Милые рожки, Поттер

      Драко прижался спиной к сосновому дереву, вдыхая густой еловый запах. Сейчас он должен был внимательно следить за каждым шагом подопечного, но отчего-то не хотелось. Острое ощущение неправильности затопило разум, едва Альбус ступил на залитый солнцем берег. Судорога тому виной, пробежавшая по завороженному лицу? Или чувство, вспыхнувшее на секунду, словно воспоминание, скрытое глубоко внутри?       Демоны, эти порождения зла, лучше всего чувствуют ложь, ярость, зависть — человеческие пороки, что бессменно преследуют род людской. Ангелы же чувствительны в иной области эмоций: нежность, искристая радость… любовь. Раньше, когда вокруг были родные Альбуса, оно скрывалось, маскировалось умело, словно бриллиант в ворохе цветных камушков. Тут же, в лесу, в окружении одних лишь белок да комаров, Драко почувствовал его даже слишком отчётливо. — Так вот, что связывает этих двоих, — выдохнул он, размышляя вслух. Демон исправно следовал своему обещанию не показываться на глаза, вновь удивляя своей непривычной покорностью, а потому у него появилось время подумать спокойно, наедине.       Было ещё что-то там… помимо сладкой горчинки несчастной, забитой в уголок души любви. Что-то терпкое, как вино, но тягучее словно мёд… это чувство хотелось набрать в рот, словно глоток игристого, смаковать, перекатывая во рту горячим языком, разбирая на составляющие оттенки эмоций. Что же это?..       Драко почти уверен, что чувствовал его раньше, вот только не так остро, не так сладко, не в такой высокой концентрации. Мелькнула мысль, что демон может знать название этому, и вдруг вспомнилось:       Невыносимый жар разливается по венам, словно вязкая, приторно-сладкая карамель, и стон невольно срывается с губ. — Прости, — шепчет демон, крепко прижимая его к себе, укрывая от чужих глаз. — Я не думал, что подействует так сильно. Потерпи немного, пока не закончится.       Кончики ушей вспыхнули от воспоминаний, и Драко прижал руку к стучащему, словно молот, сердцу, в попытке его унять. Нет, спрашивать демона он не будет! Ничто в мире не заставило бы его позвать Гарри сейчас, в эту глушь, где лишь тихо трещат под небом ветви, покачиваясь на ветру. Где негде будет скрыться от его понимающих глаз и какой-то излишней дружелюбности. Откуда демон вообще знает такие вещи? Почему пытается убедить в этом Драко?       Самым главным вопросом, конечно, является: почему то, что им рассказывают на небесах… не совсем соответствует действительности?       Почему нам врут? — мелькнуло стремительно, и Драко вздрогнул, прогоняя от себя эту мысль. Такого просто не могло быть.       Ангел обернулся, угадывая сквозь голые стволы высоченных деревьев силуэт двух мальчишек, что разводят костёр, продолжая неторопливую беседу. Что бы ни происходило этим вечером, это не предназначено для его глаз. Иррациональная уверенность в этом крепла с каждой минутой. Это ведь его работа — следить. Но как же хотелось отвернуться, только сегодня, хотя бы на пару часов, предоставляя Альбусу самостоятельный выбор.       Было ещё одно любопытное дельце, которое не терпелось провернуть. Он думал заняться этим вопросом позже… но раз уж Драко всё равно ничем не занят. Он бросил последний взгляд в сторону озера и пошёл в обратном направлении. Где-то по дороге, в десяти минутах ходьбы отсюда, он заприметил поляну с мягкой луговой травой.       Ступая босыми ногами по нагретой солнцем земле, Драко вдохнул пару раз, решаясь. В конце-концов, он — воин света, или рядом проходил? — Демон, — позвал он негромко, присаживаясь на поваленное бревно. Тот не отозвался и ангел, недовольно позвал вновь. — Демон! Эй. Гарри!       За спиной, на самой границе с лесом, из тени выступил силуэт. Он раздражённо притопнул ногой, скрещивая на груди руки. — Ну и где тебя носило? — И тебе здравствуй, Драко, — улыбнулся он незлобно в ответ. — Всё ждал, когда ты вспомнишь о нашем уговоре и позовёшь по имени. — Разве ты не должен гордиться названием собственного вида? Мы, ангелы, с радостью несём честь называться так. — О, ещё как горжусь, — хмыкнул он. — Но ведь у и людей не принято обращение: «Эй, человек!» — Хочешь, чтобы я величал тебя «сэром»? — ухмыльнулся Драко, вздёргивая белёсую бровь. — Достаточно просто по имени, — склонил демон голову набок, выдавая хитрый прищур. — Так зачем тебе моя скромная компания? — На самом деле… — ангел замешкался, в последний момент сомневаясь в необходимости собственного вопроса, но всё же взял себя в руки и продолжил. — Мне было любопытно, действует ли благодать на вас так же, как на нас скверна. Ты ни словом об этом не обмолвился в прошлый раз.       Гарри прищурился подозрительно, присел напротив, прямо на траву и отрицательно качнул головой: — Мы не будем проверять. — Почему? — в груди кольнуло неясно обидой. — Значит на мне можно эксперимент проводить, а на тебе нет? — Не в этом дело. Тебе достаточно знать то, что действие примерно одинаково, с той лишь разницей, что на демонов благодать действует сильней. Именно поэтому и не стоит проверять: демоны порочны: вкусив запретный плод мы не сможем остановиться, пока не обглодаем дерево до самых корней. Любопытство не стоит риска, поверь мне. — Это просто смешно, — вспыхнул Драко, отчаянно краснея. — Значит меня не жалко, без предупреждения издеваться над чувствами, а себя в обиду не дашь?! — Ты не понимаешь, Драко, — продолжал упорствовать демон. — Это опасно… — Для кого опасно?! Для тебя или для меня? Если второе, будь так добр позволить мне решать самому, хочу ли я подвергать себя опасности. — Любопытство не порок, да? — хмыкнул Гарри в ответ, усмехаясь. — Не любопытство, а справедливость. Если ты пройдёшь через тоже самое, я точно тебя прощу. — Эй, это уже не честно! Я ведь целый день прятался по твоему приказу! — Если хочешь прятаться и дальше — вперёд, проваливай! — ангел отвернулся, вздёргивая нос. После нескольких минут злобного сопения ему всё-таки ответили. — Ладно, — протянул он, вперив взгляд жутких глаз исподлобья. — Я сделаю это. Но только потом не говори, что я не предупреждал. И ещё одно… Тебе нельзя выпускать меня из поля зрения. Ни в коем случае, ты понял? Если не справишься, могут пострадать люди.       Драко вытер вспотевшие ладошки о брюки, удивительно неуместного, классического кроя, и сглотнул нервно. Это не совсем то, что он ожидал услышать, но может Гарри просто запугивает его? Он кивнул и нервно оглянулся: чашку с кофе здесь брать было неоткуда. — Как… как мне передать тебе благодать? Напрямую, или?.. — Ни в коем случае не напрямую, — испуганно выдохнул Гарри, даже зрачки его расширились. — Иначе эффект заденет обоих, — он отлучился на секунду в чёрной вспышке и вернулся уже с гроздью ягод, закидывая сразу несколько в рот. — Это точно съедобно? — покосился ангел на незнакомые плоды. — Если нет, тебе будет меньше мороки, — подмигнул демон и показал по-детски фиолетовый язык. Драко невольно прыснул и принял из его рук веточку. — Что мне делать? — Оближи, — дёрнул он плечами.       Драко вспыхнул, стоило только подумать о том, как это будет выглядеть со стороны, но деваться некуда. Он чувствовал себя неловко, облизывая ягодку за ягодкой, посасывая круглые шарики размером с дикую вишню, но так увлёкся, что даже вздрогнул, когда Гарри объявил: — Достаточно, — и добавил бесстыдно, — вообще-то, довольно было облизать один, но это выглядело так соблазнительно, что я посчитал неправильным тебя прерывать. — Ты!.. — щёки залил румянец, и он приказал не выходить из себя прямо сейчас. Если всё пройдёт так, как сказал демон, то через минуту он будет отомщён сполна.       Больше Гарри не шутил. Он сел рядом, глубоко дыша, будто перед опасным заплывом через речные пороги и рассеянным взглядом гипнотизируя ягоды. — Держи крепко, — бросил он, укладывая чужую руку на собственный загривок. Драко отшатнулся от непривычно горячего ощущения под пальцами, но попробовал дотронуться снова, уже сам. Он провёл пальцами по шейным позвонкам, привыкая, настраиваясь на более тесный контакт, и всё это время Гарри терпеливо ждал. — Крепче, — приказал он, когда длинные пальцы зарылись в волосах на затылке. — Не бойся причинить мне боль. Если понадобится: держи руками, ногами, вцепись зубами или придуши. Всё, что угодно, ты понял?       В горле пересохло, и Драко абсолютно бесполезно сглотнул снова, кивая. В следующую секунду Гарри оторвал губами ближайшую ягодку: Драко услышал, как лопнула тонкая кожица под зубами, выпуская кисловатый сок, и как завороженный принялся наблюдать за переменой в чужом лице. Зрачки затопили радужку чернотой, взгляд поплыл, дыхание участилось, и сквозь сжатые зубы вырвался отчаянный стон. — Гарри?.. — испуганно позвал его Драко, но вопрос утонул в громком вздохе. Шея демона напряглась: он откинул голову назад, вжимаясь в чужую ладонь, закатывая глаза, и ангел не мог понять, пугает его это или восхищает: открытая, беззащитная шея, дрожащая от судорожных глотков, будто демон пытался впитать всю благодать, до последней крохи. — Гарри, ты как? — попытался он снова и наконец поймал совершенно дикий взгляд зеленых глаз. Так пустынный путник смотрит на воду, после долгих скитаний. — Драко… — простонал он, мученически заламывая брови. — Драко, я!.. — Что, Гарри? — шёпотом спросил он, убирая тёмные пряди со взмокшего лба. Ему стало невыносимо жаль существо, которое теперь страдало по его собственной прихоти. Но ведь и он выглядел так же жалко, со стороны, верно? — Драко… пожалуйста… — зашептал он словно в бреду и вдруг притянул ангела в объятия. Искристое облако обсидиановой пыли вперкмешку поднялось в воздух, смешиваясь с окружающей его, жемчужной благодатью, и сомкнулось вверху серебристым куполом. Драко едва успел задержать дыхание, чтобы не вдохнуть эту дикую смесь и завороженно осмотрел ореол: словно луна спустилась с небес, окружённая чудесным, серебристым гало, только вместо луны в центре — две замершие фигуры. Мгновение застыло каплей янтаря, заключая в себя тех, кто по определению не должен находиться рядом, и всё же…       Гарри простонал протяжно и сладко, запустил пальцы в длинные белые локоны, выпутывая их из-под ленты. Он тёрся носом о его шею, словно большой кот, и Драко стало невыносимо любопытно: что будет, если он сейчас вдохнёт. Станет ли он также, с выражением невыносимого блаженства, ёрзать под вчерашним врагом? Достанет ли ему сил остановиться вовремя?       Гарри потянул его на себя, прижался всем телом, и они упали. Драко ещё успел выставить локти, поэтому лишь навис сверху. Словно демонический этолог, пользуясь тем, что впервые оказался так близко к представителю этого вида, он любопытно изучал неизвестные ему доселе аспекты поведения.       В прошлый раз реакция тела застала его врасплох, но теперь-то он точно знает чего ждать, контролирует ситуацию, верно? Он сделал вдох, короткий, на пробу. И да, вот оно. Аромат имбирной патоки слегка дурманит, но за ним есть ещё что-то… именно то, что он искал: сладкая карамель, тяжёлый цветочный бутон, что клонится к земле после жаркого полудня, острое покалывание на кончике языка… он вспомнил. Это называется желанием.       Присвоить кого-то, сделать своим, сорвать с себя кожу, лишь бы приблизиться ещё на миллиметр к объекту обожания… Откуда только знает всё это? Ведь с ним раньше точно никогда…       В конце-концов демону надоело тереться о неподвижную статую, и он не выдержал, впился губами в молочную шею ангела, сначала нежно, но когда в ход пошли зубы, Драко почувствовал, как горячая волна дрожи растеклась от затылка до самой поясницы. Он застонал протяжно от мысли, что сейчас демон наглотается ещё больше его благодати, и не сможет остановиться совсем. Преодолевая собственное желание прижаться к горячему телу, Драко попытался отстраниться: ведь в его задачу входило просто удержать, а не терпеть этот навязчиво-близкий контакт. И у него бы даже получился этот манёвр, не обхвати демон его ногами.       О, Господь Всемогущий, надеюсь ты этого не видишь! — взмолился ангел, стремительно краснея, впрочем, с некой обречённостью, потому что Он, как известно, видит всё.       Однако следующее движение выбило даже эти мысли. Гарри повёл бёдрами, и Драко пронзило чувством острого удовольствия. Он отчаянно пытался понять, когда успел вдохнуть такую большую порцию скверны, но не помнил ничего подобного. Руки не выдержали, подкосились, и Драко мучительно застонал от того, насколько приятно было касаться чужого тела своим. Он не понимал, почему реагирует так, но демону, и уж тем более его телу, оказалось плевать на то, что думает какой-то там ангел, поэтому следующая порция удовольствия вспыхнула под веками, принудила недоуменно приоткрыть рот.       Вдох.       Хриплое: — Драко… — и лава, потекла по горлу, от лёгких в кровь, сердце, в каждую венку и сосуд, выжигая здравый смысл блаженным пламенем. — Проклятье! — воскликнул он, из последних сил прокусывая собственную губу, сглатывая набежавшую слюну, вперемешку с кровью. — Остановись, немедленно! Прошу… — от желания распробовать кожу демона на вкус сводило зубы, но он держался, из последних сил. Он помнил предупреждение: и без того невыносимый эффект может стать еще сильнее. — Я не могу, — стонал ему в ответ Гарри, вылизывая острые ключицы. — Прости! Не могу! Не могу…       Драко зарычал, титаническим усилием отталкиваясь от земли, отскакивая в сторону, словно ошпаренный. Он облизал сухие губы, дыша прерывисто и испуганно. Смотрел, как демон скрутился на земле, издавая нечеловеческие звуки. Драко позвал его по имени, снова. И Гарри замер… чтобы в следующую секунду рвануть в лес. — Блядь! — выругался ошарашенный ангел впервые в жизни.

***

      Рывок вперёд, и тело погрузилось в холодную воду озера, обволакивая вязким, но податливым куполом. Зубы едва не покрошились от того, как сильно Альбус сжал челюсть, стараясь унять дрожь. Он толкнулся вверх, с громким звуком хватая сладкий воздух. Расслабиться сложно, но он всё же справился, удерживаясь на поверхности всем телом. Вода тут холодная круглый год, наверное оттого, что озеро питают подземные источники, и это лучшая помощь с проблемой самоконтроля. Уши под водой, лишь лицо на поверхности, а вокруг раздаётся только странный гул — и никаких посторонних мыслей.       Напряжение от ссоры с матерью, муки совести и, конечно, невыносимое желание возродить события минувших дней… нет, не ушло совсем. Но отступило, залегая на илистое дно, погрузилось в грязь пороков, почти по самую макушку, до тех времён, пока очередной водоворот чувств не вытолкнет эти тяжёлые мысли наружу. Приглушённый всплеск оповестил о том, что его минута уединения закончилась. Где-то в груди горячо шевельнулась злость. Разве не понятно, что он хочет побыть один? Даже с другом сейчас говорить совсем не осталось сил…       Потеря хладнокровности равна потери будущего, и очередное напоминание, как тяжело находиться рядом с Геллертом, лишь заставляло сильнее сомневаться. А друг тем временем вынырнул совсем близко, отфыркиваясь, цепляясь за руку, и парень едва не глотнул воды, погружаясь глубже. — Ты что творишь?! — возмутился было Альбус, но наткнулся на задорную ухмылку.       Больно. Каждый раз, стоило ему вспомнить это отвратительно обманчивое чувство надежды, как рядом, в паре, вышагивало напоминание, что эти отношения абсолютно невозможны. Столько лет, а как в первый раз выворачивает душу. — Я выхожу, — хрипло сообщил юноша, уже загребая в нужную сторону. — Подожди, — окликнул его Гел, но остался позади из-за летящих во все стороны брызг.       Ноги увязли в иле почти у самого берега, и пришлось их отмывать, прежде чем надеть верхнюю одежду. Сумерки уже сгустились, но тепло от костра позволит высохнуть и не заболеть. Друг нагнал его в тот момент, когда Альбус пытался натянуть на мокрое тело, сопротивляющиеся такому повороту событий, штаны. — Альбус, ты чего?! — сразу налетел Гриндевальд, хватая за локоть. Своей наготы он ничуть не стеснялся, а потому Дамблдор вырвал руку из захвата и поспешно отвернулся, продолжая свою маленькую борьбу. — Я сделал что-то не так? Обидел тебя? Да объясни уже! — не выдержал парень, встряхивая юношу за плечи, так сильно, что у того даже клацнули зубы. — Всё в порядке, — хрипло ответил Аль, едва поднимая взгляд выше обнажённого плеча: так немного проще, но всё ещё сложно подбирать слова когда, прямо перед глазами, по ключице вниз, стекают прозрачные капли воды. Когда шея покрывается гусиной кожей от прохладного ветерка. Господи, как же сложно… — Аль, не ври мне, — в тон отзывается Геллерт. — Ты избегаешь меня давно, я же вижу, только не пойму причину… Я был так рад услышать, что ты останешься со мной, думал: вот теперь-то всё будет как раньше, а ты вновь исчез, на целых три дня. И вот, вдруг нахожу тебя здесь… — Альбус закусывает губу, до боли, едва не до крови, в страхе сказать лишнего. — Почему ты избегаешь меня? Расскажи, — вкрадчивый, обеспокоенный голос буквально ввинчивается в мозг раскалённой кочергой, баламутит воду, поднимая тот самый ил.       Хотелось крикнуть: «Почему?! Сказать тебе почему?! Потому что я тебя…», и даже мысленно он прокусывает себе губы, откусывает язык, лишь бы не произнести вслух. Если Гел узнает… если он поймёт, что чувства Альбуса глубже, чем он думал всё время…       Презрение. Брезгливость. Отвращение.       Нет, он не выдержит, если увидит эти чувства на знакомом, до каждой бледной веснушки, лице. Он вновь вырвался из захвата жёстких пальцев, едва не раздирая себе кожу, и торопливо пошёл к костру, по дороге собирая вещи. — Прости, я… я вспомнил. Мне надо уйти, сейчас. Мама… она будет волноваться, — лепетал он, подбирая рубашку. — Нет! — услышал он незнакомые тональности во вкрадчивом голосе и замер, словно кролик перед удавом. Добыча сбежала из объятий, и теперь тот готов выпустить длинные кинжалы-клыки, вонзить их в самое сердце. — Если ты уйдёшь сейчас… то я разорву нашу связь. — Ты не можешь, — выдохнул он, оборачиваясь. — Мы не сможем работать вместе, пока ты ведёшь себя так… уходишь, злишься молча, недоговариваешь. Хватит. Либо ты говоришь всё здесь и сейчас, либо наша идея так и канет в лету. — Ты не знаешь, о чём просишь… — Зато ты знаешь, что потеряешь, если продолжишь молчать. Готов разорвать всё, что нас связывает? Вперёд. Нагорье в той стороне, — махнул жёстко Гел, испытывающе глядя прямо в глаза. В сочетании с его абсолютно неприличной обнажённостью смотрелось почти комично, но Альбус и не думал улыбаться.       Сердце его вот-вот грозилось пробить путь наружу через барабанные перепонки в ушах. Он понимал: это шантаж, но сказать ничего не мог… не имел права. Если о правде узнает ещё кто-то… достаточно лишь случайно упомянуть подобное в разговоре с кем-то, его жизнь будет закончена в тот же миг. Мечты мечтами, но слухи распространяются быстро, и ему пришлось бы забыть о работе учителем на долгие годы… если не навсегда.       Но, вопреки всему, слова вертелись на языке. Потому что он знал: Геллерт не шутит, никогда. Он может подшучивать, язвить, издеваться. Но если обещает что-то, то выполнит даже во вред себе. — Хорошо, — выдохнул он. — Я скажу, но… ты должен пообещать, что это останется только между нами. — Конечно, обещаю! — почти обиженно проговорил друг. — Не так, — попросил Альбус, протягивая руку. Геллерт понял всё с полувзгляда и подошёл ближе, решительно сцепив их руки по старому обычаю: ладонь к локтю. — Я, Геллерт Амарант Гриндевальд, клянусь своей жизнью сохранить всё, что будет сказано здесь, в тайне и никогда не выдам её по своей воле. — Я принимаю твою клятву, — кивнул Альбус в ответ, но не отпустил.       Секунда сомнений, брошенный в нерешительности взгляд, и он притянул друга к себе, впиваясь в его приоткрытые, мягкие губы. Всё внутри замерло, словно ледяная вода попала в лёгкие, пока он нырял, но стоило Геллерту сделать шаг вперёд, ответить на его неумелый поцелуй мягким прикосновением, как внутренности закипели от давно тлеющего огня. Он вспыхнул, выжигая изнутри всю боль, все сомнения, и без них стало так хорошо, что Альбус не смог сдержать низкого стона.       И все мысли горят в этом пламени, оставляя лишь ни с чем несравнимое чувство нежной кожи под руками, влажных губ и горячего дыхания, что теперь… вот теперь точно… можно испить до дна.