Путь к алтарю

      Дмитрий возвращался домой донельзя злой. Так хорошо начавшееся свидание окончилось преждевременно, и это невыносимо раздражало мужчину. Если бы Елена Филипповна остановила его на моменте попытки положить руку на плечо, но не стала бы потом плакать, Дмитрий огорчился бы, что такое подающее надежды начало завершилось так неожиданно, однако сейчас мужчину мучила только одна мысль: а не будет ли после свадьбы попыток поизображать из себя Иоанна Крондштадского [1] и допуска к телу только с целью зачатия детей?       «Да ту же Гусельникову бы в любовницы склонить — и жениться не надо, — подумал Дмитрий. — С ней вполне интересно было, а, может, за это время и еще чему-нибудь новенькому научилась. Вон, пусть Софи выходит замуж и рожает наследников, а мне и так хорошо!»       Однако с достойными невестами и вправду были некоторые сложности: Дмитрий хотел найти именно ровесницу, а не юную барышню, однако ровесница должна была быть или незамужней, или вдовой, но обязательно бездетной. С другой стороны, брать в жены бездетную вдову мужчина тоже опасался: кто может сказать с уверенностью, что детей в семье не было по воле обстоятельств или по причине болезни мужа, а не состояния здоровья жены?       Прекрасно понимая, что и засидевшиеся девицы помаленьку уходят замуж, а бездетная вдова, у которой был, но по какой-то причине умер ребенок — это огромная редкость, кроме того, она, скорее всего, будет постоянно вспоминать о своей утрате, Дмитрий принял решение более активно обращать внимание на барышень постарше на выданье, каждый раз говоря себе, что точно здоровые, но нынче бездетные — это разведенные, которые не сохранили брак и у которых остались дети на воспитании у мужа. Такую партию мужчина не был готов рассматривать, поэтому решил более внимательно присмотреться к тем невестам, которые есть в округе.       Елена Филипповна подходила по всем критериям: внешность, манера общения, возраст. Дополнительным плюсом являлось отсутствие родителей, с которыми не было нужды налаживать хорошие отношения, а брат с семьей показались вполне приличными и разумными людьми. Минус был только один — нежелание сближаться и переживания по поводу своего якобы аморального поведения.       Недолго думая, Дмитрий зашел в бордель, расположенный неподалеку. К проституткам мужчина относился с некоторым предубеждением, не желая пользоваться тем, что можно получить бесплатно, за деньги, кроме того, он не доверял врачебным осмотрам из желтого билета и боялся подцепить какую-нибудь заразу даже с мануфактурой, однако сейчас захотелось уединиться с какой-нибудь распутницей.       — Добрый день, — произнес человек на входе. — Какие у вас пожелания? Подберем любую девушку.       В мгновение ока Дмитрий вспомнил вариант, который, по слухам, уже использовали некоторые.       — Проверка, — произнес он, на мгновение показав удостоверение, чтобы собеседник не успел заметить, что он не из полиции, а из жандармерии. — Все ли девушки имеют желтый билет? Вовремя ли проводятся врачебные осмотры?       По рассказам других, хотя бы у одной девушки до сих пор должен был быть паспорт. Пользуясь этим обстоятельством, можно было бы предложить оказать услугу бесплатно, пообещав закрыть глаза на отсутствие желтого билета, в противном случае пообещать возбудить дело и на девушку, и на заведение.       Не успел человек хоть что-то ответить, как Дмитрий заметил слишком знакомую фигуру и сказал:       — Мне понравилась вот она. Но есть ли у нее желтый билет? И достигла ли она соответствующего возраста?       Желание снять проститутку сменилось желанием отомстить Глаше за все свои беды. Не дожидаясь ответа, Дмитрий продолжил:       — Сейчас в полицию отправитесь вы, вон та мадемуазель, бандерша, разумеется. Да здесь всем до тюрьмы доказательств наберется!       — Одну минуту, — произнес человек, однако на шум уже спускалась не очень молодая женщина.       — Эльза Жозефовна, — представилась она. — Вы из полиции? У вас какие-то вопросы к нашему заведению?       — Почему в заведении проститутка, не достигшая необходимого возраста? — спросил Дмитрий. — Где ее заменительный билет и смотровая книжка?       — Не представляю, как сия барышня очутилась в нашем заведении, — искренне удивилась бандерша. — Быть может, она пришла спросить, как попасть сюда.       Глаша стояла ни жива ни мертва. Девушка тысячу раз пожалела, что согласилась на предложение Игната зайти сюда с черного хода, просто посидеть с ним в каморке и поиграть в карты, пока он подменяет заболевшего охранника борделя. Но еще больше Глаша жалела о том, что, соскучившись сидеть под лестницей, она вышла в зал, чтобы какое-то время побыть там.       Пока Филатов перепирался с бандершей, девушка увидела, что дорога на волю свободна, и, взяв себя в руки, пулей выскочила на улицу.       Филатов выскочил следом, но так и не понял, в какую сторону побежала Глаша. Разозленный мужчина вернулся в бордель и сказал:       — Сегодня же пойду в участок, и пусть к вам приходит проверка! В тюрьму все пойдете!       Пока в борделе временно выгоняли на улицу всех, кто трудился без желтого билета, и проводили внутреннее расследование, как могла пройти Глаша внутрь и что, самое главное, она там делала, девушка влетела в подъезд ближайшего дома, мгновенно пробралась на чердак и спряталась там.       Глашу трясло, а мысль о том, что ее должны были отвести в участок, донельзя пугала. Несмотря на то, что она еще не успела ничего сделать, чтобы ей насильно оформили заменительный билет, да и вообще, у нее даже не было своего паспорта, чтобы его могли отобрать, девушка никак не могла успокоиться.       Ближе к вечеру Глаша постаралась нацепить на себя маску безразличия и вернулась домой.       Казалось, Машунька ничего не заметила, и девушка с облегчением подумала:       «Обошлось… Чтобы я еще раз согласилась на предложение Игната? То лошадь, то бордель… Проблем не оберешься!»       На следующий день Филатов с утра пришел в гимназию и сразу же пошел к начальнице.       — Зоя Михайловна, у меня вопрос к вам, как к начальнице заведения, — произнес мужчина. — По какой причине ваши воспитанницы появляются в борделе? Вчера была проверка и среди распутниц была обнаружена и Аглая Гусельникова. Не спорю, от данной мадемуазели трудно ожидать чего-то доброго и вечного, но я от всей души советую вам задуматься о том, не портит ли моральный облик гимназии сия гимназистка.       — Проституцией занимается полиция, — сразу же ответила Зоя. — А жандарм мог побывать в борделе только по личной инициативе. Поэтому у меня к вам вопрос, Дмитрий Геннадьевич, что вы делали в борделе?       — Я не обучаюсь нигде и совершеннолетний, поэтому не обязан отвечать на ваш вопрос, — сразу же сказал Дмитрий.       — А я сама разберусь со своими девочками, — произнесла Зоя.       — Прямо как вчерашняя «мамка» говорите, — усмехнулся Дмитрий. — Что же, удачи вам в попытках разобраться, где проводят свое свободное время ваши гимназистки.       Едва Филатов ушел, Зоя пошла к Асе.       — Агнесса, класс ваш, — начала молодая женщина, пересказывая о том, что недавно узнала. — Что делать будем?       — Для начала нужно убедиться, что это не наговор, — ответила Ася. — Выслушать точку зрения второй стороны.       — А потом? — спросила Зоя.       — Потом будет видно, — произнесла Ася. — Как по мне, если Глашка и вправду решила заработать легких денег, я бы сообщила матери. И пусть мать ее вразумляет.       — Она, я не сомневаюсь, будет упрашивать не говорить матери, — ответила Зоя.       — За аморалку ты имеешь право отчислить, хотя вряд ли захочешь, — сказала Ася. — А вот бить за аморалку имеет право только мать. Тебе не советую.       — Да ты что, Ася, даже мысли такой не было… — растерянно произнесла Зоя.       — А кто тебя знает? — ответила Ася.       Как только Глаша услышала, что ее вызывают к начальнице, девушке стало плохо.       — Мадам… — прошептала Глаша, выйдя в коридор. — Мне один знакомый, которого упросили подменить в этом борделе охранника, упросил посидеть вместе с ним в каморке и поиграть в картишки. Я долго думала, но потом согласилась. Мадам, пожалуйста, помогите мне убедить мадам начальницу, что все именно так и было! Честное слово, не вру!       — Идите к начальнице, — ответила Ася.       Бледная Глаша пересказала Зое все то же самое, после чего услышала:       — Возвращайтесь пока что на уроки или посидите в коридоре, если пока что не в состоянии учиться.       Обрадовавшись, что ее мучения у начальницы подошли к концу, Глаша вылетела в коридор, а потом, усевшись на подоконник, подумала:       «А они точно мне поверили? Или сейчас вызовут мать и скажут, что я отчислена?»       Ася посмотрела на Зою и сказала:       — С учетом характера Глашки, верю, что все так и было. А Филатов, увидев ее, решил обнародовать эти данные.       — Я тоже верю, — ответила Зоя. — Но что дальше делать-то с этим? Марии-то надо сообщить. Такое не стоит скрывать. Тот же Филатов может все и ей растрезвонить.       — Говори, — согласилась Ася. — Твое право, тут даже спорить не с чем.       Глаша краем глаза увидела, что в гимназию пришла мать, и расплакалась.       «Отчислена, — подумала девушка. — Даже если и поверили, не захотели держать на учебе. А может, и не поверили…»       Машунька вместе с Асей вышла из кабинета начальницы и на секунду остановилась в коридоре:       — Не сказать, что я что-то имею против точки зрения начальницы, но то она Глашку за меньшее исключала, то подобное прощает. В чем логика?       — Личная неприязнь к Филатову и пристойное поведение и успеваемость Глашки, — ответила Ася. — Машунька, ты только Глашку не бей, прости.       — Ее уже начальница простила, хорошенького помаленьку, — произнесла Машунька. — В картишки она решила поиграть в борделе! Пусть радуется, что я ее к парням отпускаю, а бордель — уже перебор. Или это камень в мой огород, что негоже отпускать барышню в компанию парней?       — Это, Машунька, просто призыв к милосердию, — сказала Ася. — Ты бы знала, до чего Глаша сегодня была напугана!       — Ничего страшного, раньше надо было думать, — ответила Машунька.       Дома, прекрасно понимая, что ей не стоит ждать ничего хорошего после всего произошедшего, Глаша с явной грустью пошла к себе.       — За поведение не вызывают, за успеваемость не вызывают — за моральную сторону вызвали, — сказала Машунька. — Глаша, а то, что тебя там и вправду могли перепутать с проституткой, ты не подумала? Тут радоваться надо не тому, что тебя не исключили, а тому, что живая и здоровая вышла оттуда!       — Я же с Игнатом, с черного хода, просто вышла на секундочку, — вздохнула Глаша.       — Я тебя, верно, сейчас просто под замок посажу и никуда, кроме гимназии, больше выпускать не буду, — произнесла Машунька.       Глаша тяжело вздохнула. Сейчас торговаться с матерью было бесполезно, а уже завтра можно было бы попробовать провести переговоры.       Машунька какое-то время помолчала, а потом сказала:       — Бессовестно пользуешься моей добротой, понимаешь, что просто не смогу тебя выдрать, хотя явно ведь стоило! Глашка, ну будь ты разумной, обещай, что больше никаких походов в бордели вообще ни по какому поводу! А уж с Игнатом, из-за которого ты уже дважды в полиции побывала, нужно вообще пять раз подумать, прежде чем согласиться на что-то! Ты же приличная барышня, тебе же замуж выходить, да что там замуж, тебе же просто в этом обществе жить дальше! С тебя честное слово, что больше я о таком ни от кого не услышу!       — Хорошо, мама, — произнесла Глаша и даже чуть обрадовалась: по-видимому, разговор на этом закончится. [1] «Счастливых семей, Лиза, и без нас довольно. А мы с тобой посвятим себя на служение Богу».