Путь к алтарю

      Всю дорогу домой Машунька молчала, не понимая, как ей лучше поступить.       «Может быть, где-то перегнула, — думала женщина. — Может быть, зря что-то сказала… Но ведь не я же одна говорила, многие говорили. Вот и не выдержала…»       — Глаша, а давай просто забудем все, — наконец, произнесла Машунька. — Как было, так и забыли.       — Забудем… — вздохнула Глаша. — Конечно, забудем уголовное прошлое Глашки, как пятно на ее биографии! А судили бы за политику — ты бы не предлагала забыть…       Машунька опешила, не зная, что ответить.       — Глашка — политическая, — сказала девушка. — И страдала бы за свои взгляды.       — Глашенька, — начала Машунька. — Что за навязчивое желание объявить себя политической? Ладно бы ты хоть революционеркой назвалась, я бы поняла, но политической…       — Хорошо, Глашка — неудавшаяся революционерка, так лучше? — спросила Глаша. — И как мне удавшейся стать?       — Уже говорила, — ответила Машунька. — Придумаешь что-то достойное — разрешу поагитировать. Если что-то действительно достойное будет, компанию составлю. Но лучше подождать до окончания учебы, еще рановато как-то.       — А потом будет венчание, дети и уже по другой причине нельзя, — сказала Глаша.       Обрадовавшись, что дочь забыла о своих взглядах, которые не стоило поизносить вслух, женщина произнесла:       — Дети — это тоже очень хорошо. Так нельзя же всем на свете заниматься, нужно что-то выбирать.       — Вот так и живем всю жизнь, что-то вечно выбирая… — вздохнула Глаша.       Проведя в раздумьях большую часть вечера, Машунька приняла решение вести себя дальше как ни в чем не бывало. Однако на следующий день практически прямо с утра женщина получила записку с требованием немедленно явиться в гимназию.       «А сегодня точно отдеру, чтобы не думала, что мое терпение бесконечное», — подумала Машунька и пришла к Асе.       — Что на этот раз, Агнесса? — чуть нервно спросила женщина. — Вчера пожалела, сегодня точно отдеру как не знаю кого.       — Машунька, — ответила Ася. — Ты только пойми правильно, твою Глашку никто не исключает…       — Тебя просто просят по доброй воле забрать ее подальше от приличных людей, — закончила Машунька.       — Нет, Машунька, пусть Глашка просто посидит дома, придет в себя, оправится от потрясения, а после Нового года просто снова выйдет как ни в чем не бывало. И ты не напоминай ей ни о чем… — произнесла Ася. — Мы с Зойкой уже обсуждали, поставим ей тройку по поведению, учителя оценки как-нибудь выставят по имеющимся, а Глашка пусть пока что наряжает елочку и печет пряники.       — Хорошо, что не к каторге готовится, — мрачно пошутила Машунька. — А что натворила-то?       — Очень хорошо с Варнецкой подралась, — ответила Ася.       — По поводу… — выдохнула Машунька, надеясь услышать продолжение.       — По поводу того, что она ее предала, — сказала Ася.       — Честное слово, Аська, выдеру сегодня за сицилийские замашки, — произнесла Машунька.       — Да жалко как-то, — ответила Ася.       — Тебе вечно всех жалко, — сказала женщина. — У тебя дети еще маленькие, вот и не понимаешь, как лучше воспитывать.       — Варнецкая Глашу очень нехорошо толкнула, да так, что прямо о стенку ударилась, — произнесла Ася. — Я видела. До того разозлилась, что сказала Зойке, чтобы мать вызывала — она там у них менее терпима ко всему. Зойка что-то свое вспомнила и отца вызвала, забыла даже, что с Варнецким видеться не хочется. Обругала всячески Анну, временно исключать никого не стала — Глашку пожалела. Машунька, пусть Глашка просто дома посидит и в себя придет, пожалей ее!       — Хорошо, — ответила женщина. — Пусть сидит дома.       Машунька ни о чем не стала спрашивать дочь, молча воплотив свои угрозы в жизнь, едва придя домой, однако Глаша через несколько часов сама начала разговор.       После первого урока Глаша решила поговорить с той, которую до сих пор считала своей знакомой.       — Аня, быть может, прогуляемся сегодня после уроков? — предложила Глаша.       — С отцеубийцей нет никакого желания, — ответила Анечка.       — Ты же не говорила так после моего первого похода к Филатову! — воскликнула Глаша.       — Думала, что черт попутал, — сказала Анечка. — А раз второй раз пошла, значит, умысел был, а не на чертей надо все валить.       — Ну и сиди одна, предательница! — воскликнула Глаша.       — Я не предательница, а ты уголовница, — ответила Анечка.       После этих слов Глаша несколько раз ударила Анечку по лицу, а Анечка сразу же оттолкнула Глашу, да так, что она ударилась о стенку.       — Меня все обижают! — в слезах произнесла Глаша. — Эта предательница обидела, все носом в уголовницу тыкают, ты только что опять выдрала и опять ни за что! Хочешь угадаю, тебе Лыкова про сицилиек напела, а ты решила выдрать за это? Правильно, что взять от жандармской жены, видит уголовку там, где ее нет!       — Глаша, — вздохнула Машунька. — Я же предлагала уехать на какое-то время, пока все забудется… Может, раз не уехали, хотя бы дома посидишь? Уйдешь на каникулы пораньше. Елочку нарядим, подготовим все… А с нового года все и забудется.       — Хочу, — сказала Глаша.       На следующий день Глаша, в глубине души ругая все на свете, что они не могут себе позволить купить уже готовое печенье, месила тесто и лепила фигурки. Вместо таких банальных зверушек Глаша пыталась изобразить решетки, символизирующие тюрьму.       — Снежинки? — наугад спросила Машунька, увидев нечто восьмиугольное, но так и не придумав, что именно слепила дочь.       — Ставни для пряничного домика, — на ходу соврала Глаша, вдруг передумав украшать елку чем-то, напоминавшем тюрьму.       — Так тесто же песочное, — чуть удивилась Машунька.       — А мы все равно будем вешать на елку, — ответила Глаша, а потом, подумав, чуть вытянула концы подобия решетки, чтобы они напоминали снежинку. — А так и на снежинку похоже.       Вскоре елка была украшена печеньем, свечами, яблоками, леденцами и шоколадными конфетами.       — Дед Мороз тоже каких-нибудь конфет принесет, — произнесла Машунька, глядя на украшенное дерево.       — Это хорошо, что конфет, а не посохом по лбу, — пошутила Глаша. Вдруг задумавшись, девушка спросила. — Варнецкий не возмущался? Мол, не успела выйти из тюрьмы, как бросилась обратно туда возвращаться?       — Не возмущался, — ответила Машунька. — Понимает же, что такое бывает, что люди дерутся.       — Вот и осталась я почти что одна, — вздохнула Глаша. — С одной расстались вроде как «как чужие люди», со второй просто дороги разошлись. Остались только парни и Никита. И ты…       — Да ладно, Глаша, не надо о грустном, — произнесла Машунька. — Жизнь такая, что на одно пустое место обязательно потом придет что-то другое. Или кто-то.