***
— Вот здесь, — командовал Геллерт, утирая пот со лба, блестящий в свете костра словно волшебная пыль на эльфийском принце. Альбус покорно чертил белым песком руны, исподволь наблюдая за ним. Он чувствовал себя царицей Титанией, что жадно узурпировала мальчика украденного у людей, не позволяя его видеть даже королю. Ему хотелось также: обнять, закрыть, окружить своей заботой, как птичку в золотой клетке; ревниво охранять от взора Оберона и любить страстно, неистово, словно это лишь сон в летнюю ночь. Рука дрогнула, и вместо руны Отал — наследие — получилась несуразная закорючка. Альбус постарался дышать глубже, прогоняя навязчивые образы, которые впрочем совсем скоро могут частично воплотиться в жизнь. От этих крамольных мыслей поджимались пальцы на ногах, а перед взором вновь предстали безумные фантазии: Геллерт, обнажённый, блестящий с головы до пят в сполохах огня. Подросток потряс головой, чтобы поскорее прогнать эти мысли, собрал обратно в мешочек материал для чертежа. Теперь в белом песке красовались чёрные комочки земли и травы. Вот и его душа наверняка теперь такая же: светлая, но с грязными комьями греха и похоти. Желания стали более настойчивыми в последнее время, и когда Гриндевальд предложил провести один из ритуалов, описанных в новенькой брошюре Кроули, Дамблдор без сомнения согласился. «В конце-концов, — думал он, — я смогу защитить его от возможных опасностей в лесу». Впрочем, это не какая-то глушь: так, пролесок вокруг деревни. И тихий плеск волн в озере неплохо успокаивал. Даже ветер утих: мир вокруг будто застыл в ожидании, докуда дойдут юноши в своём желании сотворить колдовской ритуал. — Ты закончил? — поинтересовался Геллерт, отметив замешательство друга. — М-м… нет. Ещё нужна «Веда», знание. И останется только объединить. — Поторопись, луна скоро взойдёт. Поторопиться, конечно… Альбус бы и рад, руки бы ещё так сильно не тряслись. Шёпот друга, будто в тишине леса нельзя говорить громче полутонов, подстегнул только утихшую фантазию. — Поторопись, — шепчет он взволнованно, притягивая к себе, прижимаясь горячим как угли телом. — Луна скоро взойдёт… Парень, в последней попытке прийти в себя, вцепился ногтями в колено. Боль пронзила словно копьё, выбивая дух и непотребные мысли. Немного помогло, и Альбус наконец закончил сложную вязь загадочного языка древних. Он отряхнул руки и поднялся, оглядывая ритуальный круг. Получилось внушительно. Костёр, разведённый в стороне, потрескивал, плевался искрами, когда жадные рыжие язычки натыкались на очередную каплю живицы, вытекающей из хвороста. Запах дыма пропитал небольшую поляну. Повезло ещё, что ночь оказалась тёплой, и сочная трава хоть и была прохладной, зато сухой. Чертить приходилось босиком, а если слушать брошюру, так и вовсе следовало раздеться на очередном этапе ритуала. Этот пункт он не воспринимал всерьез, был уверен, что Геллерт откажется выполнять его, да и сам не горел желанием. Крепкое воспитание нравственности в юноше вопило: «Нет, ни за что», в то время как мысли упорно сворачивали туда, где Геллерт принудит его и к этому шагу, заставит подчиниться эзотерической книжонке, своим взбалмошным желаниям, себе… — Готово, — улыбнулся счастливо Гриндевальд, и его светлые волосы забавно упали на лоб, когда он покрутил головой, оглядывая результат трудов. — Ты готов к следующему этапу? — Ты имеешь ввиду?.. — А-ага, — протянул он, лихо стягивая с себя растёгнутую до груди рубашку. — Погоди, — панически выдохнул Альбус. — Может не стоит заходить так далеко? Это ведь просто из любопытства, игра… ты ведь не веришь в это всерьёз? — Я пока не знаю, верю ли в это, — признался он, задумчиво развязывая пояс-верёвку на простых льняных штанах. — Но если мы не сделаем всё по правилам, то я не буду уверен, работает ли ритуал на самом деле. Нужно довести эксперимент до конца, — штаны с друга спали, обнажая наготу, и Альбус не выдержал, отвернулся, отчаянно краснея. — Я не смогу, — простонал он мученически. — Эй, ты чего? — хмыкнул Геллерт. — Ты же не собираешься отступить на полпути? — друг приблизился, и Альбус почти физически почувствовал спиной близость чужого тела. Это было плохо, очень плохо. Ужасно. Он вновь вцепился ногтями, на этот раз в руку, не сдержав хриплый вздох. Но яркая вспышка боли не вернула разум, а лишь сильнее затуманила его. Когда ладонь Геллерта легла на его плечо, Альбус вздрогнул крупно, всем телом, и уже готов был позорно сбежать. — Нервничаешь? Понимаю, я тоже. — Ты тоже? — переспросил шёпотом, не контролируя собственный голос. — Конечно. Чувствую себя немного странно, стоя в чём мать родила, посреди леса. Но мы тут одни, стесняться нечего, — ладонь хлопнула пару раз, выбивая новые мурашки. — После ритуала мы станем братьями друг другу, даже более близкими, чем родная кровь. Так что между нами не может быть секретов. Ты же веришь мне, Альбус? — Конечно, верю, — как можно более спокойно ответил он, жалобно заламывая брови, пока друг не видит. Никаких секретов, да? Это просто невозможно. — Давай, Аль, не тормози, — хмыкнул Гриндевальд, отпуская наконец плечо и шагая в середину круга. Пустое пространство вокруг было заставлено не горящими пока свечами. — Мне почти холодно. — Гел, я не смогу, — жалобно предпринял он последнюю попытку. — Ты обещал, — просто напомнил друг, и это стало последним аргументом. Обещания, пусть и безрассудные, следовало выполнять. Всё так же, спиной к костру, он стянул рубашку и почувствовал прохладное прикосновение летнего ветерка к влажной коже. Это почти помогло прийти в себя, остудить пыл, почти… Со штанами он тянул как мог, выпутывая петельку за петелькой, и наконец спустил их вниз. Выдохнул пару раз, развернулся, нарочно не глядя в круг. А потому не сразу осознал, к чему услышал поражённое: — Ого… — кинув на мгновение взгляд на друга, он вдруг понял, куда тот смотрит, и прикрыл твёрдое естество руками. Вот теперь он точно готов был сбежать, даже в таком виде, куда угодно, пока из головы не уйдут круглые от удивления глаза. Щёки пылали не хуже костра, и даже ветер теперь не в силах был с этим помочь. Геллерт встал в полный рост, приблизился, чуть возвышаясь над ним, и мягко, но настойчиво отвёл его руки. Никаких секретов, никаких… — Это волнение, или?.. — спросил он, оставляя на размышление своё «или». Альбус не мог думать сейчас, просто не мог. Он лишь хрипло дышал, вдыхая вместе с запахами озёрной воды, листвы и почвы аромат миндаля и солёного моря — аромат тела Геллерта, почти позабытый уже, после той ночи у залива, когда он впервые в жизни позволил себе положить голову на чужое плечо, уткнуться холодным носом в шею, вдохнуть… потеряться в этом мгновении. — Почему ты молчал? — Всё так же спокойно спросил он, будто сторонний наблюдатель, ради любопытства заглянувший в чужую душу. — Не понимаю, о чем ты, — все же ответил Альбус через пару глубоких вдохов. Стоило огромных усилий не зажмуриться позорно, не отвернуться, не уйти. Он рискнул поднять взгляд, и увяз в чужих глазах, словно муха в янтаре. Он видел их днём, он видел их ночью в собственных снах, уже давно, но так и не рискнул признаться в этом вслух. — Ты врёшь мне, Альбус? — улыбнулся криво Гриндевальд. — Кто научил тебя этому? Твой обожаемый пастор? Или трусость всегда была в тебе, а я не замечал? — Я не трус, — задохнулся он от возмущения, но стоило Геллерту сделать ещё один, маленький шаг вперёд, как остальные слова застряли в глотке комом. Теперь они стояли достаточно близко, чтобы Альбус почувствовал разницу температур между ними: прохладная кожа Геллерта почти касалась его, горячей, словно печка. — Посмотри мне в глаза, Аль, — скомандовал Геллерт, обдавая теплым дыханием плечи. — Посмотри в глаза и скажи, что такая реакция у тебя не по моей вине. Альбус решился вновь поднять взгляд, сам не зная, что хочет сказать. И хочет ли оправдываться, врать? Может лучше смолчать, оставив эту тайну тлеть в груди, как те чёрные угли с красными подпалинами? Сделать вид, что всё в порядке, побрататься, а после унести эту тайну с собой в могилу. Раньше он правда этого хотел. — Не скажу, — выдохнул он, ощущая биение сердца где-то в горле. Вот теперь от волнения он вполне готов потерять сознание, словно кисейная барышня. Однако, этого не случилось. Геллерт прижался грудью к его груди, обнял буквально на мгновение, чтобы взять его дрожащую руку в свою ладонь. — Идём, — потянул он настойчиво в круг, где уже успел зажечь почти все свечи. Геллерт опустился на колени, поджигая лучину, а от неё оставшиеся три свечи. Вновь поднялся, медленно, ощущая чужую дрожь, от которой даже воздух вибрировал волнением. — Ты хочешь завершить ритуал, Альбус? — А ты? После всего… — Да, — твёрдо кивнул друг. — Ты мне дорог, Альбус. Как и я тебе. Это хорошее подспорье для ритуала. После него мы станем ближе, начнём чувствовать мысли и эмоции друг-друга… если, конечно, он сработает. Ты готов? — Аль кивнул, постепенно успокаиваясь. Друг не оттолкнул его, не обругал самыми грязными словами, не прогнал… все мысли сосредоточились тут, на происходящем между ними таинстве, пока Гриндевальд зачитывал заклинание своим глубоким, как проталины во льду, голосом. Слова на неизвестном наречии слились в причудливую, тягучую песню, обволакивая сознание загадочным смыслом. Сейчас Геллерт дочитает, и наступит его очередь произнести заветные слова, что он учил всю дорогу: — Я, Альбус Персиваль Дамблдор, клянусь собственной жизнью, что не предам своего духовного брата. Готов разделить с ним кровь и мысли, дабы не было между нами секретов, — он взял в руку предложенный короткий нож с простой деревянной ручкой. Вдохнул, решаясь, и полоснул себя по ладони. Кровь выступила на коже и потекла струйкой до локтя. Гел забрал нож, намереваясь поскорее закончить ритуал. — Я, Геллерт Амарант Гриндевальд, клянусь собственной жизнью, что не предам духовного брата своего. Готов разделить с ним кровь и мысли, дабы не было между нами больше секретов, — порез появился и на его руке. Короткий, но глубокий, мгновенно заполняющий ладонь алым соком жизни. Разные глаза пригвоздили своей решительностью, выбивая дух и в следующее мгновение, тонкие, но яркие губы впились в его ладонь. Альбус, продолжая смотреть в глаза новому брату, слизнул кровавую дорожку с чужой руки и тоже накрыл губами порез. Рот наполнился кисловатым, тёрпким вкусом и запахом металла. Глоток ожёг горло своей непривычной, острой структурой, и Аль едва не закашлялся, но продолжил вылизывать рану друга, в попытке остановить кровь. Её было много, слишком. Она текла по подбородку вперемешку со слюной, пугала обильностью, но и привлекала тоже. Гел оторвался губами, чтобы лизнуть протяжно, вдоль всей ладони, и Альбус не выдержал, застонал. Голова кружилась от переполняющих его чувств, но всё же они были его, не чужие. Ритуал не сработал, и всё было бесполезно, но огорчение почему-то не пришло. Он закрыл глаза, не в силах больше смотреть в глаза тому, кого так неистово хочет, и в следующую секунду почувствовал прикосновение к щеке. Геллерт провёл пальцами здоровой руки, то ли стирая розовые дорожки, то ли втирая их глубже в кожу и выдохнул жарко, в его ладонь. Хриплое: — Аль, — пронзило воздух, пробираясь по нервам, ударяя в голову словно дешёвое церковное вино, только сильней, и оставляя после себя металлическое послевкусие. Альбус открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как ярко горит золотой глаз, отражая костёр, и как глубока тьма в другом глазу, прежде чем жёсткие губы накрыли его поцелуем.***
Плеск волн заставил разочарованно выдохнуть: значит не показалось. Кто-то определённо пришёл сюда раньше него, а значит придётся искать новое убежище. Собранные по дороге лисички приятно оттягивали плечо, обещая сытный вечер, осталось только решить, где именно он пройдёт. Можно, конечно, дождаться, пока случайные гости наплаваются и уйдут… Надо бы только убедиться, что они не настроены на ночлег. Аль пробрался через густые заросли осоки, ближе к берегу, и осторожно выглянул из-за ветвей. Золотая макушка ритмично поднималась-опускалась над водой, подчиняясь тяжёлым гребкам длинных рук, распространяя по гладкой поверхности широкие круги. Юноша неспеша приблизился к берегу и вынырнул последний раз, отфыркиваясь, вставая во весь рост. Солнечный свет отразился от мокрого, бледного тела, вновь сверкая, словно волшебная эльфийская пыль, привораживая своей дикой откровенностью и открытостью. Ноги сами сделали шаг навстречу, лишая его укрытия, и в следующее мгновение Геллерт наконец заметил наблюдателя: — Аль? — спросил он удивлённо, хриплым после холодной воды голосом. Волшебный образ из воспоминаний прошлого наложился на настоящее, выбивая его из чувства реальности. Альбус закрыл глаза и сглотнул набежавшую слюну, напоминая себе, что та ночь была единственной и ничего не значила… совсем ничего… — Привет, Гел, — улыбнулся он, возвращая на место едва не потерянную маску. — Как я рад, что встретил тебя здесь.