Теория Каина

Лампа, нависшая над головой, обожгла ей глаза. Потребовалось с минуту, прежде чем Бочо привыкла к своему положению: пристёгнутая кожаными хомутами к холодному, хромированному столу, на каком вскрывают покойников в морге. Рядом стоял галдёж. Кучка якудза в пиджаках спорили о чём-то. Она подвигала рукой. Хомуты затянуты слабо. Да разве нужно крепко пристёгивать какую-то хлипенькую девку? Никуда она не сбежит. Ноги свободны. Остаётся вытащить только руки. «Пару минут возни и готово», – пронеслось у ней в голове. Стоило ей оживиться, и знакомый голос произнёс: «Она очнулась». Это был Танака. Он подошёл к ней справа, за ним последовал старик и какой-то молодой мужчина. Двое охранников остались на своих местах. — Очнулась, наконец, — усмехнулся старикан мрачно, обнимая ладонями набалдашник своей трости. Его глаза излучали холодный гнев. — Ты убила пятерых моих вооружённых людей одним лишь ножом, а потом застрелила ещё двоих. Кто ты, чёрт побери, такая, чтобы портить праздник моего сына? Бочо молчала. Старик вскинул трость в воздух и обрушил на тело девушки, но в нескольких сантиметрах от её лица остановился. Рыжая даже не моргнула. — А ты у нас, мисс хладнокровие, — подметил старик, возвращая трость в прежнее положение. — Кто тебя подослал? Сакурай? Китано? Бочо продолжала молчать. — Господин Ямамото, — Танака прервал звенящую тишину. — Я не думаю, что она расколется так быстро. Прошу, предоставьте это дело мне. Гости ждут в напряжении, я думаю, что Вы сможете успокоить их. — Помолчи, Танака, — отрезал старый господин, с трудом сдерживая язык от грубостей. — Откуда ты знаешь, что скоро не появятся её сообщники? Танака заткнулся, но по его мелким беспокойным движениям, как у мухи, бьющейся о стекло, можно было понять, что из всех присутствующих он волнуется больше всех. Даже больше, чем молодой мужчина, вероятно, жених и сын старикана. Он посекундно облизывал губы и мял руки. — Так значит Танака? — спросила вдруг девушка, и все якудза чутко обратили к ней взоры. — Я вам расскажу, что сделал этот урод. Он притащился к нам в лавку и стал принуждать Тачибану продать её. Я поставила его на место. А потом он прислал нам коробку с отрезанной головой Джеймса… Тачибану хватил удар. Два дня не спадала температура, а потом она умерла, а ты даже не пришёл к указанной дате… Du bist ein Arschloch! — прорычала она, пожирая глазами Танаку. Старикан медленно обернул голову к своему подопечному: — Что это значит? — Она мелит чушь! Разве могла какая-то оборванка с улицы убить семерых наших людей? Она тренированный боец. Её подослали наши враги… — Эй, старик, — Бочо обратилась к господину Ямамото: — я испортила вам праздник только по вине этого выродка. Но всё это уже не имеет никакого значения. Вы убили моих друзей, и теперь вам всем придется поплатиться. Я вас всех, блять, прикончу! Вы все сдохните, как грязные псины. Вы все… Молодой мужчина не выдержал, отодвинул отца и треснул девушку по лицу. Она со стуком ударилась головой о жёсткую поверхность стола, и сразу после этого из её носа вытекла тёмная струйка крови. — Тацуя! Тацуя! — спохватился отец и аккуратно обхватил плечи сына. Остановил он его не из рыцарского желания спасти девушку от лишних травм, но чтобы его первенец не повредил руки. — Не горячись, мы всё уладим. Тацуя смотрел на Бочо, потом резко повернулся, срывая с плеч заботливые руки господина Ямамото, и отошёл в сторону со словами: «Да как она смеет!». Старик последовал за ним. Танака подошёл к Бочо ближе, и когда девушка открыла один дёргающийся глаз, мужчина навис над ней, опаляя лицо запахом недавно выпитого саке: — Ещё раз выкинешь что-нибудь такое, — прошипел он, — и я не оставлю на тебе живого места. Они обменивались колючими взглядами. На Танаке не было пиджака, и рукоятка его пистолета маячила у девушки возле лица: — Эй, ублюдок, — прошептала Бочо. — Ты ещё не забыл, что я тебе говорила про пушку? Лицо Танаки изобразило недоумение. Ему показалось, что девушка сморозила очередную глупость. Она сделала резкий рывок правой рукой, хомут расстегнулся, и Бочо выхватила пистолет Танаки из кобуры. Щёлкнул предохранитель. Спустя мгновение пуля пробурила в голове якудзы дырку и вынесла его мозги через затылок, прямо на стену. Тело Танаки грохнулось на пол. Бочо приподнялась и выстрелила в левый хомут. Кожаный ремень лопнул. Она соскочила со стола и обернулась. На неё уже смотрели два пистолета. Девушка нырнула вниз, увернувшись от опасно пролетевших пуль, и через щель между столом и полом принялась палить по ногам стреляющих. Охранники продержались недолго. Кровь окропила штанины их брюк, и они упали на пол, корчась от боли. Когда девушка выстрелила в Тацуя, пуля попала ему в плечо и раскрылась на ткани белоснежного пиджака кровавым цветком. Затвор пистолета встал на задержку, выпуская из патронника дым отстрелянных боеприпасов. — Scheiße, — рявкнула она, откинула пистолет в сторону и, схватив с блестящего хирургического подноса скальпель, метнула его вперёд, прямо в глаз старика Ямамото. И старик, и его сын были не в силах продолжать бой. Бочо не спеша прошла до тела Танаки. Он заслуживал худшей смерти, чем быстрый выстрел в голову, но когда Бочо убивала, она не думала о том, кто чего заслуживает. Кровь приливала к голове, и она только и могла, что стрелять, драться и разрубать плоть своих врагов, так как делала всю свою жизнь. Она сплюнула на его лицо с застывшими глазами, так же, как он издевательски сплюнул прожёванный рулет на чистый пол лавки Тачибаны. — Если Ад всё-таки существует, — произнесла Бочо, — то когда я сдохну тебе лучше уёбывать оттуда… Рыжая увидела свой тесак, небрежно брошенный среди прочих инструментов для вскрытия. Позади неё всё ещё ворочались четыре раненных якудзы. Девушка схватила нож и пошла завершать начатое.

***

Бочо продвигалась по коридорам особняка методично и убивала встречных, как, бывает, ребёнок, охваченный тягой к бессмысленному и всепоглощающему насилию, выжигает с помощью лупы муравейник. Поднялась суматоха, и когда люди осознали, что охрана не способна противостоять убийце-одиночке, толпа хлынула наружу. Бочо не спешила. Она знала, что если ей захочется, то она найдёт каждого из этих людей и прикончит чуть попозже. Она растягивала удовольствие. Ворвавшись в очередную комнату, рыжая увидела двух женщин у окна. Они рассматривали возможность прыгать и в самом лучшем случае остались бы калеками на всю жизнь, если бы сделали это. Женщины не сразу распознали в тёмном силуэте убийцу и ещё надеялись, что это такая же испуганная душа, ищущая спасения. Но вот фигура оказалась облитой лунным светом. Та, что пониже увидела поднимающийся пистолет, заслонила собой другую и визгливо крикнула: «Госпожа Танака! Прыгайте! Она убьёт Вас!». — Так значит ты жена Танаки? Вот так везуха, — усмехнулась Бочо. Ветер колыхал чёрные волосы женщины. Она стояла в нерешимости. — Госпожа Танака, — прошептала прислуга. — Прыгайте! — А ты смелая, — подметила Бочо. — Отойди от нее, и я тебя не прикончу. — Госпожа Танака… — Отойди, я сказала! — Госпожа… Комнату окрестил выстрел, и тело прислуги свалилось сначала на Танаку, потом сползло вниз, оставляя на платье госпожи кровавый след. — Твой муж убил двух моих друзей, — сказала Бочо. — Назови хоть одну причину оставлять тебя в живых. Женщина дрожала, не в силах связать и пары слов. — Ну как знаешь, — Бочо опустила палец на спусковой крючок. Танака вскрикнула: — Нет! — последовало недолгое молчание, и женщина разразилась слезами:— Если для Вас это что-то значит – я беременна! Прошу, не убивайте меня, ради ребёнка. Дайте ему родиться на этот свет, а потом делайте со мной что хотите! Он невинная душа! Умоляю! Бочо почесала затылок, занося пистолет за голову. В глазах Танаки пробежала надежда. — Я сделаю одолжение не только тебе, но и этому ебучему миру. Закончу твоё жалкое существование и не дам родиться будущему маньяку. Два по цене одного. Мне такое нравится. Она направила пистолет Танаки в сторону его жены и спустила курок. — Wie ironisch, — сорвалось с её губ, и Бочо зашагала прочь, оставив за собой трупы трёх невинных людей, одному из которых даже не суждено было увидеть свет.

***

Прошло три дня. Резня в особняке Ямамото вызвала бум в общественной жизни, но никто даже и не догадывался о том, что его устроила одна единственная девушка-мясник, а никакая не банда профессиональных головорезов. Бочо сидела в квартире Тачибаны. Она располагалась над лавкой и представляла собой уютный уголок, сделанный в традиционном японском стиле. Сидя на оранжевой подушке, за низким полированным столом из красного дерева, девушка вспоминала тот вечер, когда она повстречала Тачибану. Как старушка, не раздумывая, впустила её в дом. Она сидела за этим столом, голодная, как бродячая псина, и рвала зубами мясо, пока горячий сок блестящими каплями стекал по её запястьям. На следующее утро Тачибана узнала, что ей некуда идти. На вопрос об имени Бочо ничего не ответила. Женщина предложила ей работу мясника. Пообещала всему научить, какие-никакие деньги и кров. Тачибана не знала, что именно заставило её совершить этот поступок. Проводя время с девушкой, она могла хоть ненадолго забыть о всей той грязи, что происходила снаружи. Тачибана не прогадала. Через пару недель девушка овладела базовыми навыками мясника и получила имя. От чукабочо – крупного тесака, которым рыжей больше всего нравилось работать с мясом. Тесак был сделан из тамахаганэ, алмазной стали. Из такой же японские мастера изготавливали самурайские мечи – катаны и вакидзаси. Тесак был реликвией семьи Тачибана и использовался, на протяжении более чем полувека. Бочо была не дурна в мясничестве. Тачибана однажды спросила её за чашкой чая: — Бочо-тян, тебе нравится твоя работа? — Обаа-сан, — тихо отвечала Бочо, что означало уважительное и ласковое: «бабушка», — когда я режу мясо, я представляю на его месте всех ненавистных мне людей… Иногда к ним заходил Джеймс. Тачибана находила его чрезвычайно приятным человеком. Человеком старой закалки. «Мой отец не для того столько пахал, чтобы какой-то ублюдок взял наше семейное дело, нашу историю и растоптал её в грязь», – сказал как-то раз Аллан за чашкой чая и Тачибана в согласном порыве души сочувственно кивала ему. В те вечера они втроём закрывались от внешнего мира в небольшой лавке и старались забыть о его существовании. Джеймсу нравилось представлять, что выйдя из лавки, он вновь вернётся в старый мир. Без вавилонских башен на каждом шагу и бешено пролетающих электрокаров, без обжигающих неоновых вывесок и огромных голограмм проституток. Город был фальшивкой, капканом. Тебя ласкали за ушко и этой же рукой обдирали до нитки. Никому не было ни до кого дела. Как глубоко верующий человек Джеймс мучился в этом смердящем маринаде лживых языков и насилия. Тачибана была его лучиком света. Как и он сам для неё. Уходя, он долго не мог отпустить её морщинистую руку и всё печально улыбался. «Даст Бог, свидимся», – говорил он, стоя в дверном проёме. Однажды Джеймс подарил Бочо кепку-восьмиклинку. «Береги голову», – сказал он. «Wie ironisch», — прошептала Бочо, сидя на той же самой оранжевой подушке, за тем же самым столом и крутя в руках ту же самую кепку, но только в полном одиночестве. «Мой отец не для того столько пахал, чтобы какой-то ублюдок взял наше семейное дело, нашу историю и растоптал её в грязь». Растоптал. Бочо скрипнула зубами. Хотелось рвать и метать. Вдруг послышался стук в дверь. Может быть, какой-то завсегдатай решил спросить, почему закрыта лавка. А может и пришли остатки якудза, возомнившие, что смогут потягаться с рыжей. Девушка поднялась, взяла тесак и занесла его за спину, прошла в прихожую, открыла дверь. Перед ней стоял мужчина, одетый довольно старомодно: в коричневую федору и такой же коричневый плащ. На его плечи ниспадала вьющаяся седая грива, а подбородок украшала густая борода. Он смотрел на Бочо, и в его голубых глазах виднелась мудрость. Что-то в нём напоминало девушке Джеймса. — Кто ты такой? — спросила Бочо. — Не хочешь сыграть в игру? — ответил незнакомец вопросом на вопрос.