Хроники семьи Аккерман

В начале апреля в банке, где работал Лёва, сменилось начальство. Новый директор оказался человеком широких мыслей, твёрдо вознамерившимся привести новообретённое детище в светлое будущее. Начинать строительство прекрасного далёка, видимо, он посчитал более целесообразным со своими, и в течение недели под разными предлогами из банка уволились четверо прежних сотрудников, на места которых подозрительно быстро подобрали новичков. От Лёвы волна кадровых чисток была далеко — попробуй найди, пусть даже и в пятимиллионном Питере, толкового руководителя аналитического отдела, но тем не менее, справедливо предполагая, что дело это временное, он держал руку на пульсе и методично просчитывал, что будет делать, если его попробуют выжать. — Я этой работе пять лет жизни отдал, потом и кровью должность заслужил, так что пусть только попробует меня сдвинуть, — угрюмо рассуждал он в один из вечеров, когда они с Эрвином, потягивая из картонных стаканчиков чай, сидели у Сфинксов на Университетской набережной и любовались пляшущими в тёмной невской воде огнями. — А даже если это и произойдёт, у меня красный диплом СПбГЭУ. Стаж, опять же. Не пропаду. — В бухгалтерии у нас в университете наверняка найдётся для тебя ставка, — Эрвин отпил чай. — Если все-таки уйдёшь из банка, говори — похлопочу, чтобы тебя взяли. Внезапно налетевший ледяной порыв ветра заставил обоих поёжиться. — Или, если не получится с наймом, можно будет своё дело открыть, — продолжил Лёва, обхватив себя руками. — Давно ведь хотел. — Ты про чайный магазинчик? — Эрвин задумался. — Не такая уж и плохая идея. Само собой, если подойти к ней с умом. Просчитай всё как следует, подумай, бизнес-план составь. С Зоей посоветуйся. Что она, кстати, про твою работу думает? — Она думает про свою работу. К сессии готовится, за бармаглотов, которых курирует, переживает — они в этом году выпускаются. Ника, опять же, школу оканчивает, её по биологии и химии натаскивает. Короче говоря, и без меня проблем хватает. Не хочу её лишний раз грузить. — Как знаешь, — Эрвин немного помолчал. — С ума сойти — Ника школу оканчивает… вчера, кажется, за тобой хвостиком бегала и с куклами возилась. — А теперь она возится с Женькой, который подхватил сопли, — хмыкнул Лёва. — Переживает так, будто он при смерти лежит. — Человек умеет любить. Точно так же, как и ты, между прочим. Ты вспомни, что с тобой было, когда Зоя месяц лежала в больнице с воспалением придатков. На душе заскребли кошки. Лёва никак не мог себе простить, что в тот на удивление холодный майский вечер вытащил её гулять по крышам. Если бы только знал, что она сильно заболеет, что болезнь потом даст осложнения, из-за которых её шансы родить упадут почти до минимума... — Да, это, видимо, семейное, — он вдохнул и выдохнул, — главное — в ответ на любовь она получает любовь, не переживает и не плачет. Расскажи лучше, как твоя поездка в Суздаль? Нашел материалы для диссертации?

***

Домой Лёва добрался только в десятом часу вечера, особо не надеясь, что ему дадут хотя бы пять минут тишины. Как оказалось, зря. Зоя составляла гигантскую, на целых шесть вариантов, контрольную для потока; Ника, обложившись учебниками, решала химические уравнения. Дядь Кеша, вынужденная ссылка которого растянулась вот уже на целый месяц, и вовсе где-то пропадал. Написанная размашистым почерком записка, прикрепленная к холодильнику на магнитик, гласила, что он ушел встречаться с армейским другом. Никем не потревоженный, Лёва перехватил несколько бутербродов с сыром, запил их горячим чаем, а затем на целый час залег в теплую ванну с томиком Горького. Когда он, одетый в любимый махровый халат, вошел в спальню, Зоя, скрестив ноги в носках в крапинку, сидела на кровати и сосредоточенно раскладывала по двум стопочкам какие-то картонные карточки. — В одном чёрном-чёрном доме, в одной чёрной-чёрной комнате сидела женщина с чёрной-чёрной душой, — замогильным голосом сказал Лёва, усевшись напротив. — Женщина с чёрной-чёрной душой готовила для своих студентов чёрную-чёрную смерть. — Однажды один несчастный запамятовал, что к женщине с чёрной-чёрной душой в столь ответственные моменты лучше не лезть, — Зоя смерила его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, — и что у женщины с чёрной-чёрной душой есть острые-преострые зубы. — Мало того, что острые, так ещё и кишащие всякой дрянью как у варана, потому что женщина с чёрной-чёрной душой вечно забывала их чистить. — Удивительно, как этот несчастный свои зубы об зубную щётку не сточил, — Зоя подровняла обе стопочки, перевязала их бандажными резинками и, облегченно выдохнув, завалилась на спину. — Задолбалась в край. Давай всё бросим и уедем. — В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов? — Лёва улегся рядом. — В нашем случае в деревню, к Мишке, в глушь, в ХМАО. У них там хорошо: свежий воздух, тишина, спокойствие. Грибы, ягоды, рыбка, банька… Лёва, слушай, — Зоя приподнялась на локте, — а может и правда к ним смотаемся? Летом. Ника сдаст экзамены, я закрою все дела в универе, и в путь. На недельку. — Уж всяко лучше, чем здесь от духоты задыхаться, — Лёва пожал плечами. — Давай. Ты позвони им завтра, поговори. Вдруг у них другие планы. — Уии, наконец-то повидаемся, а то пять лет "Скайп" да "Скайп". Ура-ура, — Зоя поцеловала его в лоб, подскочила с кровати. — Так, я в душ. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. — Снег пойдёт, — Лёва приподнялся на локтях, — раз ты по своей воле в душ пошла. — Чистоплюйчик ты мой полутораметровый, — умилилась Зоя, послала ему воздушный поцелуй и, посмеиваясь, удалилась в ванную. — Чокнутая ты женщина, — беззлобно отозвался Лёва. Он переоделся в любимую черно-белую пижаму, разобрал постель, удобно устроился у изголовья с книгой, но не успел прочитать и половины страницы, как раздался тихий стук, и приоткрылась дверь. — Можно к тебе? — спросила Ника. — Заходи, швестер, — Лёва поднял на неё глаза. — Что стряслось? Ника присела на краешек постели, выпрямила спину, сложила руки на груди. — У Жени скоро день рождения, — начала она. — Тусоваться не отпущу, даже не мечтай. — Да причём тут? Я хочу подарить ему маркеры. Только мне не хватает. Немножко. — Так бы сразу и сказала, — Лёва поправил лежавшую под спиной подушку, — сколько не хватает? — Тысячи. — Они что, из чистого золота сделаны? — Лёва оторопел. — Они профессиональные, качественные. Не текут, смешиваются, палитра большая. — Господи боже ты мой… как же дорого в этом мире быть художником. В этот момент в спальню вернулась, поправляя вырез чёрной шёлковой комбинации, Зоя. Увидев её, Лёва потерял дар речи: уж очень красиво смотрелось на острых плечах и тонких ключицах кружево. Зоя, почувствовав на себе его взгляд, неловко улыбнулась. — Что за собрание? — полюбопытствовала она. — Кхм-кхм, — Лёва прочистил горло, попытался взять себя в руки, — вот ты как считаешь, больше тысячи рублей на подарок любимому парню адекватно или явный перебор? — Я конечно знала, что вы с Эрвином близки, но чтобы настолько… — Очкастая… — Лёва посмотрел на неё с укоризной. — Да шучу я. Шучу. Женьке что ли подарок? Ника кивнула. — Ну и не жопься тогда. Не обеднеем. Я же тебе на восемнадцать лет подарила новые часы. Они тоже не пять копеек стоили. И даже не двадцать пять. — Мы с тобой почти год тогда встречались, — напомнил Лёва. — И как бы всё было ясно. — Что ясно? — Что у нас с тобой всё серьёзно. — А у Ники с Женей, по-твоему, несерьёзно? — Так да или нет? — прервала семейно-исторический диспут Ника. Лёва шумно выдохнул. Потратить внушительную сумму на какую-то ерунду казалось ему расточительством. Попытаться переубедить её и непременно рассориться на ночь глядя из-за такой ерунды — глупостью. — Завтра переведу, — нехотя сказал он, — пес с вами обеими. Ника обняла его и едва слышно прошептала «Спасибо». Зоя посмотрела на него с гордостью. — Ой, где ж мои семнадцать лет? — вздохнула она, когда Ника ушла, уселась за туалетный столик и потянулась. — В мезозойской эре, — Лёва отложил книгу. Взгляд магнитом тянуло к длинной шее, выступающим под матовой кожей позвонкам и тонким черным бретелькам. — С чего ты вдруг такая красивая? — Постирала свою пижаму в турецкий огурец, — Зоя стянула с хвоста резинку, тряхнула головой. Каштановые волосы рассыпались по плечам волнами. — Красивая, говоришь?.. — она обернулась. — Хочешь, всегда такой буду? — Нет, — Лёва покачал головой. — Я ведь тогда совсем перестану высыпаться. Зоя улыбнулась, и в её карих глазах заблестели озорные искорки. — А ты очень сильно устал? — промурлыкала она. — Уж полчаса для тебя точно найду. — Всего полчаса? — Зоя пересела на кровать, откинула назад волосы, наклонила набок голову. — Стареешь, милый друг. — Не мели ерунду. Иди ко мне. Зоя забралась к нему на бедра, огладила теплыми ладонями его лицо и нежно поцеловала в губы. Тело будто бы прошиб электрический разряд. Лёва углубил поцелуй и обхватил её талию, прижимая к себе. — Всё ещё жалеешь, что тебе больше не семнадцать? — прошептал он, на секунду отстранившись. Ладони скользнули к крестцу, губы медленно проложили дорожку от шеи к ключицам. Зоя шумно выдохнула, запустила руки под его футболку, провела ладонями по прессу, заставив дышать тяжелее, и вдруг вскинула брови, усмехнулась, а затем и вовсе расхохоталась. — Да что ты? — Лёва посмотрел на неё с недоумением. — Что смешного? — Шутка про мезозойскую эру дошла, — выдавила Зоя сквозь смех и утерла выступившие слезы. — Господи боже ты мой… в последний раз ты так смеялась над акулой, которая нападает без предупре… блять… Зоя расхохоталась ещё сильнее, резко опустилась ему на грудь, при этом больно ударив лбом по носу, уткнулась лицом в ребра. Плечи её мелко затряслись. — Ты меня калекой сделаешь, — проворчал Лёва, потирая ушибленный нос. — Сильно ударила? — Зоя мгновенно перестала смеяться и подняла голову. — Сгонять за льдом? — Да лежи уже. — Прости, Лёв, — Зоя улеглась обратно, устроилась поудобнее и затихла. В памяти вдруг всплыла их самая первая проведенная вместе ночь, случившаяся в Казани. Тогда они, взмокшие, всклокоченные, разгоряченные, до самого рассвета пролежали на узкой гостиничной койке. Она, точно также обвив его руками и ногами, шептала что-то про будущее и улыбалась, а он, ещё не знавший, что им предстоит пройти, деля на двоих все радости и горести, длинный путь через университетские коридоры, полутемные коммунальные комнатки и съемные квартиры, глядел в оранжевые пятна света на стене и пытался поверить в случившееся. Выстояли. Вытерпели. И пусть до сих пор не расписались, оказались навсегда повенчаны. От размышлений его отвлекло негромкое сопение: пригревшись, Зоя начала засыпать. — Эй, ты так и будешь лежать? — Лёва осторожно потрепал её по плечу. Зоя пробормотала что-то неразборчивое, но явно недовольное. — А мне как спать? Зоя неопределенно махнула рукой. Вздохнув, Лёва стянул с неё очки, выключил стоявшую на прикроватном столике лампу, подтянул поближе пуховое одеяло и укрыл их обоих. Зоя, не открывая глаз, потерлась кончиком носа о его яремную ямку, широко зевнула. — Я тебя люблю, — прошептала она. — Спи, чудище, — Лёва поцеловал её в макушку.