Конец света – веселись!

– Вламываемся мы, значит, в этот подвал, а там кровища повсюду – на стенах, на полу – везде. Тело Эрла на столе лежало, и ты представить себе не сможешь, в какое месиво превратилось. А над ним стоит наш хирург доктор Крокер со скальпелем, режет, что осталось от Эрла, и бормочет какую-то околесицу. Вроде бы он переборщил с винтом и перерезал, как он выразился, «слишком много артерий». – В неумелых руках винт опасная штука. Крыша может очень далеко уехать. – Я думал, у Вивьен тоже поедет. Первое наше дело – она тогда и в перестрелках-то толком не бывала. А она ничего – воззвала к совести этого ублюдка и даже арестовать его пыталась. Только он вколол себе что-то еще и передознулся. – Трус. Спички есть? Зажигалка барахлит. – Держи. И я так считаю. Мы потом с Бобровыми ее бражкой отпаивали. Так после этого дела и подружились. Снова в компании с Валентайном Хэнкок шагал по разбитой дороге, поднимаясь на заросший холм, на вершине которого под несмыкающимся глазом вечного маяка приютился маленький довоенный коттедж, не так сильно пострадавший от бомб, рейдеров и мародеров. Все потому, что его облюбовали Дети Атома, а подходить к этим безумным фанатикам близко, чтобы получить благословение смертельной дозой радиации вместе с гамма-лучом бонусом, мало кто отваживался. Однако минитмены дошли уже и до этой глуши и прикопали тут все, что движется. Теперь местечко охраняли трескучие турели, а территорию огораживала глухая бетонная стена с единственным входом. Встречу после своего полугодового отсутствия Вивьен назначила именно здесь. – Как она вообще на тебя вышла? – поинтересовался мэр у Валентайна, внутри синтетического тела которого тихо пощелкивал какой-то неисправный механизм – надо бы напомнить приятелю сходить на станцию техобслуживания. – Псина принес эту штуку Пайпер. Самой ей сейчас лучше держаться от Бостона подальше. Как и обещала, Вивьен связалась и с Хэнкоком, но довольно необычным способом – прислала голозапись Пайпер, которая передала ее Нику, а тот – Кейт. В конце концов запись попала к нему от Фаренгейт. Хэнкок находил звенья этой цепочки весьма забавными – под невидимым знаменем Выживший собирались настолько непохожие друг на друга люди, что диву даешься, как она умудряется ладить с ними всеми, да еще и собирать под одной крышей. Он прослушал послание на своем терминале в Старом Капитолии: «Присылаю голозапись, потому что писать тут не на чем. Пришлось затереть детскую сказку о бельчонке, но если интересно, я потом тебе ее перескажу, но предупреждаю: она жуткая. В Бостон я пока не рвусь: не думаю, что Братство забудет мне то, что я наделала. Но если хочешь встретиться, приходи туда, где сияет вечный свет Атома. Похимичим?» Неплохая шифровка. Братство Стали слишком занято истреблением гулей и супермутантов, чтобы дотягиваться до Детей Атома, которым раньше принадлежало это место. – Крепко минитмены тут окопались, – уважительно присвистнул Ник. Турели над воротами угрожающе стрекотали, как огромные жуки, но не трогали их. – Дай им волю, и они скоро захватят все Содружество. – Люблю пострелять, но лучше уж фермеры, чем рейдеры, – заметил Хэнкок, когда они прошли через бетонные ворота, оснащенные электрическим замком и с виду непробиваемые. Перед домом из шлакоблоков собрали кострище, из арматуры соорудили незатейливую конструкцию на четырех ногах с вертелом для жарки мяса. Вокруг костра уютно расположилась тройка зеленых садовых стульев, потрепанный бежевый диван и продавленный матрас, на котором, судя по цвету, кто-то не так давно помер. На куче песка орало радио, настроенное на волну Даймонд-Сити, и довоенный певец Дион пел о парне-бродяге, который менял девушек как перчатки. Венчали картину две коробки: одна доверху нагружена бутылками с алкоголем, другая… – Так вот что она имела в виду, говоря «похимичим», – обрадовался Хэнкок. Псина крутился у ног новых гостей, Вивьен поднялась со старого дивана и вышла к ним навстречу. Ника она снова обняла, а поравнявшись с Хэнкоком, положила руку на его плечо, в точности повторив его движение в аэропорту. Кажется, это становилось их фишкой. – Соскучилась по мне? Ну разумеется, – ухмыльнулся он, а сам искал в ней признаки трехмесячного влияния Братства Стали, словно у этого влияния могли быть какие-то физические проявления, как скажем, угри. – Рада тебя видеть, – улыбка Вивьен была прежней, такой же лучистой, и никакого каменного выражения в стиле «я выучил весь устав, я ненавижу гулей и обожаю старые технологии» на лице, так что Хэнкок слегка расслабился. Честно сказать, он немного опасался, что еще пара-тройка вылазок, подобных походу на Лебедя, и ее будет не отличить от ее командира Данса. – Если бы я знал, что будет торжество, надел бы свой лучший прикид. Хотя, о чем это я? Я и так в нем! – Просто дружеская пьянка. Устраивайся. Формы Братства Стали на ней больше не было, равно как и оружия – лишь заношенная клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами и простые черные брюки. Без всей своей амуниции она казалась какой-то маленькой и беззащитной, но в то же время домашней и милой, а главное, впервые со дня их знакомства – своей: словно в кругу друзей позволила себе ненадолго отпустить контроль. Пайпер, Кейт и Фаренгейт, которой Хэнкок сегодня дал отгул, тоже уже были здесь – устроились на садовых стульях и жутком матрасе. Судя по их приветственным улыбкам, все возникшие в день убийства чудища разногласия уладились сами собой после возвращения Вивьен или тщательно перетерлись, пока Хэнкока не было рядом. – Невероятно щедро с твой стороны, – чувствуя себя почти своим в этой разношерстной компании, мэр Добрососедства плюхнулся на диван подле Вивьен, выудил из одной коробки бутылку водки, а из другой – пачку ягодных ментатов и ингалятор винта – последний он предусмотрительно припрятал за пазуху. – Все за счет Братства Стали. После того, что я там натворила, пару мелких краж они мне даже не припомнят, – сжимая в пальцах початую бутылку красного вина, Выжившая обвела рукой коробки, а также здоровенный кусок мяса на вертеле, который еще только начал румяниться. – Собачатина? – Обижаешь! Брамин! – Я и собачатину уважаю. Но откуда у тостеров брамины? – Не у них. Я ведь генерал, – она жестом показала «кавычки», – у минитменов, забыл? Достать у фермеров брамина не проблема. – К мясу не подходить. Только я тут знаю, как его нормально прожарить, – пригрозила Кейт, прерывая их диалог. Как любительница притырить чужое, она была крайне довольна добычей Вивьен. – А где же этот красавчик в шляпе? – Занят. Без меня Престону пришлось в одиночку заниматься всеми поселениями, – не без удовольствия отметила Вивьен, сделав большой глоток вина прямо из горлышка. – Пусть побегает, а то уже брюшко нарастил, сидя в Сенкчуари, а оно ему точно не идет, – ухмыльнулась Кейт, а Хэнкок демонстративно откашлялся, надвигая треуголку на глаза. – Для меня крайне оскорбительно слышать такое. Вообще-то, истинный красавчик здесь может быть только один, и это я. – Вообще-то здесь есть еще я, – подражая хриплому голосу мэра, возразил Ник, под общий смех снимая потрепанную довоенную шляпу и обнажая синтетическую безволосую кожу. Хэнкок раскланялся ему, последовав его примеру и являя миру голову, некогда обросшую роскошными золотистыми кудрями, а теперь – абсолютно лысую. – Я сдаюсь. Главный красавчик – это ты. – Что ж. Конец света – давайте веселиться! – провозгласила Вивьен, вставая, и они хором чокнулись кто чем: Пайпер и Фаренгейт потягивали пиво «Гвиннет», Ник предпочел нечто, похожее одновременно на машинное масло и на бурбон, а Кейт с Хэнкоком отдали дань водке. Оба перед этим еще и закинулись ментатами, так что мир вокруг них теперь еще и сверкал, как стена у входа в Добрососедство. – Что ты такого натворила в Братстве, что теперь скрываешься? – поинтересовалась Пайпер, закусывая пиво довоенными картофельными чипсами, которые лежали в бостонском супермаркете черт пойми сколько и наверняка фонили, но умудрились сохранить свой сырный вкус. – Мы разошлись во взглядах на многие вещи, – уклончиво пояснила Вивьен. – У них все делится на черное и белое, доброе и злое, а мир – он все-таки серый. Стрелять в супермутантов – это одно, но ведь среди гулей и синтов есть нормальные ребята. Я даже дружу с такими, – она перевела взгляд с Хэнкока на Ника и глотнула вина. Остальные последовали ее примеру. – И поэтому ты ушла от них? – наседала Пайпер, которая ненавидела непрямые ответы на свои вопросы. – Ты темнишь, Комбез. – Я просто поняла, что они не на стороне Содружества, понимаете? Они устроят тут свои порядки и полетят дальше, оставив паладинов с миниганами и лазерными пушками. Все, кто хоть чем-то не похож на человека – обречен. По таким правилам я играть не хочу. Пайпер сощурилась, неясно какую играя роль: журналистки или плохого копа. – По-моему, это уже допрос, Пайпер. Это же вроде моя прерогатива, – напомнил Ник, словно прочитав мысли Хэнкока. – Брось, Ник, мне же интересно! И все же – что ты натворила? Журналистка не отставала, и Хэнкок только сейчас заметил, насколько сильно Вивьен не хочет отвечать на вопросы. Более того, он понял, что веселость ее скорее напускная, фальшивая, как одна из ее масок. В глазах же таилась бездна какой-то глубокой тоски, которую она глушила вином. Единственное, чего ей сейчас действительно хотелось – это побыть со своими друзьями, которые не будут спрашивать лишнего. – Наворовала у тостеров этого прекрасного дерьма! – Хэнкок громко потряс коробку с препаратами, отвлекая от Вивьен всеобщее внимание. – Принеси ты столько же лично мне, я бы сразу сделал тебя мэром. – Если бы это место уже не было занято. Тобой же, – напомнила Фаренгейт. – Обойдусь без кресла, – отмахнулась Выжившая. – Мне достаточно просто к вам вернуться. – Так выпьем же за это! – подхватила Кейт, за что Хэнкок был ей благодарен. – За возвращение в нашу деструктивную, по мнению Братства, компанию, – присоединился Ник, и они столкнули свои бутылки в нестройном разнобойном звоне. Пайпер, несмотря на легкий напиток, опьянела быстрее всех, но зато забыла про свои журналистские допросы и болтала без умолку о чем-то малозначительном: странном вкусе лапши Такахаси, составе Бобровской бражки, сомнительном качестве водички, что продает мальчик в фургончике на краю города. Очевидно, расслабилась, когда не надо было заботиться о младшей сестре, а еще о своей скандальной газете, из-за которой ей приходилось ходить по Даймонд-Сити с оглядкой и проверять свои напитки на наличие яда. Кейт, пошатываясь, следила за жарящимся брамином, от которого уже поднимался дразнящий желудки запах. Ник, впавший в нуарную меланхолию, свойственную чипу его памяти, обсуждал с Вивьен последние раскрытые дела, которых накопилось достаточно, пока он помогал ей в поисках Шона. Фаренгейт долгое время оставалась трезвой, но Хэнкок намекнул ей, что выходной у нее только один, и нечего изображать из себя телохранительницу, а стоит по-человечески расслабиться, позволив турелям поработать. Сам мэр развалился на диване, раскинув руки на спинке и устроив сапоги на теплом от углей шлакоблоке. Вивьен иногда касалась острыми лопатками его лежащих на спинке дивана пальцев, но вряд ли обращала на это внимание, увлекшись рассказами Валентайна. – Брамин получился и правда очень ничего, киса, – похвалила Фаренгейт, вгрызаясь в большой кусок, с которого капал густой жир. Они срезали мясо ножом прямо с вертела и ели руками, так как тарелки в коттедже все были переработаны минитменами и пущены на предохранители. Все уже были порядком пьяны, на щеках Вивьен красовался розовый румянец, а Пайпер и вовсе пропустила ужин, посапывая на своем садовом стуле. – Жаль, что ей придется жрать уже холодное, – посетовала Кейт, словно обиженная хозяйка дома, чьи гости не дождались коронного блюда. – Может, разбудить? – предложила Фаренгейт, но Кейт внезапно прониклась человеколюбием и безразлично махнула рукой. – Да пусть дрыхнет. Я от нее устала уже – трындит, не затыкаясь. Но всех остальных зарежу, если скажете, что вам не нравится. Все, кроме не нуждавшегося в пище Валентайна, по очереди выдали по комплименту, тем более, что врать не приходилось – мясо и правда выдалось вкусным. Оно разительно отличалась от того, что удавалось перехватить в Добрососедстве и даже в Даймонд-Сити – коровка ведь пила фильтрованную воду и питалась травой, выращенной на чистой земле, а это далеко не каждому жителю Содружества по карману. – А вот если бы мне пришлось выбирать сторону из этой четверки, я бы пошла к минитменам, чтобы каждый день жрать такое мясо, – заявила Кейт с полным ртом. – А что бы выбрали вы? «Четверкой» компания Вивьен называла противоборствующие стороны Содружества: захватывающих окраины минитменов, шпионскую Подземку, милитаризированное Братство Стали и злобный Институт. Этот конфликт нарастал с каждым днем и грозил всем если не войной, то крупной заварушкой. – Мне ближе Подземка, – включился Хэнкок, вытирая пропитанные жиром пальцы о красный сюртук. – Минитмены хороши, но фермерская жизнь явно не про меня. Ему было интересно, воспользовалась ли Вивьен его наводкой, прошла ли по Пути Свободы? Если и так, она ничем этого не выдавала, однако, по какой-то причине отказалась от сотрудничества с Братством Стали, и этого достаточно. – А я бы внедрился в Институт и взорвал его изнутри, – меланхолично объявил Ник ко всеобщему ужасу. – Что? Они выкинули меня, как мусор на помойку. Я имею право. – Не знаю, что ты там пьешь, но если у тебя есть какая-то программа, отвечающая за опьянение, лучше отключи ее. Пьяный ты какой-то жуткий, – посоветовала Вивьен, и Ник ухмыльнулся, всем показав, что просто шутит. Его искусственные светящиеся желтым глаза оставались ясными, а речь четкой, поэтому никто не знал, как на самом деле действует на него алкоголь. – Если серьезно, я за нейтралитет. Пусть хоть все друг с другом схлестнутся – я буду все так же сидеть в своем агентстве и помогать людям, – признался он. – Ну а ты, Вивьен? Кого выбираешь ты? Серьезность на ее лице намекала, что это явно не простой для нее вопрос. В конце концов, в Братстве она уже побывала, да и к минитменам имела прямое отношение. Этот вопрос явно вызывал интерес, потому что все взгляды обратились к Выжившей. – Я выберу тех, кто вернет мне моего сына, – тихо сказала она. Неловкое молчание, сопровождающееся сочувствующими взглядами друзей, длилось недолго, потому что Пайпер вдруг проснулась и заявила, что хочет попробовать брамина. Из-за свинцово-серых туч, обложивших небо, рано потемнело. На маяке дул довольно неприятный ветер, возвещающий о приближении дождя – к счастью, обычного, а не радиоактивного, после которого впору обкалываться антирадином и надеяться на лучшее. Здесь, под безжалостным белым светом вечного фонаря, Хэнкок и нашел Вивьен. Во время самой оживленной части тусовки, когда Ник пригласил Пайпер потанцевать под «Atom Bomb Baby», Выжившая куда-то подевалась, забравшись так высоко в надежде, что сюда собутыльников пьяные ноги нести откажутся. Не на того напала: Хэнкок в состояниях и похуже залезал на места и повыше. Псина посапывал у двери во внутренней стороны маяка, чтобы не обдувало ветром, и лениво хлопнул по полу хвостом при виде Хэнкока. Сгорбленная фигурка Вивьен сидела на железном полу маяка. Выжившая оперлась на перила, вытянув вперед руки, и глядела на тонущий в тумане Бостон, над которым висел летающий радтаракан Братства. Из ее Пип-Боя едва слышно доносился неуверенный бубнеж ведущего радио Даймонд-Сити. – Красивый здесь видок, – подметил Хэнкок. Панорама и правда открывалась потрясающая: скелеты небоскребов отсюда казались совсем крошечными, под ними в свете прожекторов нежился Даймонд-Сити. На юге тянулась длинная полоса Светящегося моря, чей жутковатый отблеск был едва виден. Остальная часть Содружества тонула в темноте, из которой, как светлячки, выглядывали огоньки мелких селений и рейдерских лагерей. Деревья вокруг коттеджа тянулись вверх, словно скорченные в агонии руки, а слева от них обманчиво мирный залив еще отделялся от неба тонкой полосой слабого закатного отсвета. – Это мое любимое место в штате. Мы с Нейтом часто приходили сюда еще до войны. Присоединяйся, – Вивьен сдвинулась, позволив присесть рядом, и он повторил ее позу. Казалось, что две пары их расслабленных рук тянутся к высоткам Бостона и могут вот-вот схватить, как дети – игрушечные пирамидки. Нейт? Муж Вивьен, которого застрелили у нее на глазах, потому что он не позволял Келлогу забрать Шона. Человек, прошедший войну и окончивший свои дни в криокамере. Впрочем, Выжившая не собиралась развивать эту тему. – Где все остальные? – без особого интереса спросила она. – Кейт и Фаренгейт ушли на второй этаж. Не знаю, чем они там заняты, но надеюсь, им обеим весело, – ухмыльнулся мэр. – А Ник и Пайпер зацепились языками… Я в хорошем смысле – они без умолку костерят моего проклятого братца. – Братца? – А, ты же не знаешь. Мэр Макдонах – мой старший брат. Она повернула к нему голову и заинтересованно на него уставилась, устроив подбородок на плече. В сиянии гигантской лампы ее глаза были настолько синими, что тоже будто светились. В них еще сохранился пьяный блеск, но вино выветривалось явно быстрее, чем она хотела. Хэнкок продумал и это – вынул из-за пазухи две бутылки: водку для себя и непочатую бутылку красного вина – для нее. Ловко откупорил обе пробки складным ножиком, а пока делал это, рассказывал: – Мы выросли в маленькой хижине на берегу, а потом вместе перебрались в Даймонд-Сити. И вот там с ним что-то произошло. Раньше Джеймс был обычным старшим братом, в детстве тошку мне за шиворотом давил и прочее. Но в Даймонд-Сити он захотел власти и решил занять пост мэра. Пошел на выборы с лозунгом «Человечество за Макдонаха» и с ним и победил. После этого всех гулей начали выгонять из города. На лице Вивьен отпечатались ужас и возмущение. Хэнкок не стал делиться яркими картинами из тех дней, прежде всего потому, что не хотел вспоминать их сам. – Как он мог так поступить? – Между теми, кто на трибунах, и теми, кто внизу, на поле, всегда существовала пропасть. Может его поддержали, чтобы никто не портил им пейзаж. Хэнкок задумался, щедро отхлебнул водки из горла, даже не поморщившись от горечи. Вивьен последовала его примеру. Темнеющее небо, непривычно свободное от высоток Бостона, давило ему на голову. – Помню, как ворвался к нему в кабинет сразу после его торжественной речи. Он стоял и смотрел, как жители набросились на гулей. На меня он даже не взглянул, а просто сказал: «Это победа, Джон. Наконец-то он мой». Я должен был убить его на месте, но тогда я был не таким, как сейчас. Я начал умолять его прекратить весь этот ужас, но он сказал, что просто выполняет волю народа и не предаст доверие избирателей. И улыбнулся таким дьявольским оскалом, что я не узнал человека, с которым провел все детство. Я даже почти поверил слухам, что его заменили на синта – это хотя бы что-то объясняло. Я до сих пор в этом не уверен. – Получается, что он убил их, – тихо прошептала Вивьен. Хэнкок долго следил за тем, как Вивьен, даже будучи в рядах Братства, помогала людям, гулям и синтам, ставя в приоритет жизнь как таковую, а чья она – не важно. Удивительная способность сопереживать другим, когда в собственной жизни полный кавардак, его восхищала, потому что отчасти он и сам был таким. – Им было не выжить в одиночку, и он это знал. Фактически да – он их убил. Он и весь этот чертов город. Я тогда не был гулем, и меня никто не гнал, но не мог оставаться там после всего случившегося. Хэнкок видел, что у нее много вопросов, но понял, что алкоголь и наркота дали ему в голову куда сильнее, чем он того хотел. Он никому еще не рассказывал эту историю, предпочитая начать жить с нуля после того, как зеленая стена оказалась у него за спиной. После гулификации, после явления к нему костюма Джона Хэнкока и других зажигательных, конечно, историй, но для них не время и не место. – Откровенность за откровенность, – взбодрился он, будто взбалтывая осадок, осевший вокруг них после его рассказа. – Почему ты ушла из Братства? Вивьен осуждающе вздохнула и поджала губы, на которых черной полоской запекся осадок вина, и они с мэром синхронно сделали по глотку. – Сделки были ни к чему – я и так расскажу. Хэнкок захрустел блистером, вытащив из него крохотную таблетку виноградных ментатов. Вивьен, немного подумав, развернула руку открытой ладонью, и вторая пилюля упала в нее. Они равнодушно стукнулись бутылками и проглотили наркотик. Мерзкий вкус алкоголя смыл легкий виноградный шлейф во рту. – Я верно служила им три месяца и делала все, что мне говорили. Мы с Дансом и его отрядом были в таких жутких местах, что и вспоминать не хочется, – она поежилась - выкинуть из головы жуткую рожу Лебедя не так-то просто. – Их скрипторы изучили чертежи телепорта и уже начали его строить – они ведь тоже заинтересованы попасть в Институт. Материалов у них полно, а чего не было, мы достали с боем. – Дай угадаю: все пошло не так? – Все что могло пойти не так – пошло, – устало кивнула она. – За это время мы с Дансом стали не просто командиром и подчиненной. Мы… подружились. Что-то неприятное прокатилось по позвоночнику, и Хэнкок поежился, хотя и списал это на зябкий вечерний ветер. Этот консервный мешок Данс ему не понравился сразу, и отчего-то ему не хотелось, чтобы он нравился Вивьен. – Бурный служебный роман? – вкладывая в голос максимум невозмутимости, поинтересовался он. Вивьен рассмеялась, небрежно махнула свободной от бутылки рукой. – Что ты, он женат на своей службе, ну, или на своей силовой броне, – тут она стала совсем серьезной. – Был, вернее… – Что с ним случилось? – Разведчики накопали на него кое-что. Они узнали, что все это время он, самый верный солдат Братства Стали, был синтом. Он и сам не подозревал об этом. Все его воспоминания до службы, детство, юность – были ложными. Ты знаешь, как Братство решает проблемы с синтами. Хэнкок кивнул, загнув два пальца так, чтобы получился пистолет, и сделал импровизированный выстрел. Выжившая скорбно кивнула. – Я умоляла их, пыталась его спасти, но Мэксон заявил, что Институт может использовать его против Братства и ничего другого и слышать не хотел. Он назвал Данса предателем и тварью, а затем отдал мне приказ убить его. Он никогда не любил сам марать руки. – Это такая проверка на верность Братству? Рискованно отправлять подчиненного убить собственного командира. – Уверена, что это была проверка, – кивнула Вивьен. – Думаю, он был уверен, что я ее провалю, поэтому отправился следом. И был прав: я не смогла казнить Данса. Мэксон сделал это сам. Хэнкок глядел на нее, пока она железным взглядом буравила «Придвен», опаляя его волнами жгучей ненависти. Их истории оказались на удивление схожими: им обоим не раз пришлось беспомощно наблюдать, как убивают невиновных, унижаться перед злодеями и тщетно умолять их остановиться. – Самого лучшего солдата Братства забили как животное. Только потому, что он синт. Он даже не сопротивлялся и принял свою смерть без гнева и страха, потому что остался верен идеалам Братства и знал, что должен быть уничтожен. Это...это… – Несправедливо, – подсказал Хэнкок, когда Вивьен захлебнулась эмоциями, не в силах дальше говорить. Она вся дрожала от гнева, и чтобы усмирить его, сделала несколько глотков вина, шумно выдохнув. Мэр протянул ей сигарету, и она зажала в ее в губах, потянувшись к огоньку его зажигалки. – Да, – кивнула Вивьен, кончик сигареты двумя красными точками-лазерами отразился в ее глазах. – Братство делит все четко – на людей и нелюдей, и исключений для него нет. Оно не видит внутренний мир, а только внешнюю оболочку. А во главе его стоит ребенок, который так и не понял, что все в жизни сложнее, чем ему рассказывали взрослые. Служить им, даже используя в своих целях, я больше не могла, поэтому в ту же ночь мы с Псиной сбежали, воспользовавшись помощью людей, которые были верны Дансу и возненавидели Мэксона за его смерть. – А как же телепорт? – Они не построят телепорт без этого, – она чуть откинулась назад и достала из кармана брюк крошечный прибор, похожий на лампочку с плафоном, состоявшим из множества граней. В свете маяка он переливался, словно крутящийся под потолком диско-шар в довоенных клубах. – Без этой штуки и еще нескольких, что я прихватила, они еще долго не смогут его закончить. Да и без схемы, которую я тоже выкрала, это сделать очень непросто. Копий у них нет – скриптор Хэйлин устроила диверсию на всех терминалах Братства. – Я думал, тостеры верны своему Старейшине до гроба. – Не все из них как Мэксон. Многие сомневаются в его идеалах. Они наплевали, синт Данс или нет – для них он был другом. Надеюсь, у них не будет из-за меня проблем. – Но кто же тогда построит телепорт? – мысль о том, что Вивьен не сможет найти Шона, нехило пугала: что станет с человеком ее амбиций, когда она потеряет свою цель? Сильные люди слетали с катушек и за меньшее. Вместо ответа Вивьен повернулась, щурясь на фонарь, когда-то освещающий дорогу заблудшим кораблям, и Хэнкок все понял без слов. – Ты сделала это, – прошептал он. – Прошла по Пути Свободы. – Я пока не знаю, чем это кончится, и правильно ли я поступила, но лучше уж «Подземка», чем Братство. Они помогут, тем более самые важные детали уже есть. Минитмены предоставят убежище для постройки. Так вот почему Вивьен так уклонялась от вопросов Пайпер! Не хотела раньше времени выдавать свои связи. Она вела свою игру на стороне, три из четырех организаций уже успели на нее поработать. Вопрос был в одном: когда-нибудь придется принять чью-то сторону, поэтому пьяные беседы о том, какая организация лучше, и оказались для нее не просто болтовней. – Почему ты рассказала об этом мне, а не своим друзьям? – осторожно поинтересовался Хэнкок. Вопрос прозвучал зеркально тому, что он задал ей в аэропорту, и она пьяно ухмыльнулась, покачав на весу полупустую бутылку, и выбросила окурок за перила. – В благодарность за наводку на «Подземку». – Это ложь, – хрипло протянул он. – Да, ложь. Я не хотела говорить про Братство, потому что боялась твоего осуждения. Раньше мне казалось, что ты ратуешь за справедливость, а это точно не про Братство. Тебе нужен такой человек, как Серебряный Плащ. Вернее, я так думала. – Что же заставило тебя изменить свое мнение? – Когда я взорвала твой склад, я ошиблась, и ты простил меня. Данс тоже ошибся, но Мэксон не дал ему шанса. Поэтому я выбираю дружбу с теми, кто знает разницу между ошибкой и предательством, и что этот мир серый, а тиранов в нем куда больше, чем хороших парней. Пожалуй, это было самое откровенное, что она когда-либо ему говорила. Эта женщина из Убежища так много пережила. Она была совсем взрослой, но в мир после Великой Войны вышла ребенком, которому пришлось пересматривать все свои идеалы. Однако она быстро училась, и с каждой их новой встречей становилась сильнее, и что самое удивительное – она видела мир таким же, как и Хэнкок. Они оба знали, как несправедлива эта жизнь, и… – Нужно бороться с такой несправедливостью, – твердо заявила Вивьен. – Чтобы стало меньше тиранов. В этом я с тобой полностью согласен. Нудная речь ведущего радио Даймонд-Сити сменилась музыкой. Проникновенный голос Скитер Дэвис ветер подхватывал и уносил в залив. Why does the sun go on shining? Why does the sea rush to shore? Don’t they know it’s the end of the world 'Cause you don’t love me any more? Вивьен снова приложилась к бутылке, которая очень ненадежно покачивалась в ее пальцах, и вдруг, то ли проникнувшись музыкой, то ли окончательно опьянев, положила ладонь поверх руки Хэнкока, свободно свисавшей с поручня. От неожиданности он едва не выронил водку, зажатую в напряженном кулаке. – Тебе больно, когда я так делаю? – обеспокоилась она. Должно быть заметила, как он вздрогнул. В такие моменты он всегда задумывался, какие тактильные ощущения испытывают люди, когда касаются его изувеченной радиацией кожи. Должно быть, это как трогать смятую в гармошку наждачную бумагу – по крайней мере, он испытывал нечто похожее. – Ни в коем разе, – Хэнкок перехватил бутылку и слегка расслабил руку, позволяя ее пальцам переплестись с его. Теперь казалось, что их сложенные друг на друге руки накрывают крошечный Бостон куполом. Защищают от внешних угроз негостеприимное и мрачное, но такое родное место – их единственный дом, который у них когда-либо был и когда-либо будет. – Когда-то ты хотел пойти со мной. Если предложение еще в силе, я с радостью приму его. Это не работа мэра, и легкой жизни я не обещаю, но иногда бывает весело. Как сегодня. – Конец света наступил – веселись, так? – процитировал ее Хэнкок. – О такой жизни можно только мечтать. Наш с тобой цирк на выезде все Содружество заставит содрогнуться, Вив. – Это будет очень нелегкая поездочка, Джон.