***
Поздно вечером мне написал тот, от кого я меньше всего ждал вестей. Точнее, это было даже не сообщение, а фото джина на фоне старых бумажных обоев. Я быстро освоил новый язык, спустился вниз, открыл бар на кухне, достал ром и отправил его фото Мише. Коннект налажен, место встречи определено. Осталось только одеться потеплее и вызвать такси. — Ты почему так рано вернулся? — спросил я у Миши, когда нашёл его на скамейке около общежития нашего универа. Оно располагалось в центре города, недалеко от уютного сквера и множества кафе, и это было его единственным плюсом. Эрик нередко жаловался на проводку, на то, что его ноутбук чуть не потерял батарейку из-за перебоев и искр из розеток, а Миша говорил, что скоро сможет участвовать в соревнованиях по сёрфингу, потому что дно душа было плохо установлено и на нём то и дело приходилось балансировать во время мытья. — Ради свиданки, — ответил Миша. Ожидаемо, что этой причины для него было вполне достаточно, чтобы вернуться в город за четыре дня до экзамена, хотя раньше он и Эрик приезжали почти впритык. Однако говорил Миша почему-то без должного энтузиазма. Я взобрался на скамейку с ногами и сел неподалёку от Миши на изогнутую спинку. — Что-то со мной не так, — сказал он. — Тоже мне новость. В руках у Миши была уже открытая бутылка джина, так что я последовал его примеру и открутил крышку на принесённом с собой роме. — По сценарию диснеевский принц должен спеть мотивирующую песенку. Или хотя бы поинтересоваться, почему. — Ладно, интересуюсь, — сказал я и отпил немного. Внутри тут же стало тепло, что приятно контрастировало с зимним морозом. — В этот раз она мне нравилась. Не только внешне. Разумеется, это не любовь до гроба, но такая… уверенная симпатия. И вновь всё было уныло. — Миша сделал глоток и повернулся ко мне. — Не хочу себя накручивать, но разве так должно быть? — Ты у меня спрашиваешь? Я даже не целовался ни разу. — Тогда откуда ты знаешь, что тебе нравятся парни? — А почему ты уверен, что тебе нравятся девушки? — Потому что они сексуальные. — Парни тоже вполне сексуальны. — Да? И каких же парней ты считаешь сексуальными? — Не переживай, ты в их число точно не входишь. Миша спрыгнул со скамейки и сказал: — Ну и славно. Пошли, пройдёмся, а то я начинаю подмерзать. И мы побрели без конкретной цели. Шли мимо разношёрстных компаний, сияющих витрин кафе, нигде не задерживаясь и порой меняясь бутылками. — Я рассказываю тебе о девчонках, но почему ты не говоришь о парнях? Я посмотрел на Мишу, как на идиота. Но либо он был слишком пьян и не заметил, либо пьян был я и не смог как надо передать чувства. — Сомневаюсь, что тебе будет интересно слушать. — Наоборот, мне как раз очень интересно. Я никогда прежде не общался с геем. — Чудесно, я — экзотический зверь. — Да брось! Вот если бы ты встретил иностранца, ты бы захотел с ним поболтать и узнать что-то новое, я уверен! Давай, колись! — О чём? — О своих вкусах. Мы вышли на какой-то тихий и скудно освещённый квартал, что не понравилось нам обоим. Справа стояли девятиэтажки, а слева — покрытый толстым слоем снега склон. Взяв паузу в разговоре, мы, не сговариваясь, решили сократить через него путь. Однако на полпути я поскользнулся и упал на спину, краем сознания подумав, как хорошо, что бутылка рома была закрыта. Блёклое небо без созвездий сменилось лицом бессовестно смеющегося Миши. — Добро пожаловать на грешную землю, маленький принц, — сквозь смех сказал он. Я равнодушно открутил крышку, отпил ром и так и остался лежать на снегу. Мягкий хлопок и скрежет — Миша приземлился рядом. — Ну, так что? — Если ты ждёшь чего-то необычного, то будешь разочарован, — сказал я. — Мои вкусы ожидаемы и стандартны. — И? — Ну, мне нравятся высокие, минимум на полголовы выше меня, чтобы когда я разговаривал, то чуть голову задирал. Широкие плечи, узкие бёдра, мышцы… В общем, как и сказал, всё по стандарту. Мне приятно ощущать силу, но в хорошем смысле слова. Чтобы я был под защитой. — От чего? — От всего. Я понимаю, что никто не всесилен, но мне было бы приятно. Чтобы меня обняли и я как будто в домике. С Мишей было легко делиться этим. Потому что мне было плевать на его мнение. — Звучит так, будто ты готов занять пассивную позицию. Во всех смыслах. — Какие термины ты знаешь, — я не сдержал смешка. — Я думал, с женщиной сравнишь. Миша скривился, будто мои слова только что весь женский род оскорбили. — Ты не женщина. — Славно, что ты это осознаёшь. Но я не был бы пассивен в отношениях, слишком прилипчив на самом деле. Но в другом плане… — я невольно смутился, — да, пожалуй. — А если он будет как ты или ещё более… хрупким? Я удивился. Никогда о таком не думал. По довольно простой причине. — Нет. Тогда я ничего не почувствую и буду просто общаться… Как с тобой. Без романтических чувств. Такое возможно только при очень большом исключении, не знаю, правда, каком. Так что на девяносто девять процентов могу сказать, что нет. — Получается, что у тебя вариантов меньше, чем, например, у меня. — Почему? — Ну, я могу замутить с любой девушкой. К какой-то буду испытывать большее влечение, к какой-то меньшее, но в целом — с любой. А у тебя женский пол сразу исключается и среди мужчин половина отсекается. — Погоди, но у тебя же есть вкусы. От одной девушки ты взгляд оторвать не сможешь, а другую даже не заметишь. — Но переспать смогу с любой. — Ну, так и я. Наверное. — Я задумался. Тема была странной и новой. — Только — зачем? Миша тоже задумался и согласился: — Вопрос резонный. Довольно быстро мы замёрзли и широким шагом двинулись на поиски местечка, в котором смогли бы согреться. Но либо на пути ничего не попадалось, либо кафе и бары были уже закрыты. Миша прятал руки в карманах, стараясь прижать их как можно ближе к телу, а я натянул на нос шарф. Нужно было срочно что-то отыскать. В какой-то момент Миша сказал, что слышит музыку, и мы последовали на слабый звук, который через пару кварталов стал оглушающим. — Ого! Тут до утра точно никто не ляжет! — восхитился Миша, глядя на яркие вывески сотни баров, стоявших чуть ли не друг на друге. Жизнь на этой улице кипела как лава в вулкане. Однако я, в отличие от Миши, понимал, где мы оказались. — О, Боже… — Ты был здесь? — спросил Миша. — Может, в курсе тогда, куда нам лучше зайти? — Я знаю только то, что тут надо быть внимательным, иначе случайно могут ударить по носу. Миша, конечно же, хотел зайти в самый шумный и сомнительный бар, однако я настойчиво потянул его в другой, показавшийся не таким криминальным и более чистым. Алкоголь глушил во мне тревогу, но не чувство самосохранения. Здесь никто не выяснял отношений, подошва не липла к полу, а самое главное — было тепло. Мы заказали по первому попавшемуся на глаза коктейлю и уселись за свободный маленький стол, стоявший почти впритык к бару. Потягивали коктейли медленно, ведь нашей главной целью было не напиться — с ней мы уже справились — а согреться. Болтать у нас пока настроения тоже не было, Миша был поглощён телефоном, а я лениво разглядывал гостей. Слух то и дело улавливал какой-то «Глоток заката», видимо, популярный здешний коктейль, но интереса он у меня не вызывал. До тех пор, пока я не понял, что в меню, написанном мелом над баром, такого коктейля нет. — Кажется, тут есть секретный коктейль, — шёпотом сказал я Мише, наклонившись через стол. — Что? — так же шёпотом ответил он, будто мы и вправду обсуждали какое-то тайное сокровище. Я поделился с ним наблюдениями, Миша взял с соседнего столика небольшое меню и быстро пробежался по нему взглядом. — Кажется, это и вправду их местная фишка, — сказал он и поднял на меня взгляд. Секунда, и мы уже шли к бару. Барменша почему-то очень удивилась и даже испугалась, когда мы произнесли название коктейля в полный голос, однако отказывать нам не стала. «Глоток заката» не обладал чем-то примечательным. Его подавали в обычном бокале, не поджигали, не посыпали блёстками, не украшали искусно нарезанными фруктами. — Просто сладкий коктейль, — сказал я, и Миша кивнул. — А стоит минимум как три таких. И чего они интригу наводят? Мы продолжили бездумно сидеть, потягивая коктейль. Но чем больше времени проходило, тем более странные ощущения во мне зарождались. Кажется, этот коктейль был лишним, и я сильно перепил. — У меня сердце так бухает, — признался Миша. Я пожал плечами. Моё сердце за последние месяцы и в обычное время любило выдавать кульбиты. — Смотри! Миша вдруг вцепился в моё плечо, и даже через плотное пальто я почувствовал стальную, немного тревожную хватку пальцев. — И что? — спросил я, уставившись на компанию, в сторону которой указывал Миша. — Вон тот, — его голос вдруг стал тихим и настороженным, — который полубоком к нам сидит. Это не он к тебе тогда приставал? Я уставился на незнакомца, мирно болтающего с друзьями. Если честно, лицо недонасильника не то что стёрлось из памяти, в принципе там не задерживалось. Однако внутри стали зарождаться смутные подозрения. — Лучше не смотри так прямо! — громким шёпотом посоветовал Миша. Я поспешно отвернулся. — Думаешь, и вправду он? — Не знаю. Но разве не похож? — Наверное. Давай глянем ещё раз. Я аккуратно посмотрел в сторону незнакомца и вдруг столкнулся с его взглядом, а затем, не отдавая отчёт собственным действиям, поспешил отвернуться. — Твою мать, он нас заметил! — запаниковал Миша. — И в этот раз он далеко не один. Не хватало ещё, чтобы мне из-за тебя досталось! — Тебя хотя бы не пытались изнасиловать! — зашипел я на него, чувствуя нарастающий страх. Сомнений в том, что это и есть тот мудак, почему-то не осталось. — Ладно, спокойно, — скорее сам себе велел Миша. — Возможно, он нас не узнал. Я сейчас аккуратно посмотрю, а ты сиди, как ни в чём не бывало. Я еле заметно кивнул и стал ждать. И был совсем не готов к тому, что Миша соскочит с места, схватит меня за капюшон расстёгнутого пальто и потащит к выходу. — Он точно нас заметил! Поднялся и идёт в нашу сторону! Господи, давай, шевели булками, надо сваливать! Мы выскочили на улицу и понеслись, как проклятые. Было ужасно страшно оборачиваться, любое промедление могло стоить жизни. Да и зачем смотреть назад, если и так отчётливо слышались шаги. Или это были мои собственные? Нет, точно его! Тот мудак хочет отомстить нам! — Не отставай! Только не отставай! — просил бежавший чуть впереди Миша. — Я бегу! Бегу! — с каким-то отчаянием выкрикнул я. Уже виднелся конец улочки, можно было свернуть в любую сторону, пропетлять среди кварталов, запутать следы и всё — свобода! Вот Миша уже предупредил, что сворачиваем направо, как чья-то рука преградила путь. Я врезался в неё и повис, а потом почувствовал крепкие объятия. Вскрикнув, я принялся отбиваться, но паника и размякшее от алкоголя тело не давали сделать это должным образом. Миша замер в метрах двух от нас, смотрел ошалевшим взглядом, тяжело дыша, и не знал, как поступить. Он сделал было шаг вперёд, хотел помочь, но я выкрикнул: — Нет, беги! Их слишком много! — с чего я это взял — не знаю, но был уверен на все сто процентов. — Беги и потом позови на помощь! — Я не могу тебя бросить! Как я потом Эрику в глаза посмотрю?! — упрямился Миша. — Посмотришь! Ещё как посмотришь! И передашь, что он был мне хорошим другом! Сил отбиваться больше не осталось, и я уже собирался прощаться с жизнью, как до боли знакомый голос раздражённо спросил: — Ты что, мармелада объелся, что тебя так накрыло?! Я шмыгнул носом, раскрыл глаза и заметил, как на одной руке, удерживающей меня, задрался рукав, обнажая гипнотическую татуировку из шестиугольников. Это был Максим. — Я не умру! — слёзы полились градом, и я повис в безопасных объятиях. — Какое счастье! — Да что тут происходит? — недоумевал Максим, разворачивая меня к себе. — Что ты тут делаешь? Тебе давно спать пора. — Он посмотрел мне за спину и сказал уже жёстче: — А ты ещё кто? — А ты? — с вызовом спросил Миша. Кто-то окликнул Максима, предложил помощь, но он сказал, что всё в порядке и что скоро подойдёт. Я огляделся и заметил вывеску в виде серпа и молота. Смутные воспоминания начали зарождаться в голове. Точно, Максим говорил, что иногда ходит с друзьями в эту пивную! От такого удачного совпадения я разрыдался ещё сильнее. Теперь я точно в безопасности, уж Максим меня в обиду не даст. — Ты чего? — обеспокоено спросил он, когда я сильнее вжался в его крепкое тело. Наверное, вокруг было много людей, наверное, в их глазах это выглядело странно, но Максим не стал меня отстранять и успокаивающе провёл по спине. — Эй, что случилось?! — судя по суровому тону, он снова обратился к Мише. — Это из-за тебя? — Чего?! — протянул Миша, вложив в одно слово задетые честь и достоинство. — Мы убегали от насильника и его компашки! Максим чуть отстранил меня и огляделся. Я тоже повертел головой, но никакой погони не заметил. Наверняка они увидели, что нас тут гораздо больше, и ушли. — Ну, и где ваш насильник? — насмешливо спросил Максим, взглянув на меня. — Погоди, — сильные пальцы схватили за подбородок и подняли голову вверх, — что у тебя со зрачками? — Утонешь в моих глазах? — выдал я пьяную шутку. Теперь, когда опасность миновала, мне с каждой секундой становилось всё веселее. — Да захлебнусь нахер. Ну-ка иди сюда. Краем глаза я заметил, как Максим вцепился в ворот кислотно-синей куртки Миши и притянул его к себе. Как бы одногруппник не брыкался, вырваться ему не удавалось, а Максим будто и не замечал этого и пристально вглядывался в его глаза. — Тупые малолетки, что вы приняли? — строго спросил Максим. Ответом послужил наш недоумевающий взгляд.***
Утро было тяжёлым. А точнее обед. Я проснулся с головной болью и ещё долго просто лежал под тихий храп Миши, раздававшийся со стороны дивана. Наше приключение закончилось тем, что Максим вызвал такси до моего дома. Сначала он хотел забрать меня к себе, но поскольку до шести утра Мишу не пустили бы в общагу, я сказал, что лучше мы оба поедем ко мне. Может, это было ложное воспоминание, но мне показалось, что Максим согласился крайне неохотно и перед этим прожёг взглядом Мишу. — Как думаешь, что это было? — спросил он за завтраком. Дома кроме нас никого не было: Катя ещё вчера отправилась к Денису, папа был на работе, а мама поехала на приём к психологу. Я отломил вилкой кусочек омлета, нарушая стуком клубившуюся вокруг тишину. — Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Но, получается, то был не более чем обычный посетитель? Я сунул кусочек омлета в рот и, медленно жуя, посмотрел на Мишу. Вчера, когда мы уже почти подъехали к дому, до меня дошло, что странное чувство внутри напоминало ощущения, испытанные после пробы марихуаны. Какой-то новый вид опьянения. В «Глотке заката» что-то было, поэтому его не указывали в меню, заказывали осторожно и стоил он заметно дороже других коктейлей. — Знаешь, я пока умывался, понял, что мы же сидели недалеко от бара, — сказал Миша. — Так что тот чел, выходит, и не к нам шёл. Я, наконец, проглотил жалкий кусочек омлета и нехотя принялся отламывать следующий. — Это было жутко. Повторять такое мне точно не захочется, — признался я. — Теперь понимаю, что значит бэд-трип. Между нами повисла тишина, но она не напрягала. Уже больше года, оставаясь наедине, мы всегда либо молчали, либо огрызались. Удивляться стоило разговорам, а не тишине. — Сначала я подумал, что то был твой парень. Я поперхнулся чаем и уставился на Мишу. — У меня нет парня, и ты это знаешь. — Вот это и странно. — Он указал на меня вилкой. — Прозвучит по-гейски, но так-то ты красавчик. — К твоему сведению, если ты делаешь комплимент человеку своего пола, это ещё не меняет твою ориентацию. Девушки нередко хвалят друг друга. — Для меня это всё равно по-гейски, не переубедишь! — Ладно, ладно, твоя латентность останется между нами. — Так вот, странно, что на тебя ещё никто не клюнул. Миша вернулся к остаткам омлета, а я задумчиво уставился в свою тарелку. Мысли крутились где-то между пониманием, что надо уже добить завтрак, и размышлениями, стоило ли откровенничать с одногруппником. — Они клюют. Просто у нас разные цели. И ценности. — В смысле? — Они просто хотят… перепихнуться. — А ты — нет? — удивился Миша. — Конечно! Без чувств для меня это не имеет смысла. — Раньше я сказал бы, что это ваши королевские заскоки и, видимо, тебя планируют замуж девственником выдать, но после недавнего случая соглашусь, что это имеет смысл. Однажды Катя сказала, что секс переоценён. Что это, конечно, приятно, но не так жизненно необходимо, как еда или вода. Услышав это, Стас был в шоке. «Тот день, когда я не захочу секса, будет означать, что я умер», — на полном серьёзе заявил он. Миша на этот счёт имел какое-то третье мнение, и я поймал себя на мысли, что с каждой новой встречей мне всё сильнее хочется его узнать. Вот только одногруппник пока не мог связно объяснить собственную позицию. — А что насчёт того? — спросил Миша. — Кого? — Вчерашнего. — А что с ним? — искренне не понимал я. — Он в твоём вкусе. И явно не мимо проходящий. Вы знакомы, он заботится о тебе… — Между нами ничего нет, — перебил я. — Это понятно. Но ты бы хотел? — У тебя какое-то хобби быть сводником. Я быстро сунул в рот омлет и так же быстро постарался его прожевать и проглотить. Может, если делать это со скоростью света, то будет лучше? В какой-то мере помогло: пока Миша ответил, я успел проглотить два кусочка. — Может быть. — Установи себе «Симс», — посоветовал я, не отрывая взгляда от тарелки. — Не-е-е, — протянул Миша. — Я люблю именно разговоры и истории об отношениях. Я отодвинул от себя пустую тарелку, будто если промедлить хоть секунду, то в ней материализуется только что доеденный завтрак, и придётся всё повторять сначала. Впервые мне удалось ничего не оставить. Можно было бы собой гордиться, если бы омлет не был сделан всего из одного яйца. — Тогда, может, и мелодрамы? — с надеждой спросил я. Если Миша согласится, я ему всё прощу. — Там же сплошь выдумка. — Ну, смотря какие. — Я люблю слушать те истории, которые наверняка случились. Может быть, в надежде на то, что смогу понять себя. Я не знал, кем его назвать. Миша не был мне другом, потому что нам было плевать друг на друга. Врагом тоже не назовёшь. Кто так проводит время с недругами и плачется им? Собутыльником? Да, пожалуй.***
Вечером того же дня мне позвонил Максим и позвал к себе. Сказал, хочет убедиться, что со мной всё хорошо. От его заботы и беспокойства защемило в груди, и это чувство, помноженное на желание увидеть Максима, заставило собраться за долю секунды. Но стоило признать, что собирать особо было нечего: большая часть необходимых вещей давно и незаметно перекочевала в другой дом. Стоило мне переступить порог квартиры, как мы с Максимом занялись тем, чем занимаются взрослые состоявшиеся мужчины: принялись играть с вертолётом. У меня в детстве была только машинка на пульте управления, так что к подарку я проявлял не меньший интерес, чем тот, кому он предназначался. — Я пускал его с балкона, чтобы он на улице полетал, — сказал Максим. — И как? — Круто. Только его сносит даже при небольшом ветре. Но это было ожидаемо. — А ты пробовал цеплять к нему что-то? — спросил я. — Нет. И мы принялись вешать на полозья маленькие лёгкие ёлочные игрушки, моё кольцо с изумрудами — единственное, что ещё не спадало с пальца, цепочку Максима, а потом проверяли, что из этого вертолёт сможет поднять. — Как ты? — спросил Максим. — Всё хорошо, — ответил я, мельком взглянув на него, и вернулся к вертолёту. Палец сдвинул рычажок на пульте управления. — Голова утром болела, но я не знаю, после вчерашнего или то была обычная мигрень. Как и ожидалось, толстая серебряная цепочка была слишком тяжёлой для вертолёта: он гудел, отчаянно вертел лопастями, но подняться так и не смог. — Артём, — настойчиво, без тени прежнего веселья позвал Максим. Я выключил вертолёт и повернул голову. — Будь осторожен. Вчера я оказался в том же месте просто по счастливой случайности. Я долго смотрел ему в глаза. Не потому что не знал, что ответить — Максим был полностью прав — мне просто до последнего хотелось верить, что он скажет что-то ещё. Но этого не произошло. — Хорошо, — сказал я, отложил пульт управления и сдвинулся на диване поближе к Максиму. — Прости, что заставил поволноваться. — Ничего. Ведь в итоге всё хорошо. Он закинул руку мне на плечи и приобнял, прижимая к себе. Я тут же обнял его в ответ. Господи, как же хорошо. А ещё лучше стало, когда Максим откинулся назад и растянулся на диване, призывая меня к тому же. Я лежал на правом боку вплотную к нему, устроив голову на плече, и всё было бы идеально, если бы удалось понять, куда девать руку. Сначала я прижал её к себе, но это было не очень удобно, затем вытянул между нами, стало лучше, но всё равно не то. Мне пришла мысль отвести правую руку назад, но из-за спинки дивана позади попросту не было места. — За столько времени я всё никак не пойму, куда девать руку? — спросил я, надеясь, что у Максима найдутся идеи получше. — Учёные ещё не нашли ответа на этот вопрос, — сказал он с закрытыми глазами. — Досадно. — Да, так что выбирай меньшее из зол. Я вытянул руку и тоже прикрыл глаза. Тихо и спокойно, а ещё тепло, не только физически, но и в душе. Ступни защекотал пушистый хвост, я приоткрыл глаза и увидел, как Золушка с немым вопросом смотрит на нас с другого конца дивана. — Ну, конечно, и тебе сюда надо, — уже со ставшей привычной вредностью сказал Максим. Золушка, чудом умещаясь в пространстве между наших ног, дошла до бёдер хозяина, встала передними лапами на одно из них и выжидающе уставилась на забитую татуировкой руку, покоившуюся на широкой груди. — Я не уберу, — предупредил Максим. — Полежи в ногах. Подождав немного, Золушка всё же вернулась на прежнее место и свернулась там клубочком. Так мы и лежали втроём на горчичном замшевом диване. Свет от ёлочной гирлянды трепетал на тюлевых занавесках, Золушка умиротворённо мурчала, Максим мерно дышал. Маленький мир, в котором нам ничего не угрожало. Всё крепла мысль, что это, пожалуй, то, о чём я мечтал. За исключением того, что мы не были ни в каких конкретных отношениях. Сколько бы ни размышлял, я не мог понять, что нас связывает. В этом мире осталось очень мало вещей, которым я мог дать точное определение. Собрав в себе силы, я решился спросить: — Максим, тебе нормально так, как сейчас? — Да, удобно лежим. Я имел в виду не это. Меня одолели злость и обида. Но вместо того, чтобы соскочить с дивана, начать бесноваться и кричать, я почти всем телом лёг на Максима и крепко обнял его за шею. Если уж он творит что-то странное и никак это потом не объясняет, почему мне нельзя?