***
Уложить Адель спать было в тысячу раз сложнее, чем заманить купаться. То она хотела пить, то надеть другую пижаму, потом выбрать другие игрушки, которые будут с ней спать. Потом начался рёв — собачка Чмока пропала. Чмока нашлась, снова хочется пить. И так по кругу. Пока Женя воевала с собственной дочерью, я намывал посуду, растягивая это дело настолько, насколько было возможно. — Не поймаешь, не поймаешь! — смех и топот. Дело дошло до побега. Ловить Женя никого не собиралась. Она просто позвала меня, и я, вытерев руки, сгрёб Адель в охапку, закинул на плечо и потащил эту живую орущую бомбу в спальню, где ей с матерью предстояло сегодня спать. Все новогодние праздники мы провели втроём, потом сделали небольшой перерыв, потому что Адель соскучилась по бабушке с дедушкой со стороны Жени, а затем вновь встретились у меня. Каждый день был посвящён либо какому-то мероприятию, либо просто играм, и от такого ажиотажа у Адель сносило крышу. А также совесть и сдержанность. Только Женя укрыла её, как Адель резко села и намеревалась было соскочить с кровати, но я сурово, ясно показывая, что игры кончились, произнёс: — А ну легла обратно. Доча обижено засопела и опустила голову на подушку. Даже спустя пять с половиной лет меня всё ещё поражало, что мой голос может звучать так по-взрослому, как у настоящего родителя. Женя поцеловала Адель в щёку и легла рядом поверх одеяла, я поцеловал дочу в лоб и сел в компьютерное кресло. Наступило время долгого монолога о том, что ещё рано, что она не устала, и вообще, так нечестно, мы-то спать не собираемся. Дав Адель выговориться, Женя спросила: — Ты в «Баскин Роббинс» завтра хочешь? — Хочу. — Тогда надо вовремя лечь спать, чтобы вовремя проснуться. А то придём поздно, и всё мороженое уже съедят. — Прям всё? — спросила Адель. — Конечно. Думаешь, ты одна мороженое любишь? Монолог не повторился, Адель принялась устраиваться поудобнее. Она знала, что такое причина и следствие. Чтобы достичь этого, мы несколько раз шли на поводу у дочери, а потом действительно куда-то опаздывали, и планы рушились. Конечно, сначала это давалось тяжело. Адель капризничала и ревела от досады, а я и Женя терпеливо, как попугаи, повторяли, что это был исключительно её выбор. Но если набраться терпения, на перспективу такой подход работал отлично. «Может и хорошо, что она появилась у вас так рано. Вы молоды, у вас есть силы сносить эмоциональные качели детей, — говорила мама. — Твоя тётя Марина вела себя ужасно во многом потому, что бабушка и дедушка на это просто забили. Они были уже не в том возрасте, чтобы следить за каждым проступком, наказывать и объяснять, почему Марина не права», — рассказывала она про свою младшую сестру. Тогда я понял, какое сильное влияние всё это оказывает на будущее, и почему Лиза сбежала от матери к парню при первой возможности. И вправду, то, что мы стали родителями в девятнадцать, имело свои плюсы. У нас было очень много энергии. — А Золушка?! — резко воскликнула Адель, заставив меня вздрогнуть. Я уж решил, что она почти уснула. — Золушку я не целовала! Золушка, поцелуй меня! — заорала она на всю квартиру. Как хорошо, что соседи не ложились спать рано. Я молча поднялся с кресла и вскоре вернулся в спальню с послушно повисшей на руках кошкой. Этот ритуал был ей уже давно знаком. Адель взяла пушистую мордочку в ладони и ткнулась носом в нос Золушки. Всё как надо, всё по-кошачьи.***
— И я так вызверилась, — рассказывала Женя на кухне, когда мы уложили Адель. — Он вроде ничего такого не сделал, но я почему-то слишком эмоционально отреагировала. Мне его аж прибить хотелось. — А Клим что? — Пошёл за цветами и стал извиняться. Подумать только, я на него наорала почти ни за что, а он ещё и прощение просил. — Видать, у него на тебя большие планы. Да и тебе Клим небезразличен, — заметил я. Женя подняла на меня внимательный взгляд зелёных глаз. — Это ещё почему? — Ну, что-то о поступках предыдущего хахаля ты так не переживала, не говорила, что прибьёшь его и всё такое. Женя усмехнулась и залпом допила бокал вина. — Знаешь, вообще-то люди и не должны такое говорить. — Должны, не должны, — я качнул головой из стороны в сторону. — Почему-то с самыми важными людьми, когда дело доходит до эмоций, мы просто чувствуем и не думаем о том, что там правильно, а что нет. Женя облокотилась локтями о стол и наклонилась ко мне, щурясь так, будто пыталась разглядеть замысловатый механизм, чтобы понять, как он работает. — Сдаётся мне, кое-кто судит по себе. Я пожал плечами и долил нам ещё вина. А потом рассказал, как недавно полез к Артёму. — Ну, в его глазах ты, наверное, тот ещё мудак, — сказала Женя, тяжело облокотившись о спинку стула, и принялась теребить одну из многочисленных серёжек в ухе. — Однако мне вот что интересно: он раз за разом продолжает к тебе приходить. Спать с тобой. Пусть и в самом прямом смысле. — Так получилось. Я же тебе рассказывал. Между мной и Женей не было секретов. Все грехи, которые мы тщательно пытались скрыть от прочих, а порой и от самих себя, мы легко и с готовностью показывали друг другу. Мы знали все наши позорные неудачи, глупые мечты, пошлые фантазии. — Я помню. Помню и о том, какой он прилипчивый и всё такое, и что близкий контакт с людьми для него — обычное дело. Мне просто не даёт покоя то, что Артём пришёл к тебе даже после того, как ты пересёк черту. Он невинный и наивный, но не дурак же. — Женя задумчиво постучала ногтем по ножке бокала. — То ли ему нравится играть с огнём, то ли он совсем не против обжечься. Сказать по правде, я тоже думал в этом направлении. Артём, пусть и косвенно, но лишил работы парня, который на первом свидании предложил ему снять отель. Мне же после случившегося ни слова не сказал. Да и обнимать, как мне показалось, стал намного смелее. Всё чаще закрадывалась мысль, что сдерживал его только крепкий принцип, согласно которому он не собирался отдаваться без отношений. — Зачем ты себя мучаешь? — спросила Женя. — Если он тебе нравится, предложи быть вместе. Сдаётся мне, Артём не откажет. — А с Адель что? Мы с Женей пытались строить личную жизнь. Но правда заключалась в том, что при любых обстоятельствах Адель всегда оставалась у нас на первом месте. А мало кому захочется быть на вторых ролях. — Почему ты не сказал ему сразу? — В этом не было необходимости. Мы же не собирались встречаться. Полтора года назад я поклялся, что если захочу отношений, то буду, как и Женя, сразу говорить про Адель. Вот только мне не хотелось. А потом на голову свалился Артём. — Послушай, — Женя накрыла мою ладонь своей и ободряюще сжала, — ты же не один. Если чего-то не смогу я, сможешь ты, а если не получится у тебя, то получится у меня. Так же всегда было. Так что закрой глаза на свой пессимизм и попробуй. Люди считали мои с Женей отношения запутанными и сложными. В действительности это были самые понятные и прозрачные отношения. В детстве мы вместе били палкой крапиву. Она ту, что жалила меня, а я ту, что покусилась на Женю. Так мы проявляли нашу дружескую любовь и готовность прийти на помощь. Затем мы наставляли синяки уже ребятам из соседнего двора. Нас не смогли разлучить ни разные классы, ни переезд Жени в другой район, ни моя бесконтрольная злость после смерти отца. Мы допустили только одну ошибку — повелись на общественный стереотип о том, что не может быть дружбы и невинной любви между парнем и девушкой. Как позже оказалось, между нами двумя ещё как может. Она была матерью моей дочери, я был отцом её ребёнка. Мы любили друг друга. Были крепко связаны не только Адель, но и огромным промежутком времени, который составлял большую часть нашей жизни. И пытались найти кого-то, с кем провели бы время до могилы или крематория. Это поражало людей ещё сильнее. Но в этот раз мы никого не слушали. И всё было бы так, как сейчас, даже не будь я геем. — Я бы очень хотел верить, что всё будет легко, — признался я. — Но ты не видела Артёма. Ему правда хреново. Вдруг получится так, что я всецело ему понадоблюсь, и в это же время буду нужен и Адель? — Но ты ведь и так, и так его уже не бросишь? Она была права. Не брошу. Не смогу.