***
Войдя во двор дома на Ваське, в котором они с Левой и Зоей прожили первый их совместный год, Ника грустно улыбнулась. Здесь ничего не менялось: те же обшарпанные колодезные стены мерзковатого бежевого цвета, тянущиеся, как когда-то казалось, до самого неба, тот же запах сырости. Разве что машины, которых стало больше, стояли теперь не на пыльной земле, а на асфальте, а решетки на окнах на первом этаже сменились непроницаемыми рафшторами. «Я ведь совсем забыла, что такое вид на брандмауэр» — подумала Ника, поднимаясь по плавно изгибающейся лестнице на четвертый этаж. На втором этаже, взглянув на обитую дерматином дверь с железными цифрами «35», Ника на секунду остановилась. Столько раз она выбегала из неё в школу… Всегда торопилась: под подъездом уже стоял Игорь, и у нее сердце сжималось от мысли, что он мерзнет или мокнет, пока её ждёт. Лёва исхитрялся точным и ловким движением схватить её за шиворот, подтягивал к себе, запихивал, ворча, что так можно самого черта обогнать, ей в рюкзак шоколадки, кексы или пару яблок, приобнимал на прощание и, бросив обязательное «Всё, чеши, только осторожнее там», легонько подталкивал к лестнице. Она одаривала его недовольным взглядом и вприпрыжку, не оборачиваясь, сбегала по ступенькам. Несмотря на второй час дня, Андрей щеголял по квартире в пижаме в клеточку, поверх которой был накинут махровый халат. — Спишь что ли? — миролюбиво спросила Ника, снимая босоножки. — Да нет, просто вставать не хотелось, — Андрей потёр глаза, зевнул. — Силы земного притяжения сегодня особенно могущественны. — На-ка вот, — Ника вытащила из сумки тетради с конспектами, протянула ему, — Зоины. Пользуйся. — Спасибо, — Андрей кивнул, прижал их к груди. Ника насторожилась. Обычно в таких случаях он всеми силами пытался всучить подаренное обратно, заявляя, что ему неудобно. Больше того, от её взгляда не ускользнул его непривычно болезненный вид: бледная кожа, залегшие под соловыми синими глазами тени, испарина на лбу. — У тебя всё хорошо? — обеспокоенно спросила она. — Да, всё нормально, — кивнул Андрей и шмыгнул носом, — просто приболел немножко. Пересидел в холодной ванне, наверное. Пекло же стояло жуткое, вот я от него и спасался. — Температуру мерил? — Ника ощупала его лоб и сразу ощутила под пальцами жар. — Тридцать восемь. Да ладно, Ник, не переживай, — Андрей махнул рукой, — не сорок два же. — Ещё чего не хватало, — Ника посмотрела на его босые ноги, цокнула, — по холодному полу, без носков… лекарства хоть есть? — Есть. — Иди ложись. Сейчас тебе сделаю что-нибудь горячее, чтоб ты пропотел. — Не надо. Выпью жаропонижающего, и всё пройдёт. Мне вообще нельзя болеть, — Андрей кашлянул, — у меня на Стрелке встреча. — Какая тебе Стрелка? Горишь весь. Ну-ка бегом в постель. Андрей нехотя подчинился и побрел в свою комнату, а Ника ушла на кухню. Согрела в старенькой кастрюльке в цветочек молоко — дядь Саша, дедушка Андрея, не признавал существование микроволновок, перелила его в большую кружку. Когда она вошла в комнату, Андрей сидел за заваленным бумагами и книгами письменным столом и что-то торопливо писал. Она убрала в сторону сборники заданий по биологии и поставила кружку с молоком на освободившееся место. — Ты можешь смотаться вместо меня на Стрелку и отдать кое-что одному важному мне человеку? — спросил Андрей, не поднимая глаз. — Какому человеку? — Ника присела на краешек разложенного дивана. — Ане, — Андрей на мгновение замер. — Нашей Ане? — уточнила Ника, удивлённо вскинув брови. — Да, — Андрей обернулся. — Ты понимаешь, — он замялся, — у меня к ней сильные чувства. Давно. Я хотел сказать ей сегодня, даже встретиться предложил. Удивительно, но она согласилась. «Действительно удивительно» — подумала Ника. Она ожидала чего угодно: что что-то случилось с уехавшими в очередную экспедицию родителями, что попал в плохую компанию, что, возможно, его, совсем издергавшегося с экзаменами, даже втянули в какую-нибудь секту. Слава богу, что он всего лишь влюбился. С другой стороны, из всех девчонок он выбрал замкнутую и нелюдимую Аню… — Ты не боишься, что она тебя пошлёт? — тихо спросила Ника. — Боюсь, — честно признался Андрей, — и все равно хочу, чтобы она знала. Уж лучше один раз расстроиться из-за того, что тебя отвергли, чем всю жизнь чего-то ждать и мучиться. Я бы тебя и не просил, просто у меня вот, сопли, — он поднял со столешницы скомканный бумажный платочек, — а она трубку не берёт и в сети в последний раз была вчера вечером. Представляешь, кем я буду в её глазах, если без объяснений не приду на встречу, которую сам же назначил? Это чисто по-человечески непорядочно. — Если она сама ещё придёт, — Ника шумно выдохнула. — Ладно, Ромео, помогу, но ты очень и очень будешь мне должен. Пей давай молоко. — Спасибо, — Андрей благодарно улыбнулся, дописал свое послание и протянул ей. Ника окинула его быстрым взглядом. Письмо на оборотной стороне листа она тактично проигнорировала. Рисунок на лицевой стороне — сложенные лодочкой ладони, на которых покоилось человеческое сердце, рассмотрела внимательнее и сразу же узнала руку художника. — Женьке, конечно, ты ничего не сказал, — Ника сложила лист вчетверо. — Женька дружит с Костей и Сашей, — Андрей отпил молоко, — а они секреты таить не умеют. Узнают они — узнает вся группа. Так что я просто попросил его нарисовать что-нибудь на любовную тему. Как думаешь, достойно? Ника пожала плечами. Ей бы понравилось, но насчет Ани, толком не зная, что она любит, она ничего не могла сказать наверняка. — Жест в любом случае красивый. А там посмотрим.***
По Стрелке, развевая распущенные волосы и трепля подол легкого летнего сарафана, гулял сильный ветер. Ника, обхватив себя руками, бродила по спуску от одного мраморного шара к другому, глядела на серые невские волны, с плеском ударяющиеся об гранит и размышляла над словами Андрея. «Все правильно. Иногда лучше сразу отрезать, чем всю жизнь мучаться» — думала она. В её первый учебный день в новой школе Игорь был чуть ли не единственным, кто отнесся к ней, настороженной и перепуганной, по-человечески: подошел, протянул руку, дружелюбно улыбнулся и предложил сесть рядом. Она молча кивнула, положила рюкзак на его парту, робко улыбнулась в ответ, и тот же миг её будто молнией ударило. «Это он» — только и подумала она тогда. Сейчас, в восемнадцать, даже казалось смешным, что когда-то этот мальчишка с глазами цвета летней травы был для неё целым миром. Ника была готова и подниматься в небо, и падать в пропасть, как в песне, лишь бы он был рядом. Игорь, впрочем, ни в небо, ни в пропасть не рвался — Игорь мечтал о Москве. Почему-то он считал, что только там и есть настоящая жизнь. Она всецело его поддерживала и всерьез задумывалась, что, возможно, стоит поменять планы и вместо того, чтобы пойти в старшие классы, поехать следом за ним. Можно бы было поступить в колледж, устроиться на работу. Дядь Кеша, опять же, мог бы ей помочь, если уж совсем станет плохо. Лёва, конечно же, был категорически против: к Москве он относился с подчеркнутой неприязнью, а Игорю не доверял. Зоя его всецело в этом поддерживала. — Ты фигней не майся, а доучивайся, — наставляла она. — У меня однокурсница сейчас преподает в очень хорошем лицее. Физика, химия, биология — всё, что тебе надо, всё есть. Получишь качественные знания и при всем при этом будешь дома. Не нужно будет мотаться между двумя городами, спать где попало и есть что бог пошлет. Да и потом, Ник, — она понизила голос, — он ведь тебя не любит так, как ты его. И никогда не полюбит. Да это даже не потом — это главное. Рай в шалаше так не построишь. Тогда она их не понимала. Считала, что они просто недолюбливают Игоря и специально ищут в нем недостатки, чтобы она его разлюбила. А ещё искренне была уверена, что то, что он каждый день по старой привычке дожидается её у подъезда, чтобы вместе пойти в школу, до сих пор сидит с ней за одной партой и периодически зовет гулять по городу, и есть чувства. Пусть пока неокрепшие, неявные, но все ведь меняется. — Повзрослеет и поймёт, что лучше меня ему не найти, — твердила она самой себе. — Тогда и влюбится по-настоящему. После девятого класса Игорь все-таки уехал в Москву, и всё их общение свелось к редким перепискам. Ника успокаивала себя мыслью, что, возможно, он занят, устает, и на нее времени не остается, и писала сама. Поначалу он отвечал охотно. Потом реже. Потом начал оставлять сообщения непрочитанными, а однажды просто взял и удалил её из всех соц-сетей. Она проплакала несколько ночей и ещё долго винила в том, что всё испортилось, себя. Решила даже, что не умеет любить, раз так вышло, и раз и навсегда зареклась иметь дело с парнями. На Женины нелепые, но упорные подкаты, внезапно начавшиеся и неизвестно из какого источника почерпнутые, поначалу она смотрела с равнодушием. Пусть, думалось, попробует. Надоест — отстанет сам. Потом они начали раздражать. Потом злить. А однажды так взбесили, что она, не стесняясь в выражениях, выложила ему все, что думает и о нем, и об Игоре, и о мужчинах в целом. Что удивительно, он, никогда не лезший за словом в карман и не отличавшийся меланхоличностью, выслушал её спокойно. — Ты подумай, что ты такого сделала ужасного, что он с тобой перестал общаться, — тихо сказал он. — Не тот смайлик прислала? Или не тот мем скинула? Или — о боже — хотела узнать, как дела? Придурок он, и счастья своего не понимал. Ника вспыхнула, смерила его убийственным взглядом, развернулась и ушла. Уже позже, лежа вечером в постели и переваривая этот диалог, вдруг поняла: а он ведь прав. Что она такого сделала, что он так с ней поступил? Пыталась поддерживать дружбу? — Прости, — прошептала она, опустив глаза, подойдя через несколько дней перед тренировкой. — Все нормально, — Женя чуть улыбнулся. Она долго думала, прежде чем решилась пойти с ним в кино. Спустя несколько недель без раздумий ответила согласием, когда он, отчаянно краснея, предложил ей встречаться. Идеальным, как принц из сказки, конечно, он не был: язык как помело, курил слишком много, считая это чем-то навроде своей фишки, и к просьбам бросить оставался глух. И тем не менее, очень её любил. Ника понимала это по мелочам. По тому, как он носит за ней сумки. По тому, как в сильный мороз отдаёт свои перчатки и кутает в шарф. По тому, как всегда встает на её сторону и с каким уважением относится к её семье. И была очень счастлива, что он есть. — Ника, — раздалось за её спиной, вырывая из плена мыслей. Ника обернулась и удивленно вскинула брови: Аня, всегда презиравшая юбки, стояла перед ней в джинсовом сарафане, под который надела глухую черную водолазку. На шее у неё блестел посеребренный кулончик в виде сойки-пересмешницы, а в ушах болтались тоненькие сережки-кольца. Светлые волосы, обычно собранные в узел, она распустила. — Привет. — И тебе не хворать, — Аня посмотрела на неё с подозрением. — Гуляешь? — Я по твою душу, — Ника вытянула из сумки лист с посланием. — Андрей попросил передать. Ты прости его — он температурит, а до тебя дозвониться не смог. — Отец мобильник забрал, — Аня взяла лист, окинула его настороженным взглядом, повертела в руках, развернула и в следующее же мгновение смущенно заулыбалась. А когда перевернула и прочитала написанное на обороте письмо и вовсе залилась краской. — Вот дурак, — прошептала она. — Это ж надо было такое придумать. Ника окончательно растерялась. Уж чего-чего, а положительной реакции она точно не ожидала. — Ник, спасибо, — Аня подняла на нее искрящиеся счастьем глаза. — Передай ему… — она задумалась, но в следующее же мгновение помотала головой, — нет, не надо. Я сама скажу. Как он, кстати? — Горячий как печка. Но бодрится. — Я ему вечером позвоню. Когда отец успокоится, — Аня потянула рукав водолазки. — Мы с ним в контрах. Немножко. Ну, бывает. — Да. Бывает. «Девчонка как девчонка, оказывается. Просто у себя на уме. Может, если у них с Андреем сложится, мы даже сможем подружиться?» — мелькнула у Ники мысль. — Может, по мороженке? — осторожно предложила Аня, будто угадав её мысли. — Давай, — кивнула Ника. — А лучше по чашке чая, а то холодно. Кстати, знаю хорошее недорогое место.