Конец света – веселись!

– Я чем-то тебя обидел, Остин? – Нет, паладин Данс. Неделя грязи и дождя, и вот – первое за долгое время ясное утро, но порадоваться ему в унылых декорациях Нордхаген-Бич не представляется возможным: слишком уж тут воняло гнилыми овощами, уличным туалетом и помойкой – даже морской бриз с этим не справлялся. Ладно хоть панорама отсюда открывалась симпатичная – за серебряным заливом силуэт Бостона восставал как железный феникс, цветастые перья-высотки вспарывали брюхо небу. Сегодня Вивьен там побывает, и пусть ненадолго, но ступит на родную, грешную землю. Лучи солнца, решившего все-таки благословить это захолустье своим присутствием, ощущались холодными. Вивьен дохнула в замерзшую ладошку, вытянулась в струну перед деревянным ящиком с таким ответственным видом, будто там не тыквы, а ценные ядерные мини-заряды. В иное время Данс бы порадовался такому рвению к службе, но сейчас оно явно казалось ему неубедительным. – Если что-то случилось, я должен знать, – обеспокоенно добавил он. Интересовался командир не из вежливости: он был прямой, как судья на оглашении приговора, и никогда не начал бы беседу скуки ради. – Паладин Данс, – уставное обращение уже начало отскакивать от зубов ровно тем тоном, которым требовалось. – Нельзя ли снизить норму военного налога для этого поселения? Похоже, эти люди едва сводят концы с концами. Данс нахмурил густые брови, обернулся и поймал обозленный взгляд лысого мужчины, который подтягивал к ним еще один ящик с тыквами. У Вивьен неприятно засосало под ложечкой, когда она представила, что семья этого фермера, женщина с обветренным лицом и мальчишка лет девяти в такой же полосатой футболке, как у Шона в воспоминаниях Келлога, останутся без еды. Их может ждать голодная смерть, а все потому, что Братство ест как не в себя и постоянно требует кошмарить местные поселения и забирать у них провиант. В Добрососедстве такую практику без обиняков бы назвали «крышей», но на «Придвене» рэкет благородно окрестили «гарантом защиты». – Оставь себе, – заявил Данс фермеру. Тот растерянно округлил глаза, но дважды повторять не пришлось – проворно потащил ящик обратно. Данс снова взглянул на подчиненную. – И я поговорю с Тиганом. Возможно, удастся расширить сетку поселений-доноров и снизить нагрузку на это, но ничего обещать не могу. Довольна, Остин? – Да, сэр, благодарю за понимание. Нет, довольна Вивьен не была. Отношение Братства к людям ей претило, но еще хуже оно было к тем, кто людьми не являлся. Объяснялось это просто: любое отклонение от нормы нарушает физические законы гармонии и должно быть уничтожено. Мэксон пока недостаточно укрепил позиции в Содружестве, чтобы открыто конфликтовать с Добрососедством, Потогонкой или лояльной к синтам «Подземкой», но за границами цивилизованных поселений его приказ был однозначен: устранить. Придя на службу в Братство Стали, Вивьен радовалась, что ей не придется платить за строительство телепорта, но цена все же была. И вот лучше бы ей выставили счет в миллион крышек, чем заставили смотреть, как умирает Вёрджил – разумный супермутант, который добровольно согласился ей помочь. Данс все сделал быстро: едва схема телепорта оказалась в Пип-Бое Выжившей, как два выстрела из карабина Гаусса вошли в зеленый лоб бывшего ученого Института – ровно над мостиком смешно сидящих на огромном носу очков. Вивьен не успела остановить Данса, но и не пыталась: боже упаси перечить старшему по званию. Задание выполнено, отчет отправлен Мэксону, а рыцарь Остин просто заткнулась, оставила свое никчемное мнение при себе – это называется субординация. – Это ведь не все, – Данс отошел на пару шагов, кинул сигнальную шашку для вызова винтокрыла, и ядовито-красный дым взвился над заливом, как китайский дракон. Дотошность паладина доходила до патологической: не настреляешь сорок часов – не выйдешь «в поля», подбородок оказался ниже линии снаряда – подтягивайся еще три подхода по двадцать раз, не отвечаешь на вопрос – будем стоять тут до второго конца света, пока не расколешься. – У нас есть несколько минут, пока нас не заберут. – он покачал головой, мол, винтокрыл тебя не спасет. – Рассказывай, Остин. Звучало как приказ – деваться некуда. Всего за месяц Вивьен научила свой мозг отключаться и безоговорочно слушаться командира. Как говорил Нейт, армия на то и нужна, чтобы кто-то думал за тебя. – Вам обязательно было убивать Вёрджила, сэр? – выпалила она прежде, чем успела найти в строчках с трудом выученного устава пункт, запрещающий ей это делать. Данс слегка опешил, но скорее от того факта, что Вивьен вообще сомневается в правильности совершенного им убийства. – Осторожнее с такими вопросами, солдат, – отрезал он и даже тон сделал пониже, словно Мэксон с «Придвена», зависшего в паре миль от Нордхаген-Бич, мог его услышать. – Он был выродком. Монстром. – Да, но он был разумным. Раньше он был ученым Института и сделал это с собой, чтобы его не смогли найти. – Верно. Но что он делал в Институте? Экспериментировал с ВРЭ, создавал чудовищ, смеялся в лицо самой природе. Он играл в бога и поплатился за это. Слова не Данса, но Мэксона. Пропаганда, завернутая в красивую обертку, вложенная и плотно утрамбованная в голову каждому, кто носит на форме знак Братства Стали. – Неужели каждый, кто не является человеком внутри или снаружи, заслуживает смерти? – Да, Остин, каждый, – Данс подкрепил свою уверенность острым взглядом. – Я помню, что мы это уже обсуждали, но… – Вивьен вдохнула побольше воздуха, решаясь, – Ник Валентайн держит детективное агентство в Даймонд-Сити. Он ищет и возвращает домой пропавших людей и уже спас сотни жизней. А Хэнкок, он… принимает всех, кому больше нигде нет места. Их тоже нужно устранить даже после всего хорошего, что они сделали? – Да. Если будет такой приказ. Стервозная довоенная фразочка рефлекторно сорвалась с языка прежде, чем Выжившая успела что-либо сообразить: – А если приказ будет прыгнуть с обрыва, ты… – Вивьен проглотила конец предложения по двум причинам: во-первых, она никогда не обращалась к Дансу на «ты», а во-вторых – да, он бы прыгнул. Выспавшееся солнце высветило радужки в глазах паладина и превратило их в золото. Вопреки опасениям, он не разозлился на неуставную фамильярность, а наоборот, хулигански сморщил нос в улыбке. – Можешь «тыкать» мне наедине, Остин. – любой из друзей Вивьен усмотрел бы в этом предложении нечто пошлое, но не Данс. – И отвечая на твой вопрос, скажу следующее: если приказ будет прыгнуть с обрыва – я прыгну. Если приказ будет убить друга – я убью. Потому что идеалы Братства превыше всего. – Даже если… – Даже если это будет кто-то из моего отряда, – предваряя вопрос, заявил командир, – и как его часть, ты должна знать еще кое-что: если потребуется, ты тоже возьмешь меня в прицел и выстрелишь. И будешь смелой, Вивьен Остин. Слова его пугали, но их стальная непоколебимость перекрывала всё. Он впервые назвал ее по имени, и в этом было нечто совсем не армейское, а просто человеческое. Вивьен хотелось продолжать этот диалог, спорить с ним, убедить его, что казнь это не всегда выход, и он попросту не знаком с теми, кого судит только по внешности. Но не успела: поднимая клубы сухого песка и пыли на пляж садился винтокрыл. *** Пусть горит в аду этот проклятый вентилятор, который не только самопроизвольно починился, так еще и жужжал над головой так, словно в череп ввинчивают здоровенный шуруп. – Фар, либо выруби этот чертов вентилятор, либо пристрели меня. Башка раскалывается, – пробормотал Хэнкок, закрываясь пятерней от света. Собственная рука казалась ему тяжелой, а голова – огромной и вовсе неподъемной. – Это винтокрыл, – мрачно бросили ему с соседнего дивана, и Хэнкок был вынужден открыть глаза и сфокусировать зрение, чтобы убедиться, что лопасти над головой крутятся все так же еле-еле, а этот раздражающий шум доносится откуда-то значительно выше. Братство Стали зачастило летать над Бостоном и Добрососедством в частности, но даже окажись паладины на пороге Старого Капитолия, Хэнкок вряд ли будет в состоянии даже выйти к ним, не говоря уже о каком-либо сопротивлении. Его мучило похмелье – одно из тех, когда просыпаешься и жалеешь, что не сдох. Он попробовал пошевелиться и обнаружил у себя на груди гладкокожую девицу, которая мирно спала и зачем-то напялила себе на голову его треуголку. Судя по торчащему из-под ее застиранного синего платья расстегнутому лифчику и ее руке где-то у него под рубашкой, тот самый процесс вчера начался, но так и не достиг завершения – скорее всего, вырубились оба или кто-то один. Какое позорище – проснуться после пьянки и обнаружить себя с девушкой, но не голой. – Кем бы ты ни была, красавица, тебе пора, – с трудом ворочая языком в пересохшем рту, проворковал Хэнкок, довольно ощутимо тряся спящую за плечо, снимая с ее головы треуголку и водружая на законное место. Девчонка разлепила глаза, покосилась на него и вроде как осознала, где находится. Проверив наличие на себе одежды, она осторожно слезла с Хэнкока, приглаживая ладонью растрепанные каштановые волосы и предпочитая не комментировать произошедшее и не произошедшее. Все доступные девушки в Добрососедстве знают: если проснулась в Старом Капитолии, то либо оставайся и продолжай вечеринку, либо молча уйди, особенно, если тебя вежливо об этом просят. – Выход там, дорогуша. И не сломай шею на лестнице, – привычно подсказала Фаренгейт, тоном своим давая бессловесный совет поскорее найти этот самый выход. Телохранительница была полностью одета, а вот сидящая возле нее Кейт где-то потеряла штаны, поэтому оставалась в трусах и растянутой грязно-серой футболке, на которой был изображен шар для боулинга, поражающий белые кегли с кричащей надписью «СТРАЙК» на всю грудь. Кейт выглядела так себе, а ее волосы и вовсе походили на гнездо сошедшей с ума птицы. И все же они с Фаренгейт уже занимали вертикальное положение, и Хэнкок предпочел последовать их примеру. Он сел, отлепил от стола, облитого всем, чем только можно, пачку сигарет, и закурил, хоть и совладать с колесиком зажигалки с такими трясущимися руками было непросто. Закинул в рот горстку ментатов, выковырянных из мятого блистера, запил чем-то похожим на коктейль из водки и бурбона, слитого в один прозрачный граненый стакан из двух валяющихся под столом бутылок. Есть два способа жить с похмельем: либо ты его принимаешь, обрекая себя на невыносимые страдания, либо давишь его новой попойкой, откладывая неизбежное на неопределенное время. Хэнкок был сторонником второго и собирался залить горящие трубы водкой. Гул винтокрыла так и не унялся, но стал будто тише, переместившись куда-то ближе к Даймонд-Сити. – Обычно ты доводишь дело до конца. Стареешь? – заметила Фаренгейт, попивая растворимый кофе из керамической кружки и наблюдая, как пошатывающаяся девушка осторожно спускается по винтовой лестнице, отчаянно стараясь не навернуться. – И чего они к тебе липнут? Ты же страшен, как моя жизнь, – беззлобно ухмыльнулась Кейт. Она ни капли смущалась в присутствии Хэнкока, расставив голые ноги так, чтобы одна из ступней лежала на колене Фаренгейт, а другая – рядом с ее тяжелыми рейдерскими ботинками на грязном журнальном столике. – Все дело в моей природной харизме, – Хэнкок покачал на весу граненый стакан, опорожнил его, надеясь, что не стошнит. Ему нравилась дерзкая открытость Кейт и ее способность показывать привязанность к людям через подколки и хамство. Можно сказать, так она почти что призналась Хэнкоку в любви. Пожалуй, она неплохо подходила Фаренгейт, разбавляя своим безумством ее уравновешенность. На юго-западе что-то ощутимо громыхнуло, шум винтов винтокрыла то отдалялся, то становился ближе, будто эта штуковина нарезала круги по центру старого города. Братство Стали любило пострелять в супермутантов и рейдеров с высоты: иногда, чтобы освободить какую-нибудь стратегически важную для них точку, но чаще просто демонстрировало силу и напоминало Содружеству о своем присутствии – будто гигантского черного дирижабля в небе было недостаточно. В разгар пустой болтовни, разбавляемой хрустом «Сахарных бомб» – лучшего средства с бодуна, если не считать химии, в кабинет зашли несколько гулей-дружинников из тех, что обычно рыскали где-то за городом и присматривали за окрестностями. Вид у них был встревоженный. – У нас проблема, Хэнкок, – хрипло произнес один из них, не тратя время на приветствия. – В чем дело? – поинтересовался мэр, чувствуя себя уже почти живым, ну, насколько это вообще возможно в его состоянии. – Лебедь буянит в парке. – И что? Он просто завтракает – какие-нибудь рейдеры забрели к нему на огонек. – Нет, Хэнкок. Это Братство Стали раздраконило его. Черт бы побрал это похмелье, из-за которого мозги соображают так туго. Нужно было самому свести одно с другим – звуки вертолета, странные взрывы. Если тостеры рыпнулись на Лебедя, прилететь может всем. Пятиметровая зверюга обитала в парке Бостон-Коммон уже очень давно, придерживаясь диеты из рейдеров, бродячих собак и супермутантов поменьше, которые имели неосторожность забрести на его территорию. С большой натяжкой можно было сказать, что он жил в симбиозе с жителями и Даймонд-Сити, и Добрососедства: его никто не трогал, а он чистил подступы к обоим городам, чем значительно сокращал им затраты на боеприпасы. Однако, если чудище разозлить, оно может начать крушить все вокруг, и если Даймонд-Сити спрячется за своей Великой Зеленой Стеной, то баррикады Добрососедства вряд ли выдержат такой натиск. Гребаные тостеры подкинули мэру работенки. – Дамы, как насчет… – обратился Хэнкок к Фаренгейт и Кейт, которые переглянулись, уже зная, что он им предложит, и вдруг обратил внимание на тяжеленный шар на футболке Кейт, со скоростью ракеты летящий в кегли. – Хэнкок, ты пялишься на грудь моей девушки? – Фаренгейт подозрительно сощурилась и приподняла выгоревшие брови, выглядя одновременно заинтересованной и польщенной, но мэр только помотал головой. – Видишь этот шар для боулинга? – заговорщически произнес Хэнкок. – А что если нам… Серые глаза Фаренгейт страстно вспыхнули. – Другого шанса проверить эту штуку может и не быть. Должно быть у них на лицах появились одинаковые жестокие улыбки, потому что Кейт выглядела слегка растерянной, но эти двое друг друга поняли – когда долго живешь с кем-то, безумные мысли порой приходят в ваши головы одновременно. Парк Бостон-Коммон всегда был пустырем, потому что все местные знали, что главная достопримечательность этого места легко откусит тебе голову, если приблизишься. И все-таки сегодня здесь было больше народу, чем в «Третьем рельсе» во время премьерных песен Магнолии. В юго-западной стороне парка за решеткой толпились охранники Даймонд-Сити, среди которых хорошо просматривалась красная кепка Пайпер – ничего-то от нее не скроешь. Дружинники Хэнкока, он сам, Фаренгейт и Кейт с большими пушками в первых рядах заняли свою позицию на северо-востоке и наблюдали, как винтокрыл с бесполезно повисшим на борту разряженным миниганом (видно, истратили боезапас на ком-то поменьше) нарезает вокруг Лебедя широкие круги, а на спину чудища почти непрерывным потоком льются красные лучи энергетических пушек Братства, занявших позиции за фонтаном, за покрытым зеленым налетом медным памятником, за мраморной беседкой. Потревоженный Лебедь внешне напоминал гигантскую зеленую гору, покрытую бугристыми мышцами и грубыми струпьями. Обитая здесь не один десяток лет, он обжил свою территорию, а из лодочек-лебедей, рыбацких сетей и покрышек смастерил себе оружие и броню, за что и получил свое прозвище. Оружие Братства его не столько ранило, сколько злило, а еще больше нервировал гул винтокрыла, так что зверюга грозно размахивал над головой острым якорем, поднимал с земли камни и куски бетона размером с человеческую голову и швырял их во все стороны. – Устроили тут лебединый танец, идиоты, – хмуро возмутилась Кейт, занимая удобную позицию у станции метрополитена, откуда удобно стрелять и куда можно будет быстро сбежать, если что не так пойдет. Рыцари Братства из-за одинаковой формы внешне все походили друг на друга и мельтешили тут и там, мешая разглядеть их получше. Два паладина двигались с разных направлениях к Лебедю, и одного из них, что не носил шлема, Хэнкок узнал и выругался. Если Данс здесь, значит, и Вивьен где-то рядом. Выдвигаясь из Добрососедства, мэр уже знал, что без нее не обойдется – с Братством или без него, но там, где что-то стреляет и взрывается, всегда ищи Выжившую. Тварь рычала, ее голова словно была слеплена неумелым скульптором из куска глины, который он потом в сердцах пнул ногой, да так и бросил, не в силах продолжать бездарное творение. Монстр перестал огрызаться на винтокрыл, который поднялся выше, опасаясь быть задетым длинным носом лодки, в которую Лебедь продел руку на манер щита, и переключился на наземные и более доступные цели. – Остин! Прикрой меня! – скомандовал кому-то Данс, и тощая фигура рыцаря отделилась от беседки, забитой оранжевыми бочками с ядерными отходами, и проворно присела за деревом, у которого паладин поливал из энергетического карабина Лебедя, стоявшего в грязном пруду, что был ему по колено. Хэнкок узнал в руках рыцаря знакомую пушку. 44-й калибр хорош, но слабоват для толстой шкуры чудища. Однако он отвлекал Лебедя, не давая приблизиться к Дансу и вынуждал защищаться и прикрываться лодкой-щитом. Придя в ярость от того факта, что людишки подошли слишком близко, супермутант зарычал так, что уши заложило, и размахнулся своей кувалдой-якорем. Рассекая воздух, якорь врезался в бок паладину и снес того куда-то к фонтану. Раздался звучный звон от соприкосновения стали с медью. Такой удар кому угодно хребет переломит пополам, но силовая броня на то и нужна, чтобы защищать от подобных атак. Оставшись один на один с Лебедем, солдат Остин попятился назад, но его все-таки задело щитом, которым тварь описывала широкую дугу, расчищая себе путь из озера. На короткий миг рыцарь опроверг досадный факт о том, что люди не летают, но после снова его подтвердил, приземлившись спиной на гуля из отряда Хэнкока, который опрометчиво зашел чуть дальше в парк. Сделав неловкий обратный кувырок, солдат растянулся прямо у ног мэра Добрососедства, что весело взирал на него сверху вниз с широкой нахальной улыбкой. – Необязательно будить гигантское чудовище, чтобы повидаться со мной, Вивьен. – Хэнкок? Он протянул ей руку, помог подняться. Если бы не прочное обмундирование Братства Стали, ее приземление было бы не столь удачным, да и гуль, жалобно потирающий бока, сидя на заднице рядом с ними, сыграл свою роль. – Значит, твоя фамилия Остин? Ты как? – Порядок. Вивьен была слегка дезориентирована, но вполне адекватна, чтобы не забыть, ради кого они тут все собрались. Она поспешно обернулась на Лебедя, который сузил свои черные глазищи, заметил толпу гулей и свою новую игрушку среди них. Оттолкнувшись от земли так, что камни полетели в сторону, а почву вспахало так, что хоть сейчас кукурузу сажай, он пошел на таран, несмотря на натиск из пуль и энергетических лучей, обрушившихся на его спину и бока. От веса шагов чудища и его оглушительного рева весь парк задрожал, однако, и жители Добрососедства были не пальцем деланы – у них уже был готов план. Хэнкок отодвинул Вивьен в сторону, дескать, передохни, а сам достал гранату, выдернув тонкое колечко, и размахнулся. Он метил в зазор между бронированного белыми крыльями панциря Лебедя и его бугрящейся мышцами спиной. БУМ! Граната полетела куда надо и взорвалась, раздирая прочные рыболовные канаты и оставляя часть спины гиганта открытой. Металлическое крыло отпало и воткнулось острыми перьями в землю, его владелец неистово взвыл, выгнувшись так, словно черпал силу своей ярости из самого ядра висящего над головой полуденного солнца. Кейт, Вивьен и гули непрерывно вели по чудищу огонь, мешая быстро прийти в себя. – Давай, Фар! – скомандовал Хэнкок. Она вышла из-за угла станции метро, блещущая своей брутальной красотой и уверенностью, и дуло «Испепелителя» запело металлом, перекрывая все другие инструменты батального оркестра, устроившего в парке концерт под открытым небом. Пули обрушивались на огромные плечи Лебедя, его оставшуюся без защиты спину, огромную уродливую голову, покрытую кусками водорослей и остатками светлых волос. Шкуру толщиной в два пальца наконец-то удалось пробить, и из дырок, пульсируя, потекла горячая кровь. Прикрывая голову, начал отступать, потому что миниган – это грозная сила даже против него. Но была и страшнее. Однажды Хэнкок добыл пушку, и не просто пушку, а «игрушку для больших мальчиков», как любила говорить Фаренгейт. Портативная установка «Страйкер» была модифицированным «Толстяком», но стреляла не ядерными мини-зарядами, а шарами для боулинга, причем многократно утяжеленными. Таких в комплекте имелось всего два, и один они с Фаренгейт уже потеряли, когда накурились и решили проверить, как эта штука работает. Теперь у пончика с билборда «Слокам Джо» действительно посередине зияла огромная дыра, а «Страйкер» с единственным зарядом валялся в Старом Капитолии скорее как сувенир, чем грозное оружие. Спасибо футболке Кейт, напомнившей Хэнкоку, что пушку можно снова пустить в дело. Фаренгейт была явно крупнее и сильнее его, но мэр не мог упустить шанс выпендриться, когда столько заинтересованных глаз наблюдают за ним. С большим трудом он поднял спрятанный за кирпичным ограждением «Страйкер», водрузил его сошки на камень и навел прицел. Вот будет позорище, если он промахнется – еще хуже, чем проснуться с красивой девушкой одетым. Едва мотающаяся голова Лебедя оказалась в перекрестии, он выстрелил. – Страйк! Хэнкок никогда в боулинг не играл, но подозревал, что примерно так должна выглядеть победа в этой игре. Шар на огромной скорости вырвался из установки, со свистом рассек холодный воздух и влетел в голову Лебедя, как в переспелый арбуз, пробив ее насквозь. Куски черепа разлетелись кровавым салютом вместе с мозгами чудища, но супермутант еще какую-то долю секунду вертел остатками головы, стоял на ногах и размахивал здоровенными ручищами, пока не завалился сначала на колени, а потом набок. Огромное чудовище, древний обитатель Бостон-Коммон, было повержено. Все они столпились вокруг Лебедя – гули, люди, солдаты Братства Стали. Когда пение пушек стихло, парк накрыла полнейшая тишина, которую нарушал лишь скрип высоток и шелест травы от шагов людей, которые пытались поближе рассмотреть мутировавшую громадину. – Ох-ре-неть, – протянула Пайпер, которая первая подала голос, не обращая внимание, что стоит в луже натекшей с супермутанта крови. – Хэнкок, расскажешь для «Общественных событий», как ты это провернул? – Боюсь, мэр Макдонах не оценит такой материал, Пайпер, – чувствуя пульсацию адреналина, Хэнкок едва поднял зажигалку, чтобы прикурить – от отдачи пусковой установки намертво свело руки. – Да он и другие мои статьи не особо любит, – беспечно махнула рукой журналистка. – Ну, так как насчет эксклюзивного интервью? Комбез, ты ли это? Так и знала, что ты тоже будешь здесь. Может, и ты дашь комментарий для статьи? – Гражданские, расходитесь! Здесь работает Братство Стали! Громовой строгий голос паладина Данса разнесся по округе вместе с грохотом его силовой брони. Выглядел он слегка помято, но, как и ожидалось, вполне благополучно пережил удар Лебедя. Другой паладин и несколько рыцарей за его спиной, не таясь брали площадку в кольцо. Жители Даймонд-Сити предпочли с Братством Стали не спорить и поспешили разойтись по своим делам. Потоптавшись на месте, Пайпер приняла решение к ним присоединиться, хотя и пообещала Хэнкоку, что заглянет в Добрососедство и выудит у него все подробности. Хэнкок жестом приказал своим людям отойти за пределы парка, но Фаренгейт и Кейт остались с ним, стоя у него за спиной. «Испепелитель» в руках телохранительницы краснел, разгоряченный страстью боя, и обе женщины выглядели так, словно готовы завалить еще одного такого монстра. – Впечатляющая победа, гуль, – заявил Данс. Он был настолько высок, что приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. – Меня хвалит тостер. Впору обосраться от счастья, – холодно заметил Хэнкок, у которого азарт боя сменился вспышкой гнева. Он едва сдержался, чтобы не выдохнуть дым из легких в лицо Данса. – Мне не пришлось бы этого делать, если бы Братство не полезло куда не следует. – Это отродье угрожало Содружеству. Нам был дан приказ его уничтожить, – отрезал паладин, тоном, громко заявлявшем о том, что другие доводы к сведению приняты не будут. Его солдаты тем временем переворачивали все вверх дном в наспех сколоченной хижине Лебедя в поисках каких-нибудь предметов, которые помогли бы понять, откуда вообще взялось это чудище. – Есть мнение, что Институт присылает в Содружество супермутантов, – тихо добавила Вивьен, как бы аргументируя действия скрипторов. Она стояла между Дансом и Хэнкоком с таким видом, будто оказалась на нейтральной зоне между двумя баррикадами и не знала, в какую сторону бежать. По ее расцарапанной выше локтя руке бежала кровь, заляпывая Пип-Бой и капая с пальцев наземь. – Может и так, но Лебедь был для нас полезен. Не стоило вам трогать его, – возразил ей Хэнкок и поймал ее раздосадованный взгляд. Это «вам», которое он невольно выделил, не только демонстрировало его отношение к Братству, но и доказывало отчужденность Вивьен от Содружества. Сначала его символизировал синий костюм девочки из Убежища, потом – довоенный супергеройский плащ, а теперь вот – форма солдата, которого никто тут не ждал. В какой-то момент Хэнкоку захотелось помочь ей и утянуть обратно в Содружество, подальше от Братства, которое и понятия не имеет, что нужно людям, которых оно пришло якобы защищать, но тут влезла Кейт: – Вы не местные и не знаете, с чем нам приходится мириться, чтобы выжить. И если это пятиметровый супермутант в озере, то и пусть – по ночам тут не шляйся и все. А вы приходите и насаждаете свои порядки! Хэнкок не знал, как Вивьен познакомилась с Кейт, но они были очень дружны до всей этой истории с Братством, несмотря на совсем разные характеры. Как он уже замечал, чем грубее вела себя «Бешеная-мать-ее-сучка Кейт», тем больше боли она скрывала – типичное поведение для тех, чье детство закончилось рано и самым жестоким образом. Если бы она только знала, что Вивьен делает все это ради Шона, возможно, она была бы помягче. Шум винтокрыла, вернувшегося за своими солдатами, пробудил округу от оцепенения, взъерошил их волосы и едва не сорвал с Хэнкока треуголку. Скрипторы Братства погрузили на вертушку здоровенный зеленый ящик, который вытащили из хижины Лебедя. – На борт, Остин, возвращаемся, – Данс перевел тяжелый взгляд с Хэнкока на Кейт и Фаренгейт и снисходительно добавил: – Прощайся, даю две минуты. – Кейт… – Выжившая попробовала приблизиться, но та проворно отступила, демонстрируя, что они все-таки на разных сторонах. – Не подходи ко мне, Вивьен. Вообще-то Кейт не считала Братство такими уж злодеями и разделяла их стремление бороться с дикими гулями, супермутантами и прочими напастями Содружества, но эмоции в этот раз взяли верх. Послать подругу подальше на языке Кейт фактически означало: «я скучаю, возвращайся к нам». Кейт развернулась слишком резко для человека, которому было все равно, и отправилась в сторону Добрососедства, увлекая за собой Фаренгейт, которая лишь мрачно махнула Выжившей рукой на прощанье. Они с Хэнкоком остались стоять вдвоем: у одной за спиной холодное железо и сталь, у другого – лица верных людей и труп гигантского чудища, а между – трещины сухой развороченной земли, пропитанной чужой кровью. – Круто ты его, – рыцарь бросила многозначительный взгляд на смердящего монстра, который даже в виде мертвеца внушал страх. Хэнкок двумя пальцами коснулся треуголки, выдал кривую ухмылку. – Боулинг – развлечение для королей. – Спасибо, что прикрыл сегодня. Я почему-то не сомневалась, что ты будешь тут, – Вивьен позволила себе устало улыбнуться, напоминая прежнюю себя – странную одиночку из Убежища, которая несется сломя голову, вечно попадает в неприятности, но никогда не позволяет себе сдаваться. – И я не сомневался, что ты будешь тут, – зеркально ответил Хэнкок, в очередной раз спрашивая себя, как долго цепочки событий будут выстраиваться таким образом, что ему приходится бегать за этой женщиной. – Как видишь, я не безнадежный гуль-наркоман. То есть, это так, конечно, но и я кое-что могу, поэтому мое предложение будет снова в силе, если ты прекратишь эти танцульки с Братством. Он долго ждал, когда схлынет желание опять сбежать, все бросить и отправиться с Вивьен покорять Содружество, но этого не происходило. Вивьен обернулась на винтокрыл и убедилась, что он производит достаточно шума, и их никто не слышит. Уже погрузившийся в машину Данс осуждающе сверлил взглядом ее затылок. – Еще не время, Джон, – философски заметила она, и мэр слегка опешил. – Откуда... – Хэнкок мог по пальцем одной пятерни пересчитать людей, знавших его настоящее имя, но даже они предпочитали звать его по фамилии. – Я знаю историю. Нетрудно сопоставить красный сюртук, треуголку и Старый Капитолий, – усмехнулась Вивьен. Порой он забывал, что она училась в довоенной школе, наверняка получила высшее образование и обладала таким знаниями, о которых никто в Содружестве и понятия не имел. Бесполезными для нынешнего времени знаниями, которые не помогали выживать. – Просто совпадение, – пожал он плечами, которые зверски тянуло после использования «Страйкера». – Так меня звали и до встречи с красным сюртуком. Хэнкок не стал рассказывать эту историю, потому что она цепочкой тянула за собой другие, и более личные, а на это не было времени. «Еще не время», так, кажется, сказала Вивьен. Впрочем, она интересоваться не стала, а лишь небрежно махнула рукой, делая шаг назад к своему винтокрылу. – Вив? Она обернулась – маленькая облаченная в сталь фигурка на фоне черного блестящего бока бронированной птицы Братства – и удивленно нахмурилась, наткнувшись на его улыбку. – Если знаешь историю, то легко пройдешь по Пути Свободы, – загадочно заявил Хэнкок. Бросил окурок в сторону старого фонтана с торчащими из чаш головами львов и обнаженными по пояс женщинами в основании, убедился, что она проследила взглядом в направлении полета сигареты. – До встречи, Вивьен Остин. – До новой встречи, Джон Хэнкок. Затем мэр развернулся на каблуках и направился к своим людям вполне довольный собой: только что он показал Вивьен способ тоже стать своей. *** Винтокрыл оглушительно поднимал Вивьен над парком, но вместо шума работающих винтов она продолжала слышать в ушах рев сбитого кукурузника, который производил Лебедь. Ребра трещали, голова раскалывалась, но впервые после выхода из Убежища 111 она ощущала себя победителем. Встреча с друзьями оставила во рту привкус прокисшего молока. Кейт ясно дала понять, что для них Вивьен больше не является частью жестокого мира выживальщиков, но и для армии в сердце ее роилось слишком много сомнений. Как экзотическое растение: корни будто взяли и пересадили, но она нигде не приживалась. Может, Хэнкок и прав, и стоит выбрать для себя третий путь. Вивьен понадеялась, что он не заметил ее восторженный взгляд, когда Лебедь рухнул наземь, будто чудище из сказки, поверженное рыцарем. А еще Данс дал ей две минуты, чтобы попрощаться с Джоном, и никто кроме нее не знал, как сложно ему это далось. Ей нужны были эти две минуты – время с человеком, олицетворяющем дикую свободу, которой так не хватало в клепаных придвенских стенах. – Когда заслужишь увольнительную, можешь навещать их, – мягко бросил Данс как бы невзначай. Заметил, должно быть, ее уныние. – Сэр? – Своих друзей. Я отменяю свой первоначальный приказ. Не буду препятствовать. Я все еще не одобряю эти связи, но возможно, это пойдет тебе на пользу, Остин. Вивьен не ответила, нордически стойко скрыла рвущуюся благодарность. Глупо было полагать, что утренний разговор на пляже мог изменить его мнение насчет гулей или синтов, вовсе нет. Командир – лучший и вернейший солдат Братства – его устои всегда будут для него превыше всего. Однако он не разровнял личное мнение Вивьен на корню и не прихлопнул его тяжелым томиком устава, а значит, ценил его.