Огранка моих чувств

      Весь последующий день я не находил себе места. Даже несмотря на то, что путь в нашу компанию для Влада был закрыт, настроение это не поднимало. Месть в целом никогда не давала успокоения, я был не из тех людей, которых радовали чужие страдания, даже если они были вполне заслужены.       В последнее время мне ужасно не везёт. Злой рок, не иначе. Сначала я симпатизировал натуралу, который выбрал мою родную сестру ещё до того, как во мне нашлись силы для признания или хотя бы намёка, затем мысли занял бармен — чудесный парень, который всегда добавлял в коктейли побольше того, что мне особенно нравилось, хоть это и было не по правилам. Он был бисексуалом, я повышал вероятность успеха, мы сходили на свидание, но очень быстро поняли, что в любовном плане нам не по пути. Пожалуй, он был одним из тех людей, благодаря которым во мне ещё держалась вера в любовь и мужчин: он не распускал руки, деликатно объяснил, что лучше нам не переходить на новый уровень, и остаток свидания мы провели весело и уютно, как на дружеской прогулке. И завершающей частью череды фиаско стал вчерашний Влад.       К вечеру я не выдержал и вызвал такси до любимого, ставшего уже родным бара, в котором можно громко жаловаться на своё неудачное гейское свидание, не боясь, что после такого кто-то из пьяных посетителей предложит выйти. На тот свет.       — Привет, Никита, — поздоровался я, сев за барную стойку, выполненную из массива тёмного дерева, и, не удержавшись, провёл по ней рукой, чувствуя лёгкую шероховатость.       — Привет. Какой-то ты невесёлый. Чем поднять настроение?       — Если честно, я не очень хочу пить. — Никита предложил лимонада, я согласился и огляделся по сторонам. — А Лёша здесь?       — Вышел покурить.       Я неторопливо потягивал лимонад, и когда бокал опустел на половину, послышался тихий хлопок двери чёрного выхода. В маленьком неприметном коридорчике за баром мелькнула рыжая голова, и вот передо мной стоял Лёша, к которому я тут же кинулся через столешницу на шею и жалобно протянул:       — Лёша!       — Ну, ну, — ласково поглаживая по спине, приговаривал он. — Что у тебя случилось?       Я в красках описал ему неудачное свидание, порой прерываясь на глоток лимонада. Лёша внимательно выслушал, а когда мой бокал опустел, повторил заказ.       — Может, тебе на время сделать паузу, отвлечься?       — В каком смысле?       Лёша повесил только что начисто протёртый бокал на держатель, развернулся ко мне, отчего его стриженные под подбородок волосы чуть взметнулись, и произнёс:       — Ты желаешь обладать любовью, но так ничего не выйдет. Потому что любовь приходит не тогда, когда её ждут, а когда ей будут неожиданно рады.       Лёша порой говорил невероятные, удивительные вещи, которые могли прийти в голову только ему одному. Он был диковинкой, и это являлось одним из его неповторимых качеств, которые привлекли Стаса. Конечно, изначальная причина крылась в рыжих волосах, но… В общем, каждая такая мысль Лёши в большинстве случаев откликалась в душе, будто кто-то взял и облёк в слова то, что я чувствовал или чему следовал всю жизнь, но никак не мог сформулировать. Я называл Лёшу кармическим братом, и если бы всё это действительно существовало, то так бы оно и было.       — Сейчас ты похож на охотника, гоняющегося за диковинным зверем.       — Просто я всю жизнь мечтал и верил в особенную прекрасную любовь. Так что никакой я не охотник, — упрямился я, но Лёша ни капельки не разозлился. Был ли он вообще хоть раз зол при мне? От Стаса я слышал, что испортить ему настроение могли только недостаток сна и внезапное пробуждение.       В это охотно верилось. Лёша был хрупким, невысоким, бледным и в большинстве случаев скользил по всему флегматичным взглядом. Ступал он мягко, почти беззвучно, а двигался плавно. Растревожить такого человека и вывести из себя было почти невозможно.       — Хорошо, — мягко согласился Лёша. — Тогда я кое-что тебе расскажу. Только постарайся не обмолвиться об этом Стасу. Он делает вид, что всё нормально, но я-то вижу, что его раздражает уже один факт того, что раньше кто-то просто смотрел в мою сторону, — Лёша сдвинулся на пару шагов от меня, протёр барную стойку за ушедшим клиентом, а затем продолжил: — Когда я ушёл из дома, оставив там абсолютно всё, и оказался в новом незнакомом городе, одиночество накатило как никогда раньше.       Об этой части его жизни я мало что знал, собрал её по осколкам, обрывкам фраз. В семье у Лёши отношения были… плохими. Мне не хотелось об этом думать, но маленькие, тонкие ниточки, которые представился шанс разглядеть, вели к не утешающему выводу, что семья у него была попросту неблагополучная, и что ещё страшней — на фоне других семей в родном городе Лёши не особо выделялась. По какой-то очень плохой причине он покинул этот город в шестнадцать лет, совершенно один. Это был путь в никуда, и я всё задавался вопросом: как же он выжил? Но спрашивать боялся, потому что знал: Лёша ловко переведёт тему, да так, что повторно задавать вопрос уже не захочется. Меня утешало только то, что о проституции речь точно не шла. Но что же там было на самом деле — эту тайну Лёша доверил лишь Стасу.       — Я хотел ощутить тепло, иметь близкого человека, любовь, в конце концов, — продолжал Лёша. — И, знаешь, у меня не было проблем в том, чтобы найти кого-то. И это были неплохие отношения, без насилия или унижения, мы хорошо проводили время, искренне нравились друг другу. Этих отношений было много по той простой причине, что все они длились не больше пары месяцев. И основная проблема была не в парнях, а во мне. Я всё хотел любви, но никому не раскрывался в полной мере, а в какой-то момент стал ждать неизбежного конца. Понимаешь, в моём представлении дальше шла не совместная жизнь и смерть в глубокой старости в один день, а расставание. И когда я, наконец, остановился, перестал выискивать того, кто хоть немного заполнит пустоту, то понял: я думал, что любовь мне что-то должна, и жаждал обладать ей. Но это так не работает. Она приходит, чтобы изменить тебя, сделать лучше. А если ты не желаешь меняться, то уходит прочь.       Лёша отвлёкся на нового посетителя, и пока он советовал ему коктейли, я думал, действительно ли похожу на охотника? Если так, то какой-то неудачный из меня охотник — дичь разбегалась ещё до того, как я успевал шагнуть в лес. Может, и вправду надо на время сменить сферу деятельности?       Вернувшись, Лёша продолжил:       — В общем, я отказался от этого желания, отпустил его и сосредоточился на другом. Просто жил потихоньку, общался с разными людьми, искренне, насколько это было возможно, но ничего не ждал в ответ. И когда нашёл в интернете объявление о сдаче жилья и пришёл в квартиру Стаса, я вновь ничего не ждал. И когда стал его соседом — тоже. Но он был порабощён отрицанием своей бисексуальности, а ещё у него явно был серьёзный секрет, однако при этом я почувствовал в нём огромный потенциал. И подумал, что если очистить его от всей этой шелухи, появится что-то очень красивое. Мне захотелось чуточку помочь ему, и от этой помощи я вновь ничего не ждал. А потом всё получилось так, как получилось. И я этому искренне рад.       Я допил лимонад и понял, что готов повышать ставки. Лёша приготовил мне виски с колой, и когда приятный свинец начал разливаться по ногам, на стул рядом приземлился высокий подтянутый парень.       — Мне, пожалуйста, по поцелую в каждую щёку, и один в засос. Можно не размешивать.       Стас улыбался своей фирменной пошлой улыбкой, от которой я почти всегда смущался, хоть и предназначалась она не мне. В такие моменты казалось, что его голубые глаза владеют сверхспособностью: моргнёшь, и ты уже раздет. Однако на Лёшу они не действовали, и он подавлял их либо хитрым взглядом, говорящим о том, что поцелуи (и возможно не только) сейчас будет предоставлять Стас, или же наоборот смотрел со снисхождением, как сейчас.       — Внимательно читайте меню, — Лёша демонстративно пододвинул к Золотко заламинированный лист, — у нас такого нет.       — Как это нет? — не унимался Стас и вместо меню взял в ладони тонкую бледную руку Лёши. — Я знаю, это ваши фирменные «коктейли», только для одного-единственного самого важного клиента.       Лёша какое-то время позволил погладить себя, очертить редкие веснушки на тыльной стороне ладони, а затем выскользнул из хватки и строго произнёс, принимаясь протирать бокалы:       — Ты не вымыл посуду утром.       Стас тут же охладел, скрестил руки на груди и недовольно пробурчал:       — Я опаздывал.       — Третий день подряд, — не унимался Лёша.       — Клянусь! — Стас обратился уже ко мне, важно поднял указательный палец и продолжил: — Со следующей зарплаты я куплю посудомойку. Потому что это просто невозможно! Тратить столько времени на посуду! — В следующий миг морщинки от сведённых светло-пшеничных бровей разгладились, Стас вновь поймал ладонь Лёши и томным голосом продолжил: — Времени, что я могу провести с любимым.       Лёша чуть закатил изумрудные глаза и, казалось, остался абсолютно невозмутим, однако я знал его достаточно, чтобы заметить чуть приподнятый уголок губ. Внимание Стаса ему нравилось, посуду он ему уже простил, и раз это понял я, то тем более понял Золотко.       Вера в невероятную, сильную и всепобеждающую любовь держалась во мне не без помощи этих двоих. Когда Денис познакомил меня со своей компанией, Стас в ней (и не только в ней, а во всём универе) закрепил за собой звание Казановы, устраивающего турне по женским постелям восемь раз в неделю. И, несмотря на то, что я довольно быстро вычислил в нём бисексуала, с парнями Стас никогда не был замечен. Его титул дамского угодника был настолько непоколебим, что когда Золотко сдружился с Катей, Денис не выдержал и подрался с ним, боясь, что Стас уведёт сестру ещё до того, как Teddy Bear успеет ей признаться в чувствах. В этой ситуации я вставал на сторону Золотко, поскольку понимал, что даже несмотря на свою страстную натуру, Стас был благоразумен и не стал бы спать с подругой. А как выяснилось позже, на тот момент все его мысли уже были заняты одним рыжим лисом.       — Ты, правда, веришь в то, что у нас будет посудомойка? — спросил Лёша, ставя перед Стасом «Nektarini», который Золотко обожал.       В высоком бокале среди льда и игристого вина плавало две дольки нектарина, а ещё в состав коктейля входили бергамот и настойка эрл грея. «Nektarini» и вправду был вкусным, однако я не очень любил сладкие коктейли. Зато Стас мог поглощать их до бесконечности, ещё и тортом при этом закусывая.       — Даже с учётом того, что мы собирались скидываться, твоя поло нарушила планы, — продолжил Лёша.       Стас указал на обновку, что как раз красовалась на нём, и уверено начал:       — Это не просто поло. Это «Фред Перри», которую я выцепил по очень выгодной скидке.       — Где-то треть от посудомойки, — добавил Лёша, наклонившись ко мне.       — Потому что в обычное время она стоит дороже, чем эта самая посудомойка! Должны же в моей жизни остаться маленькие радости. Я откажусь от всего: огромной комнаты, домработницы, клубов, ресторанов, машины, но я не смогу отказаться от трёх вещей, — Стас оттопырил три пальца и, внимательно глядя на Лёшу, принялся их загибать, — тебя, тортов и хороших брендовых шмоток. Пусть лишь один процент от всего моего гардероба, но там должно быть что-то от «Поло Ральф Лорен», «Луи Виттон» или чего-то подобного!       — И ради этого золотой мальчик готов ежедневно оттирать яичницу от сковородки, — Лёша покачал головой.       — Прости, Лёша, но не могу с ним не согласиться, — признался я. — Если бы у меня вдруг отобрали все кольца, я бы почувствовал себя голым или и вовсе без пальцев.       Станислав Золотко был сыном владельцев преуспевающей строительной компании. В своей маленькой однокомнатной квартире, которую Стас долгое время называл каморкой, он жить никогда не планировал, но так уж сложилось, что родители выселили его, сократив бюджет, из-за чего Золотко и решил найти соседа. Потом сосед стал парнем, а каморка — уже не тюрьмой, а семейным гнёздышком. Он говорил, что Лёша изменил его, преобразил, уничтожил прошлого и помог родиться совершенно обновлённому Стасу. Тому, который больше не боялся признаться самому себе, что тяготеет к рыжим худеньким мальчикам, способному и мысленно, и вслух произнести «бисексуал» по отношению к себе и уже не так заботящемуся, что же о нём подумают другие. С родителями Стас помирился, согласился работать в семейной компании, пусть пока и рядовым инженером, но возвращаться обратно не планировал, потому что его домом теперь был не огромный двухэтажный коттедж, а маленькая квартирка, где ждал Лёша.       Ради него Стас отказался от всего того, без чего ещё весной жизни не представлял. И был счастлив. Ну, за исключением тех случаев, когда приходилось мыть посуду.       — А у тебя как дела, Артём? — спросил Стас, и я не поленился пересказать ему всё то, что недавно поведал Лёше.       Чем чаще я говорил об этой ситуации, тем больше она становилась похожа не на часть прошлого, а на какую-то занимательную историю, мало имевшую ко мне отношение. Это утешало, а сильная ладонь Стаса, что то и дело сжимала плечо, ободряла.       — Артём, я знаю, что ты хотел бы сразу найти любовь всей своей жизни, — начал Стас, — но на самом деле это случается очень редко. Большинству приходиться столько канав перерыть для этого… — Стас схватил губами трубочку и на какое-то время позабыл об окружающем мире, прикрыл глаза и наслаждался вкусом коктейля. Выпив половину, он вновь повернулся ко мне. — Но не переживай, я уверен, что слишком долго тебе копаться в грязи не придётся. Потому что у тебя масса плюсов.       — Правда?       — Ну да. Знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя? Что от девчонок отбоя не будет, потому что ты чёртов принц! — Лёша снисходительно посмотрел на Стаса, и он поправил: — Ладно, просто принц. Но я серьёзно, у тебя не лицо, а золотое сечение! А ещё ты стройный и отлично одеваешься. Я знаю миллион девушек, которые водопады пускают от таких как ты.       — Господи, Стас, — не выдержал Лёша и даже немного повысил тон, что при его обычном спокойствии было подобно крику, но Золотко расценил это по-своему:       — Ладно, миллион таких же мужчин тоже наверняка найдётся.       — Я не это имел в виду.       — Ну а что? Я просто пытаюсь подбодрить друга. Это комплимент. Вот от тебя у меня, например, в груди жар, а в штанах камень. Камень! — жёстче повторил Стас, сжав кулак.       — Лучше тебе успокоиться, до конца моего рабочего дня ещё очень далеко.       — Ничего, ожидание возбуждает… — Стас сделал глоток коктейля и добавил: — Просто возбуждает.       

***

      Я отпил из небольшой чашечки, расписанной под гжель, и глянул на закат за окном.       — Ты сегодня такой задумчивый, Тёма, — сказала бабушка.       Лишь она меня так звала. На самом деле я ненавидел сокращение своего имени и всегда пресекал его, но ей разрешал. В нашей семье все давно поняли, что с бабушкой проще для вида согласиться, чем в чём-то переубеждать.       Например, она любила традиции: Пасху непременно нужно было праздновать у неё и дедушки, и хотя бы раз в месяц по понедельникам (обычно в самый первый) навещать их. Она понимала, что в выходные у молодых свои планы, но уж вечер понедельника, пока никто не устал от рабочей недели, будьте добры посвятить им. А то бабушка старая, вот умрёт и окажется, что в последний раз вы с ней полгода назад общались. Стоило ли говорить, что она умирала почти всё то время, что я её знал?       — Просто в последнее время столько всего происходит, — ответил я.       — Не переживай, Господь не дает человеку испытания, которые ему не по силам.       — Надеюсь.       Если на счёт чего-то с ней ещё можно было поспорить, то только не на тему Господа. Дедушка порой говорил, мол, как хорошо, что она не состоит в какой-нибудь секте, иначе все соседи давно бы пожертвовали свои дома. Настолько сильны были её рвение и энтузиазм в этом вопросе.       Например, когда она с соседками собиралась устроить небольшой пикничок в саду одной из них, за пару дней до него бабушка сказала, что мероприятие надо перенести из-за дождя. По прогнозу его не было, да и всю неделю светило солнце, о чём соседки и сообщили, но бабушка настаивала, говорила, что молилась Господу на ночь, и он подсказал ей о неблагоприятной погоде, дал знак. В назначенный день и вправду пошёл ливень, из-за которого часть и без того верующий соседок стали ходить с бабушкой в церковь, а часть других чуть усомнились в своих взглядах.       На самом деле она просто была метеозависима, и перед дождём её нередко одолевала мигрень. Но как бы дедушка ни пытался убедить в этом бабушку, та упрямо утверждала, что да, она метеозависима. И это не иначе, как дар Господень.       — Ты видел мои новые астры? Они так чудно зацвели, — сказала бабушка.       — Ещё нет. — Я встал из-за стола, чтобы поставить чайник. — Это те, что ты высаживала весной?       — Да, они хорошо прижились, я даже не ожидала! — всё с большим энтузиазмом говорила она. Копаться в саду было её второй страстью после религии.       Я щёлкнул по выключателю на чайнике и обернулся, чтобы как следует разглядеть её восторг, и вдруг замер, даже на секунду перестав дышать. Я был внимателен к новой одежде или украшениям, всегда на всех замечал обновку, но лица, особенно это касалось родственников, будто застывали в мозгу неподвижным воспоминанием. Моей маме было сорок с хвостиком, но я запомнил и видел её такой, какой она была в тридцать. Даже разглядывая её лицо, отмечая наше сходство, не замечал морщин или редких пигментных пятен, на которые она порой жаловалась, взгляд на автомате стирал их, как какой-то фильтр в приложении. Так же было с папой, дедушкой и бабушкой.       Но сейчас мозг словно форматировали, и я взглянул на бабушку по-новому. Корни коричневых волос, стриженых в аккуратное строгое каре, чуть отросли, являя яркую блестящую седину, а лицо будто сползло вниз, уголки бровей опустились, щеки потеряли тонус и обвисли, у бабушки даже появился второй подбородок, хотя она всю жизнь была стройной. И кухонный стол на фоне её тонких, костлявых рук, которые расслабленно лежали на столешнице, казался невероятно огромным.       Чайник щёлкнул, давая знак, что вода закипела, и я поспешно отвернулся.       Когда она успела стать такой старой?       — Бабушка, тебе заварить ещё? — спросил я.       — Нет, просто кипяточка долей.       Она протянула мне фарфоровую чашечку, я сделал шаг ближе, чтобы принять её, и коснулся исписанной морщинами ладони. И вдруг поток чего-то густого, нехорошего сразил меня. Я постарался избавиться от этого ощущения, сжал ручку чайника, попытался сосредоточиться на пластиковой поверхности, её лёгкой шершавости, но липкое, противное предчувствие не хотело покидать. Создалось впечатление, будто я неосторожно измазался в мазуте и теперь не так просто будет оттереть его.       Я вернул бабушке чашку, разбавил свой чай прохладной водой и сделал большой глоток, надеясь омыть себя изнутри. Но это не помогло. Чувствуя, что теряю самообладание, я произнёс пока ровным голосом:       — Пойду во двор, посмотрю, что делают Катя и дедушка. Заодно и астры оценю.       Я поспешил в коридор, за секунду оказался возле двери с витражом и навалился на неё всем весом, желая поскорее вырваться наружу. Прохладный вечерний воздух, наполненный ароматом цветов, чуть успокоил.       — Ну что, внучок, исповедовался? — послышалось сбоку.       Я повернулся и увидел качающихся на диване-качели дедушку и хихикающую Катю.       — Теперь Господь с тобой? — сквозь смех спросила она.       — Господь всегда с нами, глупая, — важно заметил я и присел рядом с сестрой.       Дедушка чиркнул носком тапка по деревянному настилу террасы, и мы закачались чуть сильнее. Туда-сюда, на пару с лёгким ветром, прямо в густой аромат цветущих астр. Они и вправду хорошо прижились, и я отчаянно пытался сосредоточиться на этой мысли.