Hello darkness, my old friend
I’ve come to talk with you again
("The Sound of Silence" Simon & Garfunkel)
– Доброе утро, солнышко. Вивьен проснулась под сонное бормотание Джона, который зарылся в ее волосы лицом и тихо урчал, как довольный кот. Хрипота придавала его приглушенному голосу особую шелковистость, некий интим, доступный только её уху. Его горячая рука сгребла её в охапку и притянула ближе, тело плотно прижималось к спине, в точности повторяя её позу. «Солнышко». Нечто такое банальное, довоенное – в новом мире, где нежность перетирается в жерновах выживания в острые осколки, это слово приобретало ценность не меньшую, чем аддиктол или антибиотики. Вивьен хотелось, чтобы Джон звал ее так каждый день. Всегда. Вчера она излила ему свое сердце, обменивалась с ним легкими шутками и болью, как будто они знали друг друга уже целую жизнь. Его дыхание нежно шевелило волосы у нее на макушке, и от этого по коже побежали мурашки. Такой близости она не ощущала уже очень, очень давно. Или вообще никогда. – Доброе, – лениво протянула Вив и уткнулась носом в подушку, готовая стонать от ощущения уюта и тепла. По листовому металлу на крыше «Основной базы» стучали крупные виноградины дождя, и в доме стало значительно прохладнее, хотя под общим одеялом этого не ощущалось. Лампочки горели тускло, свет выхватывал разбросанную одежду и последствия вечеринки: гору посуды в раковине, разлитый бурбон, закатившиеся под комод пивные бутылки. Сюртук Джона обнимал пустыми рукавами барную стойку, Псина дрых на вывернутой наизнанку красной футболке Вивьен, спрятав нос в чашечке бюстгальтера. Все это было как-то по-домашнему, буднично. «Не смей даже думать так, Вивьен Остин. Еще вчера тебя держали в клетке, а сегодня ты уже расслабилась?» – строго одернула себя Выжившая, стараясь придать мыслям строгий Дансовский тон. – «В этом мире ты выживаешь, а не живешь, и это никогда не изменится. Перестань тешить себя иллюзиями». В том, что у нее нет права на нормальную жизнь, Вивьен окончательно убедила себя в тот день, когда предательство Фрэнка грубо, с корнем вырвало из ее души мечты о светлом будущем. Оно не маячило перед ней на довоенном пути, не проглядывалось и теперь, когда она брела между кучками ядерного пепла. Размышления как-то проявились внешне, потому что Джон это заметил: его рука, небрежно перекинутая через талию Вивьен, потянулась к ее лицу. Палец мазнул по кончику носа, дотронулся до губ. – Ты в порядке? – поинтересовался он. – Так… Задумалась немного, – уклончиво ответила Вив, сжав его ладонь. – О том же, что вчера побудило тебя устроить «скачки»? – без единой нотки смущения в голосе предположил он. Краска приливной волной брызнула на щеки, Вивьен возмущенно откинула его ладонь, но та вернулась бумерангом, нырнув ей под левую грудь и обернувшись вокруг на манер лифчика. – Вроде того. Ты же не обвинишь меня в изнасиловании, Джон? Он приподнял голову, наклонился над ее ухом с нескрываемой усмешкой. – Я не против, что ты переживаешь свои проблемы за мой счет, особенно таким приятным способом. Но хочу напомнить, что я тебе должен. Пока его губы оставляли холодящие кожу поцелуи за ухом Вивьен, рука Джона из-под груди скользнула на живот, что непроизвольно втянулся от его прикосновения, и переместилась ниже, на заросшую черными волосками границу. Почувствовав это, Вивьен неожиданно для себя напрягла внутреннюю сторону бедер, закрыв «доступ к телу». Воспоминания о грязной закусочной ярко горели в памяти после ночного разговора и сделали ее более уязвимой и менее доверчивой с мужчиной, который не желал ей зла. Пальцы Джона бережно пробежались по ее бедру, словно группа разведчиков по вверенной им территории. – Расслабься, Вив, – властно и одновременно нежно прошелестел его голос за ее ухом. – Ты не связана, на тебе нет наручников. Я тебя не держу. Ты можешь уйти в любой момент. Просто позволь себе отпустить ситуацию и доверься мне. Я не Мэксон и не те ублюдки из «Друмлина» – я никогда не сделаю тебе больно. Его шепот, соблазнительный, хрипящий от желания, напоминал искушение дьявола, и Вивьен почувствовала, как тело млеет, становится податливым и открытым для прикосновений. Пальцы Джона мгновенно этим воспользовались, преодолели границу и нырнули между ее ног. Без всякого труда он нашел ту самую точку, о которой другие мужчины говорили как о загадочном, несуществующем органе. С телами у него было все просто: они возбуждаются, когда их нежно касаешься, они исцеляются, когда заботишься о них и умирают, когда пренебрегаешь лечением. С душами все иначе: попробуй-ка холодной бессонной ночью определить, в каком месте образовалась дыра, и куда надо надавить, чтобы остановить кровотечение. Торопиться было некуда, и Хэнкок с интересом ученого приступил к исследованию самой закрытой территории Вивьен, внимательно изучая реакцию, выражающуюся не только на ее лице, но и под подушечками его пальцев. Света хватало, чтобы разглядеть, как она хмурится и слегка приоткрывает рот, будто от боли, но на деле – от наслаждения. Он попробовал ввести палец глубже, но был мягко изгнан на исходную позицию – поставил невидимую галочку в собственной энциклопедии под названием «Вивьен Остин». Все-таки отхватив себе немного контроля, она показала ему нужный ритм – всего единожды, но хватило, чтобы запомнить, как ей нравится больше. Оставалось лишь сохранять его, мягко скользить между щедро увлажненных складок, периодически ускоряясь или замедляясь, чтобы не наскучить. Шершавость его пальцев по гладкой коже делала ощущения только острее. Вивьен отвела локоть назад и комкала подушку, вцепившись ногтями в уголок, вторая рука царапала ему спину. Приподняла голову, примкнула к его губам, ощутив бедром, что ему хочется большего, но Хэнкок заставил ее откинуться обратно и сосредоточиться на себе – долг есть долг. Она сдалась – позволила себе отдаться ощущениям. Спустя некоторое время, наполненное лишь шорохом простыней и тихими вздохами, Вивьен напряглась будто сдерживала дрожь из последних сил, и под пальцами Джона будто забилось живое сердце – аритмично, восторженно и горячо. Лучшая реакция от женщины, которую может ощутить мужчина, и эротичность происходящего едва не свела его с ума. Вив плотно сжала зубы, смешно сморщила нос и выгнула спину, оставляя четыре болезненных царапины над лопаткой Хэнкока, и сорвалась на полукрик-полустон, знакомый ему по «Мед-Тек». Потом обмякла, наслаждаясь последними отголосками оргазма. Он долго не убирал руку – ловил затухающую пульсацию. Долго держать Выжившую в постели – все равно что просить Псину не выклянчивать еду. Бесполезно. Уже через пару минут она вывернулась из объятий Хэнкока и босыми ногами прошлепала на кухню, стянув его сюртук с барной стойки и оборачиваясь в него на манер халата. Красный сюртук смотрелся на ней превосходно, хоть и был слегка великоват – полы почти доставали до земли. Оперевшись на локоть, хозяин шмотки едва сдерживался, глядя как яркая ткань облегает ее изгибы, когда она наклоняется к нижней полке распахнутого холодильника. – Черт, если ты сейчас же его не снимешь, я затащу тебя обратно в кровать. С другой стороны, если снимешь, то окажешься здесь даже раньше, – прокомментировал Хэнкок, и Вивьен опять по-девчачьи зарделась, прикрывая отворотом грудь. – А насколько неромантично будет звучать, если я скажу, что я хочу есть сильнее, чем трахаться? – смущенно фыркнула она. – Чтоб тебя, Вив, – с фальшивым ворчанием буркнул Хэнкок и покорно отправился в душ, непременно под холодную воду. – Сам виноват, что ты такой принципиальный! – донеслось ему вслед. – Туше! *** В дверь забарабанили, когда Вивьен и Хэнкок уже заканчивали завтракать, обсуждая планы на день, главным из которых было вскрытие башмака Выжившей и прослушивание загадочной голозаписи Хэйлин. Консервированная свинина с бобами, разогретая на огне плиты, была вполне сносна на вкус, поэтому хотелось бы насладиться ей до последней крошки. Однако незваный визитер был шибко упорный – пришлось открывать. Едва Вивьен повернула в замке ключ, в дом влетела Пайпер. Кепка ее сбилась набок, так что карточка с надписью «Пресса» болталась на одном уголке, а волосы распушились от бега и высокой влажности. – Та-ак, я не хочу ничего знать, – она бросила взгляд на торчащие в разные стороны пряди Вивьен, плотнее запахнувшую красный сюртук, и согнулась пополам, переводя дыхание. – И тебе доброе утро, Пайп, – холодно отозвался Хэнкок, провожая пустую чашку в раковину. – За тобой что, Коготь Смерти гонится? – Вивьен скрестила руки на груди. Пайпер с одинаковой эмоциональностью доносила как совершенно незначительные новости, так и чертовски важные, поэтому паниковать от ее бледного вида она не спешила. – Хуже! Мои источники… – журналистка глотнула воздуха. – Мои источники сообщают, что мэр Макдонах идет сюда. – Он постоянно ест у Такахаси, что такого? – Да нет же! Сюда, в «Основную базу»! И с ним горожане… И много, – она тревожно сощурилась на Хэнкока. – Им не нравится, что ты здесь. – О, а вот и крестьяне с вилами, – мрачно констатировал Джон, голос его был безэмоциональный, лишенный всяких оттенков. Нехорошее предчувствие словно обхватило ледяными пальцами шею Вивьен. Она мгновенно разоблачилась, не стесняясь никого из присутствующих, и начала собираться с такой скоростью, на которую только могла способна. На меланхоличное утро посыпалась суетливая возня – старые голубые джинсы из комода, красная футболка «Бостон Ред Сокс», любимая кожанка, которая так и не успела встретиться со стиральным порошком. – В задней части дома есть вторая дверь, – заметила она, но уже знала, что Джон на это ответит. Он уже вернул себе привычный добрососедский образ, двумя пальцами приподнял треуголку выше на лоб. – Добрососедство не убегает от проблем, – отчеканил он, и это звучало и как лозунг, и как готовность к бою. Вивьен прыгала на одной ноге, натягивая второй ботинок, когда в дверь постучали с такой настойчивостью, что было понятно: еще пара секунд, и ее будут выбивать. Выжившая бросилась вперед, но Хэнкок мягко отстранил ее в сторону, открыл и сделал широкий шаг за порог. На рынке Даймонд-Сити сегодня было на редкость мрачно: крупные капли дождя собирались в алых навесах, подобно крыльям развернутым вокруг уткнувшейся в небо дымящей трубы гигантского генератора. Запах сырости перебил аромат лапши, носки ботинок с громким чавканьем пожрала рыхлая черная грязь. Торговал на рынке сегодня один лишь Такахаси, а остальные представители малого бизнеса и простые горожане – человек двадцать – столпились вокруг «Основной базы». Пожалуй, определение Джона о крестьянах им лучше всего подходило: и хоть вилами они и не грозили, в глазах металась грозная ярость. Выражение лиц было общим, одинаковым, как часто случается, когда включается эффект толпы. Широким полукругом они обступили красные входные двери Вивьен, в его центре стоял сам глава «Великого зеленого самоцвета». В первую встречу мэр Джеймс Макдонах произвел на Вивьен впечатление недалекого демагога, что любит слушать собственный голос, лебезит перед людьми с крышками и считает, что свобода есть только у одного слова – его собственного. Тем не менее, он оказал ей содействие в поисках Шона и даже выдал ключи от дома Келлога, где она смогла найти доказательства причастности Института к похищению сына. Когда же она узнала о прошлом градоначальника и его синтетической сущности, то стала иначе смотреть на этого политика, чья суетливость и несдержанность были лишь прикрытием институтского шпиона. Мэр одернул свой бежевый костюм-тройку, искусственный желтый тюльпан в нагрудном кармане его пиджака печально повис, промокший от дождя. Первым, с кем он столкнулся взглядом, оказался Джон, но градоначальник сознательно проигнорировал его и глядел за его плечо на хозяйку осажденного жилища. Одутловатое лицо Макдонаха было страшно недовольным, ореховые глаза вперились в Вивьен. – Мисс Остин, – строго обратился он к Выжившей. – Вы – уважаемый человек в городе, и я закрывал глаза на многое, включая сомнительных людей, которых вы приводите в мой город. Но это уже переходит всякие границы! Когда Макдонах выходил из себя, его голос на высоких нотках начинал забавно повизгивать. Однако горожане не находили в этом ничего смешного, и чем громче становился мэр, тем суровее темнели их лица. Все они были обращены на Хэнкока. Вивьен должна была подумать об этом – не тащить Джона туда, где жители ненавидят и боятся всех, кто не похож на них, но вчера она была слишком уставшей и мечтала оказаться в безопасном месте, поэтому не спорила с предложением Ника перекантоваться в Даймонд-Сити. Прежде чем она успела ответить, Хэнкок заслонил ее собой, разрывая зрительный контакт с мэром. Подобно фундаментальному противостоянию света и тьмы, белого и черного, добра и зла – эти двое не нуждались в третьем лишнем. Казалось, что от мира их отделял невидимый заслон, и они не замечали никого вокруг себя. Все это почувствовали и молчали – лишь частил дождь и хмурилось одно для всех молчаливое небо. – Давненько не виделись, «братец», – в голосе Джона застыли колючие снежинки, которые вот вот поранят. Он ведь знал, что перед ним не его брат, но порой глаза обманывают мозг. Вивьен хотелось приблизиться к нему, дать ощутить поддержку, но на пересеченной зигзагами черных нитей алой спине Джона будто горел зловещий череп с надписью «Не влезай – убьет». Старший Макдонах оробел лишь на секунду, но стоящие по обе стороны горожане будто подпитывали его энергией, напоминая, что он – главный игрок на этом поле. Его лакированный ботинок чавкнул грязью и сделал к противнику шаг, а три охранника в защитных бейсбольных щитках и помятых касках вторили ему. – Я имел в виду вас, мистер Хэнкок, – заявил мэр. – Ваше присутствие нарушает главный закон Даймонд-Сити – гулям здесь не место. – Да, в нашем городе нечего делать синтам и гулям! – не выдержала Мирна – торговка всякой всячиной, главная ненавистница синтов. Стоявший рядом с ней оружейник Родригес живо закивал. – Да, убирайся! – Мо Кронин вскинул облаченную в красную перчатку руку, словно собирался ловить бейсбольный мяч. Вечно не в меру веселый и общительный фанат бейсбола чуть ли слюной не брызгал – так ему хотелось крови. – Нам тут не нужны ни ты, ни твое Добрососедство! Катись к своим отбросам! – добавил Артуро Родригес. – Вот увидишь, Братство Стали скоро всех вас зачистит! – неожиданно трезво пригрозил пожизненно пребывающий под кайфом, но обычно добродушный продавец «Химзащиты» Соломон. Его поддержали парикмахер Джон, его мамаша Кэти, хозяйка мясницкой лавки Полли и даже нейтральный к городским скандалам доктор Сун. Шум нарастал, крики становились все громче и увереннее, ненависть закручивалась и алела в воздухе, как стволы минигана Фаренгейт. Странно, что в треуголку Хэнкока еще не летела гнилая тошка. Впервые за всю жизнь в Даймонд-Сити Вивьен захотелось достать здесь оружие, и она снова пожалела об оставленных в полицейском участке револьвере Келлога и винтовке Тома. Перед ними были не люди, а звери – злые глаза и злые сердца. Вивьен всегда чувствовала, что в них она есть – гнилая зараза ксенофобии, которая отравляет весь город – но предпочла ослепнуть ради безопасности Великой Зеленой Стены. – Видишь, Джон, – гомон горожан еще больше воодушевил Макдонаха, и он торжествующе выпятил грудь, – недовольные граждане боятся за свою жизнь, пока ты здесь. Эти люди поддерживают меня, и я не могу подвести доверие избирателей. «Он сказал, что просто выполняет волю народа и не предаст доверие избирателей». Кажется, так Джеймс аргументировал свою позицию, когда Хэнкок пытался помешать ему «зачистить» Даймонд-Сити от гулей. Вивьен догадалась, что творил мэр – он старался разворошить прошлое, вывести Джона на эмоции, заставить его показать свою темную сторону, которая будет лучшей иллюстрацией для тех, у кого еще могли остаться сомнения. Судя по напряженным плечам последнего, ему это удавалось. Маленькая миловидная сестренка Пайпер, похожая на нее настолько, насколько маленькая копия человека может походить на большую, тихо проскользнула сквозь толпу, пряча в отворотах курточки внушительную стопку свежих номеров «Общественных событий». Вивьен бросила на Пайпер предупредительно острый взгляд, чтобы та даже не вздумала писать о случившемся в газете. Подруга едва заметно кивнула, прижимая испуганную Нат к своему боку. Дождь набирал силу, пока не превратился в полноценный ливень за какую-то минуту. Неожиданно громкий голос Джона разрезал холодный воздух и перекрыл шум толпы и разбушевавшейся стихии. – Всегда удивляло, как вы, лохи из Даймонд-Сити, умудряетесь так лицемерно плавать в собственном дерьме и не тонуть, – медленно протянул Хэнкок, смело обводя присутствующих взглядом. – Мирна, ты ходишь в «Дом воспоминаний» так часто, что крайнее от входа кресло уже имеет форму твоей задницы. А кто встречается в Бостон-Коммон с Дейзи, чтобы прикупить химии? Не ты ли, Соломон? Мирна и Соломон молчали, потупив взор. Если не брать в расчет стук капель по красным навесам, что напомнил автоматную дробь, на рыночной площади воцарилась абсолютная тишина. – А тебе, Мо, КЛЕО лично модифицировала твой любимый биток. – продолжал Джон. – «Роквилльский боксер», кажется? Только не говори, что ты врешь этим добрым людям, будто сделал это сам. А то, чем ты, Артуро, занимаешься с Бобби, когда она пробирается сюда в противогазе, даже озвучивать мерзко. Глаза тех, чьи имена вспыхивали в обличительной речи, стыдливо опускались в грязь, и воинственность их сдувалась, как незавязанный воздушный шарик – если бы не серьезность ситуации, Вив даже вообразила бы себе этот комичный, смущающий звук. В свою бытность мэром, Хэнкок знал абсолютно обо всех делах, что творились в стенах Добрососедства, и теперь обратил этот компромат против недругов. Он выглядел дерзким, храбрым и опасным, но Вивьен знала его достаточно хорошо, чтобы слышать в нотках его голоса: он защищается, как загнанный в угол хищник. Один против бурлящего от гнева стада, что всегда так вежливо улыбается покупателям, мечтая подороже сплавить свой ширпотреб. Выплюнув эту тираду, Джон глотнул воздуха, и голос его снова обрел прежнее хладнокровие. На лице его застыла восковая, равнодушная маска. – Добрососедство прекрасно научилось обходиться без вас. Это вы не можете без нас. И все равно называете нас отбросами, – добавил он. – Достаточно! – вскипел мэр. – Охрана! Трое крепких парней, вооруженные бейсбольными битами из красного дерева, бесцеремонно растолкали толпу и заслонили собой Джеймса. Нат ахнула, втиснула голову в подмышку Пайпер. Псина глухо зарычал, наклонив ушастую морду почти к самой земле, и его рык вторил отдаленному громовому ворчанию зарождающейся в небе грозы. Вивьен же инстинктивно подалась вперед, встав рядом с Джоном плечом к плечу. Максимально глупо пытаться помочь ему без оружия, но иначе она не могла: в каком бы статусе ни находились их отношения, Вивьен оставалась его напарником и не рассматривала иного варианта. – Отойди, Вив, – взгляд глаз столь черных, словно кто-то щедро плеснул в них ночного неба, обратился к ней лишь на секунду, но тут же ушел обратно к скругленным, полированным краям бейсбольных битков. Движения Джона наполнились смертельно опасной силой. Стремительным жестом он вытянул нож из-за пояса, и тот зубасто блеснул отражением висящих под красными навесами ламп – так же хищно, как улыбка хозяина. Черная рукоять незаметно для человеческого глаза провернулась в ловких пальцах, когда Хэнкок перехватил ее поудобнее. Казалось, что сейчас лезвие зарядится молниями, что вдруг вспыхнули и в небе, и в глазах опасного убийцы. Джон напал первым – сделал выпад в сторону охранника, что имел смелость стоять ближе всех. Тот вскинул руку, но потратил слишком много времени на замах, и когда широкий конец биты летел сбоку в шею Хэнкока, он уже шагнул назад, ушел от удара и воткнул острие в подставленную под подбородок руку, держащую оружие. Нож вошел в мягкие ткани снизу, тут же вынырнул обратно и молниеносно вернулся, по-мясницки вскрывая мышцу от локтя до подмышки. Охранник замычал, выронив спортивный инвентарь в грязь. Джон подставил ему подножку, уронил следом, для закрепления материала пнул носком сапога в живот. – Сзади! – выкрикнула Вивьен, потому что второй нападавший зашел со спины. Биту он держал двумя руками, намереваясь ограничителем нанести тычковый урон в ребра. Вовремя услышав предупреждение Выжившей, Хэнкок успел сместиться левее и «поймать» удар ножом, который теперь держал двумя руками. Лезвие рассекло ему ладонь, чужая и собственная кровь щедро окропила рукав и землю, и расползлась в луже маковым цветком. Противник перехватил биту на манер бейсбольного бэттера и успел садануть Джона по плечу, прежде чем тот всем весом повис на его вытянутой руке, и перекинул через себя приемом самбо. Упавший попытался схватить его за ногу, но тут подоспела Вивьен – с разбега хлестнула охранника в промежность. – Держи свои «великие зеленые самоцветы» подальше от ботинка моей девочки! – восторженно прокомментировал Джон, бросив на Вивьен одобрительный взгляд. Согнувшегося в три погибели мужчину он отправил в нокаут иначе – каблуком сапога заехал в челюсть. Не спас даже сетчатый защитный щиток – послышался тошнотворный звук съезжающих с основного состава зубов. Третий охранник, похоже, осознал, что его ждет судьба двух первых, потому что сначала попятился к отпрянувшей толпе, что расширила круг чуть ли не на всю площадь рынка. Цепочка людей не выпустила беглеца за периметр, и тот пошел на таран и замахал битой так отчаянно и неистово, будто собирался снести Хэнкока волной свистящего ветра. Дождь поредел, но небо из свинцового стало светло-оливковым. Воздух на поле боя потяжелел от влаги и стал грязновато-зеленым, но Вивьен не обратила внимание на предупреждающий треск счетчика Гейгера, силясь не упустить ни одного движения Джона. Двое месили холодную грязь, сойдясь в красивом танце: охранник нападал, а Хэнкок юрко уворачивался, отпрыгивал с такой прытью, что порой становился похож на красно-черное пятно. Очевидно, ждал, пока соперник, не уступающий ему в ловкости, совершит ошибку. Пятясь и поскальзываясь на развезенной от дождя земле, он обошел голубую скругленную барную стойку «Энергичной лапши», заслонился от особо сильного удара корпусом Такахаси, с которого вместе с хлопьями оливковой краски слетел поварской колпак; едва не налетел на высокий стул, но вовремя поймал равновесие, пинком отправил его катиться под ноги безопаснику. Сделав полный прогон вокруг кафе, они вновь оказались перед домом Вивьен, порядком запыхавшиеся. Джон перехватил нож так, чтобы лезвие смотрело вниз, а не вверх, рискнул нанести удар, когда бита пронеслась под правой подмышкой, но не успел – вертухай саданул ему тяжелым ботинком по ноге, и Хэнкок оказался на коленях. Вивьен прижала ладони ко рту, с силой сжала губы, но крик все равно вырвался наружу. Хэнкок увернулся от нового удара, завалился на спину. Широкий край биты летел ему в голову, но он перекатился на бок, и оружие воткнулось в землю, создав взрыв черной жижи. Тут с лаем сорвался Псина – сомкнул челюсти на икре безопасника и с силой дернул, вырывая штанину вместе с куском мяса. Воспользовавшись этим, Джон вонзил лезвие ножа охраннику в бедро чуть ниже левой ягодицы, а затем выбил биту, на которую противник оперся, пытаясь удержать равновесие, и выкинул ее под ноги Вивьен. Мужчина рухнул наземь, по-женски высоко взвыл, позабыв про драку и баюкая покалеченную ногу. По периметру импровизированного ринга зашумели, затолкались – свежая охрана Даймонд-Сити, вооруженная уже огнестрелом, ворвалась в круг. Шесть человек против одного с ножом – да к тому же уже не в лучшей форме. Джон поднялся на ноги, выпрямился – натянутый, как струна. С рук капала кровь, нож повис в расслабленных пальцах. – Хэнкок, лови! – грубый голос Кейт взвился над ошарашенной массой, и Джон повернулся на ее зов, чтобы «поймать» старшего Макдонаха, которого та пинком под зад выпихнула из толпы прямо в его руки. Он не растерялся, ловко подтянул мэра за полосато-терракотовый галстук, схватил шею и завел за локоть, подставляя окровавленный клинок ему под горло. Тучный мужчина замер в его руках, подбородки его жалобно собрались гармошкой над алым рукавом в кроваво-грязных разводах. Люди закричали в ужасе, охрана подняла автоматы выше, но стрелять не решалась – заложник своим массивным корпусом служил надежным щитом от пуль. Побитые Хэнкоком вертухаи под шумок расползались по углам. Вивьен знала, что Джон намеренно не убил их, поэтому и получил столько травм – лишать жизни ему было куда проще, чем обезвреживать. Кейт, мокрая как воробушек, но грозная, как красный коршун, встала рядом с ним. Закаленный в боях шипованный биток блестел в правой руке, новенький лазерный пистолет – в левой. – Нравится? – Кейт подняла пушку выше и продемонстрировала Хэнкоку. – Я назвала его «Верный друг»! – Очень мило, дорогая, но я тут немного занят, – мрачно отозвался Джон, скосил глаза на Вивьен, которая встала по другую сторону от него. – Вив, ты… – Нет, я тут не с голой задницей, – жестко перебила она, обхватив ладонью рукоять блестящего от воды трофейного битка. – Я больше не могу оставаться в стороне. Что будем делать? Псина щетинился так, что казался в два раза крупнее, грозно скалился у них в ногах, а в зубах у него еще торчал обрывок штанины цвета хаки. Пайпер не присоединилась: она обнимала Нат, которая растеряла все газеты, и они разлетались по ветру, как белые флаги, что город вот-вот поднимет, чтобы освободить своего градоначальника. Испуганные люди тревожно поднимали глаза к небу, которое стало совсем зеленым. Рад-буря опаснее любой заварушки, а Пип-Бой уже весь извелся, настоятельно рекомендуя укрыться подальше. – Убейте же его, ну! – несмотря на агрессивный призыв, Мирна выглядывала из-за своего прилавка так осторожно, что торчал только ее курносый нос. – Если ты думаешь, что в ситуации с заложниками нужно действовать вот так, значит, у тебя мозги реально набекрень, – заметил Джон, и безопасники, похоже, были с ним согласны, потому что дула их пушек теперь смотрели в лужи. – Не стрелять! – чуть ли не задыхаясь в мертвой хватке, просипел мэр. – Эй, гузнотёры! Лучше послушайтесь старичка, – посоветовала Кейт, шутливо примеряя, как обновка будет прожигать шаровидные шлемы охраны. – Na ni shimasho-ka? – предложил Такахаси в оглушающей тишине. Хэнкок перевел благодарный взгляд с Вивьен на Кейт. Какая-никакая поддержка – больше моральная, но все же есть. – Интересно, если Вив и тебе зарядит между ног, будет больно? Или твой пластиковый хер просто сломается пополам? – Джон загнано дышал, практически привалившись грудью к спине мэра. – Ты уже ведешь себя как дикий гуль, – заявил Макдонах, сделал глубокий вдох и крикнул толпе: – Смотрите, граждане! Какого опасного монстра пригрела у себя на груди мисс Остин! Что будет с вами и с вашими детьми, если он одичает прямо сейчас? Взгляды горожан метались от заложника к Вивьен и обратно. Восторг от показанного им бесплатного шоу стремительно затухал, словно дождь смывал все, кроме страха. Того первобытного страха перед всем непонятным, что много лет назад заставил их променять человечность на спокойствие. – Я знаю кто ты, «Джеймс», – ласково прошептал Хэнкок почти прижимая губы к уху Макдонаха. – Ты не мой брат, а лишь жалкая пародия на него. – Погляди, кем ты стал, Джонни, – Макдонах сипел настолько сдавленно и тихо, что услышать его могли только Хэнкок, Вивьен и Кейт. – Во что ты себя превратил, зачем? В твоей крови яд. Видишь их лица, да? Это ужас. Ты – монстр, которого люди будут бояться и ненавидеть до конца твоих дней. Может, ты и прав, но все же, именно меня они любят. Никакое количество радиации не могло стереть боль с лица Джона. Вивьен уже замечала ее в тот день, когда лечила его в лодочном домике Таффингтона – глубинное отражение прошлого в древесных углях на дне его глаз. Синт или нет, но даже спустя столько лет старший Макдонах все еще имел влияние на Джона и знал, какую душевную рану брата стоит ковырнуть, чтобы вывести из себя. Хэнкок сопротивлялся как мог: тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, и крепче прижал запястье к кадыку заложника. – Это ненадолго, – заверил он. – У меня есть доказательства, после которых твои любящие избиратели разберут тебя на запчасти для Перси и Такахаси. Эта маленькая зеленая штучка на руке моей женщины во всех подробностях выложит им информацию напрямую из Института. «Моей женщины?» – пробирающий до костей мусорный ветер внезапно стал легким морским бризом, охладившим вспыхнувшие щеки Вивьен. – Но! Как бывший мэр нынешнему, я готов сделать тебе предложение. Хэнкок блефовал, но черт возьми, звучал как всегда убедительно, и ореховые глаза Макдонаха забегали. Острие ножа тем временем почти нежно скользнуло вдоль набухшей синей вены на шее мэра. – Я тебя слушаю, – нехотя пробормотал Макдонах. – Я никому не скажу, что ты синтовская подстилка, а ты отпустишь меня с миром – я и сам не желаю больше оставаться в этой дыре. Никто не ответит за случившееся – мы просто забудем этот досадный инцидент и мирно разойдемся по углам. Рад-буря усиливается. Решай быстрее. Искусственные мозги в лысеющей голове Джеймса зашевелились, он сосредоточенно запыхтел. На одной чаше весов лежали его жизнь и власть – те две важные штуки, которые он любил. На другой – желание продемонстрировать городу, который он считал своим, что он выполняет волеизъявление народа. Тянуть с решением он не стал. – Ладно, идет, – мэр вывернулся из ослабшей хватки Джона, одернул пиджак, поправил черную фетровую шляпу, пригладил седеющие п-образные усы. Цветок из кармана выпал, и Вивьен придавила его ногой, когда Макдонах наклонился за ним. – Чтобы я и близко не видел вас возле моего кабинета, мисс Остин, – возвращая себе прежнее высокомерие, заявил мэр и пронзил острым взглядом Пайпер, как бы обозначая, что теперь они с Вивьен пожизненно прописаны на скамье запасных. *** – Сукин сын! Вот же сукин сын! – негодовала Пайпер, меряя комнату шагами с таким остервенением, что больше походила на красную шаровую молнию. Нат демонстративно зажала кулачками уши – у нее в школе за такие выражения учитель Цвикки мог и в угол поставить. – Сильно испугалась, малышка? – участливо поинтересовалась Вивьен, у которой сердце всегда екало при виде грустного ребенка. Девочка замотала головой, вздрогнула и отпрянула, потому что Вив сжимала в руках окровавленное полотенце, которым Хэнкок вытирал порезанную руку. На него Нат смотрела со смесью ужаса и восхищения – будет что завтра рассказать одноклассникам. – Ой, прости, пожалуйста! – поспешно извинилась Выжившая, отбросила тряпку подальше и сполоснула руки под краном, а затем взгромоздилась на табурет и полезла в верхний ящик кухонного гарнитура за антисептиком и бинтом. Кейт, Пайпер с сестрой, Хэнкок, Вивьен и Псина пережидали радиоактивный шторм в «Основной базе». Тот разыгрался не на шутку и разогнал свидетелей скандала быстрее и эффективнее любых охранников. За стенами дома не было ничего, кроме истерики стихии и грохота ржавых механизмов старого протектрона, что невозмутимо продолжал готовить свою лапшу. – Нет, ну как он мог? Устроил тут показательную порку! – продолжала возмущаться Пайпер. – А по мне, так это Хэнкок выпорол его жирную задницу! – воинственно возразила Кейт, и Нат хулигански захихикала, спрятав нос в коробке с сахарными бомбочками – остатками вчерашнего пиршества. Пайпер, шаркая сапогами по бетонному полу, стянула со стойки открытую пивную бутылку, но тут же грохнула обратно с выражением самого вдохновленного журналиста в Содружестве. – «Бывший глава Добрососедства уронил мэра Макдонаха лицом в грязь» – какой был бы заголовок, а, Комбез? – Не, не так! «История о том, как Кейт дала мэру Макдонаху под сральник»! – подхватила Кейт. Нат залилась уже откровенным смехом, а Псина, выклянчивающий у нее сладкое, залаял, заразившись общим энтузиазмом. – О, сядь сюда. Расскажешь, как ты так ловко к нему подкралась, – Пайпер вытащила из кармана свой блокнот, от воды ставший похожим на кусок жеванной супермутантом бумаги. Вивьен шумно хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание. – Пайпер – нет! Напишешь такое, и тебя вместе с сестрой выставят из Даймонд-Сити. А Нат еще доучиться надо, – строго отрезала она, мигом срезая все веселье. Вивьен устроила раненую руку Хэнкока у себя на колене и бинтовала ее, пока он молча курил, ссутулившись на краю наскоро заправленной пледом кровати. Участвовать в обсуждении случившегося он не желал, позволял Вив проводить с ним неприятные медицинские манипуляции и не мог отделаться от мысли, что Пип-Бой Выжившей все еще запрограммирован на него. Хотелось оказаться где угодно, хоть бы и в Институте, но только не здесь. Пайпер с Кейт продолжали перетирать самые яркие моменты, но уже тише – опасались гнева Вивьен. Хэнкок их не слушал – светлые глаза брата, такие знакомые и одновременно совсем чужие, продолжали глядеть на него под веками каждый раз, когда он моргал. Он так давно хотел повидаться с синтом, заменившим Джеймса, и даже убеждал себя, что ничего при этом не почувствует, однако, встреча огрела его обухом по затылку. Под оболочкой родного человека скрывался враг, но сердце все равно пустилось вскачь, едва он увидел его лицо. – В той части дома у меня стоит работающий телевизор, – Вивьен устремила взгляд на Нат, и целевая аудитория живо откликнулась. – Правда? – девочка заерзала на стуле и даже опрокинула коробку хлопьев. – А можно посмотреть? – Пайпер и Кейт тебе покажут, – ласково предложила Выжившая, и Нат проворно спрыгнула на пол, нетерпеливо вцепилась в руку сестры и требовательно потянула. – Пойдем, Пайпер, ну чего ты стоишь? Пойде-о-м! – Да там ничего интересного, – скривилась Кейт. – Одна черно-белая хрень на всех… – Покажите. Нат. Телевизор, – Вивьен сощурилась, выделяя каждое слово, и до подруги наконец-то дошло, чего она от них хочет. – А… – Кейт неловко почесала затылок. – Да, давайте посмотрим телек. Девчонки скрылись за поворотом, и через минуту там послышалось шипение старенького голубого телевизора. Все, что он мог предоставить своим зрителям – это настроечную черно-белую таблицу, но Нат все равно повизгивала от восторга, мигом позабыв, что стала свидетельницей кровавой драки. Все-таки дети в Содружестве адаптировались к обстоятельствам очень быстро. – Ты в порядке? – Вивьен протянула руку к оцарапанной скуле Джона, но тот резко откинул голову, словно кот, не желавший ласки. – Всё путём, Вив, – собственный голос казался ему призрачным – он едва слышно звучал в отяжелевшей голове. Вивьен отдернула руку, вернулась к уходу за его порезом, буднично наматывая бинт вокруг большого пальца, чтобы лучше закрепить. От ее спрятанного под челкой растерянного взгляда внутри сжался игольчатый комок. – Я понимаю, – бесцветным голосом прошептала она. – Синт или нет – увидеть его лицо все равно было тяжело, верно? Прозорливо читает его эмоции, как всегда. Хэнкок прикрыл глаза, ткнул окурок в жестяную банку из-под свинины с бобами, но промолчал. Вчера Вивьен открылась ему, выдала свою историю о «Друмлине», но так и не добилась взаимного слома барьеров. Прошлое трусливого Джона Макдонаха, его превращение в монстра и роль Джеймса – Хэнкок по-прежнему не мог доверить это Вив. «Что будет с вами и с вашими детьми, если он одичает прямо сейчас?» Пальцы у Вивьен такие тонкие и хрупкие, бережно держат его мозолистую ладонь – что если однажды она сомкнется вокруг ее горла? Хэнкок видел, с каким ужасом глядели на него жители Даймонд-Сити – словно он уже готов броситься на них, забрызгивая ошметками гниющей плоти и заражая радиацией. В глазах Вивьен он читал разные эмоции, но ни разу она не испытывала страха: ни перед его внешностью, ни перед его силой, ни перед его властью. Сегодня Вив в очередной раз встала с ним плечом к плечу, но сколько раз ей придется повторить это, прежде чем она поймет, что отношения между ними обречены на вечные скитания по городам, где их никогда не примут? Сколько страха в чужих глазах ей придется увидеть, прежде чем обрести собственный? Если когда-нибудь он там появится – Хэнкок был уверен – это его убьет. Вивьен завязала повязку крохотным узелком, и Хэнкок сжал ладонь в кулак. На застиранном до унылой серости бинте тут же выступила рваная полоска крови, руку прострелила отрезвляющая боль. – Ну вот зачем? Придется все переделывать, – проворчала Выжившая, но он уже поднялся на ноги, заставив ее поднять взгляд. – Я должен идти. Вив непонимающе моргнула, вскочила следом. – Там же рад-буря, Джон. – Эта вкусная радиация для меня, как слепой дождик. Ты опять забыла, что я гуль? – он надавил на последнее слово, обернулся и смотрел ей то в один глаз, то в другой, будто пытался найти в каждом из них ответы на свои вопросы: «Почему ты до сих пор этого не видишь, Вив? Как ты можешь не замечать?» – Останься. Переждем непогоду и выдвинемся вместе, – предложила Вивьен, но Хэнкок успел узнать ее достаточно хорошо, чтобы увидеть: она всё поняла и знает, что будет дальше. – У вас будут неприятности, если я останусь. Джеймс прав – мне не место здесь. И не место рядом с тобой. Последняя фраза звякнула и зависла в воздухе между ними. Казалось, что белый шум телевизора уже звучит прямо в голове. – И что это должно значить? – обескураженно нахмурилась Вивьен. Он промолчал, снял с разлапистой вешалки сюртук. Тот немного подсох, но надевать противно – рукава оставались влажными и скрипели, грязь комьями сыпалась на бетонный пол. Наплечная сумка, дробовик – вот все, что нужно одинокому гулю, чтобы выжить. Надо было уйти еще из лодочной Таффингтона, когда была возможность, но правда была в том, что тогда Хэнкок не хотел этого так же, как и сейчас. Но что-то злое, древнее и радиоактивное, как ветер с берегов Светящегося моря, гнало его подальше от женщины, которую он на эмоциях назвал своей, и с которой планировал остаться до конца своих дней. Хэнкок опасался, что Вивьен сейчас расплачется. Рука зудела, плечо и колено превратились в один сплошной синяк, но ее слезы – вот оружие, которое отправит его в нокаут похлеще удара дубинкой в солнечное сплетение. Однако ее глаза оставались сухими и пустыми: она принимала его решения так же покорно, как и он – ее. В синей радужке застыло смирение, словно происходило то, чего она опасалась, ожидала, и что хуже всего – готовилась. – Я… могу пойти с тобой? – Нет, Вив. Братство еще охотится за тобой. Пережди бурю, – двусмысленно отозвался он. Она сделала последнюю попытку что-то изменить: протянула руку, и ее пальцы обернулись вокруг его кисти, сжимающей жесткий кожаный ремень дробовика. Какой же надо быть сволочью, чтобы пообещать никуда не уходить, но делать все наоборот, потому что сталкиваешься с обстоятельствами, что выше твоих сил. Еще утром он просил ему довериться, обещал не причинять боли. Она уже плескалась в ее глазах, но Хэнкок уже все решил – сволочь, так сволочь. Все тот же трусливый младший Макдонах, только теперь боится не дула в висок, а собственного будущего. Он обхватил дверную ручку, но не повернул – ни к чему впускать радиацию в дом. Прежде чем он успел себя одернуть, Хэнкок сделал к Вивьен порывистый шаг, зарылся пальцами в пахнущие шампунем густые волосы. Он прильнул своим лбом к ее, оставил на кончике шрама над бровью мягкий поцелуй. Не нужно было этого делать: надежда – это самое опасное, что можно иметь в Содружестве, как он себе часто повторял. Все-таки он, как и Шон, нихрена не знал о любви. Совсем нихрена. «Я больше не хочу бежать», – стучало сердце где-то в горле, будто тошнота. Он открыл дверь и шагнул в рад-бурю. Слышал, как за спиной петли скрипнули снова. – Джон, ты оставил… Слушай, давай просто поговорим, а? Вместе всё обдумаем. Джон!