Полтора года назад
Решение отправиться в пустыню не было поспешным или необдуманным, но аль-Хайтам не стал бы утверждать, что оно не перечеркивает прежние планы и не идет вразрез с жаждой мести. Поиски виновного и месть были важными, но не являлись первостепенными целями, а время, которое он на это потратил бы, могло оказаться роковым. Принимать же поспешные решения, о чем бы речь ни шла — привычка деструктивная и лишенная логики. Проще говоря… как бы это ни выглядело со стороны, аль-Хайтам отнюдь не потерял голову. О его намерении знал только Кавех, и то лишь потому, что в тот момент жил с ним вместе. К счастью, все, что он себе позволил, было эмоциональным возгласом и эпатажным взмахом руки. — Ты… ты с ума сошел?! Это безумие! Это опасно, какого… Отвечать было уже не обязательно, а Кавех, к счастью, настаивать и чего-либо требовать не стал. Аль-Хайтам не позволял себе многого при нем, но Кавеху хватило того, что он знал и видел. И с эмпатией у него было все в порядке, может быть, даже чересчур. Вероломства же и лицемерия за ним никогда не наблюдалось. Вероятно, поэтому им удавалось проводить так много времени вместе. — Я думаю, не стоит заикаться о том, что в Академии об этом знать никому не обязательно? — уточнил аль-Хайтам. С этим проблем быть не должно — Кавех благоразумно не упоминал о том, с кем живет, и, разумеется, об этом не распространялся аль-Хайтам. Пытать его никто не станет. — Да кому вообще понадобится расспрашивать о тебе меня! Ты себе как это представляешь? Все как он и полагал. Хоть иногда Кавех и вел себя крайне забавно и поражал назойливостью, глупцом точно его не назвать, а на чужой эмоциональный план он настраивался легко. Прощаться аль-Хайтам не стал, только махнул рукой. — Возвращайся! — бросил ему в спину Кавех. Разумеется, он будет волноваться, но ни слова об этом не скажет, вероятно, не признается даже себе. Отвечать аль-Хайтам не посчитал нужным, так как не был уверен в том, что сумеет это пожелание исполнить. Впервые жизнь его насколько обесценилась. И если бы только жизнь. Аль-Хайтам справедливо мог гордиться самым ценным, чем обладал — знаниями. Они бережно копились год за годом, аккуратно и умело пополняемые, и далеко не все были раздобыты в святилище мудрости — Академии. Вероятно, какие-то из этих знаний пригодятся ему в пути. Но стоили ли они чего-то сейчас? Осознавал он и опасность своей нынешней цели. Аль-Хайтам слышал множество историй о людях, которые пытались вернуть погибших близких. Это невероятное искушение, ради которого жертвовали собой десятки, а может, и сотни глупцов. Они искали способы, незаконные и унизительные, совершали противоестественные человеческой природе вещи и, разумеется, погибали, не достигнув желаемого. Отчаяние гонит вперед, вынуждая забывать об осторожности, делая неважными любые доводы, если впереди маячит хотя бы тень желанной цели. Но отдавать жизнь за иллюзию глупо. Рисковать, не имея в руках ничего конкретного, только надежду, не стал бы никто разумный. Архивы Академии не дали ничего нужного. Только бесполезные сведения, которые у аль-Хайтама и так были. Даже Сайно не считал чем-то предосудительным ими с ним делиться. Следовательно, или информации не существовало вовсе, или она находилась не в Академии. И не в городе Сумеру. Частные библиотеки? Мудрецы такого не позволили бы. Архивы, недоступные даже секретарю? А может, специально от него скрываемые? С ними не было времени разбираться. Зато было четкое понимание, где ответ получить возможно. ***Два года назад
— Ты был первым? Сайно смотрел на него, приподняв светлую бровь. Черты лица его заострились, взгляд сделался напряженным. Это была не та тема, которую он хотел бы обсуждать, и аль-Хайтам это знал. Но Сайно понимал и другое — он оказался рядом, очень близко с невероятным собственником и, кажется, совсем не возражал против этого. Во всяком случае, принял этот факт и никуда деваться не планировал. — Да, — он опустил веки. Ответ был ценным, ведь уверенности в этом ранее у аль-Хайтама не было. Таинства матр недоступны даже секретарю. Однако не зря он полагал, что столь властный правитель, как Алый Король, не потерпит обязательного присутствия силы другого божества на своем жреце. Значит, это вовсе не традиция. Контракт, который заключил Сайно, не был обязательным для каждого генерала махаматры. — Расскажи, как это было. Какие детали сделки? Но на эту территорию его уже никогда не пускали. И сейчас Сайно молча качнул головой. Но речь касалась лишь определенных формулировок, полностью же запрещать разговоры на эту тему Сайно не стал. — Мое божество не станет терпеть посягательств на его территорию. — Меня интересует не твое божество, а ты. Это было, конечно, не совсем верное утверждение, но аль-Хайтам играл словами точно так же, как и Сайно. Но сейчас тот молчал. — Если не от тебя, от кого я могу узнать это? — снова задал вопрос аль-Хайтам. Молчание Сайно длилось несколько секунд, а затем он беззвучно вздохнул и повернул голову в сторону пустыни. Взгляд его сделался настороженным, как у готовящегося к прыжку шакала. — Тебе и не нужно знать. Но если информация где-то и сохранилась, вряд ли это книги. И вряд ли их получится раздобыть бесплатно, не отдав ничего взамен, — он говорил резко, предостерегающе. — Знания? Время? Жертвы? О какой цене идет речь? Аль-Хайтам не давил, вопросы задавал в меру мягко, и, быть может, поэтому Сайно давал ответы. По крайней мере, тогда он думал так. А сейчас мог предположить, что Сайно делился той информацией, какой обладал, словно предчувствуя трагедию, которая скоро совершится. — Быть может, все сразу, — он наконец опустил голову. — С каким кровожадным божеством ты заключил сделку, — покачал головой аль-Хайтам. — Это мой выбор и мой путь, — тут же последовал ответ, — сомневаться в нем я тебе не позволю. — Ну разумеется. Произнося эти слова, аль-Хайтам уже соображал, как можно использовать полученные знания для собственной пользы. Однако он и не подозревал о том, что обратиться к ним придется так скоро. Пустыня, значит. Ну что ж… ***Полтора года назад
Первые месяцы он скитался без цели, проверя руины за руинами. В те дни разум хаотично метался, а агония, ранее сдерживаемая, все ощутимее наваливалась на сознание и подгоняла действовать скорее, активировать все возможные мыслительные процессы, чтобы вычислить ту крошечную мелочь, что он пропустил. Она должна быть, лишь допущение о ее существовании помогало оставаться в трезвом сознании. Сложно хладнокровно действовать, если существует угроза тщетности любых поисков. А аль-Хайтаму, к тому же, хватало упрямства. Если опустошить все возможные кладези информации, если не бояться брать и отдавать, если прислушиваться к снам и знать, каким верить можно, правда однажды найдется. Зловещие фигуры неторопливо, но встанут в ряд, образовывая смертоносный узор и все, что нужно сделать — это сущая мелочь. Жертва того, кто не боится потерять все. Он побывал в десятке подземелий, чтобы отыскать детали ритуала, а он нашел его сам, истощенного, едва живого, прислонившегося к покосившейся пальме в отдаленном оазисе. Выглядел сгустком тени, которую легко разрезать мечом, словно масло — раскаленным ножом. Он поманил рукой, а затем увел за собой по поверхности воды и продолжал вести, когда темные воды над головой захлопнулись. — Проводник? — аль-Хайтам шел шаг в шаг следом, и под ногами его серебрилась вода. Что будет, если оступиться? Лишится себя? Потеряет душу? Цель сделается невыполнимой? А может, тот, кто позволил ему проникнуть за завесу, попросту разочаруется и наваждение развеется? — Ты бы никогда не получил желаемое, — был ему ответ, — ни одному живому не доступно проникнуть в мир мертвых. — Да неужели? Они смотрели друг на друга, и черная тень, бьющая в черноте молниями, нахально ухмыльнулась. Сгустки смолянистого тумана, серебрящегося снизу, образовали лодку. Тень отступила, приглашая взобраться на судно. Переправа. Если ничего не получится, он никогда больше не вернется. Аль-Хайтам ступил вперед без раздумий. Однако стоило узкому судну, мягко качнувшись, отчалить, как пространство вокруг начало меняться. Черноту сверху разукрасили искусственные звезды, в ртутной воде отражались деревья и величественные здания, которых не было видно — ровно как не было видно и самих берегов. Дворцы незнакомых стран, руины, словно из Бездны, даже, кажется, мелькали силуэты людей, монстров и сражений. — Тебе нравится? — хмыкнул проводник. Неохотно аль-Хайтам поднимал на него голову и смотрел на клубы дыма там, где должны быть глаза. — Не настолько, чтобы забыть о цели. — Расскажи мне о ней. Что могло понадобиться живому в мире умерших? Ради чего ты рисковал душой, даже не жизнью? Или… ради кого? К сожалению, аль-Хайтам уже понял, что оставить этот вопрос без ответа он не сможет. Не с таким противником. Не с тем, у кого есть, чем торговаться. — Ты ведь можешь узнать и сам. Зачем мне тебе что-то рассказывать? Он еще успел заметить улыбку, и все тут же поглотили клубы черного тумана. Горячий ветер, несущий песок. Запах крови, металла и жаркого солнца в волосах и на кончиках пальцев. Губы, пахнущие свежим медом. Тихое, ровное дыхание. — Аль-Хайтам. Он все равно подносит чужую ладонь к губам и мягко целует костяшки смуглых пальцев. Тот, кто сидит у него на коленях, недовольно морщится, но руку не одергивает. Вместо этого наблюдает, задумчиво и будто бы все еще решая, следует ли с этим что-то делать. Они в оазисе далеко в пустыне, встреча была почти случайной — если закрыть глаза на то, что ему довелось обманом раздобыть бумаги с информацией о ближайшем задании генерала махаматры. И если не знать, что Сайно сам интересовался, куда направляется аль-Хайтам. Так что не было ничего дурного в том, чтобы оказаться рядом на какое-то время. Первый поцелуй случился еще в деревне Аару, в тот же вечер после их сражения. Быстрый, яростный, но он отчетливо дал почувствовать, насколько голодным умеет быть Сайно. И что можно не торопиться — такой голод сам по себе не исчезнет, он будет копиться, набирать вес и тяжелеть. Второй раз — в ночной библиотеке, много позже, когда вся история была завершена, и оставалось только навести порядок в Академии. Долгая беседа по делу, переплетенные пальцы, грозный генерал, позволивший прижать себя к стеллажу с книгами и с упоением несколько минут ласкать его губы. Одурманенный взгляд потом, после, и влажно блестящие губы, тяжелое дыхание и отчетливое непонимание с его стороны — зачем? Наверное, потому что не было ничего дурного в том, чтобы следовать естественным желаниям тела, думал он тогда. Не было ничего дурного и в том, чтобы снова и снова с ним после этого флиртовать и дразнить. Словно бы невзначай приобнять за плечи во время всеобщего собрания. Легонько коснуться его колена под столом. Назвать «мой махаматра» в обращенной к нему речи, в ответ на которую Нахида деликатно покашливает и предлагает отправиться на свидание. Раздраженная и серьезная критика со стороны Сайно. А потом это. — М-м-м? — губы мягко касаются запястья. — Зачем тебе все это? Произнося эти слова, Сайно продолжает сидеть у него на коленях, откинувшись на грудь аль-Хайтама. Расслабленный и доверчиво позволяющий что угодно. — Тебе не нужен ответ на этот вопрос, — отзывается аль-Хайтам, поглаживая второй ладонью его плечо, — ты и так его знаешь. Сайно с этим не спорит, но трагизм и обреченность, с которыми он принимает явно для него незапланированный факт, вызывает попеременно то умиление, то нежность, то острую иглу раздражения. Аль-Хайтаму нравится этот букет ощущений, он искренне им наслаждается. У них даже не было ничего, серьезнее объятий и мягких, ласковых поцелуев. Никакой причины торопиться, когда нечто ценное уже в твоих руках. Сейчас эта мысль показалась жестокой и обжигающей. — Вот как, — в голосе создания в лодке прозвучало нечто, чего ранее не было. Первый отголосок эмоций, когда сперва нельзя было уловить даже насмешку или неприязнь. Картинки перед глазами растаяли, чувства вернулись в норму, и от них по коже пробежал холодок. Манипуляция не из приятных, как и сам факт ее наличия. Но аль-Хайтам был готов к тому, что мозг его прочитают целиком, как открытую книгу, когда принимал эти решения. Это такие мелочи. — Ты ждал другого? — поднял он одну бровь. — Нет. Где-то внутри все еще сохранялись отголоски тепла, навеянного видением прошлого. Пропасть между «тогда» и «сейчас» была размером с море, по которому они плыли. — Тогда зачем тебе знать? Любопытство? Черные молние на черной воде. Потрескивание тока в воздухе. Глаза, улыбка, лицо целиком — все это было всего пару секунд назад, а теперь скрылось под плотным черным туманом. — Пытаешься понять, за что я буду торговаться? — снова задал вопрос аль-Хайтам. Если обернуться и посмотреть, куда движется лодка, то там точно такая же чернота. Все, что отражалось в воде, исчезло, кроме них двоих. Видения — может быть, такие же, как только что было у аль-Хайтама, отголоски чьего-то ценного, но уже минувшего. — Словно я и так этого не знаю. Ты пришел за человеком, который уже лишился души. Аль-Хайтам со вздохом откинулся на спинку лодки. Не так он собирался вести переговоры, но… да, сойдет. — Он заключил с тобой сделку и потому после своей смерти оказался в твоих руках. Его душа принадлежит тебе. Я пришел за ним, божество подземного мира. Безумный смех, последовавший за этим, был почти театрально-комичным. Туман резко развеялся, приняв черты, от которых в груди больно кольнуло. Но хоть внешне божество и выглядело в точности как Сайно, общего у них не было совершенно ничего. Не его манера держаться. Не его взгляд. Улыбка тоже совершенно иная, как и голос. — Так и есть, человек. С чего бы мне отдавать тебе то, что и без того мое? — Ты привел меня сюда не для того, чтобы отказать. Моя же душа вряд ли что-то стоит для тебя. Черные молнии сделались фиолетовыми. Они били по воде, снова и снова, потрескивая в воздухе. Отражение снова и снова разбивалось вдребезги. — Позабавиться с тем, кто решил, что способен пойти на сделку с божеством? Почему бы и нет? Твоя жизнь не стоит ничего, — проговорил тот, кого так отчаянно искал аль-Хайтам. Если ничего не получится, он просто исчезнет прямо здесь. И самое трудное — Сайно будет об это известно. Вечное бремя, словно ему не хватает своего. — Ты прав, — он опустил веки. Никакого смысла играть с ним не было, если пожелает — он спокойно видит желания, чувства и намерения. Они здесь, в его царстве, на грани, где он наиболее силен. Да и с самого начала и речи не шло о возможном сражении. — Так что можешь ты предложить мне? — Все, что ты пожелаешь. Мои знания, жизнь, душу… мою волю там, где твоей власти нет. Божество сощурило глаза. Божество делало вид, что размышляет, хотя изначально построило план, когда позволило аль-Хайтаму с ним заговорить. — Ты уничтожишь Академию Сумеру. Я даю тебе на это полгода. Если справишься, я отдам тебе его душу. Оставшиеся тебе годы ты сможешь разделить надвое. Каждое слово — как удар раскаленным кинжалом. Если все случится так, как говорит божество, разрушено будет все — его жизнь, его цели и его надежды. Всегда, какое решение бы ни принимал аль-Хайтам, он полагался на четкую внутреннюю мораль. Не всегда она совпадала с той, которую несли мудрецы, не всегда он соглашался даже с Архонтом, которого действительно уважал. Не всегда его мораль являла образец справедливости, зачастую, напротив, толкала на выгодные именно для него действия. Но никогда не желал он причинить вреда другим. Никогда не стремился к разрушениям. Уничтожить Академию Сумеру? Отдать половину своей жизни? Ради Сайно? — Не соглашайся. Ты безумен. Он чувствовал его близость. Словно невесомыми капельками в тумане, отражением в воде, обрывками наваждения прямиком в голове. Но этот голос он узнал бы из сотен тысяч. — Ты меня слышишь? Не соглашайся! То ли страх, то ли строгость, то ли отчаяние. Мысленно аль-Хайтам поймал ядро этих эмоций и нежно погладил пальцами. Сама сердцевина молнии, блестящая и смертоносная. — Я никогда тебя не про… — Простишь, Сайно. Ты будешь жить. Ты сам это уже знаешь. Пожимая протянутую ему руку божества, аль-Хайтам не сомневался. И все исчезло вмиг. Молнии, снова черные, без примеси фиолетового, били в ртутную воду где-то вдали. Лодка мерно плыла без цели по стоячему водоему. Кроме аль-Хайтама, в ней никого не было. Звезды над головой начали обретать знакомые формы. — У тебя шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня, — прозвучало откуда-то издалека, раскатом грома, — и если не справишься, моими станут обе души. Возражать больше не было смысла, сделку он только что заключил. И что теперь? Осознавать себя злодеем? Перестраивать логику? Искать способы и действовать? Нет… искать причину и оставлять себе лазейку? Полгода — это внезапно такой маленький срок. Однако у Сайно не было и такого.