся туда, поднимая ткань, и с тоской погладил сорванную цепочку. Надо будет переделать. Вышитые инициалы Кейи на воротнике, кажется, скоро у него на железе отпечатаются, если не уже. Дайн приезжает на следующее утро, и омега делает все, чтобы не пересекаться с ним. В большом поместье это получается очень просто. Он слышит, как тот бесится, но ему и так хреново, чтобы получать опять давление со стороны. Весь следующий месяц на базе его тоже не видят. Неделю он ходит вокруг Аделинды, пока та просто не пихает Каелуса ему в руки, отходя в сторону. Мелкий, тут же окупировав ручками его волосы, дополнительно не позволяет никуда исчезнуть. Дилюк почти бьётся в истерике, прежде чем женщина все же берет малыша обратно. Омега замирает в одной позе, фантомно чувствуя вес и тепло маленького тела. Может ему и впрямь нужно просто привыкнуть. Так в течение дня горничная продолжает, словно мимоходом, подсовывать малого в руки омеги, пока тот на автомате уже не готов держать его. Но только держать. Потому что проснувшись однажды от того, что его тянут за чёлку, Дилюк чуть не заорал, видя, как сын лежит рядом, после этого снова сбегая в кабинет. Заезжал несколько раз Альбедо, комментируя, что мелкий выглядит лучше, когда омега рядом, слишком многозначительно при этом поглядывая на него. Он и так каждую ночь себя жрёт этим, ещё и со стороны получая претензии раз за разом и даже на свои попытки сделать лучше. Он правда старается, но не может ничего сделать со своими чувствами. Нет у него любви и все. В одну ночь он, опираясь руками на бортик кроватки, плакал, жалея о том, что вообще согласился на это, и без малого было бы лучше. Продолжение он Кейи или нет. Подстроить внезапную детскую смерть так просто. Мягкая игрушка или плед и все. Сколько раз такое уже было и случалось, продолжает происходить. Пугаясь собственного хода мыслей, омега снова сбегает на несколько дней в другую часть поместья, сидя там почти безвылазно и по часам отсчитывая, когда он может вернуться на базу, где он хоть немного может выдохнуть, и все осуждающие лица не так сильно будут давить на него. Неделями позже, сидя в шаттле, готовый уже наконец улететь, он задумчиво смотрит на руки, удерживающие руль управления, подвисая в прострации, без мыслей и образов в голове, а затем резко подрывается с места, чтобы на одном дыхании влететь обратно в спальню и максимально бережно взять спящего засранца на руки. Он тёплый, пахнущий молоком и немного Кейей. Дилюк прижимает его к себе, касаясь губами макушки, ощущая, как по щекам текут горячие слезы, он медленно опускается на пол, спиной чувствуя все прутья кроватки. Сколько раз он уже это делал, в этой комнате, около этой кроватки. Но ни разу не испытывал того, что наконец-то чувствовал при виде и ощущении веса сына на руках. *** Альбедо злится не меньше Дайна, пытаясь вразумить омегу, но в прочем давит чуть меньше. Подходит к этой теме лишь с медицинской стороны, желая лишь того, чтобы маленький не чувствовал дискомфорта. Пребывая в поместье, он сам таскался с тем на улицу, гулял, менял пелёнки, и если бы кто-то видел его сейчас таким, то ни за что бы не поверил, что это тот самый Альбедо. Дайн лишь улыбался, видя такого друга, но молчал, боясь спугнуть эти редкие проявления его эмоциональности. Они оба были влюблены в малого так, будто это был их собственный ребёнок. Они правда надеялись, что это хоть на время даст ощутить маленькому существу, что он был желанным в этом мире. Его ведь правда так ждали и любят, пускай омега пока это не понял и, может, никогда и не поймёт, но у него есть люди, хоть и не родные по крови, но готовые ради него на многое. Впрочем, со временем стало лучше, Дилюк хоть и не часто, но стал всё-таки брать сына на руки, делясь таким образом своим феромоном, и малыш стал чуть более розовощеким. Его состояние наконец пришло в норму, хотя состояние самого отца стало хуже. Альбедо разрывался между тем, чтобы помочь самому Дилюку и ребёнку, и если последний шёл на контакт охотно, то омега вечно скрывался, стараясь забиться где-то и просто не пересекаться с ним. Альбедо принял не одну попытку перед тем, как отступить и дать ему время прийти в себя, наблюдая лишь на расстоянии. Дилюк сажает шаттл на площадку, и техники тут же оказываются рядом, стоило только двигателям затихнуть, но к их удивлению омега выходит не сразу. У него на плече сумка, набитая вещами, а в руках люлька со спящим ребёнком. Кто-то протягивает руку в желании помочь и получает рычание в лицо, Дилюк скалится и по глазам видно, что если малого сейчас кто-то тронет, то омега будет рвать глотки каждому, кто попадется. Уже в ангарах он пересекается с Альбедо, тот вроде как рад видеть их обоих вместе и привычно тянется сюсюкаться к малышу, за что чуть не получает по роже, зато получает тяжёлым ботинком под колени и ещё взбешенный рык сверху. Дилюку сейчас максимально похуй кто это. Важнее, что у него на руках его сын, и ему нужно добраться до своей комнаты, чтобы все устроить. Позже он оборудует все, чтобы жизнь с мелким тут была ещё комфортнее, но пока что имеется. А имеется только гнездо из собственной одежды, транспортировочная люлька и на этом все. Сумка с одеждой и приблудой для мелкого не учитывается. После перелёта тот спал, не обращая внимания ни на что, и Дилюк сидел на полу, положив ладони на кровать и ловя чуть ли не каждый вдох со стороны младенца. Его топило огромной волной нежности к этому маленькому существу так сильно, что дышать приходилось через раз, тихо намурлыкивая колыбельную. Варка пытался что-то сказать, но тут же получил тонну агрессии в ответ, и то, что если его что-то не устраивает, то Дилюк собирает абсолютно все вещи и улетает обратно домой, больше сюда не возвращаясь, и генерал сам будет возиться с целой ротой омег. Довод ли был убедительным или альфа просто пошел на поводу у омеги, все еще помня обещание Альбериху, но Рагнвиндр не получил ни слова больше в свой адрес. Уже ближе к полуночи Дилюк услышал стук в дверь и, мгновенно взъевшись, был готов устроить взбучку этому особо смелому индивиду, но был быстро дизорентирован коробкой с разобранной детской кроваткой и Дайном, который сделал шаг назад, поднимая руки. Злиться дальше на альфу, который ничего не сделал и признал, что уходит, было уже невозможно. Так, постепенно, за неделю пустая комната наполнилась всем необходимым для Рагнвиндра младшего. Дилюк оставил ребенку свою фамилию, чтобы не создавать ещё больших проблем ни себе, ни малому. Дни летят быстро, а за ними проходят месяца и годы. Малой растёт чудесным ребёнком. Дилюк больше не проявляет к нему отстранённости, и это радует. Оба альфы, Дайн и Альбедо, всё-таки получают возможность общаться и подходить к малышу, чем позже откровенно пользуются. Дайн продолжает все эти годы задаривать малого подарками, ощущая себя отличным папочкой, потому что малыш с охотой принимает все игрушки, что он приносит. Позже он дарит ему книги по истории, Альбедо притаскивает все о Егерях, когда замечает, что мальчик с горящими глазками смотрит на его изобретения. Оба начинают замечать его страсть к пилотам и машинам, что явно передалась мальчику от покойного папочки, и улыбаются. Четыре года спустя. Дилюк сильнее зарывается в алые волосы сына, который опять переполз со своей кроватки к нему, оттеснив почти к стене. Вот ему уже двадцать два, этому мелкому сокровищу почти пять, и у Дилюка идут последние месяцы службы, прежде чем окончательно уйти в отставку. Правда как объяснить это сыну, который буквально прикипел к этому месту, Дилюк пока не придумал. За это время омеги уже полноценно влились в уклад штаба, позже распределяясь и по другим подразделениям, и дальше по новой: набор, обучение, распределение. Бизнес Рагнвиндра процветал, захватив все, что только можно, и монополизировав винную индустрию полностью. У Дилюка было все. Хотелось только больше времени со своим котёнком, видеть, как он растёт, и помогать ему в этом. Омега тихо мурчит, предвкушая, что как только его малыш проснётся, они соберут вещи и уедут на выходные домой, прихватив с собой Кли – новую заботу Альбедо. Девочка свалилась на техника внезапно, потому что её мать, майор соседнего штаба, мимоходом решила уехать в Сумеру, и поощрила заодно детское желание изучать новое, спихивая ребенка в руки альфы, что стал малышке неплохим другом. Будто солдатская выправка это то, чему стоит учить ребёнка. Но вслух Дилюк не возмущался, сам же не лучше, оставлял сына на отличного няньку. Часы вибрируют, уведомляя о новом сообщении, и Дилюк хмурится. «Выброс на месте разлома». Дрему сносит мгновенно. Какого хрена?! Омега практически вылетает из ответных объятий ребёнка, чтобы одеться, а после, завернув в кокон из одеял, выносит Каелуса из комнаты. Если разлом вновь открылся, его сыну лучше быть в самом безопасном месте базы, а подвал Альбедо им и является. Он укладывает ребёнка рядом со спящей девочкой, но её «старшего братика» не наблюдается, и Рагнвиндр спешно уходит в ангары. - Что за хуйня?! – кричит он стоящему в нескольких метрах от вертушки Альбедо, ожидая ответов в какой такой момент его гениальный план по закрытию дыры дал сбой.