Говорить нельзя молчать

      Ги плюнул на ладонь, растер слюну по нежной коже и в одно движение вломился внутрь. Грубые движения, рваный ритм — все было ещё хуже, чем в прошлый раз, как будто теперь он дорвался до возможности получить максимум удовольствия. Рейна, стиснув зубы, давила стоны. А Ги все наращивал темп и время от времени отвешивал тяжёлые шлепки по многострадальной груди пленницы.       Рейна пыталась держать глаза закрытыми, но острые вспышки вынуждали ее раз за разом распахивать веки. В одну из вспышек она и увидела, как Альдо заносит над ее шеей ремень. — Добавить красок? — с лукавым озорством в глазах спросил он у пыхтящего с другой стороны товарища. — Ага, — почти по-звериному прорычал Ги.       Ремень одним движением обернулся вокруг шеи жертвы. Прошитый край царапнул кожу под подбородком. Широкая полоса материала легла плотно, сразу чересчур чётко показав, что произойдёт следом. Рейна была слишком слаба, чтобы попытаться прижать подбородок к груди и защитить горло. Да и смысла бы в этом не было — один рывок за волосы, и сопротивление закончится, не успев начаться.       Когда Альдо первый раз потянул концы своей «удавки», Рейна почти неосознанно попыталась поднять руку и ухватиться за душащую петлю. Но рука отозвалась болью и едва приподнялась, обвиснув снова без силы, без воли.       Альдо заметил слабое движение и рокотливо рассмеялся. Страдания заводили и раззадоривали их обоих. Чертовы садисты… Ги неистово дергал на себя, обдирая спину Рейны о пыльную столешницу, а Альдо с улыбкой стягивал свой ремень, слушал хриплое прерывистое дыхание, любовался агонией и неконтролируемым ужасом в распахнутых глазах, но вовремя отпускал, не давая жертве отключиться. — Так туго становится, когда она не дышит! — прохрипел Ги, неистово вколачиваясь в распластанное на столе тело. — Мне оставь! — поддакнул Альдо, опять затягивая удавку.       Время для Рейны как будто остановилось. Она видела над собой потолок подвала, обшитый пластинами гипсокартона. Видела скалящегося от жестокого веселья Альдо. В глазах то и дело начинали появляться темные пятна, когда от удушья мозг норовил отключиться. Но Альдо ослабил петлю — и Рейна не могла удержаться от быстрого, жадного вдоха, сознавая, что вот-вот ремень снова вопьется в кожу.       Шея болела, как бы она ни пыталась напрячь мышцы и удержать хоть немного пространства для себя — усилия были тщетны. На фоне мучительного удушья бледнела грубость движений Ги, его железные пальцы, стискивавшие бедра и наверняка оставлявшие синяки. Бледнела даже боль в пробитых руках. От нехватки воздуха начинало ныть и колоть в груди, уши наполнял шум. Но до обморока Альдо не увлекся ни разу.       Через некоторое время — может, пять, а может, и все пятнадцать минут, Ги ускорил движения и наконец мелко затрясся в долгожданном оргазме. Ремень на шее расслабился, давая свободно вдохнуть, и звери-охранники начали меняться местами. Пока Альдо раздевался, Ги разглядывал изможденное лицо Рейны, хищно скаля пасть.       Альдо как назло не торопился, а его напарник вдруг немного наклонился и негромко приказал: — Открой рот.       Этого следовало ожидать. Горе побежденным. Рейна смотрела снизу вверх на его лицо, утратившее в своей хищности и похоти все человеческое. Она понимала, что обречена. Что не сможет ничего сделать, чтобы не позволить этим скотам использовать ее тело, как им вздумается. Но смириться и покорно выполнить унизительный приказ мешали остатки человеческого, остатки женского достоинства.       Она мотнула головой и как могла четко произнесла: — Нет.       В этот момент уже Альдо впился пальцами в бедра и рванул на себя, грубо пробивая себе путь. Ги, очевидно, заметил гримасу не то отвращения, не то боли, или и то, и другого сразу, и улыбнулся ещё шире. — Ты откроешь, — зловеще сказал он, в одно резкое движение вынимая ремень из-под натертой, покрасневшей шеи. — Постой, я тоже хочу с ремнем! — возбуждённо возмутился Альдо, уже во всю двигаясь между ног пленницы. — А кто отказывается? Успеешь, — отшутился его приятель и, обойдя Рейну сбоку, со всего размаху впечатал неширокий жёсткий ремень ей поперек груди.       Измученные током мышцы болью откликнулись на удар. Краем ремень задел ожог от сигары, сдирая спекшуюся сукровицу. Болью хлестнуло, как будто снова окурок затушили. С отчаянным усилием Рейна подтянула непослушные руки, с пластырями и стежками, и накрыла ими грудь и шею. Хотелось сжаться в комок и спрятаться от этих извергов, от всепоглощающей боли, от безумного страха сдаться и выдать хорошего парня. От невыносимо острого желания выжить. Она стиснула зубы и закрыла глаза. Пусть бьет. Боль неизбежна. Но так хотя бы — только ее. Пусть Алек и вся его агентурная сеть останутся целы, будут дальше трудиться и однажды… однажды…       Следующий удар пришелся поперек живота, а следом сразу без передышки еще ниже, с оглушительным щелчком захлестнув по бедренной косточке сбоку. — Полегче, Ги! — снова подал голос Альдо, — меня чуть не задел… — но уже спокойнее добавил, — хотя бей, мне нравится ее дрожь.       Ги снова размахнулся, ремень вгрызся в остро выступившие ребра, сдирая кожу. И снова по животу. — Ты откроешь рот, сука, — рычал он, продолжая бить наотмашь. — Больные ублюдки, — голос сорвался. Влагу в глазах уже было не сдержать. Чаша терпения, так долго наполнявшаяся в этом жутком подвале, дала трещину. — Твари… подонки… — слезы боли и отчаяния потекли по щекам, размывая остатки туши и подводки. Только сегодня утром Рейна стояла перед большим зеркалом, с палеткой теней в одной руке и телефоном в другой, выбирая макияж, достойный приема у наркобарона. Рисовала стрелки по веку и верила, что вернется. Даже оставила на полке флакон тоника. — Чтоб вы все сдохли… — А! Ты! Не! Упрямься! — выкрикивал в ответ Ги, перемежая слова щелчками ремня, нисколько не заботясь о том, какие ужасные багровеющие полосы остаются на коже жертвы. Сеньор Морено наверняка только обрадуется такой обработке — быстрее размякнет. Удары продолжали сыпаться, попадая под разными углами, захлестывая набок, вгрызаясь в руки и плечи. Куда Ги еще не бил — так это по лицу и ногам. То ли товарища боялся задеть, то ли не хотел совсем уж портить вид.       Вдруг очередного удара не последовало, вместо него грубый кулак сжал клок волос, с силой дернул и шмякнул затылком о стол. — Ты подчинишься, или Альдо ко мне присоединится! — процедил Ги, обжигая дыханием мокрые от слез щеки. — Получу свое удовольствие здесь и устроим тебе первостатейную порку, — тяжело дыша от возбуждения, поддакнул его напарник.       От удара об стол в голове зашумело, тупая боль поползла по затылку, вглубь головы, до самого мозга. Еще пара таких ударов — и будет сотрясение? Тошнота, светобоязнь. Рентген и полный покой… конечно, именно так. И долгое восстановление под присмотром специалистов. Что и кому она теперь доказывает? Она уже не солдат. Она кусок мяса, который медленно и методично будут доводить до умопомрачения. А потом в лучшем случае пристрелят. А в худшем — Алек предупреждал. Вам взрежут горло и вытащат язык.       А ведь через час — или через три — придет Морено и снова начнет задавать вопросы… И Делангель с молотком и иглами. Что, черт возьми, хуже? Изощренная пытка или эта незатейливая яростная боль от ремня…       Тело снова содрогнулось под ударом. Ремень обвился вокруг руки, цепляя кончиком грудь. Рейна судорожно сглотнула. — Прекратите…       Ги уже занес руку, когда тихое слово сорвалось с ее губ, и подло завершил свой удар, укладывая очередную бордовую полосу поверх уже вспухших на ребрах. Потом наконец бросил ремень на край стола и вернулся на прежнее место у нее в голове. — Открой рот, — он положил обе руки на онемевшие от судорожных рыданий щеки, ожидая выполнения приказа.       Рейна закрыла глаза и, все еще неловко прикрывая исполосованное ремнем тело такими же покрытыми красными следами руками, разомкнула губы. Ги ухватил ее за плечи и потянул на себя, снова свешивая голову со столешницы. Кровь прилила к ноющему затылку, кромка вдавилась в основание шеи, упираясь в позвоночник. Альдо в очередной раз хватанул за бедра, сжал пальцы на ссадине от ремня и то ли застонал то ли зарычал от удовольствия.       Но то, что произошло дальше, оказалось даже хуже первоначальных предположений. В разомкнутые губы проникли… пальцы, пару раз двинулись вглубь и наружу, неприятно придавливая язык и задевая кусаные раны от зубов, а потом послышался приказ: — Соси.       Сопротивляться в любом случае было уже поздно и бессмысленно. Коротко обрезанные ногти царапнули нёбо. Рейна с трудом подавила порыв закашляться и сглотнула, не задумываясь о том, что эти руки, эти пальцы причиняли и будут причинять ей страдание. Она сама признала, что сил сопротивляться этому насилию больше нет. Ушибленная челюсть повиновалась плохо, язык ощущал черствую кожу, щеки ныли, но Рейна принялась обсасывать указательный и средний пальцы Ги. — Ишь, как старается! — жадно заметил Альдо, отстраняясь от истерзанного тела. — Наверное, еще хочет. — Я пока пас, — подмигнул приятелю Ги. — У меня есть идея!       Довольный Альдо скрылся из поля зрения, хотя и видела его Рейна всего лишь по касательной. Послышался металлический звук — с таким они рылись в коробке, чтобы достать оттуда гвоздодер, — и вскоре Альдо выпрямился, победно держа в руке тот самый огромный молоток с увесистым молотом и толстой длинной рукояткой. Тот самый, которым Делангель вбивал гвозди ей в ладони, лишая малейшего шанса на спасение. Им и гроб заколотит — если она удостоится человеческого погребения. И если будет, что хоронить.       Рейна смотрела на страшный инструмент, не отрываясь, — Альдо возвращался к столу вальяжным неспешным шагом, покачивая молоток в руке так, чтобы она видела его. Чтобы могла представить, что произойдёт дальше.       Шершавые пальцы во рту не давали повернуть голову, Ги оперся рукой о стол и даже наклонился, чтобы видеть, как они входят в рот Рейны и потом, поблескивающие от слюны, выходят обратно. От ужасающего зрелища в лице Альдо с хищным оскалом на лице и молотком в руке она на мгновение застыла. — Лучше соси, сука! — рявкнул он, резко стукнув ладонью по столу прямо над ухом.       В голове удар отозвался звоном. И она сосала. Не думая о том, что делает. Стараясь представить себе, что это не ее тело, что она — всего лишь случайный гость ночного кошмара. Что все морок и однажды закончится. Но получалось плохо. В мозгу билась отчаянная мысль: если они затолкнут рукоятку молотка ей в горло — они же просто разорвут гортань. Выживет ли она при этом — Рейна не знала и не думала. Ей просто было страшно. Жутко. Больно.       Но заталкивать молоток Альдо принялся не в глотку, а туда, где еще только недавно трудился сам. Загнал внутрь, вынул и вогнал еще раз, но целясь уже не так тщательно. Удар отозвался тупой ноющей болью в низу живота. Рейна дернулась, инстинктивно пытаясь отползти от края стола, увеличить расстояние между собой и мучителем. Альдо, донельзя довольный своей выдумкой, сжал простреленную ногу через повязку точно там, где плоть прошила пуля, и, вот так удерживая ее тело, снова заработал молотком.       Ги наконец вытащил пальцы изо рта Рейны и наклонился, чтобы положить руку ей на живот. Альдо удвоил усилия, так что Рейна ощутила, как бьётся конец рукоятки в лежащую сверху ладонь. К монотонному саднению прибавились острые вспышки. Стало холодно, соски непроизвольно напряглись. — Нашей ненасытной сучке нравится! — хмыкнул Ги, тут же прихватывая и выкручивая обожжённую плоть. — Размер в самый раз, да?       Рейна глухо всхлипнула, давясь грубостью. Нет больше сил дерзить. Да и говорить, по большому счету, тоже. Нет сил даже дышать Тело превратилось в клубок самой разной боли, от которой мышцы слабели и исходили судорогой. — Добьёте меня, когда наиграетесь? — губы сводило, язык еле ворочался. — Хочешь сказать, когда ты расскажешь сеньору Морено, кто тебя послал? — рассмеялся Ги. — Пустим по кругу. У сеньора Морено много тех, кто с радостью тобой полакомится!       Альдо не прекращал двигать молоток, теперь ещё и проворачивая. — Я уже… сказала… — вздрагивая при каждом толчке, выдохнула Рейна. Казалось, в нутро сыпанули горячих углей, так сильно болело все внутри. О том, во что превратилось ее женское естество, Рейна не пыталась думать. Она все равно умрёт здесь. Это неизбежно. Так есть ли разница, что стало с телом? Она и так явила слишком большую слабость, рассталась с достоинством и самоуважением, уступила их ублюдочным требованиям. Она не имеет права дойти до конца в своём падении и утянуть на дно других. — Меня никто не посылал.       Ги молча кивнул напарнику, тот рывком вынул молоток и сразу же его место заняло три его пальца. По сравнению с длинной и толстой рукоятью это едва ощущалось, но на трёх Альдо не остановился. Вскоре к ним прибавился мизинец, а затем, гоняя руку туда-обратно, он присоединил ещё и большой. И после этого движение началось только вперёд. — Туго идёт! — плотоядно рыкнул он. — Тем лучше, да? — хитро-злобно отозвался Ги. — Вы… можете хоть наизнанку меня вывернуть, — срывающимся голосом пробормотала Рейна, — но я не смогу сказать ничего нового! Я солгала Морено, потому что не хотела больше страдать! Я надеялась сказать ему то, что он хотел услышать!       Ей казалось, она уже не человек, а чучело. Пустая оболочка. Пальчиковая кукла, которую пристраивает на ладонь неумелый кукловод. Но этот кукловод компенсировал неумение упорством и азартом. Кисть протискивалась медленно, сминая, стягивая за собой тонкую нежную кожу, проходя все глубже, пока не скрылась внутри полностью. Теперь можно было и продолжить, но сначала мучитель сложил пальцы в кулак. И начал уже по-настоящему ощутимые толчки.       Рейна чувствовала, как изнутри давит, разрывает боль. Можно умереть от такого? От того, что творят эти чудовища в человеческом обличии? Ведь можно — или у нее по-прежнему нет шанса на спасение, пусть и через тот свет? Она была уже согласна умереть. Даже, пожалуй, желала этого, хотя и сквозь страх. Пусть никто не найдёт никогда ее тела. Пусть все воспоминания о ней исчезнут. Лишь бы прекратился кошмар.       Слезы в глазах скапливались быстрее, чем стекали к вискам и исчезали в волосах. Ги снова, уже по-хозяйски, открыл Рейне рот и сунул два пальца, а затем прибавил еще два — с другой руки. И принялся растягивать щеки в стороны, сложив губы в широкую улыбку, пародируя получавшуюся на лице пленницы гримасу. Рейна не сопротивлялась. Не трепыхалась. Она лежала бессильной поломанной куклой, давилась кашлем и мысленно молилась об обмороке. Что угодно — лишь бы отключиться.       Всевышний, будто неверно, но все же расслышал эту молитву. С отвратительным чавкающим звуком Альдо в очередной раз выдернул свой кулак и бросил Альдо: — Скучно! Перекур.       Он сказал «скучно». Потому что у Рейны не осталось сил на крики или стоны? им так неинтересно? Охранник поднял с груды коробок пиджак и нашарил в кармане пачку сигарет с зажигалкой. — Я хотел ее в два смычка оприходовать, — продолжил он, лениво прикуривая. — А это надо делать, пока все в край не раздолбалось.       Ги убрал пальцы и смыл с лица свою гипертрофированную улыбку. — В два смычка — это ты дело говоришь! — он подошел к напарнику, и тот передал ему сигарету.