Путь к алтарю

      Как выяснилось, достать приглашение на более-менее приличное мероприятие оказалось невыносимо трудной задачей. Много лет назад Машуньке казалось, что раз и навсегда оборвать отношения с так называемым светом — лучшее, что можно придумать. Однако дочь, которой буквально приспичило выйти в свет, порадовать хотелось.       На какой-то момент Машунька даже была готова пойти на откровенный скандал: просто взять и заявиться без приглашения. Если мероприятие было бы многолюдным, это появление могли бы не сразу заметить, а потом просто постесняться выгнать. На слухи же Машунька не обратила бы внимания. Однако подобный номер мало подходил на достойный первый выход в свет для дочери, поэтому от него пришлось отказаться даже на этапе размышлений.       — Ася, — через некоторое время спросила Машунька. — Ты-то почему не хочешь помочь товарищу? Ладно, бывшему товарищу по борьбе, будем говорить прямо.       — Машунька, мы с Севастьяном ничего в своем доме не устраиваем, — ответила Ася. — Ты же Глашку явно хочешь не в гости сводить, а на приличное мероприятие. Родители тем более такого не устраивают. Следовательно, мы сами если куда-то и ходим, то когда приглашения перепадают. Вот Зойку периодически куда-то зовут. Но ее зовут одну и в качестве шута горохового. Посмотреть на нигилистку, которая ходит в одном и том же платье годами, некоторые любят.       — Я другую нигилистку приведу, — рассмеялась Машунька. — Которую от стола с угощениями будут оттаскивать вшестером.       — Так этого же никто не знает, — сказала Ася. — Да и кто знает, вдруг Глаша в первый раз будет вести себя вообще не так, как можно было бы ожидать? В хорошем смысле слова, разумеется.       Машунька ничего не ответила. Ася тоже на какое-то время замолчала, а потом спросила:       — Машунька, а зачем вообще этот выход в свет? Я Зойку не представляю в качестве примерной замужней дамы, а для Глашки это вообще что-то маловозможное. Дважды судимая, в отца и тетку стрелявшая… Кто ее замуж возьмет? Разумеется, из тех, кого интересуют светские условности.       — Глашка сама захотела в свет выйти, как и пристало приличной барышне дворянского сословия, — произнесла Машунька. — Просто я ей намекнула, что раз учеба закончена, можно подумать на тему замужества, а она ответила, что перед этим обычно в свет выводят.       — Да твоя Глашка просто замуж не хочет, вот так и сказала, — ответила Ася. — И, быть может, правильно делает, что не хочет. Еще рановато, ей же всего шестнадцать лет.       — Даже по всем дворянским условностям не выдают замуж за первого встречного, — сказала Машунька. — Знакомят с женихами, барышня просто наносит визиты вместе с родителями… А я тем более не гоню замуж так рано. Просто, ну мало ли, вдруг ее Никита в качестве жениха устраивает? Так зачем тогда тянуть?       — У меня тоже Шатохин был, даже не знаю, как его назвать и в качестве кого, — нерадостно произнесла Ася. — Может, со стороны и думали, что в женихах ходит. Это я к чему? Хорошо, что даже мыслей не было, чтобы замуж за него выйти, и хорошо, что потом достойный жених нашелся.       — Тоже мне, сравнила… — сперва удивилась Машунька, а потом поняла мысль собеседницы, что выходить замуж за первого, кто устроил — не лучшая затея.       Летнее белое платье было сшито, розовый пояс, который впоследствии можно было бы носить как платок, тоже был готов. Однако приглашений на какое-то светское мероприятие все не было.       — Глаша, не переживай, — больше себе сказала Машунька. — Когда круг общения другой, найти приглашения тоже не очень легко. Ну или, если хочешь, можно попросить бабушку с дедушкой, чтобы они тебя куда-нибудь вывели.       — Как-то не хочется, — честно ответила Глаша. — И мне не поразвлечься, и тебе потом выскажут, что дочь не научила этикету…       — Значит, еще немного подождем и посмотрим, что и где появится, — ответила Машунька.       Информация пришла оттуда, откуда ее не ждали. Машунька неторопливо читала книгу во дворе доме, как вдруг в ограду вошла Ася.       — Мария! — окликнула молодая женщина.       — Что случилось? — Машунька испугалась, что Глаша снова что-то натворила и ей придется разгребать очередные проблемы.       — Сарвиков устраивает прием, — произнесла Ася. — Это, если ты не знаешь, не очень хороший человек, который служит в жандармерии.       — И с этого приема нас с Глашкой под белы рученьки увезут прямо к нему на службу, после того как Глашка выскажется на тему царя, — ответила Машунька.       — Сарвиков устраивает прием, — продолжила Ася. — Приглашен, повторяю слово в слово, Филатов с семьей. С семьей, Мария. Значит, дочь тоже приглашена, а мать просто ее сопровождает.       — Нас выгонят со скандалом, — произнесла Машунька.       — Пока разберутся, что к чему, Глашка уже успеет посмотреть, что это за светское мероприятие, — ответила Ася. — А что касается возможного скандала, как я понимаю, тебе безразлично реноме Филатова, а что касается Сарвикова, уже мне безразлично его реноме. Он Севастьяна пытался обидеть, не давать продвигаться по службе. Говорил, что слишком быстро летит вперед. Филатову, к слову сказать, помог все звания вернуть раньше ожидаемого срока.       — Сколько лет не была в свете — могу и со скандалом появиться, — махнула рукой Машунька. — Все равно, пока я не замужем, пока я пойду туда с Глашкой, у всех будет вертеться на языке одно: «Пришла не слишком обремененная нравственностью женщина с внебрачной дочерью». Так какая разница, придем мы по приглашению или вот по такому надуманному поводу…       — А тебя родители часто в свет выводили? — полюбопытствовала Ася.       — Слишком часто, — ответила Машунька. — Все замуж пытались выдать пораньше да получше. Я-то знаю, как и что делать надо, а вот юная леди всех поразит своей непосредственностью… Все равно больше никто никуда не пригласит…       Известие о том, что их с матерью приглашают на практически самый настоящий бал, донельзя обрадовало Глашу. Девушка была настолько счастлива, что Машунька невольно подумала:       «Быть может, ее бы и радовали постоянные приемы… Готовилась бы к ним, ездила, блистала в свете. А в другие дни с важным видом приходила на кухню и распекала прислугу, что до сих пор еду не приготовили».       Однако практически сразу Машунька вспомнила, что Глаша вряд ли бы смогла сдерживаться с учетом требований света, однако на какое-то мгновение мысль об ином будущем дочери задержалась в сознании женщины.       В назначенный день за пару часов до выезда Машунька выдала дочери новые чулки, перчатки, помогла завязать пояс на талии и причесаться. Вместо своего уже набившего оскомину наряда женщина надела темно-оранжевое платье, любезно предоставленное на этот вечер Асей.       — Это куда лучше, — восхищенно сказала Глаша, взглянув на мать. — Такая красота! Готовое купила, сшить же не успели бы?       — Добрые люди дали на один раз, — ответила Машунька. Вздохнув, женщина обратилась к дочери. — Глашенька, пожалуйста, если не знаешь, как что-то есть, лучше не ешь. Да и вообще, поесть можно и дома, ты на людей смотри, улыбайся, разговоры о царе и власти не веди, принимай приглашения на танцы… Книжечку, конечно, можешь не вести, кому какой танец обещала, но постарайся не опозориться. Люди тоже ведь не собаки, не будут тыкать пальцем в каждый недостаток… Не знаю, ногу там неправильно поставишь или что еще. Но особенно не переживай, все равно нас больше вряд ли кто-то куда-то пригласит.       — А это приглашение как достала? — спросила Глаша.       — Да кое-как и через десятые руки, — вздохнула Машунька.       До бальной залы Глаша с Машунькой поехали на извозчике: в вечерних нарядах было и неуместно, и просто неудобно идти пешком. Кроме того, зала располагалась достаточно далеко, чтобы можно было до нее спокойно дойти.       — Не волнуйся, Глашенька, — произнесла Машунька. — Нас представят, потом я представлю тебя всем…       Как представлять незнакомым людям внебрачную дочь, женщина не представляла, однако успокоить, по-видимому, волновавшуюся Глашу было необходимо.       Машунька что-то шепнула распорядителю и вскоре на всю залу раздался голос:       — Гусельникова Мария Николаевна с дочерью.       Машунька прошла внутрь. Быстро оглядев залу, женщина увидела парочку людей, которых видела лет восемнадцать назад на приемах, подошла к ним и, поприветствовав, сказала, показывая на Глашу:       — Гусельникова Аглая Дмитриевна, моя дочь.       В целом, выводы в свет без участия отца были редкостью и присутствующие не сразу поняли, в чем дело: умер ли Дмитрий Гусельников или просто по какой-то причине не смогу прийти. Пока Глаша кое-как танцевала с пригласившими ее кавалерами, многие усиленно пытались вспомнить, что это за человек такой, Дмитрий Гусельников, и вообще, как он выглядит или выглядел.       Некоторые отмечали, что Глаша явно им кого-то напоминает и, по-видимому, похожа на отца, но никак не могли припомнить, о ком именно может идти речь.       Машунька приняла от одного из кавалеров бокал шампанского, с легкой опаской взглянула на дочь, которая, к счастью, пожелала выпить лимонада и до сих пор не съела половину угощений, лежащих на столе, и услышала вопрос, обращенный к себе:       — Мария Николаевна, прошу прощения за нескромность, у вас одна такая радость?       — Одна, — ответила Машунька.       К счастью, вопроса о том, где супруг и что с ним, не поступало. Женщина немного поговорила со спутником, понаблюдала за Глашей, которая цедила бокал шампанского уже минут десять, и, успокоившись, окончательно расслабилась.       Тем временем Машунька даже не обратила внимания, как объявили приехавшего Филатова с сестрой и матерью. Глаша, чуть опьяневшая от шампанского, тоже не сразу поняла, кто появился на этом мероприятии.       — Димочка, смотри, у мадемуазели первый выход в свет! — обрадованно произнесла Софи, взглянув на Глашу.       Вдруг вспомнив, что Глаша стреляла и в нее, и в брата, девушка чуть умерила свой пыл и больше переживала за то, чтобы Филатов не наделал глупостей.       Филатов, увидев сперва Глашу, а потом и Машуньку, донельзя разозлился и, решив, что лучше опередить ситуацию, пока кто-либо из них не наделал глупостей, подошел к Глаше и, взяв под руку так, что ее плечо заболело от цепкой хватки, сказал:       — Пойдем, доченька любимая, представлю тебя гостям.       Глаша с ужасом шла, пытаясь не отставать от Филатова, который держал ее так, что явно на руке должны были остаться синяки.       — Аглая Дмитриевна, моя дочь, — постоянно говорил Филатов. — Аглая Дмитриевна, моя дочь.       Мужчина с нескрываемым довольством наблюдал, как Глаша по дурости и неопытности наобещала своим спутникам столько танцев, которые вряд ли было возможно станцевать, а потом тихо сказал:       — Один фокус — я даже разбираться не буду, как ты с матерью сюда попала, увезу к нам домой и так изобью, что встать неделю не сможешь. Приятного вечера, любимая дочь.       Сперва напуганная Глаша, едва хоть что-то понимая от страха, отдавала обещанные танцы кавалерам. Многие из кавалеров списывали ужас в глазах партнерши и более чем среднее умение танцевать на волнение от первого выхода в свет, некоторые пытались приободрить спутницу словами. Оттанцевав все обещанные танцы, едва живая Глаша пришла к матери.       — Что тебе Филатов говорил? — спросила женщина.       — Пошел он нахуй, — тихо выдохнула Глаша. — Заебал!       — Глаша, вечер проходит без скандалов — не начинай хоть ты, — вздохнула Машунька. Выслушав слова дочери, женщина произнесла. — Глашенька, вроде, обошлось — и хорошо. Отдохни, перекуси что-нибудь.       — Тяжело, — прошептала Глаша. — Душно здесь, воздуха мало.       — А ты еще в корсете хотела явиться, — ответила женщина. — Точно бы уже в обмороке сейчас валялась.       Вскоре Глашу снова пригласили на танец, приглашение получила и Машунька. С некоторой радостью женщина приняла приглашение и даже невольно вспомнила прошлое. Казалось, оно было неплохим, однако и настоящее тоже было ничуть не хуже.       «Да, хоть приятно провели время», — подумала Машунька.       Вечер продолжался.