***
— Значит, всё прошло хорошо? — спросил Валентин. — Чудо, но да, — сказал я, регулируя спинку кожаного сидения в кабриолете. Ещё вчера Валентин предложил заехать за мной после экзамена, чтобы либо отвлечь от неудачи, либо отпраздновать победу. В полдень улицы были пусты, и ничто не мешало тёмно-серебристому «Лексусу» рассекать дорогу. Наверное, мы приедем в кинотеатр гораздо раньше начала сеанса. — Я уже плохо помню, как там обстояли дела, — признался Валентин, не отвлекаясь от дороги. — Отмучился ещё пять лет назад. Но помню, что не спал. Я считал сессию и её структуру бредом, но всё равно не смыкал глаз, доделывал проекты. Понимал, что зачёты и экзамены — полная чушь, и всё равно переживал. Странное время. Говорят, лучшие годы. Неплохие, да, но я, если честно, за те четыре года знатно испортил здоровье. Так что мне нравится твой подход. — А что в нём такого? — Ну, ты ставишь целью просто сдать сессию. Я не заметил, чтобы ты сильно переживал из-за экзамена. У тебя явно приоритеты расставлены не так, как у большинства. — Так было не всегда, — уклончиво ответил я. — В любом случае, если бы мне напомнили, что диплом можно и с тройками получить, и это на жизнь не влияет, а вот расшатанные нервы — ещё как, я был бы благодарен. Мы выехали на узкую дорогу с односторонним движением, по обе стороны которой сверкали гирляндами милые уютные кафе. Валентин сбавил скорость и сказал: — Гляди-ка. Довольно симпатичное место, — он указал на кофейню. — И парковка есть, даже почти пустая. — Можем перекусить здесь, — поняв ход его мыслей, предложил я. Древние люди определяли время суток по солнцу. Нынешние же, если неохота было смотреть на часы, могли приблизительно сказать который час, оглядевшись вокруг и оценив количество людей. Наш город был шумным, утром и вечером тротуары наполнялись спешившими на работу или домой пешеходами, а дороги были переполнены гудевшим транспортом. В кафе и закусочных толпились голодные студенты, уставшие работники, у которых к вечеру не оставалось сил приготовить что-то самим, а в пятницу все заведения заполняли шумные компании. Но днём всё менялось. Толпа рассредоточивалась по школам, университетам, офисам, сидела за крепкими стенами, давая возможность истоптанным улицам остыть. Это был приятный момент опустошения. Нигде ничего не приходилось ждать и казалось, будто мир создан только для тебя одного. Но, несмотря на обилие свободных столиков в кафе, Валентин предложил вернуться в машину, откинуть крышу, раз небо было чистым, и посидеть там. Он имел необычную тягу проводить время на улице, какая бы погода ни царила вокруг. Мы опустили спинки кресел и уставились в холодное бескрайнее небо. — Когда так смотришь, кажется, что вокруг больше ничего не существует, — поделился я и втянул через трубочку молочный коктейль. — Если смотреть на небо — то да. Но я обычно разглядываю деревья. Их ветки. — Почему? Валентин, которому обычно не требовалось время на ответ, вдруг слишком долго молчал. Я повернул голову в его сторону и заметил, что он просто жуёт круассан с ветчиной. — Мне интересно, насколько они крепкие. Выдержат ли они меня? Например, если я залезу вон на ту, — он указал на толстую ветку ближайшего дерева. Выглядела она вполне надёжно. Я поделился своими наблюдениями, на что Валентин ответил: — Да, но сейчас она вся покрыта льдом. Это как-то влияет? Знаешь, в фантастических фильмах любят показывать, как кого-то замораживают, ударяют, а потом человек рассыпается на мелкие кусочки. — Не уверен, что это правда, — сказал я. Валентин кивнул. — И вряд ли она промёрзла до основания. Что меня заботит больше, так это то, что с неё можно просто соскользнуть. — Тут ты прав, — согласился Валентин, смял упаковку от круассана и вместо того, чтобы открыть дверь автомобиля и выйти, просто перепрыгнул через неё. — Ты допил? — спросил он, кивком указав на стаканчик моего коктейля. Я покачал головой и проводил взглядом шагающего к ближайшей урне Валентина. Пока что мне всё нравилось: с ним было, о чём поговорить, он не распускал руки и проявлял заботу, на мой взгляд, вполне искреннюю. А ещё был первым, кто охотно согласился посмотреть со мной новую мелодраму. Вернувшись, Валентин поднял крышу кабриолета и предложил выдвигаться в сторону кинотеатра. — На кого ты учился? — спросил я, наконец, допив коктейль. — На градостроителя. К слову, в том же универе, что и ты. — Ого, — удивился я. — Что-то это даже рядом со страховой компанией не стоит. — Я специально выбрал то, что было далеко от семейного дела, хотя у меня не было мечты стать градостроителем. Я даже ни разу не работал по специальности. — Тогда зачем? — Надеялся, что так смогу сжечь мосты. Понимаешь, мне хотелось вырваться, освободиться. Тогда я ещё не знал, что свою ношу мы всегда носим с собой. Иногда Валентин говорил странные вещи. Страннее было то, что я его понимал.***
Фильм оказался чудесным, мы пару раз всплакнули и, довольные не зря потраченным временем, поехали к Валентину. Я помнил, каким нравоучительным тоном бабушка объясняла закатывающей глаза Кате, что ни при каких обстоятельствах нельзя отправляться к мужчине домой после свидания. Поскольку геи были мужчинами, на нас это правило тоже распространялось. При других обстоятельствах я побеспокоился бы, вот только мы с Валентином ещё в начале прямо сказали друг другу, что нам нравится, а что — нет. В этом жесте не было никакой романтики, но нельзя было закрывать глаза на удобство такого подхода. Я предупредил, что опыт у меня нулевой, но не от того, что удачного шанса не подворачивалось, а потому что не был я сторонником сразу же уходить во все тяжкие. Валентин смог это понять и в свою очередь попросил никогда не звать его Валей, Валюшей или как-то ещё, потому что подобные сокращения его очень раздражали. Это уже мог понять я. — Белое или красное? — спросил Валентин, когда мы оказались у него дома. — Любое, — сказал я, присаживаясь на диван в большой гостиной, объединённой с кухней. Места здесь было столько, что в углу комнаты даже уместился стол для американского бильярда. У окна на противоположной стене, прямо на карнизе для штор, висела электрогитара. — Ты играешь? — спросил я. — Не, это брат забыл. — А карниз не упадёт? Валентин подошёл ко мне с двумя бокалами, задумчиво поглядел в сторону окна и сказал: — Он вроде крепкий, алюминиевый, специально для тяжелых штор. Гитара там уже не в первый раз висит. — Он протянул мне бокал. — Надеюсь, тебе понравится. Знал бы Валентин, что мне давно всё равно, что пить. Мы встречались неделю, слишком маленький срок для того, чтобы поведать друг другу все ужасы наших жизней. Но даже спустя время в мои планы не входило говорить ему о бабушке и о том, что раньше я был заметно другим. Мне хотелось создать параллельный мир, в котором ничего не напоминало бы о тех страданиях, что пришлось пережить. Вино закончилось быстро. Валентин тоже был не из тех, кто подолгу смаковал вкус. Отставив пустые бокалы, мы включили музыку, выбрав в приложении первый попавшийся плейлист, и принялись играть в бильярд. Из-за выпитого я упорно мазал кием мимо шаров, что смешило как меня, так и Валентина. — Новые правила, — сказал я, отложив кий. — Выпивший два бокала имеет право использовать руки. С этими словами я начал хватать шары и закидывать их в лузы. — Эй, эй, эй! — воскликнул Валентин, но быстро опомнился и занялся красными шарами, за которые играл. Однако я всё равно справился первым и взметнул руки вверх с радостным «ура». Валентин качал головой, но глядел на меня с довольной улыбкой. Музыка из колонки сменила репертуар, вместо современных хитов послышалось что-то более спокойное и приближенное к классике. — Ну что, малыш? — Валентин в два шага оказался возле меня, обнял за талию и прижал к себе. Дыхание на секунду перехватило. — Танцевать умеешь? — Да, — выдохнул я, и в следующую секунду мы уже оказались позади дивана, на невидимой границе между гостиной и кухней, где было полно места. Валентин держал мою ладонь в своей, а вторая его рука покоилась у меня на талии. Я позволял вести, легко поддаваясь каждому движению. Валентин был выше, и если бы мне пришло в голову прижаться к нему сильнее, то нос уткнулся бы в шею, от которой исходил лёгкий аромат духов. В какой-то момент я почувствовал, что Валентин хочет сделать наклон, и послушно прогнулся в пояснице, стараясь припомнить, как это должно быть. Прежде мне не приходилось танцевать с мужчинами, я либо выступал тем, кто поддерживал партнёршу, либо наблюдал за этим движением со стороны. — А у тебя хорошо получается, — сказал Валентин, поднимая меня обратно. Я смог лишь смущённо улыбнуться в ответ. Между нами не было великой любви и любви в целом, но Валентин был мне очень симпатичен, так что такая близость не могла оставить равнодушным. От волнения я чувствовал жар в груди и учащённый стук сердца. — Когда меня в детстве записали на танцы, — заговорил я, чтобы отвлечься, — мне было так обидно, что все делятся только на пары мальчик-девочка. — О, понимаю, — поддержал Валентин. — Когда я окончательно убедился, что иначе не будет, то порадовался, что мне ходить на них всего пару месяцев, и никто не собирается делать из меня великого танцора. — Точно. Мы с Катей посещали занятия не больше полугода. Не было в нас интереса к танцам, нам просто нужно было научиться основным из них, чтобы в случае чего не опозориться на каком-нибудь вечере. — Там был один симпатичный мальчик… — О-о-о! — заинтересовано протянул Валентин, делая поворот в такт музыке. — Хотел с ним потанцевать? — Ещё как! Каждый раз думал: «Господи, ну пожалуйста, пусть сегодня будет недобор девочек, ну пожалуйста!» Свечку в церкви ставил, молился. — Вот это серьёзный подход. И как, сработало? — Нет. Господь был глух. Обычно девочек было больше и они танцевали друг с другом. Я так грустил. Валентин ободряюще потёрся щекой о мою макушку. Я прижался к нему чуть ближе. — Дома мы с сестрой менялись. Она вела, а я подстраивался. От этих воспоминаний в горле возник противный ком. Катя всегда была так внимательна ко мне, она делала всё, что могла, даже если в её силах было ничтожно мало. Мне захотелось как можно скорее помириться с ней. — Я тренировался с братом, — сказал Валентин. — Выбора не было, у нас в семье, так сказать, дефицит женщин. — У вас большая разница? — спросил я. — Нет, он младше всего на три года. По сравнению с десятью годами между мной и сестрой, это вообще не ощущается. — Ого, так вас трое. В моём окружении редко у кого были братья или сёстры. Увы, но часть людей заводили детей только потому, что так надо, и одного наследника им было более чем достаточно. — Ну, она мне не совсем родная сестра, — признался Валентин. — Так, наполовинку. — Это как? — У нас разные матери. Музыка подошла к концу, и мы плавно остановились, завершая танец и закрывая тему разговора, которая стала заметно неуютной для Валентина. Но не спешили отстраняться друг от друга. Держа меня как можно ближе к себе, крепко сжимая талию, Валентин зарылся носом в волосы. — Ты всегда так вкусно пахнешь, — прошептал он. — Я ворую шампуни у сестры. Валентин усмехнулся мне в макушку. — Продолжай в том же духе. Я знал, что он не сделает ничего, что может мне не понравиться, но всё равно ощущал волнение от неизвестности, банальной невозможности заглянуть другому человеку в голову. Стоило заметить, что в случае с Валентином чувства эти были приятными. Ладони заскользили по моей спине, приятно оглаживая, а затем Валентин крепко прижал меня к себе, уткнувшись носом в плечо. Я обвил руками его шею и зарылся пальцами в короткие светло-русые волосы на загривке. Мельком пробежала мысль, что Валентин льнул ко мне так, будто его за всю жизнь никто ни разу не обнимал.***
— Какая насыщенная у тебя жизнь, однако, — сказал Миша, когда очередным вечером мы бродили с ним по городу, как неприкаянные сироты. — В прошлый раз парня не было, а теперь есть. — Кто бы говорил. У самого только при мне три девушки сменилось. Признаться, я был удивлён, что Миша пользуется популярностью у противоположного пола. Впрочем, многим девушкам нравились балбесы. — И всё без толку, — Миша горестно вздохнул и забрал у меня бутылку колы, смешанной с коньяком. — Может, я гей? — Надеюсь, что нет. — Или мне немного сменить вкусы? Поиграть в археолога, как ты. Миша был единственным, кто знал про Валентина и мои с ним отношения. Я не боялся рассказывать ему о подобном, ведь в случае осуждения мне будет глубоко плевать. Это же всего лишь Миша. И вместе с тем хотелось рассказать ему всё без утайки, как единственному человеку, который в глубине души хотя бы интуитивно поймёт меня. Ведь он тоже был потерянным. — У нас не такая большая разница в возрасте, — сказал я. — Восемь лет. — В марте мне будет двадцать, так что только семь, — зачем-то поспорил я. — Всё равно, в случае ссоры ты можешь пригрозить, что сдашь его в палеонтологический музей. Я схватил капюшон ярко-синей куртки и со всей силы натянул его на голову Мише, стараясь накрыть не только макушку, но и лицо. Одногруппник принялся отбиваться, разлил немного колы, кажется, запачкал нашу обувь, но я не ослаблял хватку. Извернувшись, Миша вцепился в капюшон моего пальто и принялся мстить. Выдохшись, мы объявили перемирие и зашагали дальше. Я выбрал Валентина не из-за возраста. То, что он и Максим были старше, не более чем совпадение. Как вообще можно обращать на возраст внимание? Разве важнее не личные качества человека? К тому же, хоть я в шутку называл Максима дедом, в действительности он не был стариком лет на двадцать пять меня старше. Вот в этом случае уже стоило бы задуматься. Телефон завибрировал в кармане. Я вручил Мише бутылку, достал «Айфон» и расфокусированным взглядом уставился в экран. Стоило подумать о Максиме, и вот он сам дал о себе знать. Спрашивал, есть ли у меня планы на вечер. От мороза и алкоголя руки плохо слушались, но это не помешало написать ответ. Он уже частично стоял на быстром наборе. Я отказывал Максиму раз за разом, ссылаясь то на подготовку к экзамену, то на работу в приюте, то на семейные дела. Через пару дней к оправданиям прибавится что-то вроде «извини, у меня сегодня много пар». Наступил февраль, и новый семестр был не за горами. Мы встречались с Валентином две с половиной недели. Две с половиной недели я отказывался увидеться с Максимом, но чувствовал, что нахожусь на краю. Как наркоман, который всё не мог получить хотя бы миллиграмм дозы, я готов был сорваться к нему в любой момент. — Может, мне, наоборот, перестать искать подход к этой задачке и отвлечься? Раз уже она мне пока всё равно не по силам, — отвлёк от мыслей Миша. Его слова звучали так знакомо. И я решил предложить ему то, что когда-то сработало со мной: — Хочешь зайти в приют? Потискаешь котиков. — Миша удивлённо посмотрел на меня, и я спросил: — Ты их не любишь? — Да нет. У меня был один в детстве. Десять лет прожил. — Он замолк, глубоко задумавшись. — Пожалуй, зайду.