Путь к алтарю

      Домой Глаша возвращалась в хорошем настроении: уже завтра Никита согласился прямо с утра пойти вместе с ней в лес за елкой, чтобы срубить сразу две и поставить одну у себя, а вторую у Глаши.       На следующий день девушка собралась и направилась в условленное место.       — Ты же учебу из-за меня пропустишь, — сказала Глаша Никите.       — Пару малонужных лекций, — ответил Никита. — Лекции пропускать можно, нельзя пропускать практики. А вот ты гимназию прогуливаешь.       — Закон Божий, словесность, латинский — прямо те предметы, которые ну никогда пропускать нельзя! — рассмеялась Глаша.       — Так я сам себе хозяин, прогулял лекции — мое решение, а на тебя матери нажалуются, — сказал Никита. — У нас бы явно инспектор заметил.       — Никто не заметит, а если заметят, не обратят внимания, — ответила Глаша.       Однако вскоре поход в лес из увлекательной прогулки превратился в непростое занятие. Бредя чуть ли не по пояс в снегу и постоянно увязая в нем, Глаша сказала:       — Как сказал бы Игнат, надо было спереть елку.       Никита недоуменно посмотрел на спутницу.       — Ты не подумай, я воровство не разделяю, — продолжила Глаша. — Но все больше и больше думаю, что надо было лучше заработать на эту елку.       — Двадцать рублей, если какая-нибудь попроще, — ответил Никита. — Это еще без учета конфет для украшения. А так мы срубим себе елочки и потащим домой.       — Срубить, притащить и продать за тридцать рублей, — сказала Глаша. — Но уже будет жалко, что мы, зря тащились такую даль?       Наконец, были найдены две хорошенькие елочки.       — А вдруг лесник с нас денег затребует? — вдруг спросила Глаша. — Они же все эти елки выращивают, сажают…       От этой мысли у девушки сразу прибавились силы и, казалось бы, довольно тяжелую елку Глаша тащила обратно без особых усилий.       Глаша вернулась домой ближе к вечеру. И только сейчас девушка поняла, насколько был прав Никита, когда настоял на том, что в лес надо идти с самого утра. Глаша оставила елочку на улице, открыла дверь, вошла в дом.       — Все, мама, пришла, — выдохнула Глаша.       — И что же ты умудрилась натворить, что так надолго после уроков оставили? — спросила Машунька.       — Я сегодня вместо уроков ходила с Никитой в лес, — ответила Глаша. — Срубили там две елочки, притащили одну нам, а вторую Никите. А украшать можно и леденцами, раз на шоколадные конфеты нет денег.       Сперва Машунька не поверила дочери, решив, что она решила таким странным образом пошутить над ней, однако увидев лежащую во дворе елку, женщина произнесла:       — Сейчас надо сначала в сени затащить, пусть отогреется, а потом и в комнату…       Машунька помогла Глаше затащить елку в дом, поблагодарила за находчивость, а потом спросила:       — А предупредить заранее, вдруг бы вы там потерялись? Заблудились. От волков убегали. И вообще, как не страшно было одной с молодым человеком идти в лес?       — Так не летом же, — ответила Глаша. — Зимой холодно, — намек на возможное насилие был более чем понятен, — и вообще, я Никите доверяю.       Отогревшись и отдохнув, девушка произнесла:       — А, может, и на каплю шоколадных конфет хватит, посмотрю, вдруг какие деньги завалялись…       — И я тоже посмотрю, — ответила Машунька, прекрасно зная, что денег точно хватит и еще часть останется. — Что-нибудь поищем.       На следующий день Глаша пошла в гимназию. Однако еще до начала уроков к девушке подошла Ася и спросила:       — По какой причине, мадемуазель Гусельникова, вы пропустили вчерашние занятия?       — Ходила в лес рубить елку, — честно ответила Глаша. — У мамы не было денег на праздник, поэтому что еще делать?       — Заниматься своими делами во внеучебное время, — сказала Ася.       — Мадам, — произнесла Глаша. — Да лучше рубить елки, чем ходить на Закон Божий. И от одного дня пропусков ничего не будет. Больше пропустила, сидя в тюрьме, но нагнала же как-то.       — И даже не стыдитесь своего преступления, — ответила Ася. — Вас же вполне могли за него отчислить.       — Выстрел Веры Засулич — повод для гордости, — сказала Глаша. — Выстрел Глашки Гусельниковой — чистейшая уголовка. Да что вы все к этим родственным отношениям цепляетесь-то? А если бы это был просто вообще чужой человек? Да он мне и на самом деле совершенно чужой человек, к чему брать события слишком далекой давности? Засулич, значит, и присяжные оправдывают, и народ поддерживает, а Глашка, которой это все вовсе не нужно, постоянно слышит со всех сторон, что она уголовница! Глашка — не уголовница, Глашка — политическая! Политическая Глашка! Которая поступила не по взглядам, пойдя на примирение с потерпевшими. Но так и дело Глашке шили не политическое, вот так и поступила!       — А теперь, мадемуазель Гусельникова, все то же самое расскажете начальнице, — произнесла Ася.       От этих слов Глаша немного напряглась. Позицию начальницы по данному вопросу узнать не представлялось возможным, кроме того, она то крайне негативно относилась к выходкам гимназистки, то была готова защищать в суде бесплатно.       Тем временем дорога до кабинета Зои уже закончилась и девушка услышала реплику классной дамы:       — А теперь расскажите, мадемуазель Гусельникова, сами то, что рассказали мне.       — Мадам, — Глаша решила говорить правду. — Мне тошно, что все, каждая собака, не хочу, разумеется, оскорбить мадам, — девушка посмотрела в сторону Аси, — желает ткнуть меня носом в то, что Глашка — уголовница. Но Глашка — не уголовница, Глашка — политическая!       Дальнейший монолог практически слово в слово повторял все то, что было сказано Асе. Потом началась новая часть:       — Глашка побывала в тюрьме — а давайте-ка ткнем Глашку в это носом и не купим елку! К Рождеству Глашке, значит, не подарки, а освобождение, которого она не заслуживала! Срубила Глашка елку самолично — какая же она нехорошая, что посмела прогулять учебу! А то, что Глашка эту елку перла не пойми сколько верст — так это ерунда, уголовники — это низшая каста, куда им до политических! К уголовницам на каторге приставать можно, пусть обслуживают тех, кому это надо, уголовники пусть золото моют, а политические в это время сидят, пьют чай и тоскуют о свободе, сидя в золотой клетке. Да половина женщин из рабочих о такой золотой клетке мечтает, а вторая просто живет, выйдя замуж! Сиди, значит, дома, воспитывай детей, веди хозяйство и сама за ворота никуда не выходи — мужа опозоришь! Ну и куда мне до политических, какой-то Глашке, которая просто сицилийская мафийстка, в тетку, значит, стреляла, которая предала ее! И замашки прямо уголовницы, аж с самой Сицилии! Ну так и отправьте эту Глашку в Иркутск, который еще дальше Сицилии, чтобы она никому жить не мешала!       — Мадемуазель Гусельникова, для начала покиньте этот кабинет и встаньте к стене, — ответила Зоя, едва Глаша остановилась.       Глаша нехотя вышла в коридор и выполнила указание. Проводив гимназистку взглядом, Зоя спросила Асю:       — А с чего она так завелась?       — За вчерашний прогул высказала, — ответила Ася. — А теперь что делать будем?       — Мать вызывать, — сразу же сказала Зоя. — Я за такое наказывать не буду, мне эту несчастную Глашку жалко. И в чем-то я с ней согласна: начали тыкать носом все вокруг, будто нагадившего кота… Да, с мотивом у нее дела не очень, про тетку и замашки мафии хорошо сказала, но что теперь, вечно ей это припоминать? Ася, пожалей бедную девочку, не надо хоть нам припоминать ей это все. Мне тоже не по себе было, когда понимала, что речь будет идти об уголовном деле, а не политическом, я Глашку прямо жалела тогда…       Получив записку со словами, что ей необходимо зайти в гимназию, Машунька практически не удивилась.       «Сначала в тюрьме была, потом прогуливает — вот и повод для вызова матери», — подумала женщина.       — Мария Николаевна, — произнесла Зоя, пересказав все, что произошло сегодня. — Я хочу просто проинформировать вас о случившемся. Я не осуждаю Аглаю, в чем-то ее понимаю. Сама стрелять бы не пошла, но Владимир Герхардович стрелял в Никонова, хотя у него мотивов еще меньше было, Никонов просто выполнял свои обязанности.       — Владимир Герхардович был болен, — не выдержала Ася, полушепотом обратившись к Зое.       — А у Аглаи мотив был, — ответила Зоя и снова обратилась к Машуньке. — Мария Николаевна, вы, конечно, скажите дочери, чтобы была сдержаннее, но я очень прошу вас не ругать ее слишком сильно. И без того ей на каждый роток накидывать платок… Забирайте дочь домой, и я отнимаю один балл по поведению от оценки за неделю.       Удивленная Машунька поблагодарила Зою и вышла из кабинета. Женщина подошла к дочери и сказала:       — Пойдем домой.