Конец света – веселись!

      Хэнкок начинал искренне ненавидеть мосты – вечно на них происходит какая-то дичь. Переправа, что пересекала реку Эверетт восточнее Таффингтона и являлась кратчайшим путем в Бостон, утратила свое название в веках, поэтому он окрестил ее «Мост имени гребаных рейдеров» в честь бандитов, что устроили тут засаду. Поредевшая команда была готова – место выглядело «вкусной» точкой для ограбления караванщиков, что шли с северных ферм в Банкер-Хилл с браминами, доверху навьюченными товарами. Последний из оставшихся в живых рейдер кинулся на Хэнкока с гнутым ломом наперевес, едва заметив, что у того закончились патроны. Пришлось работать по старинке – ножом. Бывший мэр ловко увернулся от удара, и железка влетела в красную крышу автомобиля, пробив дыру в ржавом корпусе. Воспользовавшись этим, Хэнкок плавно и как-то даже лениво вогнал лезвие клинка между шнуровками на кожаном нагруднике нападавшего, попав точно в зазор между ребрами – в сердце. Бандит захрипел, хлопнул ладонями по крыше «Корвеги», будто хотел обнять тачку, и затих. Хэнкок вздохнул, вытер испачканную сталь рукавом убитого, прислонился к дверце машины спиной и закурил, глядя как красная краска смешивается с кровью, а смердящее потом тело медленно, со скрипом, оседает на землю. Солнце, которому Хэнкок так радовался после выхода из «Мед-Тек Рисерч», теперь будто прожигало горячей радиацией, его желтый диск был нанизан на шпиль белого обелиска Банкер-Хилл, словно леденец на палочку. Мост дрянь, конечно, но вид отсюда обалденный: обширная городская панорама растянулась от довоенного памятника в городе торговцев, до высоток делового центра и болтающегося в небе радтаракана Братства Стали… Нет, вот эта штука определённо все портила. Вивьен сейчас может быть там – в полой железной хреновине, что издевательски висит среди розовеющих в закате облаков и нагло напоминает Хэнкоку, что он всего лишь ползающий по земле гуль, которому не понять всего величия технологий Братства Стали. Мысль о том, чтобы сунуться туда, возникла бы в голове какого-нибудь Серебряного Плаща, но никак не в его. Играть в героя весело, но недолго, а значит, ему остается только курить рядом с дохлым неудачником и признавать, что это самая продуктивная деятельность, на которую он способен в данный момент. Сигарета скользнула из правого уголка рта в левый, а рука – в наплечную сумку. Пальцы нащупали ингалятор почти машинально – привычка вдохнуть винта после поножовщины сохранилась еще с тех времен, когда приходилось с боем «баллотироваться» на должность мэра Добрососедства. Хэнкок вытянул препарат и уставился в белое отверстие мундштука, не спеша принимать химию. Выкинул «бычок» и щелкнул ногтем по донышку полупустой пачки, чтобы новая сигарета приветливо выскочила наружу, хотя измученные легкие уже откровенно саднило. Винт же отправился через разбитое окошко автомобиля и закатился куда-то под водительское сиденье, занятое скелетом. В его бытность человеком он, должно быть, встретил конец света, стоя в пробке. – Я никому не скажу. Погрузившись в свои мысли, бывший мэр не сразу расслышал стрекот механизмов Валентайна, который присоседился на капот «Корвеги» и потянулся к услужливо предложенному огоньку, цепляющемуся за кончик фитиля. – Все равно мне не поверят, что главный кутила Добрососедства разбрасывается химией направо и налево, — добавил синт. – Я от неё явно тупею, иначе сообразил бы, что не стоит с голым задом рассиживаться у всех на виду. Винтокрылы в паре километров от Мальдена – какой еще намек был нужен? Доза винта уже соблазнительно звала из-под левой ступни покойника, поэтому Хэнкок занял руки ножом, прокручивая его в длинных, тонких пальцах так, чтобы зазубренное лезвие скользило между ними, не причиняя вреда. Для синта детектив неплохо читал людей, а чувство вины – это такая штука, которая написана у тебя на морде, поэтому отвечать Ник не счел нужным. Вместе они наблюдали, как похрустывая разбросанным по серому асфальту битым стеклом, мародерствуют Кейт и Фаренгейт. Те переходили от одного рейдера к другому и снимали все, что казалось им полезным – от наплечников и трубников до ботинок и завалявшихся в карманах крышек. Никто и не подумал бы их осуждать – пятерке отчаянных парней, имевших глупость связаться с нынешним мэром Добрососедства, что порой даже опаснее прежнего, шмотки все равно без надобности. – Что творится в голове у мудаков, которые решаются напасть на женщину с миниганом? – философски пробормотал Хэнкок. Подцепил носком сапога оброненный кем-то развалившийся на части гладкоствольный пистолет, обмотанный электрическим шнуром, и бойко отправил его в полет. У облепленной тиной и плесенью сваи послышался тихий плеск. – Слушай, Хэнкок. Она вернется, – синтетические глаза Ника в пыльном мареве, поднятом недавней перестрелкой, ярко горели желтым. – Вивьен как радтаракан – если уж появилась в твоей жизни, то не вытравишь. – Ей наверняка понравилось бы это сравнение, – хмыкнул Хэнкок, признавая, что приятель чертовски прав. Вивьен с помпой врывалась в жизнь каждого, переворачивала все вверх дном и оставляла след на их судьбе. Да что уж говорить — без нее даже перестрелки казались какими-то пресными. – Вернется? – злобно переспросила Кейт. Присела на корточки рядом с телом убитого Хэнкоком рейдера и начала развязывать шнуровку его окровавленного нагрудника. – Вы что, не поняли? Она теперь дома! Кейт определенно была не из тех женщин, что скрывают свои чувства. Эмоциональный диапазон у нее близок к Псине – что в сердце, то и напоказ. – Я бы с этим поспорил, – возразил Ник. – Непохоже, что там ее будет ждать накрытый стол и чай с сахарными бомбами – она ведь дезертировала из Братства. – Чего она тогда так к ним рванула и даже не соизволила попрощаться? Просто бросила нас и свалила, – парировала Кейт, в ее болотных глазах сквозила такая ярость, что казалось, огненные волосы сейчас встанут дыбом и засияют красной аурой. Хэнкок разделял его чувства: смотреть в удаляющуюся спину женщине, уходящей, как говорят довоенные гули, «по-английски», было неприятно. Он в очередной раз убедился в работе закона Пустошей: если что-то само идет к тебе в руки, а точнее, бросается в объятия и отдается с таким искренним желанием, оно будет твоим недолго. Щека, на которой Вивьен оставила свой последний поцелуй, будто слегка онемела. – Она хотела нас спасти, – заключил он, проводя по усталым глазам ладонью, сухой и шершавой от чужой крови. – Начнись стрельба, и мы все стали бы кучками пепла на земле. Кейт взглянула на него снизу вверх, и наполовину вытянутый из-под рейдера нагрудник замер в ее пальцах. – Хочешь сказать, она пожертвовала собой ради нас? – ошарашенно спросила она. – Вы с ней два сапога пара, Джон, – обращаясь к Хэнкоку, Фаренгейт так грохнула свой разряженный «Испепелитель» на багажник «Корвеги», что тот жалостливо заскрипел и податливо прогнулся. – Вечно лезете кого-то спасать. Герои хреновы. Она произнесла это беззлобно, а скорее с легкой грустью в голосе. Фар довольно прохладно относилась к Вивьен, возможно, немного ревнуя к ней Хэнкока, но точно не желала ей зла. Словно стайка облезлых береговых чаек, путешественники со всех сторон облепили автомобиль и дружно задымили. Ник и Хэнкок буравили взглядами «Придвен», Кейт на багажнике возле минигана примеряла добытый нагрудник, а Фаренгейт оценивала, как найденный трубник рейдера, раскрашенный в какие-то немыслимые кислотные цвета, ложится в руку. Рядом с Хэнкоком и детективом оставалось место, чтобы мог втиснуться еще один человек, из-за чего они оба ощущали себя опустошенными, как «Испепелитель». Какой-то новый вид отходняка, будто резкий фантомный зуд в отрезанной ноге. Ломает, потому что дым чужой сигареты не лезет в глаза, тонкие пальцы не пытаются коснуться его как бы невзначай, холодный взгляд не ловится затылком, пробирая до костей. Какой уж тут винт, если Хэнкок приобрел зависимость покруче? Однако ж, позволил Вивьен уйти – просто стоял и играл роль молчаливого наблюдателя, а зло получало желаемое. Бессилие маленького человека, неспособного на сопротивление, пробудило загнанного в подкорку сознания юного Джона Макдонаха, заставило выйти и незримо занять пространство между Хэнкоком и Валентайном. – Я один заметил, что винтокрылы летели не в сторону «Придвена»? – Валентайн сузил желтые окуляры, согнул и разогнул пальцы металлической пятерни, которая едва слышно поскрипывала. – Может, хотели запутать нас? – предположила Кейт, но Фар снисходительно усмехнулась, заправляя сильно отросшую челку за ухо. – Испугались четырех оборванцев, которые пойдут выручать свою подружку? Сомневаюсь, киса. На лице Кейт отобразился такой сложный мыслительный процесс, что даже веснушки на бледном лице побелели. Она взлохматила свою и без того растрепанную рыжую гриву, свисающую со лба слипшимися жгутами, и будто вытряхнула из нее догадку: – Тогда, возможно, они доставили ее в полицейский участок в Кембридже. Хэнкок наморщил лоб, вытаскивая из черепной коробки далекий разговор с Вивьен, когда она впервые уходила в Братство. Кажется, Кембридж она тоже упоминала. – Мы с Вивьен там были, когда помогали этому здоровенному мужику, как там его? – продолжала вспоминать Кейт. – Дансу, вот! Ну, и отбили участок у доходяг – там теперь у вояк лагерь. Вообще место жутковатое. – И, пожалуй, отлично подойдет, чтобы пытать кого-то… Слова Хэнкока, скользнувшие тихим змеиным шепотом, угрожающе зависли в разогретом солнцем воздухе, как голодные жалокрылы. Братству нужна информация об Институте, а Вивьен была единственным известным ему живым человеком, который там побывал. Сына Выжившая не выдаст, поэтому правду будут вытаскивать клещами, и желательно подальше от основной части экипажа, которому методы лидера, что представал перед ними благородным и непорочным, могут показаться слишком радикальным. Кейт права: Вивьен действительно спасла их – заслонила от Братства, и теперь ее жизнь находилась в руках тех, кто делит мир на черное и белое и видит в ней врага. А, вот и оно: пресловутое геройство, выступает на коже вместе с потом и зовет штурмовать полицейский участок прямо сейчас. Хэнкок смахнул его с шеи, призывая включиться в дело рационально мыслящий мозг, а не екающее от дурного предчувствия сердце. Беспокойства добавила и подаренная зажигалка – отказалась давать огонь. Хэнкок решительно стиснул ее в кулаке, и на его губах вспыхнула улыбка, как будто ее зажгла очередная дикая идея. – Чтобы вытащить Вив из этого дерьма, нам нужен охеренный план. *** – Хэнкок, твой «охеренный» план – это чистой воды слабоумие и отвага, – Фаренгейт взболтала содержимое пивной бутылки и прищурилась, глядя на друга через мутное коричневое стекло. – Поддерживаю, – кивнул Ник. – Я про Фаренгейт, разумеется, а не про твою затею. – А еще говорят, что я на всю голову двинутая, – согласилась Кейт. Маккриди ничего не ответил: снова пришла его очередь возиться с Пип-Боем, поэтому парень почти упирался длинным носом в светящийся экранчик, что делал его лицо зеленым, словно у радиоактивного дикого гуля в подземельях «Мед-Тек Рисерч». – Хоть кто-то здесь держит язык за зубами, – обрадовался Хэнкок, но наемник лишь пожал плечами, не отрывая взгляда от бегущих записей. – Ты всегда говорил, дружище, что хочешь умереть «как-нибудь пошикарней». Взорваться и утонуть не удалось, так может с Институтом выгорит, – равнодушно заметил снайпер. Разнесенный друзьями в пух и прах план Хэнкока родился в его голове в тот момент, когда по возвращении в Старом Капитолии обнаружился сидящий на диване наемник с подозрительно знакомым портативным компьютером на руке. При виде Пип-Боя фатализм в команде достиг своего пика: Выжившая однозначно в большой беде. Если на Пустошах водятся радзайцы, то Вивьен убила сразу нескольких: уберегла друзей от драки, спасла жизнь Псине, дала Маккриди возможность быстрее добраться с «Превентином» до Бостона и избавилась от главного носителя информации об Институте. В Пип-Бой был встроен чип, который позволил бы Вивьен вернуться в Институт и оказаться под защитой сына, но она пожертвовала этой возможностью, чтобы помочь другим. Осознавая это, Хэнкок загорелся желанием что-то сломать, и лучше всего чью-нибудь руку. Ситуация казалась патовой, пока он не осознал, что в его руки попала игрушка, способная перенести его к Шону. Эта мысль переросла в потрясающую в безумии своем идею. Танцевать с Братством Добрососедство не сможет при всем желании, но что если на сцену выйдет равный по мастерству и силе игрок? Хэнкок не возражал против синтов. Какая разница, в утробе ты зачат или на конвейере? Каждый заслуживает, чтобы к нему относились как к человеку. А вот Институт, производивший на свет рабов себе в услужение, он ненавидел вполне искренне и ни одного из обещаний, данных Добрососедству на том балконе, не забыл. Однако, какими бы злобными ни были жители подземного рая, управлял ими родной для Вивьен человек, которого она любила, несмотря на то, что они были совершенно чужими друг другу. Сможет ли Шон остаться равнодушным, узнав, что его мать, возможно, сейчас страдает, пытаясь защитить его секреты? Хэнкок намеревался выяснить это лично и убедить, умаслить, выкрутить всю свою харизму на максимум и дать любые обещания, но вытащить стариковскую голову из его же задницы и заставить обрушить на Братство всю синтетическую мощь институтских тостеров. Осталось только понять, как заставить гаджет Вив отправить его в Институт. – Тебя там просто убьют, – громко заявила Фар, когда Пип-Бой в третий раз пошел по неумелым рукам. – А потом и нас, за то что втравил в это дело. – Можете слиться в любой момент. Я вам это припоминать не стану, – Хэнкок чувствовал, что медленно греется, как пивная бутылка, забытая на столике в пылу спора. Обстановка ощутимо накалялась – здесь все привыкли решать проблемы силой, а когда той было недостаточно, нерастраченная энергия впустую сотрясала воздух. Братство и Институт всегда были где-то на периферии их жизней – страшилками, какие можно обсудить по пьяни или использовать для укрепления власти в публичном выступлении. И вот – им предстояло бросить перчатку одним и вести дипломатию с другими. А ведь еще вчера все было так просто: покромсать диких гулей, поискать «Превентин»… – Я не сольюсь, – решительно заявила Кейт, и ей можно было верить – у них с Вивьен была какая-то особая связь: рыжий яо-гай внутри девушки показывал чудеса смирения, когда Выжившая была рядом. – Я обещал отплатить вам за помощь Дункану. Рад, что так быстро расквитаюсь с долгами, – пробормотал Маккриди, а приставленный к диванному подлокотнику снайперский карабин говорил красноречивее владельца. – А я пойду проверю, не закоротило ли чего из-за всей этой воды, в которой моему старому железу пришлось поплавать, – Ник поднялся, одернул бежевый тренч, поправил полы шляпы. – Надо быть в форме, когда достанут ножи. – Берегись, чтобы КЛЕО не теребила тебя за чувствительные тумблеры, – хохотнула Фар ему вслед, а затем напоролась на испытующий взгляд Хэнкока. В полутьме кабинета (опять барахлил генератор) ее асфальтово-серые глаза и поджатые в тонкую линию губы выражали сосредоточенную задумчивость, как бывало долгими вечерами, когда они вдвоем убивали время за шахматами, используя таблетки ментатов в качестве ставок. Фар не стала смело вызываться в бой, как остальные, но и отступать не собиралась. Впрочем, он еще не помнил случая, когда бы она не шла за ним. Пип-Бой Вивьен, кажется, был солидарен с приятелями Хэнкока, потому что упорно не желал показывать, как использовать чип. Каждый в кабинете Старого Капитолия с добрый час просидел с ним на руке, безуспешно ковыряясь в настройках. Пип-Бой перешел к вернувшемуся с техосмотра Нику, который ладил с техникой куда лучше, но с игрушками из Убежищ все равно дел не имел. Детектив сумел пробраться в корневые папки компьютерной системы, взломал пару паролей и даже нашел внутренние файлы встроенного институтского чипа, но активировать его так и не смог. После очередной попытки Пип-Бой предупреждающе запищал, и Хэнкок нецензурно расстроился, хотя его прервал демонстративно громкий и продолжительный зевок Роберта. Просидев до глубокой ночи и выкурив столько сигарет, что цепь из окурков можно было протянуть от Добрососедства до самого Даймонд-Сити, они пришли к выводу, что КПК все-таки стоит показать Технику Тому – наркоше с кучей радтараканов в голове, но единственному их знакомому, который лучше Ника разбирается в довоенном железе. Вряд ли Дездемона одобрит происходящее. Стоит напомнить ей, что она должна Вивьен: та ведь рисковала жизнью, провожая синтов в «Тикондерогу» и связываясь в Институте с Патриотом. Сейчас, когда в списке дел появилось еще одно, нужно было заставить себя отдохнуть – утро было хреновым, день насыщенным и тяжелым, а вечер и ночь и вовсе готовились утопиться в отчаянии. – Мэр Хэнкок, по-моему, я только что вас видел. Вот меня торкнуло, обалдеть! Вам обязательно надо попробовать эту дурь! – Фред Аллен подпирал стену лестничного проема «Рэксфорда» с таким важным видом, будто отойди он хоть на секунду, и весь отель рухнет на головы постояльцев. – Попробовал я как-то твою дурь, Фред, – хохотнул Хэнкок поднимаясь мимо старого торчка, от синей куртки которого наповал разило мочой и застарелым потом. – Результат, как видишь, налицо. Буквально. Фред мигом стушевался, вспомнив, что много лет назад, будучи таким же бродягой, что и Джон Макдонах, продал ему тот самый экспериментальный наркотик, обещая самый обалденный кайф в жизни и бессмертие бонусом. В обоих случаях не обманул. Когда прекрасную комнату мэра в Старом Капитолии заняли Фаренгейт и Кейт, Хэнкок предпочел коротать ночи в «Рэксфорде», где благодаря сносным отношениям с Маровски его номер всегда держали свободным. Свет внутри не горел, но он был и не нужен. Зеленое сияние Пип-Боя озарило просторную комнату, свисавшие клочьями бледно желтые листы обоев, пустую двуспальную кровать и широкий стол со скромной грудой как попало сваленной одежды и хаотичным набором химии из личной коллекции. Даже будучи мэром, Хэнкок не выработал привязанности к вещам – привычке не захламляться, потому что ни одно место не успевает потеплеть под неугомонной задницей, он оставался верен до сих пор. Не раздеваясь, Хэнкок повалился на кровать. Пип-Бой прилично оттягивал предплечье – и как Вив постоянно его носит? Побывав в стольких руках, оливковая манжета не сохранила ее запах, но зеленый человечек, улыбающийся с выпуклого экрана, напоминал, что она еще где-то там. Он её найдет – не впервой ему бегать за этой женщиной. Просто в этот раз задачка посложней, но нет ничего невозможного для гуля с исключительным интеллектом. А потом он расскажет ей все, что чувствует, и вдвоем они выстоят против целого мира, снося на своем пути все, что помешает грохочущей полуразбитой телеге их цирка на выезде. С этой воинственной мыслью Хэнкок провалился в беспокойный сон. *** Время – это такая штука, что можно сколько угодно пытаться усмирить его циферблатом часов, но оно все равно пойдет по-своему. Они потеряли его слишком много – наутро после рождения плана по спасению Вивьен клятого Тома в штабе не оказалось. Тот был на задании, и они посвятили день разбору склада Хэнкока, расположенного на железнодорожной насыпи за городской чертой. Хоть он уже и не был мэром, но помещение оставил за собой, да и охране исправно платил. По сути, это было единственное в Содружестве место, принадлежащее ему, а еще – доверху заполненное оружием. Проведя инвентаризацию, Фар и Хэнкок убедились, что пушек хватит на небольшую локальную войнушку, хотя для атаки на Братство этого все равно не хватало. Оружие можно использовать не только на войне, но и в дипломатии. В Содружестве оно нужно всем, а кто способен говорить и договариваться – уже потенциальный союзник. Очевидно, так считал и Дикон, когда на следующий день по возвращении в штаб спасителей синтов они с лидером «Подземки» выслушали предложение Хэнкока. – Симпатяга нас не раз выручала. Признай уже, Дез: Вивьен – крутейший из туристов «Подземки», и если мы сейчас ей поможем, она в долгу не останется. Да и склад нам не помешает пополнить, если быть честным. – Вечно ты ее расхваливаешь, Дикон, – скривилась Дездемона. – Допустим, мы поможем, но что если между Институтом и Братством начнется открытая грызня? Это может помешать деятельности Патриота. Дездемона ожидаемо раскритиковала план Хэнкока, но после долгой беседы с Диконом, который неожиданно стал союзником добрососедской шпаны и очень напористо высказывал свою позицию в оживленном споре, все же передала Пип-Бой Технику Тому. Тот пришел в полнейший восторг – он неоднократно просил у Вивьен поиграться с портативным компьютером, но та прятала руку за спину, справедливо полагая, что механик разберет устройство до последнего винтика. – С другой стороны, Дез, Институт будет смотреть наверх и прошляпит, что у него под носом действуют наши агенты, – уже мягче возразил Дикон, изящно сдвинув солнечные очки с кончика носа ближе к глазам. Непонятно, зачем они были ему нужны в такой темени. – Послушай совета Дикона, Дездемона. Если синтов первого и второго поколений станет меньше, вам это только на руку, – озлобленно прохрипел Хэнкок, устраиваясь поудобнее на крышке могилы некоего Джона Питкерна и ударяя каблуками сапог по его памятной табличке. – Да, но насколько меньше станет нас? – Дез приподняла изящные светлые брови, пересекаясь тяжелым взглядом с Фаренгейт, и отошла, оставляя свалившуюся на ее голову напасть ждать в одиночестве. В склепе «Подземки» было множество гробниц очень древних государственных деятелей, но Хэнкок выбрал составить компанию своему тезке. Мистер Джон Питкерн укоризненно смотрел на него в щель приоткрытой плиты черными провалами в пустом черепе и явно был недоволен, что на вершине его последнего пристанища разместил задницу какой-то гуль. Фар привалилась рядом, став еще одним соседом Питкерна, и мрачно курила, а Кейт отправилась к доктору Каррингтону за аддиктолом. Кажется, она всерьез решила завязать с психо, и на третий день без наркотика характер ее стал таким же отвратительным, как и самочувствие. «Оказалось, что мы еще не видели по-настоящему злую Кейт», – шепнула Фаренгейт Хэнкоку, когда тот с утра зашел за ними в Старый Капитолий и в последний момент успел увернуться от летящей с винтовой лестницы пивной бутылки. Низкий потолок поддерживали толстые кирпичные колонны, образующие тяжелые арки, часть помещения тонула в темноте, тут и там мелькали огоньки масляных ламп. Прожектор снизу вверх бросал перевернутый конус луча на нарисованный белой краской горящий железнодорожный фонарь – символ «Подземки». Пожалуй, это место можно было назвать уютным, если бы не все эти скелеты в разграбленных могилах. Агенты занимались в отдалении своими делами, будучи похожими на тёмные тени. Хэнкок чувствовал тяжелый взгляд Дездемоны, опершейся ладонями на карту Содружества, разложенную на каменной крышке старого колодца. Том что-то бормотал, пока незваные гости ожидали его вердикта. Табачный дым бесплотным спрутом низко стелился под потолком, словно призраки из гробниц восстали и укоризненно смотрели на акт осквернения их памяти. – Значит, вот какая штука получается с этим Пип-Боем, – начал Том, подходя к Хэнкоку и Фар. – Эти компьютеры считывают биометрию своего пользователя, и такие сложные операции, как телепортация, может проводить только он. – Замечательно, – проворчала Фаренгейт. – А если пользователя у нас нет? Казалось, эта сложность Тома только обрадовала. – Есть решение! Согласно должностной инструкции «Волт-Тек», Пип-Бои новых резидентов регистрируют Смотрители со своего терминала. Найдите Смотрителя, и дело в шляпе! – Том держал гаджет так бережно, будто это хрупкий новорожденный младенец. – И где мы тебе найдем Смотрителя, умник? – рявкнула Кейт прямо за спиной у Тома. Техник подпрыгнул и чуть не выронил наручный компьютер, успев поймать его в нескольких сантиметрах от пола. Познакомившись с Вивьен, Хэнкок убедился, что никакие встречи не бывают случайными. Кейт и Фар странно покосились на него, когда он не разделил всеобщую озадаченность, а лишь улыбнулся, выкидывая окурок в усыпальницу своего тезки. – Есть тут одно Убежище, которое нам должно, – заявил он. Кейт страдальчески закатила глаза. – О нет, только не снова эта пигалица! Дездемона обошла колодец, свет прожектора создал вокруг ее пшеничных волос белый ореол, сквозь который прозрачно струился дымок ее сигареты. – Ты знаешь, что будет, если у тебя все получится, – обратилась она к Хэнкоку, сверля его непроницаемым взглядом. – Я просто решаю чужую маленькую семейную проблему, – пожал он плечами и спрыгнул с могильной плиты, поравнявшись с Дездемоной. Она глубоко затянулась, медленно выдохнула, и бестелесная никотиновая химера завертелась под вентиляцией слабым отголоском пока дремлющего, но уже угрожающего вихря. – Мы союзники, и я ценю Добрососедство за помощь моим агентам, поэтому и не отвернулась от Вивьен. Но если твоя затея хоть как-то навредит «Подземке», ты станешь моим врагом, Хэнкок. Тишина сгустилась так, что было слышно, как мерно капает вода, а мелкие лапки грызунов бегают по трубам под потолком. Хэнкок спиной почувствовал, как напряглись мышцы на руке Фаренгейт, инстинктивно включившей режим телохранителя, но поднял руки в примирительном жесте, продемонстрировав открытые ладони. – Заметано, Дез, – добродушно согласился он. – Одним врагом больше, одним меньше, – он улыбнулся зазубренным оскалом своего ножа. – Но если в процессе жестокой мести испачкается мой костюм, я выставлю тебе счет. *** В Убежище 81 никто из них не был, но ходили слухи, что там настоящий рай, в котором пахнет шампунем, а еды столько, что можно год кормить от пуза всё Добрососедство и еще останется. Обглоданный бродячими собаками и кротокрысами труп Лебедя все еще лежал в парке – напоминание, что даже самые невообразимые варианты могут сработать, если осмелишься их реализовать. Белые кости с остатками импровизированной брони чудовища словно служили предупреждающим знаком Братству и другим сильным мира сего: Содружество может быть опасным, когда оправдывает свое название. Когда Кейт, Маккриди и Валентайн подошли ближе, чтобы полюбоваться останками Лебедя, Фар придержала Хэнкока за локоть, заставив отстать от остальных. – Надо потолковать, Джон, – заявила она. Та-ак, зовет по имени. Дело дрянь. – Покорный слуга к вашим услугам, госпожа мэр. – Не паясничай, – Фар на шутки была не настроена. – Дело в том, что я… Не буду в этом участвовать. С самого начала операции по спасению Вивьен его угнетало смутное предчувствие грозящих перемен, но Хэнкок и понятия не имел, что они начнутся с той, что являлась гарантом стабильности в этом стремительно искажающемся мире. – Что это нахрен значит – «не будешь»? – Не хочу впутывать в это Добрососедство. Дездемона права – это может плохо кончиться, – тихо пробормотала Фар и отвела глаза, что делала очень редко, потому что стыдиться за свои слова и поступки ей практически никогда не приходилось. Странное чувство: как если любимый дробовик, единственное оружие, что уж точно никогда не подводит, вдруг дает осечку, когда над головой свистят пули. В какой-то степени он так и воспринимал Фар – в перестрелках их стволы всегда были параллельны. – По-моему, Вив сделала достаточно, чтобы заслужить твою лояльность, Фар, – холодно заметил он. Выгоревшая на солнце бесцветная трава Бостон-Коммон обволакивала их ноги, слегка растревоженная ветрами, собирающимися в обширном парке из узких прямых переулков. Хэнкок редко повышал голос: наоборот, делал его тише, замораживал и ощетинивал острыми угрожающими шипами, мигом напоминая окружающим, что за всеми его шутками и добродушными приветами кроется жестокий человек. – Одно дело помочь наемнику отыскать лекарство, и совсем другое – участие в войне между Институтом и Братством, – рассуждала подруга. – Когда первые запросят свои проценты, а вторые возжелают мести, я не хочу, чтобы всплыло моё имя, и мы первые попали под раздачу. Ты понимаешь, что это уже политика? – Политика или нет, но раньше Добрососедство не отказывалось от драк. – Раньше оно было твоим, – в тон отразила Фар. – Таким же безумным, как и ты. Теперь я здесь власть! Высокомерно поднятый подбородок. В глазах, несмотря на повышенный тон, простирается серебряное море спокойствия – Фар возвышалась над Хэнкоком, словно абстрактная фигура, смысл которой еще надо понять. Названый старший брат злился на нее, но в то же время не мог побороть чувство гордости. Она должна была умереть на потеху публики за сеткой, но Хэнкок вытащил ее из-под пяты смерти, и тихая недоверчивая девочка выросла и стала воплощением мудрой силы и необычной красоты. Хотелось верить, что и он приложил к этому руку. – Чего это вы тут? Острота в глазах Фаренгейт слегка притупилась, когда она услышала голос Кейт. Та вернулась сам третий с Ником и Робертом, и они невольно заземлили электричество ссоры. Ветер стих, под голубым бостонским небом стало жарко и тихо. – Пойми меня правильно, Джон, – Фаренгейт понизила голос почти до шепота, будто хотела, чтобы ее слышал только он. – Я знаю, что Вивьен значит для тебя, и в других обстоятельствах пошла бы за тобой, не задумываясь. Но теперь я отвечаю за сотни жизней и должна сделать выбор. Хэнкок перевел взгляд на откинутую крышку зажигалки и поднес к огоньку кончик сигареты. Хищники разрывают зрительный контакт, чтобы показать другим хищникам, что не являются угрозой. – Ты помнишь, что я сказал тебе, когда нанимал телохранителем? – поинтересовался он, и дым на секунду заслонил удивленное веснушчатое лицо Фаренгейт. – Мой дом – твой дом. Мой город – твой город, – без запинки процитировала она. День, когда они с Фар завоевали Добрососедство. Они оба без сил сидели спина к спине, глядя как растрескавшийся пыльный паркет впитывает кровь их поверженных врагов, и не верили, что действительно справились. – Верно, – похвалил за хорошую память Хэнкок. – И это не изменится. Есть нужда напоминать, что будет, если ты попытаешься перейти мне дорогу? Никакой угрозы в голосе, что больше похож на скрежет от трения камня о камень – просто дружеское уточнение, а то даже такая светлая голова, как у Фаренгейт, имеет свойство подводить. – Нет. – Тогда защищай наш город так, как считаешь нужным, Фар. Я тебе доверяю. Он утопил беспокойство в беспечной улыбке и отправился дальше, оставляя своего ценнейшего союзника позади. Наверное, именно так Вивьен искала Шона: отринула на периферию все остальные проблемы, обещая разобраться с ними позже, а на первый план вывела свою единственную цель – во чтобы то ни стало спасти дорогого человека. Хэнкок пошел по тому же пути. *** Убежище 81 было врыто глубоко в скале, вход в которую оставался бы неприметным, если бы его не окружал стихийный рынок. Собранные из грубых досок торговые палатки полукругом выстроились вокруг пещеры. Тут же решали свои проблемы торговцы в грязных пыльниках. – Не стоял ты здесь! Вон та палатка твоя, дальняя, а эта всегда моя была! – Всегда тут торгую, сколько себя помню! А будешь спорить, финкой под ребра угощу, и кто докажет, что то был я? Охрана караванов в металлических нагрудниках и серых плащах скучающе курила, глядя на воцарившийся гам с рутинным равнодушием. Рядом топтались брамины: одни ждали навьюченные и готовые к дальней дороге, иные только вернулись из Пустошей и отдыхали в стойлах или жевали траву и подгнившие овощи из старых акриловых ванн. Поговаривали, что бизнес здесь вести выгодно: резидентам постоянно нужны запчасти для поддержания систем жизнеобеспечения, еда, медикаменты и разные бытовые мелочи. При этом платили эти простофили более чем щедро, потому как о местной экономике представления имели весьма смутные, торговались робко и давали столько, сколько просят. – Ну, и как эта штука открывается? – Кейт подошла к ярко-желтой панели управления Убежищем и нажала пару рандомных кнопок, но ничего не произошло. Пытаться доораться до резидентов через толстенную шестеренку с огромными цифрами «81» в центре было верхом глупости, но в день похорон Нейта Хэнкок видел, как Вивьен навсегда запирает Убежище 111, превращая его в братскую могилу для всех, кто в нем остался. Повернув руку, которую по-крабьи обхватывала манжета Пип-Боя, он извлек черный провод с толстым штекером, подключил его в подходящее гнездо. Едва по экрану компьютера побежали какие-то цифры, на панели вдруг ожил интерком, издав высокий дребезжащий звук, от которого кровь чуть не пошла из ушей. – Эй, вы кто такие? Откуда у вас Пип-Бой? – строго спросили из динамика. Голос мужской, командирский – охранник. Хэнкок решительно отодвинул Кейт, которая уже наклонилась к интеркому и явно намеревалась ляпнуть какую-нибудь гадость, прочистил горло и заявил: – Братишка, позови сюда потолковать кого-нибудь значимого, а лучше, сразу Смотрителя. – Я и есть «значимый»! Если хотите войти, цена для всех одинакова! – обиженно заявили с той стороны. – Три ядерных блока за проход и никакого оружия внутри. – Именно столько влезает в твою въедливую задницу? – все же встряла Кейт. Хэнкок слышал, как остатки окон дрожали в окрестных домах, когда Кейт и Фаренгейт выясняли отношения. Подруга не посчитала мотивы мэра достаточно вескими, чтобы отказаться от помощи Вивьен, и все люди, гули, монстры, супермутанты и прочие бродячие псы Бостона в трех кварталах от эпицентра взрыва стали свидетелями их первой серьезной ссоры. – Слейся, Кейт. После склоки всегда хочется обогреть разбитое сердце гневом, но Хэнкок не мог позволить портить ему малину, поэтому едва ли не зарычал, отталкивая Кейт подальше. Маккриди продемонстрировал ей поднятый вверх большой палец, одобряя подколку. – Это они, мистер Эдвардс! Эти ребята помогли мне на мосту. Впустите их! Высокий крик, глухо звучавший по ту сторону стальной шестеренки, было не спутать ни с чьим другим. – «Впустите их», – отлученная от динамика Кейт передразнила Женевьеву нарочито высоким голосом, словно та была не девушкой, а сигнализацией. – Ты уверена, Брабантская? – приглушенно переспросил охранник, и за решеткой колонки зашуршало, словно он пытался прикрыть микрофон ладонью. – Думаете, я не узнаю голос своего спасителя? Откройте же дверь, ну! Впервые в жизни им выпал шанс наблюдать, как развертывается дверь Убежища, и зрелище это действительно впечатляло. Огромная шестеренка ожила, и своды пещеры задрожали, будто отряхнулись и сбросили с себя бурую пыльную шаль. – Видишь, Маккриди, а ты спасать ее не хотел, – Хэнкок обернулся через плечо и подмигнул наемнику. – Иногда стоит поднять свой зад ради кого-то, а потом собирать долги. – Ладно-ладно, – добродушно хмыкнул стрелок. – Моя карма теперь чище самого беленького снежочка. Доволен? Монолитная сталь втянулась внутрь с громким скрежетом, и отодвинулась в сторону, превращая цифру «8» в центральном номере в знак «бесконечность». Ева ничуть не изменилась – разве что ее комбинезон был совершенно новый. Пока шестеренка окончательно не отъехала в сторону, девушка нетерпеливо приплясывала на сетчатом узком мостике, ведущем в недра подземной крепости, а потом вдруг бросилась в объятия своего спасителя и едва не снесла того с ног. – Как я рада вас видеть, мистер Хэнкок! Я думала Братство вас сцапало, ух и злющие они были! Все там прочесали, но потом нашли ту канализацию, куда вы убежали. Я хотела вас предупредить, но не знала как. А в тот же день караванщики пришли – они отвели меня домой, представляете? Все это она проговорила буквально на одном дыхании, а потом проворно заглотила новую порцию воздуха, отскочила и бросилась обнимать Маккриди и Ника, которые слегка опешили от такого напора. К счастью, Ева успела поймать предостерегающий взгляд Кейт, поэтому трогать ее не стала, а лишь дружелюбно помахала рукой, хотя так и не дождалась ответного приветствия. – Псина и то меньше бесит своей приставучестью, – кисло буркнула Кейт и ссутулилась, явно неуютно чувствуя себя в капкане пещерного свода. – Мы тоже рады тебя видеть, Ева, – сквозь зубы процедил наемник, потирая шею, которую явно подвергли тяжелым испытаниям. Девушка зарделась, стрельнув на него взглядом своих огромных наивных глаз. – Как-то вас мало! Где же остальные? Та женщина с собакой, которая чуть не убила мистера Таффингтона – Братство Стали ее поймало? – Именно поэтому мы и здесь, Ева, – Хэнкок щелкнул пальцами перед носом крутящей головой Евы, обращая внимание на себя. – Помнишь, как ты стояла на мине на мосту Такера? Вивьен сейчас стоит почти на такой же. Поэтому нам нужна твоя помощь. *** Смотрительница Убежища 81 оказалась дамой средних лет, что прятала раннюю седину в густо окрашенных медно-рубиновых волосах. После того, как двери в «Волт-Тек» открылись, все стало до смешного просто – Гвен Макнамара приходилась близкой подругой матери Женевьевы и уже тысячу раз слышала историю героического спасения юной резидентки, равно как и все в Убежище, имевшие неосторожность в разговоре с Евой хотя бы вскользь затронуть эту тему. В итоге Хэнкок обнаружил, что является в этом месте какой-то легендой, навроде тех, что начиталась старшая Брабантская, и искренне надеялся, что Ева не назовет своего будущего отпрыска в его честь. Макнамара приняла их в своем кабинете – просторной комнате, обитой красным деревом с единственным круглым окном, напоминающим око, способное охватить взглядом атриум Убежища с высоты третьего этажа. Сидя на жестком гостевом стуле, Хэнкоку пришлось в который раз за эти безумно долгие дни излагать суть своего плана. – Что с этого получит Убежище 81? – поинтересовалась Смотрительница, внимательно выслушав речь бывшего мэра. Хэнкок даже выдохнул с облегчением: ничего особенного в этом Убежище нет – все также ищут выгоды для себя и ничего не делают задаром. – Так мы все-таки говорим на одном языке? – он воткнул сигарету в чистенькую пепельницу, стоявшую на широком дубовом столе Гвен, и закинул ногу на ногу. – Рад узнать, что вы нормальные. – На Пустошах нас считают простецами. Лохами, – у Смотрительницы был приятный тягучий голос, погружающий в спокойный теплый туман, – но на самом деле у нас с вами просто разные условия для выживания. Нас не зарежет во сне рейдер и не сожрет Коготь Смерти, но смерть дышит в спину и нам. Представьте, если выйдет из строя система вентиляции или очистки воды? Или суперкомпьютер заглючит и запрет нас тут навсегда? – Так чего вы хотите? – напомнил Хэнкок. – Оружие? Материалы? Запчасти из других убежищ? – Я знаю, что бывший мэр Добрососедства может это предоставить. У нас тут работает радио, – Гвен кивнула подбородком на тихо шуршащий на журнальном столике приемник. – Но этого мало? – Слишком мало. За возможность попасть в Институт придется дать что-то еще, – Макнамара пожала плечами, с деланным равнодушием глядя куда-то поверх треуголки Хэнкока. – Как насчет бесплатного наемника впридачу? – Маккриди отклеился от стены, приблизился к столу Смотрительницы и оперся на него ладонями, слегка приподняв дугообразную бровь. – Судя по всему, сами вы не очень-то любите выходить, а я смогу достать все что нужно из любой дыры, – он понизил голос до томного мурчания. – Могу находить нечто особенное. Лично для вас. Два месяца я весь ваш. Три – если прекратите торги прямо сейчас. Женщина зарделась под пристальным взглядом стрелка, уголки ее губ потянулись вверх, а хитрые морщинки лучиками расползлись из щелок прищуренных глаз. Маккриди довершил дело легкой улыбкой и едва заметным касанием по кончику ногтя Смотрительницы. Этот трюк Роберт уже не раз проделывал в «Третьем рельсе» – дешевый, но работающий безотказно. Хэнкок понял – дело выиграно, а Кейт демонстративно хмыкнула, мол, я бы на такую уловку точно не попалась. – Хорошо, – Смотрительница перестала улыбаться, переводя глаза на Хэнкока. – Мы договорились. Пип-Бой Вивьен, не снимаясь с руки, был водружен на массивный стол и подключен к терминалу. На всю процедуру ушло несколько минут. – Теперь достаточно просто выбрать эту команду, – Смотрительница отцепила «тюльпан», вернула провод в недра Пип-Боя. – Надеюсь, вы выполните свою часть уговора. – Сделка есть сделка, – удовлетворенно кивнул Хэнкок, уже привычным жестом поправляя замок манжеты, и мысленно черкнул галочку перед очередным пунктом на невидимом планшете, где большими буквами было написано «ОХЕРЕННЫЙ ПЛАН». Все, что было ему понятно и знакомо, являясь частью его мира и поддаваясь его контролю, осталось позади. Теперь предстояло шагнуть в темные сферы неизведанного – в логово ужасного Бугимена Содружества. *** Приходы у Хэнкока бывали самые разнообразные: иногда ему казалось, что он слышал цвета, формы и размеры предметов в комнате искажались, а иной раз он и вовсе переносился в другие миры, где люди превращались в инопланетян из довоенных комиксов или в жуткие абстракции, сползающие со стен. Однако ничего подобного телепортации за всю его наркоманскую «карьеру» с ним еще не случалось. Едва он нажал на кнопку на Пип-Бое, мир будто втянулся сам в себя и стал белым и пустым, точнее сказать, вовсе никаким. Словно ничего из существующего еще не создано, включая собственное тело, которое он перестал ощущать. А потом реальность вдруг изобрели заново – бесцеремонно впихнули душу в грубую оболочку, завернули в исторические шмотки и оставили стоять, разинув рот, в просторной круглой комнате, что будто появилась из щели и разрослась, как театральная декорация. В коконе спускающихся к полу стальных сводов Хэнкок ощущал себя как внутри дуги Теслы – мудреной электро-ловушки синтов, которую они с Вивьен чуть не попались, когда лазили по довоенным руинам в поисках деталей для телепорта. Хэнкок выше поднял дробовик, покинул круглую комнату и оказался в следующей, заставленной компьютерами. На маленьких круглых экранах тихо потрескивали ломаные линии, что бежали и срезались под острыми углами то вверх, то вниз. Он ожидал, что сейчас на него ломанутся синты всех возможных поколений, но их отсутствие пугало даже больше. – Здравствуйте. Хэнкок дернулся, отскочил в сторону, безошибочно определил источник звука и направил туда ствол, но вовремя сдержал порыв – всего лишь динамик. – Кто ты? Шон? – прохрипел он. – Я ожидал увидеть кое-кого другого, – продолжал голос. – Если у вас ее Пип-Бой, значит, вы либо ее близкий друг, либо заклятый враг. Я предпочел бы выяснить это, не применяя насилия. Давайте для начала поговорим. – А я предпочел бы смотреть в глаза тому, с кем говорю, – отозвался Хэнкок, не будучи уверенным что собеседник его слышит. – Лифт в конце коридора, – обронил голос, и за спиной послышалось легкое шуршание. Направившись в сторону звука, незваный гость оказался лицом к лицу с цилиндром лифтовой шахты, дверь в которую неспешно отъехала в сторону, приглашая в свою пустоту. Ни одного из окружавших его элементов Хэнкок раньше не видел, и надо признать, все это очень впечатляло. Он вспоминал, с какими округленными глазами из портала явилась Вивьен и теперь мог разделить ее чувства. Однако увиденное ранее и близко не поразило его так, как вид, что открылся взору, когда лифт плавно начал опускать его еще ниже в земные недра. Труба лифтовой шахты ровно по центру прорезала огромный подземный купол, вдоль которого тянулись многочисленные людные переходы, жилые дома и балконы. На дне зеленела трава, тянулись вверх живые деревья с листьями. Настоящий город, залитый искусственным светом, и Вивьен подобрала верное слово, назвав его раем. Хэнкок принюхался – в раю не пахло ничем. Оказавшись ниже уровня с живыми (хотелось надеяться, что это все же так) деревьями, он двигался по пустым, идеально вычищенным коридорам в полном одиночестве, но ощущал, что контролируют каждый его шаг – справа и слева множество дверей, но открывались лишь те, что вели его на верном пути. Камеры над дверными проемами наблюдали черными выпуклыми линзами – паршивое чувство – будто ты лабораторная мышь, над которой ставят эксперимент и вот-вот изменят его условия, чтобы посмотреть, как ты реагируешь. Интересно, Вив тоже так себя ощущала? Двери еще одного лифта услужливо разъехались, подняли его в просторную и такую же вылизанную до блеска комнату, в углу которой за стеклом в позе по-турецки сидел мальчик лет десяти в полосатой рубашке и черными как смоль волосами. Малыш катал по полу игрушечный болид и не обратил на Хэнкока никакого внимания, даже когда он подошел близко и пару раз постучал по стеклу. В синих глазах ребенка была пустота, движение руки, проводившей широкую дугу от одного колена к другому – механическим. – Эй, малой? Э-эй? – Он в режиме экономии энергии. Восприятие на нулевом уровне, – голос из динамика обрел тело и теперь звучал со стороны правого плеча. Хэнкок уже второй раз вскинулся, направляя дробовик на пожилого мужчину, что стоял в дверях смежной комнаты. Тот не шелохнулся, не стал кричать или звать охрану. Одной рукой он обхватил длинный металлический штатив на колесиках, на крючок которой был подвешен пузатый пакет, из которого по длинной трубке что-то прозрачное и тягучее поступало прямо в вену на сгибе локтя. – Опустите ружье, мистер Макдонах – здесь вам ничто не угрожает. Тем более немощный старик вроде меня. – Так ты… – Шон Остин. Ваше имя мне известно. Не скажу, что жаждал познакомиться с вами лично, и все же – добро пожаловать в Институт. – Никто не зовет меня Макдонахом. – Прошу простить мне эту слабость: я предпочитаю называть вещи своими именами, и людей – тоже. Я давно присматривал за вами, хотя вам удалось почти полностью оградить вашу маленькую коммуну от глаз Института. Личность вы… неординарная. Идемте – ни к чему нам беседовать на пороге. Повернувшись беззащитной спиной, Шон шагнул в комнату, покатив капельницу рядом на вытянутой руке. Хэнкок двинулся следом, не зная, что во всей этой ситуации вызывает у него большую растерянность. Он ненавидел терять контроль, но в последнее время только это с ним и происходило: с чувствами, с отношениями, с новыми игроками, что куда выше мелкой грызни между власть имущими Содружества, которые льстили себе, будто чем-то управляют. Путь Вивьен завел его так далеко – в высшие системы, принципы работы которых он не понимал, но продолжал упрямо лезть в них все глубже. Одну из стен просторной комнаты Шона занимало огромное панорамное окно, открывающее великолепный вид на подземную благодать. Скругленные углы зданий создавали ощущение безопасности, и идиллию эту портил лишь стойкий запах лекарств. Впервые за всю жизнь Хэнкок обратил внимание, что его грязные сапоги оставляют следы на полированном до блеска полу, а из одежды с каждым шагом выбивается пыль. Он был самым чужеродным объектом в Институте, как когда-то вернувшаяся отсюда Вивьен – в кабинете Старого Капитолия. Он представил себя в белом халате и зеленой жилетке Шона, и едва не прыснул. Все-таки существуют вещи, для которых он не создан. Шон тяжело опустился в кресло, приставленное к треугольному столику, где в чистых чашках дымился кофе. Зерновой – этот специфический запах столь мучительно прекрасен, что не спутать ни с каким другим. Не дожидаясь приглашения, Хэнкок приземлился в кресло напротив, сверля взглядом старика и стараясь не подавать виду, что мягкость сидения и отсутствие кусающих за зад пружин поражает его не меньше высоких технологий Института. Шон с видом ученого-натуралиста с ног до головы рассматривал собеседника – наверняка первого в его жизни гуля, которого он видел воочию. Хэнкок же без всякого стеснения пялился в ответ. Вот она какая – высшая цель Вивьен, ради которой она прочесала все Содружество. Как тяжело ей пришлось, когда смысл ее жизни был потерян, и Хэнкок вспомнил, что мечтал дать Шону в морду за его равнодушие, но бить того, кто цепляется за капельницу, как-то неспортивно. – Кто этот пацан за стеклом? – среди того роя вопросов, что жужжали в раздувшимся от обилия информации мозгу, Хэнкок почему-то выбрал именно этот. – Всего лишь небольшой эксперимент, – пожал плечами Шон, осторожно, чтобы не выпал катетер, сдвигая локоть на подлокотник. – Дети-синты… сложнее в исполнении – слишком много переменных. Хотите поговорить с ним? – Нет. Просто он похож на… – Мою мать? – догадался Шон. – Да. Полагаю, вы здесь из-за нее, мистер Макдонах? Где она? Каждый раз эта фамилия заставляла что-то внутри тяжело переворачиваться, а взгляд сам убегал от взора таких знакомых синих глаз куда-то в сторону, в самый затененный скругленный угол комнаты. Хэнкок коротко пересказал Шону случившееся с Вивьен. Старик слушал, а капельница понемногу пустела. Чем тоньше становился болтающийся на крючке мешок, тем больше бледнело и кривилось морщинами лицо Шона, словно содержимое неизвестного лекарства действовало как яд. Вивьен не рассказывала, что ее сын чем-то болен, но светские вопросы о здоровье сейчас были не совсем к месту. – Значит, вы прибыли сюда в расчете на то, что я вмешаюсь? – прозорливо догадался Шон, когда Хэнкок окончил рассказ и все же решился глотнуть из кружки. И это было божественно – лучший кофе, что он пробовал в жизни – вот бы добавить в него еще и виски. – В расчете, что это не оставит тебя равнодушным, – в тон ему ответил гость. – У нас все еще недостаточно ресурсов для открытого противостояния Братству Стали, – голосом скучающего статиста возразил Шон. – Всего лишь маленький налет. Не масштабнее рейдерской заварушки, только вместо трубников будут лазерные карабины, – Хэнкок сощурился, пытаясь определить, понимает ли Шон заниженную лексику Пустошей, такую же грубую и угловатую, как и насилие, о котором шла речь. Шон прекрасно все уловил и стал серьезнее. – Будут последствия. Нет. – был короткий ответ. Словно нож, он решительно отрезал возможность любых других исходов разговора. – Шон, она твоя мать. Ты хочешь бросить ее на съедение тостерам? – Моя мать допустила ошибку, связавшись с Братством Стали. Все попытки устранения результатов этого неудачного решения будут сопровождаться слишком большим сопутствующим ущербом. Глаза напротив напомнили, как черные кляксы размазанной туши залегли под нижними веками Вивьен, когда она прижимала локти к барной стойке и заполняла алкоголем пустоту внутри. Огромный путь, что она проделала, рухнув с небесного ада на «Придвене» в преисподнюю райского Института, этот человек называл «ошибкой». – Она сделала это ради тебя, недоумок ты неблагодарный, – разочарованно констатировал Хэнкок, потому что чем бы ни болел Шон, отсутствие сердца его явно не беспокоило. Хэнкок не узнал, что ответил бы Шон – двери в его комнату мягко разъехались, являя на пороге облаченного в медицинский халат пожилого мужчину с залысинами и зачесанными набок реденькими волосами. Сверкнув на гуля глазами старого бассета, доктор демонстративно натянул выше на нос медицинскую маску и подошел к обвисшей на штативе опустевшей емкости. Он осторожно вынул катетер из вены Шона, прижимая прокол смоченной антисептиком ватой и сгибая его руку в локте. – Стоило заставить его пройти обработку, сэр, – он брезгливо оставил на Хэнкоке отпечаток тяжелого взгляда, словно тот был подобранным на помойке использованным презервативом. – Нет нужды, Дин. Ничто пришедшее с поверхности мне уже не угрожает больше, чем напасть внутри меня самого. Спасибо за помощь, но прошу, пусть больше никто не беспокоит нас, – голос утратил болезненную надтреснутость и вновь моложаво зазвучал командирскими нотками, напоминая, почему именно Шон – директор Института. – Конечно, Отец. Простите, – доктор едва заметно поклонился, попятился на пару шагов и развернулся на каблуках, сматывая трубку вокруг пустого мешка из-под лекарства. Хэнкок и Шон вновь остались одни. Пока Дин был здесь, бывший мэр успел осмотреться – две дремавшие полусферы черных турелей притаились под потолком и глядели точно туда, куда станут стрелять, если мирная беседа выйдет из под контроля. Не стоит тут выходить на эмоции – Шон вовсе не беззащитен перед его дробовиком. – Отец, – хмыкнув, передразнил Хэнкок доктора. – Так может назвать себя только тот, кто любит себя и звуки своего голоса. Отца его замечание ничуть не расстроило. – Вы разбираетесь в людях, Джон, – снисходительно похвалил он. – Неудивительно, что ваши лидерские качества завели вас так далеко. – Чем ты болеешь? – не то чтобы Хэнкоку хотелось сочувствовать Шону, но когда у тебя на глазах кто-то бледнеет и кряхтит от боли, принято поинтересоваться. Рука Отца слегка дрогнула, потянувшись к ручке чашки, и пара капель густого коричнево-оливкового напитка отпечатались на белой столешнице. – Карцинома. Слышали о таком? – Впервые. – Не удивлен. Меня всегда поражало, как моя мать, человек с блестящим образованием и карьерой, выбирает себе друзей. Слишком резкий выпад, прямо в лоб – вот такой разговор уже начал гулю нравиться. – Если бы ты хоть раз побывал на поверхности, ты бы понял, что это не всегда выбор. – Справедливо. Голос Шона изменился всего раз – в разговоре с доктором. Все остальное время тон его оставался ровным, как кардиограмма мертвеца. Он и сам сейчас недалеко от него ушел – бледный, с трудом скрывающий физическую боль, но владеющий эмоциями с пугающей легкостью. – Это лечится? – не удержался Хэнкок от вопроса. – Увы, нет, – Шон пожал плечами так, будто его спрашивали, есть ли сегодня скидки в баре. – К сожалению, наука еще не способна побороть некоторые человеческие слабости. – Выходит, ты умрешь? С самого своего пребывания в стенах Института Хэнкок был уверен, что все обыденные вещи, навроде смерти, остались где-то на поверхности, а здесь настоящий рай, где нет всей этой сопровождающей выживание атрибутики. В этот раз Шон не промолчал, но ответ был и не нужен: темная тень мелькнула в синих радужках – досада ученого, который записывает в тетрадь вывод, что эксперимент провалился. – Вивьен знает? – Ей ни к чему это знать. Судя по тому, что она так и не вернулась в Институт, ее мало интересует происходящее здесь, включая меня. Еще одна тень. Обида? Какова вероятность, что все те дни, что Вивьен убивалась по сыну, Шон ее ждал? Хэнкок тихо улыбнулся. Отец так тщательно подбирал слова, сыпал сложными терминами и явно мнил себя умнее других, но простых вещей не понимал. Хэнкок сдвинул кружку, сунул руку в карман и положил рядом с кольцом кофейного пятна крохотный лоскуток. Голубая ткань истерлась, бахромилась распускающимися краями и горелыми нитями, но узор из красных космических ракет еще проглядывался. Он и сам не знал, почему так и не вернул талисман владелице – все ждал, когда хватится, но этого так и не случилось. – Что это? – Шон смотрел на квадратик как на всё с поверхности – нечто грязное и не заслуживающее большого внимания занятого директора. – Твоё детское одеяло, Шон, – Хэнкок краешками пальцев подвинул его ближе к старику. – Вив хранила его все то время, что искала тебя. Ты и представить себе не можешь, что она пережила. Шон помял материал между большим и указательным пальцами, небрежно бросил обратно Хэнкоку. – Она искала не меня, а десятилетнего мальчика. – Какая к чертям разница? Ты ее сын. Она не вернулась не потому, что ты ей не нужен, а потому, что думает, что это она не нужна тебе. Так докажи ей обратное. Помоги ей. Хэнкок не был уверен, что говорит чистую правду, но знал: сильные чувства, как тяжелая болезнь – как не игнорируй, сами по себе не проходят. Пронзительная синяя стрела в глаза – такой знакомый взгляд. Похоже есть вещи, передающиеся на генетическом уровне. Шон удостоверился, что кровь из прокола катетера больше не бежит, расправил рукава свитера и халата и устроился поудобнее, положив локти на пухлые подлокотники. Кончик его густой белоснежной бороды смотрел коршуном, когда он расслабленно откинул голову на спинку. – Скажи мне кое-что, Джон, – резко перейдя на «ты», произнес Шон. – Ты любишь мою мать? Звучало так буднично, как пьяное «есть чё?» от бродячего наркомана в темном переулке Добрососедства. Но Отец был прав: Хэнкок умел разбираться в людях, даже если те были куда образованнее, сложнее и могущественнее его. Прежде чем услышанное огорошило его, он успел уловить любопытство в неверном подергивании мягких подушечек пальцев Шона, что тянулись к чашке. – К чему такие вопросы? – Ты будешь удивлен, – Шон зашел издалека, – но люди постоянно пытаются связаться с нами самыми разными и причудливыми способами. Они просят вернуть тех, кого они потеряли, даже если мы не имеем к этому никакого отношения. Они винят нас во всех своих бедах и ненавидят Институт, но я заметил любопытную вещь – они ищут его из-за совсем противоположного чувства. Из-за любви. За свою жизнь я не был искушен этой эмоцией, поэтому и хочу знать, стоит ли она тех потерь, что я понесу, если решусь на этот конфликт. Было бы странно пытаться объяснить Шону, человеку, выросшему без родителей среди прагматичных ученых и превратившего путь собственной матери к себе в очередной эксперимент, что такое любовь. Да Хэнкок и сам не знал. Возможно, он и не любил никогда, и всё, что он ощущал – это легкость своей поступи, когда он следовал за Вивьен. Ядерное пекло в груди, когда её пальцы прокладывали себе путь между его сбитых костяшек. Выстрел в висок при звуке его имени, по-особому сорвавшегося с её губ в момент наслаждения. Ломку от пустоты со стороны правого плеча. Все это нагоняет жуть и панику, будто воды реки Эверетт вновь смыкаются над головой, но черт возьми, это стоит каждого шага по битому стеклу, что устилает нелегкий путь, в итоге приводящий его к Вивьен. Хэнкок выпрямился, устремил на Шона самый честный из взглядов, на который был способен, и заговорил четко, ясно и твердо: – Знаешь что? Если бы я был на твоем месте – с армией манекенов, горой оружия, но лишенный любви, – кровь зашумела в ушах, будто неподалеку сиял отражающий звезды синий океан, – я бы начал из-за неё войну. *** Первое, что увидел Хэнкок, когда белое пространство телепорта разобрало его на молекулы и слепило заново, выкинув на поверхность, был шипованный биток Кейт, что летел на свидание с его головой. Рефлекс сработал молниеносно – он пригнулся, и деревяшка просвистела в миллиметре от треуголки. – Ой, это ты, мать твою! Каждый раз охреневаю от этой научной фигни, – пролепетала Кейт, с трудом удерживая равновесие, так как оружие по инерции утянуло ее вперед. – Завидую людям, которым не приходится иметь с тобой дело, дорогая, – ворчливо бросил Хэнкок, выпрямляясь, и огляделся кругом. Он стоял на том же месте, откуда телепортировался – на площадке у гигантской шестеренки, закрывающей Убежище 81 непробиваемым заслоном. Кейт, Ник и Маккриди глядели на него так мрачно, словно ждали, что из телепорта появится не он, а скажем, вагон прохладного бухла. – Какого хрена вы еще здесь? – с требовательными нотками бывшего градоначальника в голосе наехал Хэнкок. – План был не такой. Вместо ответа Маккриди небрежно указал дулом снайперской винтовки в ту часть «прихожей» Убежища, куда не доставал свет флуоресцентных ламп. Там, по-военному расправив широкие п-образные плечи, пристроился на камнях солдат. Горло над молнией его оранжевой формы пересекал уродливый операционный шрам, пересеченный четкими линиями шовных стежков. – Планы изменились, дружище, – прокомментировал наемник. – Не только мы тут все это время занимались политикой. Братство тоже.