***
Вот она стоит на пустыре, второй час подряд глазея вдаль, на тёмную линию горизонта; не так давно туда умчали её друзья, оставив её и ещё двух человек здесь, в самом неприметном уголке Америки. В тот день всё должно было встать на свои места, но расколотый пополам кулон в ладони — подарок от погибшего на буквально вчера минувшей войне друга — намекает на совсем другой исход.***
Вот она возвращается домой. Родители встревожены, вся школа на ушах, а ей — удивительно — всё равно. Она смотрит на парту, где валяется учебник по астрономии, и знает, что ей придётся делать ближайшие пять лет. Прайм ведь сказал, что они вернутся после войны; события с того невероятного приключения всё ещё давят ужасно тяжёлым комом, но она пытается себя успокоить: всё обязательно придёт в норму, нужно двигаться дальше, всё будет нормально — она обещала, что справится со всем. Всё должно быть… хорошо. Должно быть.***
Месяц спустя на её почту приходит короткое сообщение от знакомого адреса: «работы ещё на столетие вперёд, но мы заглянем в гости — надеемся на твою помощь». Внезапно полный надежды взгляд вновь устремляется к горизонту: скоро они вернутся. Скоро всё наладится, и ей не придётся решать проблемы в одиночку. И она ждёт.***
…Год упорной работы спустя она поступает в университет. Она всё ещё ждёт, и каждый новый день держится за мысль о том, что то, к чему она — они — стремились, скоро будет осуществлено. Ни одного пропущенного занятия, ни одного промаха, ни одной ошибки — она изо всех сил старается. Задней мыслью она всё ещё сетует на то, что Рэд и Карлос так спокойно ко всему относятся; мальчишки просто делали то, чем хотели заниматься. Один ударился в астрономию, другой в космонавтику – собственно, после Кибертрона ожидаемо – а над законами, политикой и бумажной волокитой в будущем работать ей одной. Это казалось не очень-то справедливым, но, эй, где-то там была Арси – а она всегда была помощником номер один во всём этом. Вдвоём будет веселее. Может быть, даже присоединится ещё кто-нибудь. Она была бы рада, наверное, даже Циклонусу.***
Ещё год спустя они действительно возвращаются. Вот её напарница, вот бывший командир, вот дуэт из «молодого ворчуна» и шутника… только на душе осело чувство, будто что-то не так. Они всегда так холодно с ней разговаривали?.. Она хотела позвать по имени ещё кое-кого, надеясь хоть у него выведать, что происходит, но вовремя себя осадила, крепко сжав в руке расколотый кулон.***
Через неделю её — ещё не до конца закончившую университет — приглашают как специального сотрудника работать на международную станцию с хорошей оплатой; учёба продолжается сразу после работы, но она успевает везде. Говорят, за нее даже замолвил словечко высокопоставленный научный исследователь, о котором она никогда не слышала ранее - некий Джонс, кажется. Всё шло по плану. По плану её друзей. Рэд и Карлос тоже почему-то уверенно зовут её «подругой»; весело смеясь, они уходят кто куда, бросая её в одиночестве так же, как в тот день на пустыре. Друзья никак на это не реагируют. Работа кажется интересной, хотя совмещать её с учёбой сложно. Миллионы обращений, вопросов, интервью, договоры, аналитика… но она справляется. Ей помогает Арси, она в любой момент может обратиться за помощью к друзьям… …но обращаться, по сути, было не за чем. Работали они все в совершенно другой сфере.***
С каждой новой неделей к сознанию всё ближе подбирается факт того, что ничего так и не изменилось. Она всё чаще одна в кабинете: напарницу постоянно вызывают — или она сама в непонятной тревоге уходит — на другую зону, а друзья заняты совсем иной работой, в то время как к ней обращаются когда угодно и не встречают ни единого отказа. Так было всегда?.. Она убеждает себя в том, что это она слишком многого ожидала, и что она просто слишком сильно по ним скучала. Где-то внутри голос разума отмечает, что они, кажется, совершенно нейтральны. Просто… сотрудники.***
Через месяц напарницу окончательно переводят в другое отделение с рядом других рабочих, и не дают даже шанса на то, чтобы узнать, почему. Сотрудники ничего не говорят, будто всё нормально. Она понимает, что не ей это решать, что она просто должна делать свою работу, но её не покидает чувство, что от неё пытаются что-то скрыть. Работать становится труднее.***
…Время идёт, а в политике Оптимуса ничего не меняется. Буквально ничего. Неприязнь между фракциями сохранялась, города практически не восстанавливались, а внешняя политика существовала по большей части благодаря стороне людей. И ничего существенного не происходит, только мелкие события: «мы подписали тот-то документ», «мы передали ресурсы в распоряжение Джонса» (с чего они вообще так сильно этому учёному доверяют?), «мы позволяем работать добровольцам»… Уже больше пяти лет прошло, и, если ничего не менять, может возникнуть угроза. Оптимус будто совсем не понимал, что ему делать в послевоенное время; в конце битвы с Юникроном он гордо заявил, что не достоин быть Лидером, он оставил Матрицу, но что случилось сейчас? Почему он опять так вцепился в кресло лидера? Точно ли он в порядке вообще? Алекса не была в этом уверена до конца и всё ещё надеется, что только её беспокоят эти вопросы. Быть может, прошло просто слишком мало времени? Ничего критического ведь ещё не произошло, и пока «Великий Лидер» на месте, ничего страшного вправду не случится, верно? Верно ведь?..***
Несколько раз по всей стране проносятся демонстрации военной техники в ответ на волнения живущих у границ людей и андроидов. На вопрос «понимаете ли вы, чем это грозит?» Оптимус молчал, будто был совершенно уверен в каждом своём действии. Алекса ещё несколько месяцев разбиралась с этим вопросом, и дискуссии так ни к чему и не привели; доверие к альянсу падало.***
По спецпрограмме она ускоренно заканчивает университет. Особого счастья это не дало — скорее чуть больше свободного времени появилось. Поделиться этим своим маленьким достижением она смогла только с одним существом — давним знакомым с едва минувшей войны — и это, пожалуй, были одни из последних действительно спокойных её дней. Ей двадцать один год. Позади — тяжёлые годы нестабильного мира. Впереди — неизвестность. Диплом был красным. Она мечтала об этом когда-то давно так сильно, что порой ночами не спала, но сейчас это совершенно ничего не значило. Да и цвет этот почему-то вызывал беспокойство, странным образом сцепленное с тяжёлой тоской.***
Восстание. Одно только это слово уже пугало — так окрестили «внезапное появление террорконов и Гальватрона, вслед за которыми увязались дестроны». Сирены вопят на всю возможную громкость… такие знакомые и привычные звуки. Совсем как пять с половиной лет назад. Погони, миссии, оборона, боевой вертолёт. Всё повторяется, и это пугало… ужасно пугало. Пережить то же самое, что и в прошлый раз, совсем не хотелось… Она пытается уверить себя в том, что нынешний Альянс сможет справиться с любой задачей в кратчайшие сроки и проблема не затянется. Не просто ведь так ради этого пришлось потерять столько всего? Верно ведь? Звучит ужасно смешно.***
Люди начинают бояться. Страх этот был и всегда будет в обществе, но сейчас, когда верхушка андроидов переставала функционировать как надо, медленно в толпах начало вспыхивать недоверие. Андроиды сильнее людей, совершеннее, и это уже само по себе напрягало целый пласт населения, но сейчас, в послевоенное время, когда разгорелся очередной конфликт и лидер был настолько пассивен в своих действиях, волнения начали зарождаться даже среди общемировых организаций. Один из крупных политиков заявил: «мир на грани раскола, а первое лицо всех андроидов преследует кучку девиантов своим ничтожно маленьким отрядом, подвергая опасности тысячи жизней, хотя мог подключить к работе множество способных воинов — и конфликт был бы решён в первый же день». Алексе было нечем на это ответить. Вмешиваться посторонним строго настрого запрещали, и, что было особенно иронично, она считалась посторонней тоже.***
Её не посвящают в дела. Не говорят, что происходит при нападениях, не говорят, откуда, чёрт возьми, вновь вернулся бывший лидер дестронов, и её всё это начинает изрядно раздражать. Она всё ещё пытается доверять своим… товарищам. Очень пытается, и, уходя на очередное международное заседание, изо всех сил старается отрицать, что вновь и вновь идёт решать не свои проблемы и исправлять чужие ошибки.***
Сандсторм, Шоквейв и Айронхайд были уничтожены как личности. Рэмпейдж пропал без вести, предположительно скрывшись от возможного преследования. Она смотрит на свой бейдж сотрудника службы безопасности со своей фамилией и изо всех сил борется с истерикой: она все силы прикладывает к тому, чтобы защитить как можно больше людей и андроидов, чтобы не допускать конфликтов, а потом те, кто успел стать друзьями, просто исчезают один за другим. Её сил не достаточно. Не достаточно…***
Потом она слышит от одного из сотрудников нашумевшие истории об андроиде по имени «Мегазарак», и место раздражения вдруг замещает глубокое непонимание. Они серьёзно бросили все силы на то, чтобы спасти практически незнакомца? То есть, Айронхайд, Сандсторм и Шоквейв, которые несколько лет подряд вместе с ними все силы отдали на восстановление городов, были… Никем? В ответ на это заявление ей пригрозили серьёзными последствиями; не то чтобы её это волновало, но звоночек прогремел.***
С ней стали гораздо реже контактировать. Не позволяли принимать участие в прямых переговорах, находили тысячи причин, чтобы не позволить попасть на «Миранду», даже как таковую заменили на Мишу (что вообще ребёнок забыл в боевом корабле?! Ладно ещё Кикер, но Миша?!) — работать теперь можно было только косвенно — за столом офиса с бумажками и толпой ничего в истории не понимающих политиков. Терпение иссякало с каждым новым истерящим на ровном месте человеком из верхов.***
Инцидент с Лазервейвом всколыхнул общество сильнее обычного. Для Оптимуса и его команды это, кажется, вообще никакого следа не оставило в памяти и не удивило нисколько, но узнавшие об этом люди (и не только они) стали беспокоиться ещё сильнее. Поставить в охрану одного из самых опасных военных преступников кого-то вроде наивных новичков, войны в глаза не видавших — это безрассудство, глупость, пугающая ошибка, которой не ожидал абсолютно никто. Возник справедливый вопрос: есть ли в стране хоть какое-то понятие безопасности, или если Прайм где-то существует — то всё нормально и беспокоиться не следует? Если бы конфликт не затянулся, перестрелки не дошли бы до жилых районов, и этот факт нельзя было отрицать. Алекса могла только искать компромиссы, пытаться успокоить обезумевших от страха политиков, но как-то повлиять на ситуацию не могла — её попросту не слушали. Ни Прайм, ни те наивные «избранные» дети из его команды, ни ветераны. Вразумить лидера пытался только Девастор — и тот был быстро отправлен работать подальше от верхов. Очень скоро в СМИ стал мелькать лозунг «лидер заигрался в войну». Мир требовал покоя.***
…Точкой невозврата стал случайно ею увиденный годом спустя кадр с места боевых действий, который она заметила в мониторе рабочего ноутбука одного из сотрудников. Визит на Оушен Сити был скорее деловой, чем желанный – она терпеть не могла это место не только из-за воспоминаний. Местный управляющий был ей противен. На вопрос «что это» мужчина в белом халате быстро захлопнул крышку несчастного компьютера — да так сильно, что, кажется, даже повредил прибор — и растерянно повернулся к подоспевшему лидеру Альянса (что он вообще тут забыл), будто бы ожидавшего этой маленькой ситуации; она всё равно успела рассмотреть изображение. Это был кадр, где можно было заметить только сильно потрёпанного в ходе перестрелки мужчину. Чёрные волосы, бледная кожа, характерные для сикера отметины на лице, а черты… их она не спутала бы ни с кем другим. — Кто это? Её голос едва не срывался от напряжения, а он молчал. Мрачно смотрел на неё своими пустыми золотыми глазами… и молчал. — Оптимус, кто это?! Алекса редко называла своего лидера просто по имени, и чаще всего это случалось в тот момент, когда у неё заканчивались терпение и силы. — Ты не должна была его видеть… Действующий лидер андроидов тяжело вздыхает, и произносит имя. То самое имя, от которого внутри всё рухнуло, как карточный домик. Она в ужасе оборачивается к ноутбуку, где остался тот самый кадр с замершим в неестественной позе и явно серьёзно повреждённым сикером с ядовито-зелёными глазами и обширным шрамом на щеке. Она знает эти черты. Даже с другим цветом глаз и в другой форме она узнает его из тысяч. И не может ничего сделать. — Когда это произошло? Почему я узнаю о нём последней?.. Голос дрожит, как у ягнёнка, но руки сейчас подрагивали вовсе не от растерянности, а чистой злобы. — Ты знаешь ответ, Первый Посол. Его было не спасти. — Почему-то вы не сказали этого, когда дело касалось Мегазарака, Лидер. Её трясло. После всего, что произошло, после того, как их задницы столько раз спасали, они просто берут и так просто отбрасывают всю память об этом-… …Тем не менее, она действительно понимала, почему Прайм бездействовал. Сикер — ещё и повреждённый — на базе ему не нужен. С ним нужно возиться, лечить, восстанавливать память, а ещё она сама невзирая ни на какие правила пришла бы за ним и сделала бы всё, чтобы спасти. Это было невыгодно, ведь в таком случае она покинула бы пост, такой важный для существа перед ней. А Мегазарак… тут была выгода, и этим всё сказано. — Вне зависимости от моего ответа этот сикер уже мёртв. Не зацикливайся на этом. Кем бы ты ни был, какие бы подвиги не совершал и скольким бы ты ни помог, для власть имеющих ты будешь никем, если не можешь больше ничего предложить, и о твоей смерти будут говорить так, будто это ничего не значило. Она просто смотрит на своего лидера и падает на колени — и падает совершенно разбитой. Жизнь кренится в сторону пропасти.***
…«Восстание» вправду закончилось. Она всей душой хотела поверить в то, что вместе с тем изменится хоть что-то, но – дежавю – на деле всё оставалось прежним. Только сообщения о нападениях практически перестали приходить. Всё, что изменилось — это то, что теперь на базе Оушен-сити её уже никто никогда не встретит. И на Лунном городе тоже. И среди микронов. Все, кого она знала, затерялись где-то среди звёзд — ей оставалось только попытаться вернуться в жизнь нормального человека. Попробовать… попробовать вернуться.***
Целый ряд учёных был заинтересован в том, чтобы участвовать в программе восстановления раненых после Восстания. Некоторые из них спамили сообщениями целыми днями; даже название у их проекта было чересчур пафосным – «Белый лист». Якобы программа реабилитации, одной из целей которой был сбор данных для изучения сущности расы андроидов и возможностей их памяти. По-честному, ей было всё равно. Она не хотела, чтобы её трогали, не хотела, чтобы на неё свалилась дополнительная ответственность, она устала. В списках ответственных за стабильность проекта было имя доктора Брайана Джонса. Этот же человек в своё время помог ей поступить в нужный университет, этот же человек создал энергонные башни… опыт у него был. Не было у него уважения и тактичности, но… в списках так же указывался контроль Праймом. Уж его-то уважать он должен. Вероятно, этот проект мог бы помочь реабилитироваться Гриду после травмы. Много кто потерял напарников в те жуткие дни, так что… может, это даже к лучшему. Документ ушёл на подписание.***
Медикаментозная терапия. Мысль о том, что она когда-нибудь будет принимать таблетки, чтобы не превратиться в кашу до конца, долгое время её смешила. Но вот в её руках новая рабочая сумочка, новая – потому что под лекарства рассчитана не была. Не только голова подводила – сердце потихоньку тоже, а ведь ей едва за двадцать. Мозг сыпался в труху временами. Добавилась хроническая усталость, мир слился в последовательность одинаково серых событий. Она просто… нуждалась в чём-то тёплом. Она была в самых разных местах, летала в разные города, но общения с людьми не задавалось – у неё не было буквально ничего, кроме работы, о которой даже говорить толком нельзя. Она согласилась бы на что угодно, лишь бы рядом оказался хоть кто-нибудь способный согреть.***
Она никогда раньше не пила алкоголя. Не было повода — была ответственность. Была мечта. Была опора. Крепкая опора, а не тоненькая ниточка из обещаний и цепей прошлого. Туман… в городе было холодно, а она забыла о существовании тёплого плаща. Город… она успела забыть его улицы, настолько давно в последний раз была на родных улочках. И лица, лица, лица… и все чужие. Где-то здесь был её старый дом, но идти так далеко… Она помнит только, как забрела в ближайший бар, и как к ней подошел какой-то парень мерзкой наружности. Она бы ушла оттуда сразу же, если бы её мозг не остановился колом после первой же услышанной фразы. «Как ты? У тебя всё в порядке?» На тот момент она не выпила ни грамма, но смотрела на него так, будто впитала уже бутылок пять. Голос был тот же. Обычно Алекса вообще не даёт голосам никакого значения, её работа была в аналитике слов, а людей самой разной наружности она каждый день видит, но этот? Лицо перед ней растаяло в пелену, существовал только голос. Хрипловатый, низкий, искренний и обеспокоенный, такой… бархатный, красно-рыжий, такой настоящий. Всё просто стало таким простым. Будто ничего не случилось, будто ей снова семнадцать, и она только что выбралась из-под завала где-то в руинах Кибертрона – тот самый взгляд, та самая улыбка, тихий смешок…***
Серый кабинет дома. Старая шкатулка на рабочем столе. Солёные капли растекаются по прозрачной пластиковой крышке так, что за ними практически не видно зелёного расколотого камня. Хриплый вдох, глухой выдох. Боль в сердце из-за слишком быстрого бега на адреналине. Ноги, руки дрожат. Она нашла дом автопилотом. Ранним утром. В том же баре. Паника смешалась с адреналином. Болел живот. Болели ноги. Шея. От синего цвета в любой форме начинало тошнить. Хотелось забиться в угол и плакать, плакать, плакать – она совершила самую страшную ошибку из всех возможных, и только сейчас до неё стало доходить, кто именно там был. Серо-карие глаза, мимикрирующие под любой окружной цвет, очень ухоженные тёмные волосы, бородка и вечная поддельная улыбка… не хватало только белого халата. Она ни за что не сможет посмотреть Миранде в глаза.***
СМИ всё чаще раскручивают заголовки по типу «Всё ли в порядке с Оптимусом Праймом?», «Лидер андроидов не торопится с переменами», «Восстание кончилось, проблемы остались» — Алекса не успевает блокировать источники. Люди и бывшие дестроны в напряжении. Её руки не покидает тремор.***
Серые, холодные стены её офиса с каждым новым днём вызывали только растущее чувство тошноты. Она смотрит на стопу бумаги перед собой и осознаёт лишь то, что мысли плывут, не задерживаясь в голове дольше чем на мгновение, и для неё смотреть на всё это — всё равно что заново выучить японский. Всё однотипно. Менялись только имена в бумагах. Даже лица людей она переставала различать — всё просто превращалось в кашу. Так пусто, так больно, так холодно… Она даже не открывает очередной журнал, посвящённый сводке новых заявлений от руководителей тех или иных стран. Сил нет. Всё кажется ужасно давящим.***
Так проходит целый год — и всё, что за это время она поняла, так это то, что она стала гораздо хуже видеть. На выходном она отправилась в больницу, и после долгих споров и фразы врача о том, что она должна больше спать и искать хорошее снотворное, а не офтальмолога, ей всё же выписали очки. Селли – та рыжая девочка, что была в команде «избранных» Праймом – хихикала над их формой («дружески», мол, «слишком серьёзно выглядишь»), и это раздражало. Линзы были непривычны и некомфортны, но так по крайней мере всё выглядело так, будто ничего не изменилось.***
Потом начались новые проблемы — стали поступать жалобы. Она физически не успевала сделать ничего… вернее, не имела энергии ни на что, кроме как отвечать на монотонные вопросы. Давление усиливалось. Лидер всё чаще стал указывать на её ошибки, чего ни разу годом ранее не происходило. Она не выдерживала.***
…Смотреть на себя в зеркале… так странно. Оттуда на тебя смотрит какое-то жуткое, несуразное существо, совсем сейчас на здорового человека не похожее, в то время как, помнится, раньше тут были сияющие зелёные глаза, живой румянец на щеках, чуть округлые — всё ещё детские — черты лица… а что сейчас? Холодный взгляд, мешки под глазами, кожа бледная, скулы торчат — она серьёзно похудела — и волосы… стали бледнее? Или… Девушка специально выбирает прядь и подносит ближе к свету. Да, это действительно седина. Она толком не спит, не ест и теперь прикосновения, какими бы ни были, начали вызывать бесконтрольные приступы паники. Она смотрит на здание, где должна работать, и не может себя заставить сделать шаг вперёд. Она не уверена, насколько ещё её хватит. Не уверена, выдержит ли, не уверена, сможет ли вообще хоть что-то сделать – таблетки перестали работать, руки продолжают дрожать, волосы сыпятся, как у уличной псины, сон превратился в насмешку. И всё это действительно добило бы её, если бы не одно но: На утро система автоматического оповещения известила о том, что на базе исследовательского корпуса Оушен-Сити был зарегистрирован новый житель, найденный в состоянии беспамятства. Описание было кратким: чёрные крылья, синие глаза и обширный шрам на правой стороне лица.