Наивность раздражала, а сексуальная неопытность никогда не привлекала. В этом мире вообще было очень мало людей, которые как-то располагали меня к себе. Может быть, выбери я другой путь, дела обстояли бы иначе, но в один момент было принято сознательное решение не париться, не распинаться, расставить жёсткие приоритеты и свести ожидания к минимуму.
Учитывая обстоятельства, это было совсем несложно.
Когда система стала отлаженной, а юношеский максимализм и эмоциональность ушли, жить началось заметно легче. Всё просто шло своим чередом, а неожиданности и всплеск ярких впечатлений дарила лишь Адель, но ей было можно, от неё я всё это принимал с радостью.
Однако он заставил усомниться в правильности выбранного пути. Настолько, что после того, как мы повздорили, я не находил себе места и то и дело косился на телефон. Как будто это Артём должен был позвонить первым. Как будто он виноват в том, что я не особо думаю, прежде чем сказать.
Раньше мой характер приводил ко множеству ссор. И мне даже нравился такой результат, так неподходящие люди отсеивались сами. Вот только отсеивать Артёма совсем не хотелось, так что я не стал откладывать примирение. Но он не ответил. Ни после ещё нескольких звонков и сообщений, ни через день. Тогда я решился на большее: отправился в приют, узнал от девчонок, что Артём хотя бы жив, но что с ним — они так и не смогли сказать.
Забавно, до того, как он появился, я стойко сносил одиночество, даже не подозревая о том, что оно меня окружает. Наверное, Артём дарил встряску, которую я всегда интуитивно избегал, но одновременно желал. Сегодняшняя «встряска» была особенно охрененной.
Я направлялся к приюту, размышляя о том, какие слова подобрать. Делать такое приходилось нечасто, поэтому было вдвойне тяжело, и вот, поднимаясь по лестнице, я чувствовал, что близок к правильной формулировке, ещё немного и… Послышался девчачий визг.
Поднимаясь сразу на две ступени, я быстро добежал до коридора и замер, не сразу понимая, что произошло. Девчонки сидели на коленях и пытались достучаться до облокотившегося о стену Артёма, что цветом лица почти сливался с побелкой.
— Чёрт, ты даже не представляешь, как вовремя! — сказала девчонка с чёрно-белыми волосами, которую мне хотелось звать не иначе, как Зеброй, когда я сорвался с места и подскочил к уже вырубившемуся Артёму.
Объяснить, что именно произошло, они не смогли. Всё сводилось к банальному: шёл-упал.
Подхватив Артёма на руки, я направился вслед за девчонками в их каморку, и пока они носились и искали аптечку, а затем рылись в ней и надеялись на то, что внутри окажется нашатырь, мне оставалось лишь смотреть на лежавшего на диване Артёма, который явно знавал и лучшие деньки.
Лёгкий загар, который был у него при нашей самой первой встрече, давно сошёл, возвращая коже молочный оттенок, но сейчас он выглядел похлеще выбеленных японских гейш. Только те хотя бы губы ярко красили, у Артёма же они были синеватыми, отчего я невольно прислушивался, дышит ли он вообще. От меня так же не утаились синяки под глазами и то, что его любимая рубашка от «Лакосты», которая была словно сшита под него, сидела свободней обычного.
Он был жизнерадостным, энергичным пареньком, и становилось страшно от мысли, что же такого произошло, что так подкосило даже Артёма?
— Ну, что там с нашатырём? — нетерпеливо спросил я, обернувшись.
— Ищем, не мешай, — раздражённо бросила Зебра, её подруга не выдержала и перевернула коробку, которая служила аптечкой, и высыпала содержимое на стол.
— Может, его поцеловать? — предложил я, разглядывая Артёма.
— Что?! — воскликнули за спиной девчонки.
— Ну, типа как в сказках. Он всю эту херню любит, может, поможет.
После секундной паузы Зебра заговорила ещё более грозно, чем до этого:
— Мы не будем целовать Артёма, что за чушь?! Хватит шутить, лучше помоги!
Вообще-то шутки в таких ситуациях меня очень успокаивали. И с чего они взяли, что целовать надо им?
Но не успел я подняться с табуретки, чтобы помочь с поиском, как подружка Зебры радостно воскликнула: «Нашла!» подскочила к Артёму — отчего я в очередной раз поразился, как она со своей комплекцией так ловко двигается — и вместо того, чтобы смочить нашатырём ватку, сунула под нос целый бутыль.
Артём резко распахнул глаза, хватаясь за сердце, и попытался второй рукой отодвинуть бутылёк куда подальше. Я его понимал, тут нос пробило даже у меня. На этом силы Артёма закончились, он вновь растёкся на диване и тяжело прикрыл глаза.
— Ты как? Принести что-нибудь? — спросила подружка Зебры. Я вспомнил слова Артёма о том, какая она воздушная и напоминает ему бисквит, и решил, что так и буду её звать.
— Держи, — Зебра, не дожидаясь ответа, протянула стакан воды, но Артём лишь покачал головой.
Я сказал, что ему действительно лучше попить, и он не стал спорить, а мы все с облегчением отметили, что губы Артёма уже не такие синие, да и лицо приобретает прежний оттенок.
— Тут машина как раз на вашей парковке, — глядя на карту каршеринга в смартфоне, сказал я. — Забронирую и отвезу его домой.
Сил у Артёма по-прежнему было ничтожно мало, поэтому пришлось помочь ему сесть. Пока я придерживал его, Зебра аккуратно намотала на шею хлопковый шарф, а Бисквит принесла пальто.
— Только не растай, — сказал я, просовывая его ладонь в рукав. Обычно Артём ловко отвечал на такое, но в этот раз у него не нашлось сил даже на то, чтобы недовольно фыркнуть.
Пока я застёгивал пуговицы на пальто, он наклонился вперёд, тяжело опустил голову на моё плечо и пробормотал:
— Я не хочу домой.
Ясно, что-то случилось там. Он говорил, что поссорился с отцом из-за оценки, но вряд ли причина в этом. Его семья показалась мне дружной и любящей, может, Артёма отчитали бы, но уж точно не стали бы доводить до обморока.
Я обдумал, что могу сделать, хорошенько поразмыслил над пришедшим в голову решением и спросил:
— Хочешь ко мне?
Артём ничего не сказал, но я почувствовал кивок.
Бисквит помогла донести его вещи до машины и глядела нам вслед до тех пор, пока мы не скрылись из виду.
— Ну что, держишься?
— Угу.
Светофор велел ждать не меньше минуты, я воспользовался этим и сжал хрупкое плечо, а потом чуть погладил его, растирая. Артём был таким непривычно тихим, что хотелось убедиться в его реальности.
— Сразу говори, если что-то не так, ладно?
— Хорошо, — прошептал он, закрывая глаза.
До моего дома добираться было делом пары минут, но, припарковавшись, я понял, что кое-чего не учёл. Чтобы завершить аренду, мне надо было закрыть машину и сфотографировать её с нескольких сторон, и вряд ли это получиться сделать на руках с Артёмом.
Я вышел, открыл заднюю дверь и забрал его кожаную сумку, по форме напоминающую шоппер, затем обошёл автомобиль и открыл уже другую дверь.
— Ты сможешь посидеть на скамейке немного? — спросил я, присев перед Артёмом.
— Да.
— Точно? — с нажимом переспросил я. Будет совсем невесело, если он свалится в кусты, пока я буду фоткать машину. — Я могу поставить аренду на паузу и отвести тебя в квартиру, а потом просто вернуться и завершить её.
Судя по лицу Артёма, он мало что понял и предпочёл сосредоточиться на вопросе:
— Посижу, всё нормально.
Я помог ему дойти до скамейки, на которой, как назло, устроились две бабки. Ну, ничего, потеснятся, заодно и приглядят за ним, всё равно все сплетни уже успели обсудить.
— Боже, внучек, ты здоров? — ахнула одна из них, взглянув на Артёма.
— Всё норм…
— Нет, ему очень плохо, присмотрите, пожалуйста, — перебил я и направился обратно к машине.
Бегая вокруг автомобиля, краем уха я слышал, как бабушки давали Артёму советы, твердили про какие-то отвары и что надо куда-то прикладывать чеснок, а ещё помолиться Богу. Артём сказал, что молился как раз на днях, перечислил парочку молитв, бабушки уважительно закивали.
Я не мог сладить с ними всё то время, что живу здесь, а Артём справился за минуту ещё и в полубессознательном состоянии.
— Поправляйся, голубчик! — пожелала одна из бабушек, когда я спешно потащил Артёма к двери, потому что они уже начинали интересоваться, есть ли у него невеста.
— Спасибо, и вам всего хорошего, — выдавив из себя улыбку, сказал Артём. Невероятно, блюдёт манеры до конца.
Закинув руку на плечо и придерживая за талию, я помог ему преодолеть пару ступеней, но по участившемуся дыханию быстро стало понятно, что подъём на четвёртый этаж он не осилит даже с моей помощью.
Проверив, хорошо ли держится на плече сумка, я наклонился и взял Артёма на руки.
— Ну что, Зефирный принц? Без коня, конечно, но, по-моему, так тоже за сказку сойдёт, — отшутился я. Мне было страшно за него, поэтому хотелось вызвать хоть какую-то реакцию.
Но он лишь прижался виском к моему плечу и тихо грустно произнёс:
— Мне не нравятся сказки, в которых мне так плохо.
Артём говорил и был в сознании, но его лоб взмок, светлые пряди с перламутровым оттенком прилипли к коже, губы пересохли, а лицо всё ещё оставалось нездорово-бледным.
— Начинаю сомневаться, что тебя надо было везти ко мне, а не в больницу, — признался я, преодолевая уже третий этаж.
— Следи лучше за своей спиной, дедуль.
— О, вот так мне уже нравится больше!
Но хоть он и шутил, каждое слово, звук, выдох были пропитаны тоской и болью.
У двери пришлось повозиться, чтобы достать ключи из кармана дублёнки. Для этого я опустился на одно колено, а на другое усадил Артёма, который, к счастью, был в состоянии сам держаться за мою шею. Чего только не нашлось в кармане: пустая упаковка из-под жвачки, игрушка из киндер-сюрприза, флаер со скидками в ближайшем магазине, конфета, которую я предложил Артёму, на что он презрительно спросил, сколько она там лежит. Вопрос интересный, и вряд ли человечество когда-нибудь узнает ответ.
Ключи оказались на самом дне. Как всегда.
В прихожей я усадил Артёма на банкетку, чтобы снять пальто и стянуть туфли. Золушка заинтересованно крутилась рядом, обнюхивала сумку.
— Я ничего тебе не принёс, увы, — сказал ей Артём, когда осталось только избавиться от шарфа.
До комнаты он дошёл хоть и с моей помощью, но на своих двоих, а потом тяжело опустился на диван и сразу же положил голову на подлокотник. Я вытянул его ноги, веля лечь нормально, и спросил, нужно ли ему что-то, но Артём лишь хотел спать. Пришлось сходить за пледом и подушкой.
Если бы пару месяцев назад кто-то сказал, что я повезу домой симпатичного мальчика, чтобы тот поспал у меня на диване, я бы обвинил собеседника в нехватке фантазии. Потому что мне в голову приходили куда более занимательные сюжеты с красивыми парнями. Но вот Артём уже сопел, а я просто сидел на ковре, облокотившись о диван, и думал, что же дальше?
У меня давно не появлялось новых продолжительных знакомств, поэтому было сложно понять, как же подступиться. Чем я мог помочь, о чём имел право спрашивать? Меня бесило, когда незнакомцы лезли в мои дела. Да и перед близкими я тоже предпочитал не особо раскрываться. Но Артём был… Кем? Ответа не находилось, но уже точно не незнакомцем. А ещё он был куда более открытым, чем я, поэтому, наверное, можно будет спросить, что случилось.
Золушка примостилась рядом, прижавшись спиной к моему бедру, и выжидающе глянула. Зеленые глаза блестели в сумраке, чуть щурились, зная, что тёплая рука вот-вот погладит. И я погладил, сначала голову, потом почесал шею, ну а после зарылся в шерсть на брюшке. Золушка громко замурчала и закинула правую переднюю и заднюю лапу на руку. Ладонь оказалась в тёплой ловушке.
Когда я вспоминал нашу первую с ней встречу, как она доверчиво подошла ко мне, сразу вспоминалось и знакомство с Артёмом.
Понять, что он из себя представляет, было несложно. Может, раньше мне потребовалось бы время, но не сейчас, не с имевшимся опытом. Сказывалось ещё и то, что эту свою сторону Артём не пытался скрыть.
Когда я впервые пришёл в приют, то увидел его болтающего с администраторшей и девчонкой в белом халате, наверное, одной из ветеринаров. С ними он вёл себя обычно, немного манерно, но в пределах разумного, складывалось впечатление, будто рядом находился потомственный аристократ, а не гей. Однако стоило мне появиться в поле его зрения… О, заинтересованность в серых глазах была очевидна. Разумеется, он не оценивал меня как острый романтический интерес, это была просто привычка, мимолётный взгляд сверху-вниз и обратно, никто бы ничего не понял. Но я почувствовал, как быстренько он прощупал меня взглядом, сделал какие-то выводы:
моё, не моё, хочу, не хочу. Своей угрюмостью и колкостью я явно чуть отпугнул его, однако подумал, что пару раз глазки мне всё же построят. Но нет. Он был собран, неприступен и уделял кошкам в тысячу раз больше внимания. И это чуточку подстегнуло любопытство, потому что по улыбкам и словам Артёма стало ясно — кокетство у него в крови. Да, он стерёг границы и был не из тех, кто побежал бы сломя голову, только помани, но я быстро понял, что лёгкий флирт для него был естественен и ничего не значил. Но он не флиртовал. И дело было не во мне.
Мурчание Золушки убаюкало и меня, голова непроизвольно опустилась на грудь, а глаза закрылись. Не знаю, сколько я так подремал, но когда проснулся от тихих, немного испуганных стонов, заметил, что шея не особо затекла.
За окном совсем стемнело, и Артёма можно было разглядеть только благодаря спотам из коридора, которые так и горели с того времени, как мы пришли. Светлые брови были сведены, глаза крепко зажмурены, а губы кривились. Я аккуратно потряс его за плечо, чтобы вырвать из кошмара. Тот вцепился не слишком крепко, Артём сразу открыл глаза и уставился на меня с долей удивления, будто не понимая, что я вообще тут делаю.
— Тебе снилось что-то плохое?
Ответ был очевиден, но я не знал, как ещё нарушить воцарившуюся тишину.
— Если честно, если я всё же сплю, мне никогда не снится ничего хорошего.
— Если спишь? — переспросил я.
Артём повыше натянул плед, то ли от смущения, то ли от того, что его морозило. Я поднялся с пола и присел на край дивана.
— Тебе холодно? Ты не болеешь?
— Не болею, всё нормально.
— Хватит говорить, что всё нормально, когда это не так! — я невольно повысил тон.
Челюсть непроизвольно сжалась, а тишину гостиной прорезало моё свирепое дыхание. О, как же раздражало это хождение вокруг да около. Я обожал слова «да» и «нет», чёткие, понятные, ими можно было ответить почти на любой вопрос быстро и кратко. А если не хотелось отвечать, то просто послать. Однако далеко не все люди придерживались того же мнения.
Я медленно подступался к Артёму и не спрашивал прямо, потому что не знал, имею ли право интересоваться, но его бесконечное «нормально» сокрушило весь запас терпения, ведь являлось наглым враньём. А я не был туп и слеп, чтобы его не заметить.
— Значит так, — я навис над ним, поставив руки по обе стороны, — сейчас я задам вопросы, а ты ответишь чётко и яс…
Не успел я договорить, как дыхание перехватило, а нос пронзила адская боль: Артём резко сунул пальцы в ноздри, будто пытался достать ими до мозга. Мне еле удалось вывернуться. Прижав руку к несчастному носу, из которого лишь чудом не капала кровь, я уставился на Артёма. Он смотрел свирепо, будто не лежал только что тряпочкой, вытирал пальцы об плед, а другой рукой угрожающе указывал в мою сторону.
— Не кричи на меня, — прорычал Артём. — И что за вопросы? Ты ни на один мой не ответил, лишь говорил: «Не бери в голову» или…
Послышалось тяжёлое дыхание. Артёма одолела одышка, он опустил руку на плед, а затем откинулся обратно на подушку.
— Довыпендривался? Пойду, принесу тебе воды.
Артём осушил кружку залпом, будто пришёл ко мне из пустыни, и выглядел уже не так свирепо, то ли от нехватки сил, то ли понимания, что переборщил.
— Меньше всего я хочу доставлять кому-то проблемы, — признался он, лёжа с закрытыми глазами.
— Ты уже валяешься у меня на диване, — напомнил я, — а твоё «нормально» доставляет куда больше проблем.
Артём медленно поднял веки и нерешительно посмотрел на меня, затем куда-то в бок, задумавшись, и вновь на меня.
— Мне плохо, — признался он, поджав губы, будто вот-вот расплачется, а в серых глазах плескалось столько горя.
«Я вижу», — вот что хотелось сказать, но это был самый паршивый вариант. Я принялся лихорадочно думать, что же ответить, но вдруг заметил, что Артём смотрит на меня со страхом. Будто… будто я отмахнусь. Ох, вот чёрт, я ведь один раз уже отмахнулся.
— Слушай, — как можно мягче и убедительнее начал я, садясь на диван, — порой я творю херню. Но я умею учиться на ошибках и обходить прошлые грабли. Поэтому расскажи мне, ладно? Ты плохо спишь?
— Да. — Артём задумался, стоило ли говорить что-то ещё. — Я могу не спать несколько суток подряд.
— Ты ешь?
— Не помню.
Судя по тому, как Артём схуднул, этот ответ можно засчитать за «нет». Тогда становилось ясно, с чего вдруг он хлопнулся в обморок.
— Что… у тебя случилось?
Артём закусил губу и отыскал взглядом спавшую на ковре Золушку, зацепился за неё, как за спасательный круг, и сказал:
— Расскажу, если ты расскажешь, почему грустил тогда.
Раньше я думал, что являюсь самым упрямым человеком. Оказалось, Артём может составить мне в этом компанию. Или это такой способ договориться со вселенной?
Если он расскажет, я тоже расскажу, нет —
смогу молчать дальше.
— Тогда была годовщина смерти моего отца. В это время я всегда грущу.
Артём оторвался от Золушки и удивлённо посмотрел на меня. Не ожидал, что я скажу. Но затем переменился, накрыл глаза ладонью и дрожащим голосом произнёс:
— Моя бабушка…
Он не стал продолжать, но по беспомощным всхлипам и так стало ясно.
Я опешил, то ли от такого известия, то ли от того, что уже сто лет передо мной не плакал никто, кроме Адель. Что делать? Как себя вести? Я не знал. Можно было бы сказать что-то вроде: «Да, я понимаю тебя», вот только Артёму наверняка было глубоко насрать, кто его там понимал. Мне, во всяком случае, в своё время так и было.
Я беспомощно принялся озираться по сторонам, посмотрел на заспанную морду Золушки, которая проснулась от всхлипов Артёма, что становились всё громче. Как глупо, словно кошка могла дать мне ответ. В итоге я просто наклонился к нему, прилёг сверху и обнял.
Очень быстро плач превратился в вой, будто у Артёма прорвало плотину, и всё накопленное горе вырвалось наружу. Пришлось заставить его сесть, потому что я боялся, что он захлебнётся в собственных слезах и соплях.
Как давно это случилось? Если он не отвечал на звонки после нашей ссоры, значит, после неё. Около недели, получается. И что, не плакал как следует с тех пор? Или всё никак не мог поверить?
Я закрыл глаза и попытался вспомнить, как это было у меня, но никакого толка. За десять лет воспоминания стёрлись, а всё случившееся можно было описать лишь как ужас и кошмар.
Водолазка на груди промокла от чужих слёз, Артём охрип и икал, Золушка, бесшумно запрыгнув на диван, округлившимися глазами смотрела на него.
— Я пойду, умоюсь, — осипшим голосом сказал он и, прикрывая лицо, выбрался из моих объятий, а затем, пошатываясь, вышел в коридор.
Какое-то время я просто сидел, пытаясь прийти в себя и продумать дальнейший план действий. Но что я мог? Как будто мне под силу было что-то изменить.
— Может, тебе освежиться? Могу одолжить одежду, ту, в которой ты ночевал в прошлый раз, — предложил я, остановившись на пороге ванной. Ближе подходить не стал, вряд ли Артём захочет светить заплаканным лицом. — Твою постираем, до завтра высохнет. А то ты на полу валялся.
Артём задумался, склонившись над раковиной, а потом сиплым голосом сказал:
— Да, было бы хорошо.
Он пробыл в ванной очень долго, возможно, снова плакал или застыл под струями воды, бездумно пялясь на стекающие по плитке капли. Я в обычное время нередко так залипал, что уж говорить об Артёме в его нынешнем состоянии.
В моей единственной яркой футболке, которую я дал ему в прошлый раз, потому что мне показалось, что кто-то вроде Артёма не должен носить чёрное, он выглядел мило и уютно, а широкие шорты, болтавшиеся на нём, придавали образу комичности. Можно было бы придумать миллион шуток по этому поводу, но померкший взгляд и застывшее в печали лицо говорили, что не стоит.
Но больше всего внимание привлекало другое. За такие мысли я ощущал лёгкую вину, но не мог не думать о том, что даже бледный, исхудавший, будто отмеченный проклятием, Артём оставался по-особенному прекрасен. Мне правда хотелось, чтобы ему стало лучше, но параллельно я убеждался в том, что не ошибся, и причина его красоты была не просто в щедрости природы и удачных генах, а где-то внутри.
Каждый раз, когда я приходил в приют, и мы вместе сидели в кошачьей комнате, в голове билась одна и та же мысль. Вряд ли Артём её разглядел — люди вообще чаще всего останавливались на мнении, что я угрюмый, пессимистичный, и дальше даже не старались продраться, что на самом деле очень радовало — но я постоянно думал о том, какой Артём красивый.
Нет, не так. Чертовски красивый.
Давненько не было такого, чтобы мне хотелось любоваться человеком. Я пытался разгадать этот внезапный ребус. Почему же мне так нравилось смотреть на Артёма, если за годы жизни он был далеко не первым привлекательным парнем на моём пути? Причина была сокрыта в том, что его красота являлась «живой».
Артём был красивым всегда и везде, каждая его эмоция, позитивная или негативная, смущение или гнев, каждый его жест и взгляд были наполнены непередаваемым очарованием. Хотелось смотреть, смотреть, смотреть, подмечая бесконечные новые детали, которые живо сменяли друг друга, оставаясь при этом всё такими же прекрасными. Я был уверен, что если отдать его внешность кому-то другому, она вмиг станет неприметной, выцветшей.
Артём был словно ожившая легендарная картина, которая мгновенно притягивала к себе взгляды. Разглядывал его не только я, каждый хоть на секунду, но задерживал на нём взгляд, а он шёл всё так же бодро, в сторону только ему видимой цели, будто не было в этом ничего особенного. А, может, для Артёма и не было.
Он сочетал в себе осознание собственных внешних качеств и отсутствие заносчивости. Артём требовал к себе уважения, но ясно понимал, что мир не крутится вокруг него, что он такой же человек, как и все.
Про разницу в нашем бюджете я тоже вспоминал редко, не замечал её, даже когда ехал в его красивой «Ауди» или видел, как поблёскивают камушки в новом колечке. Потому что этому Артём тоже не придавал никакого значения.
Все его базовые потребности давно были закрыты, он не смотрел на цены и мог позволить себе всё, что хотел. Материальный мир ничего для него не значил, он его давно понял. И именно поэтому не кичился деньгами. Потому что не считал состояние семьи чем-то особенным.
— Хочешь, посижу с тобой, пока ты не уснёшь? — спросил я, когда Артём лёг на диван, и поправил плед, чтобы он смог получше в него закутаться.
— Думаю, я ещё долго не усну.
— Я тоже.
Уснёшь после такого.
Золушка запрыгнула к Артёму, он чуть сдвинулся к спинке дивана, чтобы дать ей возможность лечь, и когда кошка перестала ворочаться, нас поглотила тишина. Бездонная, бездумная, в какой-то мере даже спокойная.
Я сидел на полу, разглядывая в полумраке ковёр, потому что свет по-прежнему горел только в коридоре, а Артём тихо шуршал пледом, поглаживая Золушку. Прикосновения к ней меня и Адель успокаивали, надеюсь, его тоже утешат.
— Ты сказал, что грустишь каждый год, — прошептал Артём. — А давно это случилось?
— Десять лет назад, — ответил я, всё разглядывая синие цветы на жёлтом ковре.
— Так давно и всё равно… я думал, что спустя время становится легче. Что оно лечит.
Я задумался, стоило ли ему говорить? Меня в своё время бесило это бесконечное: «Всё будет хорошо», «Всё наладится» или «Ты обязательно оправишься». Как будто есть какие-то правила скорби.
— Время не лечит, — всё же решился я. — Потому что это даже не прошлое, это то, что остаётся с тобой навсегда. Ты просто научишься с этим жить.
Артём молчал, я повернулся и увидел, что его губы сжаты в тонкую линию, а глаза крепко закрыты. Веки подрагивали.
— Прости, надо было мне промолчать.
— Нет, — прошептал он. — Мне даже чуточку легче. Я всё думал, почему оно не проходит, ощущал бессилие, а, оказывается, это нормально.
Нормально? Мне было сложно принять это из-за жестокости и необратимости, но да, смерть — это нормально. Это естественный процесс, мы все постепенно умираем, год за годом, потому что растём, а потом стареем. Проблема только в том, что умирают далеко не всегда от старости. И это несправедливо.
Артём уснул, Золушка тоже, и я оставил их, чтобы отправиться в спальню.
***
Проснулся я поздно и равнодушно подумал, что завтра придётся работать дольше, чтобы успеть заказы в срок. Артём встал только спустя несколько часов, ближе к обеду, когда я сидел на кухне за ноутбуком, пил очередную кружку чая и краем глаза следил за тем, чтобы смесь самых разных круп в кастрюле не убежала.
Я прислушался к его шагам, тому, как тихо хлопнула дверь в ванную, и послышался шум воды. На пороге возникла Золушка с заспанной мордой. Утром, услышав моё пробуждение, она тут же выбежала из гостиной, требуя завтрак, а потом вновь поскреблась к Артёму и проспала с ним всё оставшееся время. А теперь ждала обед.
Есть она не хотела. И мы в равной степени это понимали. Для Золушки клянчить было спортивным интересом, для меня — бесполезным переводом корма. Она просто слизывала юшку, а кубики оставляла засыхать и, разумеется, спустя время доедать их не собиралась и требовала свежие.
— Жди вечера, — велел я. Золушка подошла ближе, села и выжидающе посмотрела прямо в глаза.
Расписание работало: если кормить её только утром и вечером, она съедала всё, а в перерывах грызла сухой корм. Но это совершенно не мешало ей просить что-то со стола. Вот и сейчас Золушка решила, что ей может что-то перепасть.
— Я ничего не ем.
В подтверждение словам я дал понюхать чай. Золушка поняла, что пытаться дальше бесполезно, плюхнулась на пол и принялась вылизываться.
У меня никогда не было домашних животных, разве что попугаи в далёком раннем детстве, которые умерли так же быстро, как и появились. Поэтому я не знал, чего ждать от кошек и как «это» вообще работает. Но всё оказалось не так сложно, с Золушкой мы сошлись быстро и легко, как будто она уже как пару лет жила со мной. Да, поначалу кошка была осторожна, опасливо изучала новую территорию и будто не совсем понимала, что происходит, где остальные коты и привычные для неё люди. Но, сообразив, что это только наша территория, и никто не собирается её мучить, Золушка начала вести себя так, будто абсолютно всё здесь принадлежит ей: диван, мои вещи, на которых нужно было обязательно полежать, прежде чем их сложат в шкаф, клавиатура, которая особенно манила, когда я за ней работал, еда в холодильнике, пакеты.
Пакеты она обожала до безумия, я ещё не успевал разобрать продукты, а Золушка уже сидела там и не собиралась вылезать. Адель придумала стучать пластмассовой палочкой от игрушки снаружи пакета, и это приводило кошку в восторг — она принималась изворачиваться внутри, как какой-то сумасшедший вихрь, и пыталась поймать палочку.
— Ты вот тут плохо вылизала, — я наклонился к кошке и ткнул в бок, — вот тут. Вылижи ещё раз.
Я потеребил пальцем, заставляя пушистую шерсть встопорщиться, Золушка недовольно посмотрела на меня, будто ей испортили причёску, и принялась усиленно вылизывать задетое место.
Пока я возился с кашей и сливал воду, у неё было достаточной времени, чтобы привести себя в порядок. Вот только надолго он не задержался.
— И вот тут. — Я присел перед кошкой и принялся за старое. — И вот здесь.
На прилизанной серо-белой шерсти появились новые вихри. Я обожал её дразнить и наблюдать за тем, как мордочка приобретает недовольные черты, совсем как у человека. Золушка не выдержала, раздражённо прорычала и отошла в сторону, чтобы я её не донимал.
Размечталась.
— Эй, ну куда ты? Подумаешь, внёс небольшие изменения, так даже лучше, поверь, — сказал я, поднимаясь с места. — Иди ко мне, мы полдня не виделись, я соскучился.
Золушка быстро направилась в коридор, потому что знала, что бывает, когда я скучаю. В следующую секунду она была поймана и поднята на руки.
Я тискал её, прижимал к груди, тёрся щекой об макушку, а она угрожающе рычала, громче и громче. Бац — по лбу стукнули лапой.
— Ну ладно, ладно.
Я опустил Золушку на пол, она демонстративно отряхнулась, недовольно зыркнула на меня, что-то пробурчала, но, что показательно, далеко уходить не стала.
— Она не поцарапала тебя?
В приступе зверской любви я и не заметил, как из ванной вышел Артём. Он выглядел гораздо лучше, чем вчера: отдохнувшим, не таким подавленным, а на лице виднелся румянец после тёплой воды.
— Нет, она никогда не выпускает когти, что с ней ни делай, — ответил я. — Ну, разве что расчёска исключение.
Артём присел перед кошкой и принялся осторожно поглаживать её по голове. Золушка растаяла и принялась толкаться в руку то носом, то одним ухом, то другим, вскоре начала подставлять шею.
— Я недавно заметил, что ей нравится по носику.
— Носу? — Артём непонимающе посмотрел на меня.
— Ну, не прям по носу, а где переносица.
Он аккуратно провёл пальцем в указанном месте, Золушка впала в экстаз, на лице Артёма появилась счастливая улыбка. Казалось, он уже сто лет так не улыбался: светло и непринуждённо. Так, что я залип, смотря на губы, и думал о том, о чём лучше было не думать. Во избежание лишних мыслей пришлось отвести взгляд. По пути он наткнулся на капельку воды на шее, что скользнула вдоль позвоночника под широкий ворот футболки.
Кругом ловушки.
— Как ты? — спросил я.
— Я хорошо поспал, спасибо. — Артём поднялся и, всё ещё глядя на довольную Золушку, добавил: — Последний раз как будто в прошлой жизни так спал.
— Позавтракаешь? — Я вспомнил про время. — Или пообедаешь?
Артём задумчиво уставился в пол.
— Я не хочу есть.
Вчера он не ужинал, сегодня проспал завтрак, вот уже обед. И это только то, что я знал, а так, может, Артём и до этого целый день не ел.
— Разве ты не чувствуешь голод?
— Нет.
Так быть точно не должно. Впрочем, Артём это наверняка и сам понимал, не было смысла говорить ему очевидные вещи. Я задумался, что можно придумать, как его уговорить? Хмыкнул, понимая, что это напоминает хлопоты с ребёнком, вот только макаронами в виде звёздочек и ракет здесь явно не отделаешься.
Артём посмотрел на меня удивлённо, не понимая, чего это я хмыкаю.
— Пойдём, дам тебе кое-что попробовать.
На кухню за мной отправился не только Артём, но и Золушка. Надеялась, что ей тоже что-нибудь дадут.
Пока две пары глаз наблюдали за мной, я достал с верхних ящиков пакет протеина, отыскал среди вымытой посуды шейкер, и, немного подумав, пошёл к холодильнику за молоком. Мешать чистейший белок с ним было преступлением, но так вкуснее, и в случае с Артёмом могло сработать.
Послышался лёгкий стук — Золушка спрыгнула с колен Зефирного принца, поняв, что ловить ей здесь нечего: молоко она не любила, протеин — тоже.
Встряхнув шейкер, я протянул его Артёму, который, сощурившись, тут же оглядел непонятную субстанцию. Щёлкнув колпачком на крышке, он принюхался, затем коснулся губами горлышка и задумчиво сделал глоток.
— О, вкусно! Что это?
— Протеин.
— А похоже на клубничный коктейль.
— Это потому что он с клубникой.
Я невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как Артём, довольно жмурясь, пьёт протеин. Нормальный приём пищи это, конечно, не заменит, но хоть что-то.
После скудного обеда Артём принялся собираться, сказав, что и так доставил мне уйму проблем. Тогда я понял, что если предложу подвести его до дома, то он откажется. Поэтому спустя время просто спустился с ним вниз, чтобы проводить до такси.
— Спасибо тебе, — улыбнувшись напоследок, поблагодарил Артём, и открыл дверцу машины.
Я хотел сказать, чтобы он приходил ко мне, если понадобится помощь. Но вместо этого произнёс:
— Не болей.
Артём кивнул и хлопнул дверцей такси.
Ну, почему я такой дурак?
***
— Меня вызвали в понедельник, я не могу отказаться, — послышался серьёзный голос на том конце. Раньше он звучал иначе — задорно и с долей какой-то детской истерики, вызванной не прекращаемым смехом, звал прыгать по гаражам. — Но если всё пройдёт отлично, мне обещают повышение.
Возникла пауза, и я догадался, что Женя делает затяжку. Вечно дымит, как паровоз.
— Паровозик, который смог, — хмыкнул я. На том конце тоже послышался смешок.
— Я пытаюсь бросить.
— Ты говоришь так каждый раз.
— С понедельника начну.
— Уточни год, пожалуйста.
— Задай этот вопрос моей секретарше. — Это был замысловатый посыл, потому что откуда бы у Жени взялась секретарша? — Так что, выручишь меня?
— Без проблем, — сказал я, параллельно обдумывая, как лучше поменять планы на понедельник.
Возможно, к концу воскресенья я уже отправлю заказчику черновые варианты, в понедельник днём подправлю, и вечер будет свободен. Но особо на это надеяться не стоило. Всегда лучше предполагать худшее.
Я попытался ускориться, чтобы исполнить задуманное, но посторонние мысли то и дело отвлекали, а поздним вечером кто-то написал мне в «Тиндер». Незнакомец был бы послан, но он оказался блондином среднего роста и аккуратного телосложения. И тогда я сам подписал себе приговор.
А потом стоял в назначенном месте в назначенное время. Чуть позже искал сходства и различия. Ещё через какое-то время попробовал подключить фантазию. Но это было не то, хотя в целом прошло отлично.
Хотел ли я Артёма в физическом смысле? Какой дурак не захочет парня с такими внешними данными? Желал ли чего-то большего? Сложный вопрос. Если бы можно было стать приятелями с привилегиями, время от времени болтать, стебать друг друга и знать, что всегда можно перейти к другому времяпровождению, я бы согласился, не задумываясь. Но это точно не для него. Романтика в Артёме зашкаливала больше, чем в пятнадцатилетней школьнице, начитавшейся «Сумерек». Вот только в вампиров верилось больше, чем в ту неземную любовь, какой грезил он. Или это просто мне не хотелось верить.
Я задумался, может, и вправду отношения с ним были бы не так уж и плохи?
Но тут же смял неуместные мысли, вспоминая, какие проблемы это может сулить.
