Синий

      …       Больно.       …       Она впервые видела его таким растерянным.       Сикер выглядел напуганным, злым и смертельно уставшим одновременно. Он даже не обращал внимания на то, как по его одежде катится собственная «кровь», он просто стоял и смотрел то на младшую Джонс, то на неё, и всё сильнее запутывался в поступающей информации. Всего было слишком много.       …       Дверь была распахнута.       …       Хотя бы один из них мог и должен был сбежать отсюда. — Найт, уходи, пока можешь, не стой столбом, игнорируй, не слушай эту-…       Кашель и хрип. Говорить сложно и… больно. Что-то давит на грудь, вытесняя воздух из лёгких. Почему вообще больно говорить, когда ранен живот?.. — Дура, опять ты полезла за этой тварью под дуло, — перезарядка, — о, и «эту» — это кого? Геройствовать типа пытаешься, что-ли? «Не верь то, не верь сё», БОЖЕ, вы двое такие смешные…       Синие глаза были совершенно пустыми: его разум был так перегружен событиями, что он даже не обрабатывал всего потока полностью.       Он просто медленно повернулся к Селли, и Алекса могла поклясться, что видела, как пальцы плавно трансформировались в острые чёрные когти, как подрагивали от напряжения крылья, как ускорял работу его разум — теперь он смотрел то в сторону Грида, то на рыжую, и всё, что он делал и произносил, теряло всякую осмысленность.       Неосознанно его руки касались раны: он чувствовал боль, но и её не мог воспринять.       Ничем хорошим это не пахло: такие, как он, в ответ на боль звереют только больше, боль для таких — катализатор, и чем она ярче, тем невозможнее становится вероятность возвращения контроля. — Не вижу ничего смешного.       Только сейчас рыжая обратила на него внимание. Кажется, ничто из видимого её нее беспокоило; даже если бы она плохо видела, яркие изменения в голосе должны были её настораживать, но нет.       Стоит и не колышется. — Ну да. Вы оба — два наивных идиота, и вот, что забавно: каждый раз, когда ей становится плохо, каждый проклятый раз каким-то невероятным виноват в этом… ты. Сколько бы раз она не появлялась в медицинском учреждении, сколько бы раз не начинала перечить вышестоящему начальству, сколько бы раз не ставила под угрозу себя и всех, кто ей помогает.       …она не торопилась. Говорила со злобой, но наслаждалась фарсом, который сама же и распаляла, она очень долго готовила эту речь.       Гениальная, но непонятая актриса. — Она боролась с одиночеством несколько лет. Откуда тебе знать, что события не связаны?       Вокруг них марионетки действительно занимались уборкой. Это было так странно: прямо здесь, во время дьявольской речи, как в дешёвых пафосных фильмах, разодетые в спецформу андроиды с масках собирали стекло от разбитой вазочки, чистили ковёр от попавшего на него энергона, оттащили тело ни в чём не повинного микрона, запахло лимоном.       Грид выглядел… плохо.       Ещё одна скорая смерть, которая останется на его руках до конца времён. Он ещё шевелился, хрипел, но его силы гасли, и это просто чувствовалось, как непонятное тихое эхо, кажется, слабо-золотого цвета.       Окружение будто из другого места вырезали: всё вокруг было совершенно спокойным, но собственная боль, стойкий запах крови и медленно стихающий хрип — это так грузило, давило, жгло: он не знал, что делать в первую очередь. — А насколько ты уверен в том, что это не ложная память? Насколько ты уверен в том, что ты контролируешь себя прямо сейчас? Насколько ты уверен, что это не ты сейчас поднял клинок на хрупкую женщину в твоих руках? Каким-то проклятым образом она доверяет тебе свою жизнь, и сопротивляться не будет, даже если тебе в бошку придёт самая мерзкая, самая извращённая мысль. Уверен ли ты, что твоё существование — это безопасно для неё, в тот момент, когда она прямо сейчас кровью истекает?       Ни на йоту.       Больше всего на свете он боялся причинить ей вред, но это всё ещё случается каждый проклятый день. — …хорошо. Отлично. Тогда стреляй по мне, прицельно, блять, в лоб, но зачем было стрелять по ней-… — Ты глухой? Сказала же, вы ОБА идиоты! Или ты ещё не понял? Она врёт ТЕБЕ, и не краснеет даже! Думаешь, хоть ЧТО-ТО здесь было бы реально без прямого участия и разрешения службы безопасности?! Это продолжается почти десять лет! Десять лет ОНА всё это поддерживала! Не думал, что она и тебя юзает, как инструмент? Всех, кто здесь есть?       Алекса впервые за долгие годы чувствовала, как быстро нарастала паника.       Она не могла этого контролировать, сердце ускорилось так сильно, что она резко потеряла все аргументы, и дышать так часто было больно.       Нельзя было двигаться в таком состоянии, нужно вызвать скорую, нужно вытащить отсюда Найта, нужно… так много всего нужно… — Прекрати пудрить ему мозг!..       У неё срывался голос от паники.       Это было так странно: Алекса привыкла сохранять спокойствие в любой ситуации, привыкла выдерживать давление, привыкла к очень серьёзным речам и бесконечному аргументированию даже от самых опасных дестронов, но тут перед ней была какая-то папенькина соплячка, возомнившая себя королевой, и сикер, который действительно не знал, чему верить, и…       …терял контроль. — Пудрить чем, Алекса?! Ты из себя святую не делай, а?       Зрение упрямо теряло фокус, было сложно мыслить.       Её шатало на месте.       Шатало и его тоже. — …что это всё значит.       Улыбка падальщицы. — Действительно, что же, Алекса? Расскажешь ему, как приходила сюда несколько лет подряд, чтобы посмотреть на последние научные изыскания доктора Джонса? Расскажешь о тех «несчастных», которых сама сюда привела? Расскажешь, как сама забрала ответственность с Прайма за этот участок, а потом обвинила его же в «несостоятельности»? Или, может, ты поведаешь о своей одержимости голосами, что разрушило, м-м, одну определённую семью по такой знакомой фамилии Джонс? О. О! Знаешь, я как раз хотела рассказать! Сикер, ты же помнишь, что ваши с моим отцом голоса похожи? Лекса САМА полезла. Напилась и раздвинула ноги. Чем же таким ты, тварь такая, её одурманил, что она сама себе создала ТАКУЮ травму? — Что-… — …а ещё попытка самоубийства, — она игнорировала его, — как только она поняла, что твоё возвращение прошло без — знаешь… ТЕБЯ — она просто сошла с ума. Её поведение изменилось. Она стала пропускать совещания. Проводить всё время возле тебя. Гробить своё здоровье. Гробить свою работу. Гробить нервы Рэда. И — удивительно! — в итоге ничего не добилась, и снова истекает кровью из-за железки, которая не может контролировать свою ярость.       Ей хотелось защищаться, кричать в ответ, скалиться, но получалось только шипеть отдельные звуки, не выговаривая слов; она скатывалась по стене на пол. Ноги почти не держали.       Синие глаза вновь обратились к ней, и в этот раз спокойнее от этого не стало.       Звук всхлипа — самый мерзкий в мире звук. — Да ладно тебе, не претворяйся, предательница, мы уже все тут твою двуличность узрели, — Джонс-младшая медленно прошагала вплотную к застывшему сикеру, — какая жалость, не правда ли, Найт? Теперь-то ты понял, кто именно виновен в том, что половины твоей памяти нет? Кто был триггером, из-за которого твои воспоминания пришлось порезать? Чьи ручонки испортили эти кусочки, из-за чего поломалось абсолютно всё? Она прямо перед тобой.       Пол магнитил к себе, и она была бы рада просто уже упасть на пол, если бы не маленькое «но»: сикер сделал шаг вперёд, затем второй, третий, и она просто остолбенела: всё до ужаса напоминало тот самый день, когда она вопреки всем правилам ворвалась в лазарет и получила лазером по лицу.       Только в этот раз он точно не промажет. — Это правда?       Правда значила для него абсолютно всё.       Потерять доверие равнялось… потере земли под ногами.       Не только под своими. Под его тоже, потому что он действительно ей верил.       Всё рассы́палось.       Она бы ХОТЕЛА, чтобы всё это было неправдой, хотела бы, чтобы Селли лгала сейчас, но…       …сейчас она была оленем в свете фар. Стоит, как дура, замерев от страха, боли и вины, потому что правдой было абсолютно всё.       Выбор у неё был всегда, но эмоции? Они всегда вели не туда.       Хотела как лучше — получилось как всегда.       Сейчас она может только довериться водителю за рулём адской машины, мчащей на неё со скоростью за двести двадцать по шоссе.       Она могла оправдаться.       Причины… были.       Длительная медикаментозная терапия от депрессии, срывы, проблемы с семьёй и друзьями, но имело ли это сейчас значение?       …       Он стоял напротив и тянул трясущиеся руки к её шее, смотря своими неверящими, широко раскрытыми стеклянными глазами. Видела она ужасно размыто, так что всё вокруг было похоже на мутный чёрно-серый квадрат, в центре которого ярко сияли два огонька.       Синих, как позднее безоблачное сумеречное небо, на котором не было ни единой звезды.       …       Она ненавидела плакать, дышать и так было невозможно, а теперь к этому добавились эти назойливые и, как на зло, крупные капли противной солёной жидкости, и, пытаясь автопилотом поймать хоть глоток воздуха в этой металлической хватке, она совсем не слышала бормотания перед собой.       Отступать было некуда. Бежать не имело смысла. Инстинкт самосохранения упрямо заставлял пульс подпрыгивать едва ли не до фибрилляции, но… выбраться живой она уже не рассчитывала. Только страх боли остался. Боль она ненавидела.       …Он что-то спрашивал. Несколько раз.       Тихо.       Она уже не видела, она зажмурилась, её просто оглушило.       Потом звук бормотания резко переместился в сторону, ближе к ушам, будто он пытался перевести фокус внимания. И шипение, похожее на самую жестокую борьбу из всего возможного.       Пальцы на шее то сжимались, то слабо разжимались, хотя большого вдоха от этого не делалось.       Сознание превратилось в песок и сыпалось сквозь пальцы. — Одним выстрелом двух зайцев. Одна расплатится за ошибки, другой сам себе подпишет приговор… всё по счетам, и всё сами. Прощай, Александра Тхи Данг.       Разворот. Стук каблуков. Марионетки, заканчивающие работу, почему-то суетились; вот тут заминки ей точно были не нужны.       Они не говорили — марионетки не имеют голосов — но искали что-то глазами, почему-то игнорируя факт существования дверного проёма.       Проклятые дроны, почему отец вообще из них мозги повытаскивал, они просто взяли и-… — …я бы не советовал делать того, о чём ты явно пожалеешь.       О. Грид. Ещё живой. Удивительно.       Отчасти это было к лучшему: она действительно не планировала убивать микрона своими руками. Тем более — одного из самых лояльных сотрудников офиса.       Однако была маленькая проблемка-… — Кому именно ты говоришь это, — Селли раздражённо цокнула: марионетки просто встали столбом и отказывались реагировать на все её команды, — я не жалею ни о чём. А вон те? Ну, глянь на своего бывшего друга. Кажется, он очень даже жаждет вернуться к первобытным повадкам хищника. — А кто сказал, что друг «бывший», — шатающиеся шаги, — Скрим, слышал, а? Аха-ха… ха-ах…       …Не то чтобы тот реагировал.       У него, кажется, была забота поважнее: человек, в чью шею он вцепился, потерял сознание, но умирать упрямо отказывался, да и руки не слушались почему-то. — Всё кончено, Грид. Здесь ты уже ничего не поделаешь. Если хочешь, чтобы тебе оказали по-… — Скри-им, — ноль реакции как на неё, так и от сикера, — знаешь, я был бы очень непротив, если бы ты сменил фокус с Алексы на вон ту ведьму с пистолетом позади меня… слышишь? Слы-ышишь, по глазам вижу… рыжие. Всё ещё борешься со страхом принятия, да?       Марионетки не могли причинить вреда микрону, просто потому что они его не видели.       Идиотская идея папы: почему-то он решил, что микроны никогда не смогут стать весомой проблемой, да и их количество на базе крайне малое. С его точки зрения программировать местных стражей стоило только на то, чтобы отслеживать и реагировать на андроидов.       А с её точки зрения очень конкретный микрон намеревался сорвать её планы на приятный вечер. — Грид, прочь отсюда. Живо. — Или что? — Если хочешь дожить до утра-… — Да кто ж тебе навязал манию всезнайки, — он даже не повернулся к ней, — я тень, тень такая же, как и Найт тень себя. И я всё ещё его напарник и друг Александры Тхи Данг. Думаешь, мне есть дело до пуль?       Хлопок. Гильза с грохотом покатилась по кафелю.       А тот стоит и улыбается.       Пурпур красит кафель. Повреждения не значительны — в этот раз важного ничего не было задето — но боль сейчас вообще значения не имела. Только раздражала. — …мне почти интересно, как сильно ты недооценивала микронов, когда слышала истории от ветеранов, малявка, — краткое шипение, — кстати, лучше не трать патроны попусту. Вы сами создали себе опасность, о которой толком ничего не знаете, и я не уверен, что тут вообще что-то уцелеет в случае чего. Лишь бы эти два придурка успели вовремя…       Сикер выдаёт первую реакцию только в тот момент, когда его плеча касается рука раненого микрона.       Тогда же он и поворачивается к нему лицом полностью.       Глаза действительно порыжели.       Первоначальный дикий цвет. Отчасти это напоминало день пробуждения: те глаза тоже излучали только ярость на весь мир.       Огонь поломанного и сломанного изнутри существа.       Он тонул в памяти и её обрывках. — …Найт, возвращайся назад, слышишь? Тут без тебя же всё по пизде пойдёт, эй, — не без тревоги он наблюдал за Алексой: на шее остались следы, но он уловил звук слабого дыхания, — посмотри: тебя нет в сознании буквально три минуты, а эта ведьма уже пытается всю грязную работу на тебя сбросить…       Разумеется, ясности во взгляде особо не прибавилось.       Явный плюс был в одном — сикер отпустил человека.       Минус? Теперь два бешеных рыжих огонька обращены к нему. Он ведь не любит прикосновений больше дозволенного. Ещё бы. После стольких лет бытия дестроном…       Селли Джонс, кстати, совсем застыла на месте.       О, это был самый неподдельный ужас в её глазах из всех, что он видел. Папенькина дочка наконец-то покинула безопасную зону и даже не знает, за кого прятаться в первую очередь: марионетки не защитят её — точно не защитят — а остальные большим доверием к ней не блещут.       Приятное зрелище напоследок. — У-уйди! Назад! Твоя злодейка буквально в твоих руках-…       Шатающийся сикер приближался к ним медленно, но голосок у неё срывался очень ярко. — Что, как только контроль потеряла — так сразу по тормозам? Давай, Найт, тебе сюда! — С ума сошёл?! — До тебя действительно медленно доходит…       Сикер сделал ещё один шаг вперёд, потом второй, третий; с коридора ворвалось по команде три… нет, четыре дрона-марионетки — разумеется, по прихоти напуганной беззащитностью девчонки — и было собирались стрелять, но разве робот был помехой сильнейшему дестрону современности, да ещё и лишенному тормозов?       Реакция на атаку была незамедлительной.       Каждое движение — резкое, быстрое, рваное; в ясном уме он не использовал ручные клинки ни разу, но здесь его ничто не ограничивало — так что пара белых лезвий выстроились из когтей, так и не придя к ровной форме. Правый «клинок» и вовсе рассыпался наполовину с первым же ударом о голову марионетки (вероятно, причина была в трещинах по всей правой стороне тела, из-за которых он обычно был достаточно осторожен в быстрых действиях; впрочем, летальности это не исключило), однако левый оказался стабильнее и компенсировал работу за обоих.       Перещёлкал, как орешки. — Видишь? До задницы им твои палочники. Экспериментаторы хреновы… — Как будто ты можешь лучше-…       Грид ничем не ответил на это: дьявольская машина уже летела в его сторону.       Уворачиваться было… непривычно. По правде, он и забыл, когда в последний раз участвовал в бою напрямую, спасала только мышечная память и тот факт, что сикер — какое бы имя он не носил — всё ещё отдавал предпочтение одним и тем же приёмам.       …однако он был гораздо быстрее.       Рывок влево, уворот от клинка, резкий присед — лезвие врезалось прямо над головой в стену — и рывок вперёд, прямо навстречу, лишь для того, чтобы ударить кулаком хотя бы раз, пусть и куда придётся — по лицу.       …это было некоторым шоком для него. На секунды он застыл, не понимая, как реагировать на боль правильно, прежде чем внезапно его крылья задрожали с такой силой, что, казалось, у него начались судороги.       Он пытался их расправить. — Найт, прекрати, ты же повре-…       Чёрные перья быстро красились в пурпур. Густые капли от швов катились вниз, пачкая перья по всей длине. Крылья дрожат, но чудом двигаются. Перья — их остатки — подрагивают, как наэлектризованные.       Выиграть время. Он должен выиграть время. — …что ж, ты сам подписал себе приговор. Алерт закопает тебя лекциями, ты в курсе?       Взмах культями — и многочисленные пурпурные капли разлетелись в стороны.       Потом последовал рывок уже с помощью них; крылья добавляли с и л ы каждому его движению. Силы и резкости.       Грид не мог тягаться с этим.              Только уворачиваться… Уворачиваться… Уворачиваться…       …рывок влево, перекат по полу, попытка отвлечь внимание атакующего через бросание какой-то вазы — безуспешно — и тут же осечка.       Удар был… сильным.       Ногой по груди.       Спина была просто в хлам, он чувствовал каждый осколок — стены и той вазы, кажется — в своей спине, а потом добавилась режущая боль в плече — ещё и ещё — и…       Он перестал чувствовать левую руку. Вообще.       Он не смотрел туда, просто знал, что ему не понравится, да и мутность окружения не особо позволяла: потеря энергона была слишком большой.       Сложновато распределять ресурсы, когда их нет.       …       Он отключался, или боль прекратилась?       …       Может быть, и то, и другое.       …       Тусклые золотые глаза с трудом дотягиваются до злополучных дверей в коридор. Там был шум.       Шум и три фигуры: широкая-высокая, тонкая-угловатая и… там ещё один человек был. Не рыжая — та утопала туда, как только оцепенение прошло. "Монстр" отвлёкся, чего бы и нет.       …Девастор и Степпер вечно опаздывают на шумные мероприятия.