Dragon's blood

— Откуда могли появиться столь порочные мысли, сынок? Неужели ты поверил в сплетни, что эти дворовые крысы разносят обо мне? Принц пребывал в замешательстве. Ему было неприятно, что мать отдала приказ убить невинную девушку, но паче того Эймонда сразил обман Алисенты. Он прекрасно знал, что именно она стоит за покушением. — Не лгите мне, матушка, – сжал он пальцы вокруг её запястья. Женщина не произнесла ни слова. Она смотрела на сына с надеждой на понимание, потому как эта девица – одна сплошная проблема на голову, как её, так и Эймонда. Алисента не считала Эриду достойной своего любимого сына, ведь, по воле её отца, Эйгон станет Королем. Тогда смысленность существования невесты её сына рассеется, как пыль на ветру. Однако Королева не желала ей смерти, ведь в таком случае они с отцом лишатся позиционного преимущества, что, возможно, сыграет главную роль в борьбе за власть. Ларис Стронг – Мастер над шептунами – самовольно нанял людей из главных домов фракции первого принца с потенциалом и натренировал их. Измышления Её Высочества вслух воспринялись вожделенными. Какой же он слуга державы, если бы не исполнил её желание? — Эймонд, клянусь, я не хотела причинить ей вреда. — При всем том отправили наемников. Эймонд отпустил руки матери и отошел к окну. Темные стены Замка от ночного ливня пробуждали внутреннюю усталость. Неописуемые ощущения, что бурлили в нём одинаково неясны, как погода сего дня. Принц в раздумьях взирал на двор, где ходили слуги и топтались в грязи стражники. — Я делаю всё возможное, дабы сохранить ей жизнь, иначе мы потеряем сильное оружие против чёрных. То был довольно опрометчивый поступок, матушка. Не совершайте более ничего подобного, ради Эйгона и ради нашего будущего. С этими словами Эймонд ушел восвояси. Алисента гордилась своим любимым мальчиком. Он не был из тех, кто пошел бы против собственной матери из-за какой-то недостойной. *** Вечером того дня гудел Великий чертог. Тысячи, нет, в трижды больше милордов со своими семьями заполонили всю торжественную залу. Большинство отмечали попойкой сотрудничества, что с успехом удались, для других же тому стала причина возвращения Принца и Принцессы. Но сами они молчали, не разделяя радости гостей, ибо у каждого внутри заселились непонятные ощущения и вопросы, что остались в той безлюдной пещере. Зато Эйгон, счастливый от пьянства на празднике, всё не давал покоя брату, задавая весьма откровенные, столь непристойные вопросы. Его не заботило, что за столом сидела вся семья, что могла услышать любое слово, вылетевшее из его уст. — Наемники, которые преследовали вас – обман, верно, толкую?, – поближе уселся к брату Соломенный Принц, подливая вина. — С чего такие мысли? — Могли бы и сразу сказать, чем на самом деле занимались в лесу с невесткой, брат мой. Вы обручены, так что то не стало бы вещью столь постыдной, – паясничал Принц и украдкой взглянул на Эриду, что вела непринужденную беседу с сёстрами и братьями. — Заткни свой рот, Эйгон, – прорычал Эймонд. — Осади, брат. Разве я сказал что-то плохое? Вот, поведай мне, ты успел уже сорвать вишенку милой невестки, ведь вы держите друг друга в невесте и женихе более полугода? Одноокий принц не возжелал отвечать на довольно глупый вопрос старшего брата. Эймонд ещё в тринадцатилетнем возрасте познал женское тело, и то случилось по мотивам Эйгона. Более молодой парень не сближался с женщинами, работающими в борделях. Хоть Принц и не представлял из себя подобного на первый взгляд, но он был старых взглядов. Не видел в процессе прелюбодеяния чего-либо особенного, потому как для него женщина, продающая свое тело мерзким лордам, нежеланна. Он считал, что желанна не та, что раздвинет для тебя ноги при первой же возможности, а та, что никогда не позволит себе подобного, что не станет подчиняться и считать тебя своим хозяином, что лучше живьём даст себя на растерзание волка. Запретный плод всегда сладок. И Эймонд это понял совсем недавно. К танцам Эймонд не изъявил интереса, погруженный в свои мысли. Воспользовавшись вдумчивым состоянием брата, Эйгон подскочил к невестке и пригласил её на танец. Заскучавшая от разговоров с бабушкой, Принцесса решила ухватиться за последний шанс покинуть общий стол. Танцуя с поплывшим от вина Принцем, Эрида десять раз пожалела, что приняла его приглашение. Мало того, что дядя доставал её пошлостями, так ещё и незаметно распускал руки – тем паче. Руки её чесались завалить несносного пьяницу на пол, но наличие стольких люд останавливал её пыл. В столь чудесный день Визерис решил воспользоваться присутствием всего Королевства, заранее обговорив всё с Рейнирой и Деймоном. Под небъятные возгласы, постукиваний кружкой о кружку, наполненную элем, Король объявил: — Пришла пора, наконец, возрадовать всех вас, дорогие подданные. Пусть сей день пиршества продлится в сто таких дней, ибо сегодня, пред взором ваших и волей Семерых, я объявляю о Королевской Свадьбе, что состоится через два дня. Слишком долго я заставил ждать детей своих. Тишина, воцарившаяся во время сказаний Визериса, рухнула под налетом искренней радости бесконечной толпы за молодых. Один только Эйгон возмутился от уведомления отца. Ни Эймонд, ни Эрида не выказывали вечного счастья, ведь то означало, что ныне они будут связаны друг с другом и терпеть общество друг друга навеки, чего оба, наверное, не очень то ждали. Венчание не подлежало отмене. *** Над Гаванью стояла отличная погода, будто бы сами Боги снизошли до предстоящей свадьбы, вознаграждая людей оттепелью. Так думал весь народ, осведомленный о грандиозном празднике. Казалось, сами Семеро благословили венчание Принца и Принцессы. Потерпевшая более полутора дня в изъятии мерок для свадебного платья, Эрида тяжело застонала, стоило ей узнать, что во время подготовки девушке запрещено покидать Замок. Свободу свою она ценила более всего и нуждалась в ней, посему безотказная себе, Эрида выбралась наружу через секретный проход в покоях, и направилась в Драконье Логово, где, наверняка, тренировались с драконами её братья. До Ямы оставалось не меньше ста метров, когда перед Принцессой появились двое стражников. Завидев её без сопровождения, они сразу поняли, что девушка сбежала. Белые Плащи остановили её и повели обратно во дворец. Эрида уж совсем отчаялась, понимая, что подхалимства со стороны швеи уже не в силах выдержать. — Оставьте её, – послышался будничный, узнаваемый даже на расстоянии двадцати метров, голос. Стражники, словно солдаты, выпрямились, и повенуясь велению Принца, развернулись и ушли прочь, сверкая своими доспехами. — Неужто я застал тебя за бесчестной попыткой бегства, дабы не выходить за меня замуж, дорогая невеста?, – встает высокая фигура Эймонда с насмешливой ухмылкой. — Интересно послушать, куда я, по-твоему, смогла бы сбежать?, – зашагала вперед Эрида. — За Узким Морем есть места, где никому не важен твой титул и род, из которого ты вышла. Главное для тех людей – это количество золота, что ты имеешь, – поравнялся с ней Эймонд. — Благодарю за информацию, дядя. Но ты ошибся в своих предположениях. Я никогда не стала бы сбегать от обязательств, что были возложены на мои плечи, как будущей Королеве. Эрида перепрыгивала с камня на камень, как малое дитя, коему наскучил разговор со взрослым. За сей процессией наблюдавший Эймонд, испустил недовольный вздох, ничего не сказав. С такой Королевой, как эта инфантильная девица, Семь Королевств точно ожидает крах. Супруги остановились на склоне холма Рейнис. Они смотрели на владения Визериса с тысячами мыслей, терзающими душу. Эрида вдыхала теплый воздух, наполненный её разрушенными предубеждениями. Она гадала, как бы обернулся для неё сей брак, если бы Эймонд не видел в ней дочь врага своей семьи, единоутробную сестру Джейса, Люка и Джоффри, – бастардов – которых его стать не могла выносить. Эймонд глядел на бесчисленное количество кораблей на берегах Черноводной. Принц думал о будущем, что ждет его, как брата первого сына Визериса, как мужа преемницы, что также имеет притязания на Железный Трон. В мыслях разыгрывались кровавые сцены бойни, что спустя годы в народе возымеет название «Танец Драконов», о котором никто из Королевской четы не имел представления. Если бы его отец согласно вестеросским традициям переименовал своего наследника по праву первородства, то о войне Эймонду не пришлось бы и думать. Железный Трон Вестероса не может быть передан женщине, или передаваться через женщину ее потомству. Мыслей оных придерживался Одноглазый Принц. — Я не хочу возвращаться в Красный Замок, – выдала Эрида, решая отвлечь себя от ненужных мыслей. — Удумала и в самом деле поддаться в беспутствие? — Отнюдь. Мне наскучило находиться в четырех стенах из-за дурацкой подготовки к свадьбе, которую я даже не желаю. Не сказав больше ни о слова, она поплелась вниз, держа путь не к Замку, а к городу через прямую, словно стрела улицу Сестер. Вдали поднимались амбары, кирпичные склады, бревенчатые гостиницы, дома купцов, таверны, кладбища, бордели – все друг на друге. Гомон рыбного рынка был слышен даже с холма. — Ты забыла, как чуть было не стала живой пищей для падших?, – прокричал Эймонд уходящей всё дальше Принцессе. — Уверена, на сей раз мне повезет гораздо больше!, – ответила Эрида, не замедляя шаги. — Невеста, ты ведь понимаешь, что я не собираюсь носиться с тобой по городу! — Не припоминаю, чтобы упрашивала тебя о подобном! Принц с осязаемым тождеством понял, что Эрида не собирается останавливаться и в брожении ума последовал за ней, вопреки собственной воли. Он не мог допустить, чтобы девчонка попала в беду. Кабы у него был выбор, он бы без особой оглядки направился в Драконье Логово. Город, ранее оставивший неприятный осадок, воссиял перед взором Принцессы в невероятно прекрасном виде. Повсюду царила восхитительная атмосфера благосклонности к друг другу. Холодные стены домов простолюдья украшали цветочные гирлянды, переходящие от одного здания в другой, пораждая над головой необычайно красивый вид. Торговцы, пребывающие в отличном настроении от чудесной погоды и праздника, с удовольствием понижали цены для нуждающихся. Народ, уповая на союз, что принесет лишь счастье и благополучие, предавался веселью, устраивая свои празднества, ибо то означало о воссоединении, разлученных по стечению обстоятельств, семей. В полном восторге Эрида побежала за горячими булочками, сладкий запах которых взял её в плен. Эймонд, как скупой на эмоции человек, не трактовал ликования, уподобно Недостойной, что легкомысленно позволяла себе пробовать уличную еду. — У вас золотые руки, они очень вкусные! – похвалила Эрида пекаря, отчего у него на лице появилась благодарная улыбка. — Хочешь попробовать? – протянула она небольшой кусочек Эймонду. — Я не ем то, что было приготовлено кашеварами вне дворца, – отказался Принц. — Не будь таким нежным, дядя. На, – засунула она булочку ему в рот. Эймонд, никогда не ведавший столь непозволительного отношения, диву дался. Пожалев в сотый раз, что увязался с ней, Принц в очередной раз чертыхнулся себе под нос. Тем не менее, стоит признать, булочки и вправду приятные на вкус. — Миледи, попробуйте ещё и хлеб, только что с пыла, с жара, – порекомендовал пекарь, показывая на разделенный кусочками булку. — Не сомневаюсь в вашем мастерстве, благодарю, однако я не люблю корочки. Внимание Принцессы привлекли фрески на стенах жилых домов. Они насаждали собой умеренность и семиконечные звезды Семибожия. Эрида вспомнила, что подобные фрески бывали и в Красном Замке. То было демонстрацией набожности и связи с домом Королевы. Ей всегда не нравились её изменения. Она превратила дворец, в котором жили её предки – истинные Таргариены – в собственный Старомест, кой являлся центром веры и родным городом Хайтуэров. — О чем задумалась, милая племянница? – неожиданно спросил Эймонд. — О том, умеешь ли ты выражать хоть какие-то эмоции, кроме равнодушия и отчужденности, дядя, – скептически бросила Эрида, хлопая глазами, и посеменила вместе с жителями к площади. — Полагаю, я слишком молод для такого дерьма, – хмыкнул Эймонд, шагая за Принцессой, что скрылась в толпе. Когда парню удалось выбраться из зажавшего его простонародья, Принц лицезрел, как беззаботно пляшет Принцесса под благоприятствование уличных музыкантов. Она один за одним захватывала в сети своего очарования обычный люд, столпившийся вокруг неё. Жители, точно под чарами её лиловых глаз, сами прыгали в объятия бархатного подполья. Вся площадь глазела на бесконечный хоровод, что водился под началом Веларион. Не знали они, что под мантией скрывалась настоящая виновница сего торжества. — Какое же скудомыслие, – помотал головой Эймонд и скрестил руки на груди, не уводя взора со смеющегося лица Эриды, что кружилась на лоне города рука об руку со своим народом. Эрида чувствовала свое единство со всеми людьми в Королевстве. Она выражала эти эмоции в танце, подражающему движению солнца, вовлекая в него каждого рядом стоящего. То проявлялись черты истинной Принцессы и будущей Королевы, которая, несомненно, будет царствовать долго и мудро в ладу со своими верноподданными. *** Стены Великого Чертога несколько раз за месяц становились созерцателями бесконечных торжеств. Очередной раз нескончаемо лились вина, елись чудесные пиры и говорились никому ненужные поздравления хороших от алкоголя Лордов, чьи слова были столь неразборчивы, сколь бессмысленны. Облаченная в ослепительно белое – символ чистоты и девичей невинности – свадебное платье, Эрида ощущала одно лишь неудобство. Платье крепилось на поясе позолоченным ажурным поясом и удерживалось на плечах вместе с крылатым плащом с такими же позолоченными пластинами. Из-за непрактичных туфель в виде платформ, подвязанных к ступням тряпичными лентами, Эрида пообещала себе за всё пиршество более не покидать стол. — Умоляю, не заяви мне, что все два дня терзала себя голоданиями, как обычные леди, что пытаются выглядеть в совершенстве в день своего венчания, – наклонившись к ней, прошептал Эймонд. — Не проявляю желания нести тебя в лазарет, коль потеряешь сознание прямо перед всем двором. — Попробуй походить в столь жутких туфлях весь день, вот тогда и поймешь, почему я выгляжу так, будто готова выплюнуть все свои внутренности, – прошипела Эрида, сдерживаясь от того, чтобы не снять и не выбросить заносчивую обувь к чертям. Принц рассмеялся от недовольного выражения лица Принцессы. Она представала перед ним с подобным ликом множество раз и ему ни разу не наскучило созерцать такое зрелище, кой всегда побуждал его на смех. В ситуациях, как эта он мог терпеливо относиться к её обществу. Рейнира неотрывно глядела на супругов, обменивающихся язвительными колкостями, что для других выглядело романтичным перешептыванием. В виду фальшивой заботы Алисенты к своему мужу, женщина-мать боялась, что однажды и её дочь превратиться в похожую на неё жену. Без любви и тепла в отношениях с мужем. Она не хотела такой судьбы для дочери, как и любая мать для своего ребенка, однако Визерис был непреклонным. В глубине души Рейнира питала надежду, что причина сегодняшнего грандиозного застолья, сработает для обоих виновников в наилучшим виде. Быть может, именно они станут ключом во избежании всех бед предстоящих. — Это поистине важный день для всех нас, в частности, для нашей Великой державы. Долго я откладывал сей час из-за вражды, что пустила корни меж нашими семьями, мои дочь и брат, – виновато посмотрел Король на Рейниру и Деймона. — Ныне я принял одно из самых верных решений – связать детей наших узами, что станут нитью примирения. Ни для кого не секрет, что союзы Веларионов и Таргариенов оборачивались прискорбным исходом. Однако я уверен, что молодые, прекрасные лики, наполненные нежными чувствами друг к другу привнесут в отчий мир новый век драконов. Физиономия Королевы вытянулась в естественной для неё манере в ходе последних слов мужа, ибо Визерис лучше всех умел держать глаза закрытыми. Так же Эймонд и Эрида переглянулись друг с другом, явно не увидая никаких теплых чувств, помимо свойственных обоим насмешкам. — Сейте семена любви в Замок, что столько лет познавал одни только беды и скорбь, дети мои. Озарите этот мир наследием Веларионов и Таргариенов. — Воистину! — Да будет же велика любовь Принца и Принцессы! Деймон издал смешок. Он смеялся над тупостью слепцов, что считали союз оный благоприятным. Для самого Порочного Принца то было треклятой церемонией заключения его дочери в клетку. Ныне зелёные овладели огромной привилегией. Мужчину не радовало, что Эрида стала амуницией в их руках, что сподвигнет Рейниру преклонить колени. Они не настолько безмозглые, как привык считать Деймон, чтобы не воспользоваться подобной силой – силой любви матери к ребенку. С особым воодушевлением выказали радость от сего события Хелейна и Лорд-десница, позже их примеру последовали Рейнира, Алисента, Принцесса Рейнис и Лорд Корлис. Бейла и Рейна так же вымолвили тост за сестру. Ни Джейс, ни Люк не стали заниматься притворством, посему не произнесли ни слова в честь молодожёнов. — Мы собрались здесь с благодарностью и хвалой, дабы соединить две души в одну. А посему, перед очами Богов осветим сей блаженный союз двумя священными клятвами, – молвил священник. Смиренные Эрида и Эймонд стояли под надзором всего Великого Чертога. — Я – твой, а ты – моя, чтобы ни было, – произнес Эймонд клятву, что стала началом их новой жизни. — Я – твоя, а ты – мой, чтобы ни было, – повторила Эрида, и даже голос её не дрогнул, ведь на все воля божья. — Здесь, пред богами, людьми, я провозглашаю Эймонда из дома Таргариен и Эриду из дома Веларион – мужем и женой. Юные Стронги принципиально отвернулись в момент скрепления истинно божьего союза соприкосновением уст двух супругов. — Одна плоть, одно сердце, одна душа. Отныне и навеки. *** Наутро поселившиеся в Красном Замке гости, с усладой поздравляли новоиспеченных мужа и жену. Во время утренней трапезы Эйгон не мог унять свой интерес, устроив настоящий допрос брату, наравне с тем, как любопытничали Бейла и Рейна в покоях Эриды. У пары на все их вопросы был только один, подготовленный заранее, ответ – «Всё прошло как нельзя лучше». Откуда же было знать милым брату и сестрам, да и, всей семье, что в священную ночь, когда Принц и Принцесса должны были разделить ложе, ни он, ни она не притронулись друг к другу. Брак их не был консуммирован. И то стало их первым общим секретом, о котором они должны были бесстрастно лгать каждому в лицо. Эймонду в том не виднелось тягости, он убедительный лжец, чего нельзя было сказать об Эриде. Но девушка успешно справилась с задачей, не осрамив честь своего мужа. Ныне, им должно действовать сообща, дабы не выдать свой благочестивый обман.