Конец света – веселись!

Отец настоял, чтобы Вивьен переночевала в Институте, и предоставил ей не просто комнату, а настоящую квартиру – стерильно чистую и оглушающе тихую. Вивьен шугалась каждого шороха и невольно ловила себя на мысли, что как и Нейт, до конца своих дней уже не найдет покой в тишине. Старательно игнорируя тревогу, Выжившая полчаса отскребала въевшуюся в кожу грязь под горячими струями душа, вдыхая ароматы яблочного мыла и лавандового шампуня. Ночь в мягкой институтской постели прошла в постоянных пробуждениях от кошмаров, а проснулась Вивьен с головной болью и одеревеневшей шеей – тело так привыкло спать практически на полу, что отвергало комфорт. Утро напомнило будничную рутину в довоенном Сэнкчуари. Сидя у панорамного окна в мягком махровом халате, Вивьен выпила чашку восхитительного кофе и съела яичницу из трех яиц. Натуральные они были или нет – не так важно. Вив распихала остаток упаковки по карманам рюкзака – Джон, Роберт, Кейт и Данс обязаны оценить это лакомство. За завтраком компанию ей составил Пип-Бой, устроенный на столике между сахарницей и креманкой. Дата под правой ногой Волт-Боя заставила Вив отодвинуть от себя тарелку с недоеденными яйцами. – А ведь у нас с тобой сегодня годовщина, – мрачно сказала она Волт-Бою и легонько коснулась чашкой рамки зеленого экранчика. – С чем я тебя и поздравляю, дружище. Двадцать третье октября – двести одиннадцать лет с момента падения бомб. И ровно год, как адвокат Вивьен Остин топчет радиоактивную пыль Содружества. Шон был до крайности циничен, символично выпуская мать из криокамеры в годовщину конца света. Он будто рассчитывал, что так она точно не забудет эту дату. Она и не забывала, и в полной мере оценила иронию, попивая кофе в его владениях – единственном уцелевшем во всем Содружестве клочке цивилизации. Волт-Бой поддержал тост, хулигански мигнув ей зеленым глазом. Технике в этих стенах явно комфортно, а вот людям – не очень. В первый визит Институт показался Вивьен раем, но теперь ее душил запах ионизатора воздуха и теснили прямые линии стен со скругленными углами. Хуже всего был свет – холодный и неестественный, как в примерочной кабинке модного довоенного бутика. Переодеваясь, Вивьен долго перетаптывалась на коврике перед ростовым зеркалом и придирчиво рассматривала на обнаженном теле многочисленные шрамы и кровоподтеки, разбросанные по коже, как метки по карте Пип-Боя. Странно, но уродство и диссимметрия казались ей правильными, словно тело нашло баланс с искалеченной душой. Гармоничный подземный рай теперь выталкивал ее наружу, вытравливал, как имунная система борется с вирусом. Сквозь оргстекло панорамного окна Вивьен увидела, как Икс-Шесть поднимается в круглой трубе лифта из телепортационного зала, и плащ его был испачкан в крови. Спустя ровно сорок минут он как ни в чем не бывало стоял на пороге комнаты Выжившей в темных брюках и потрепанной черной куртке. Похожие носили охранники караванов и барные вышибалы. Разумно: плащ охотника на синтов уж очень бросался бы в глаза жителям Банкер-Хилл, особенно окровавленный, хотя и без него невозмутимый вид этого парня выделял его из любой толпы. – Доброе утро, мэм, – поздоровался он. – Вы готовы отправляться на задание? Она была готова: выстиранные джинсы и кожанка насильно утрамбовались в рюкзак, а на Вивьен вновь красовался комбинезон Убежища 111, но явно не тот, в котором она проспала двести лет, а новый. Уборщик-синт принес его в вакуумной упаковке, лежащей поверх ее чистых шмоток, и ни одна пылинка еще не успела забиться под его швы. Заборчик из единичек на спине поблескивал золотом в свете потолочных ламп. На этом маскараде тоже настоял Шон. «По моим наблюдениям, люди склонны проявлять симпатию и доверие к резидентам из Убежищ. Они считают их наивными и не ждут от них неприятностей», – заявил он и добавил что-то про успокаивающие свойства синего цвета. «Наблюдатель хренов. Знал бы ты, сколько людей хотело надрать мою наивную, синюю задницу в этом комбинезоне», – хотелось огрызнуться в ответ, но Вивьен смолчала. Она вообще выбрала стратегию молчания и предпочла следовать воле Отца, пока он не даст ей все, что она захочет. «Терпи, это нужно, чтобы выжила ты и те, кого ты любишь. Оно того стоит», – повторяла она себе из раза в раз, как мантру. – Идем, – Вивьен кивнула охотнику, решив быть столь же немногословной ходячей мебелью, как и Икс-Шесть. *** Надолго остаться немногословной мебелью не удалось. Одиннадцатилетняя Мэг решительно отделилась от монумента Уильяму Прескотту и нахально перегородила им дорогу. – Вы здесь в первый раз? – спросила девочка. – Тогда обязательно загляните в «Подъёмную станцию». Сегодня там скидки красивым девушкам! Вивьен познакомилась с Мэг во время первого визита в Банкер-Хилл, и эта мелочь развела ее на десять крышек за экскурсию по городу. Гид из девочки вышел так себе, да и смотреть в маленьком городке было решительно не на что, разве что подняться на обелиск и полюбоваться на панораму Бостона. – Мы ведь с тобой… – Вивьен поперхнулась словом, заметив дымящуюся в руке Мэг сигарету. Девочка буднично стряхнула пепельный столбик на белый гранит и по-взрослому сощурилась так, что продолжать предложение не захотелось. – Короче, приходите. Такой симпатяге, как вы, точно первый стопарик бесплатно нальют, – сказав это, Мэг утратила к гостям всякий интерес. Уселась прямо на камень с сигаретой в одной руке и синим мелком в другой и принялась увлеченно дорисовывать усатого толстого кота. Между лопаток словно электрошокером ударили. Симпатяга – забытое подпольное прозвище времен «Тикондероги» и телепорта. Случайно ли Мэг выбрала именно это словечко? Стоит проверить, но вряд ли синт позволит ей праздно рассиживаться в ночлежке. – Я бы не отказалась выпить, – обратилась Вивьен к Икс-Шесть, но тот даже бровью не повел. – Исключено, мэм. Нам надо найти Кесслер. Даже хуже Данса! Тот хотя бы в глаза смотрит, а у синта за глухими очками их даже не видно. Но прежде чем Вивьен признала поражение, на помощь снова пришла маленькая курильщица. – А Кесслер нет, – сказала Мэг, раскрашивая полосатый кошачий хвост. Икс-Шесть слегка опустил подбородок – до этих слов тощее существо под ногами, равно как и всё на поверхности, его мало заботило. – Куда она пошла? Когда вернется? Мелкая неприятно улыбнулась, по-звериному взглянув в его непроницаемое лицо. – Дядя, информация имеет свою цену, – жестко заявила она. Не зная, чего ждать от своего «коллеги», Вивьен взяла дипломатию на себя. В итоге сторговались на всё те же десять крышек и обещание зайти-таки в бар, где девочке приплачивали за каждого заманенного клиента. Кесслер ушла продлевать с рейдерами пакт о ненападении и обещала вернуться через час, так что выбор был невелик: шататься вдоль прилавков на местном рынке или промочить горло. Утро растеклось серостью и унынием, да к тому же похолодало, так что посетителей в «Подъемной станции» не было. Джо Савольди скучающе елозил грязной ветошью по барной стойке, поигрывая крепкими для его возраста мышцами. Его долговязый сын Тони громоподобно храпел, развалившись в потертом кресле. Вивьен пристроилась на стуле под навесом, чтобы дождь не намочил волосы, а Икс-Шесть подпер спиной стену рыночного павильона, отказываясь даже нюхать запах алкоголя. – Рановато вы, дамочка – вместо приветствия буркнул старший Савольди. Несколько месяцев назад у них с Вив вышел весьма занятный спор о месте синтов в Содружестве, но как и Мэг, старик ее не узнавал. Или делал вид. Что-то определенно здесь происходило. – Жизнь слишком коротка, чтобы быть трезвой, – невозмутимо отозвалась Вивьен, включаясь в игру. – Говорят, у вас тут наливают симпатягам. Я подойду? Тряпка остановилась, не дойдя до края, но больше ничем Савольди-старший себя не выдал. Он промокнул задубевшей от грязи тканью лысеющую седую голову и молча полез в подцепленный к генератору холодильник. Достал бутылку «Гвиннет Стаут», сорвал крышку ключом и катнул Выжившей через всю стойку. – Подойдешь, – уже приветливее сказал он. – Этот с тобой? Колкий взгляд синта ущипнул Вивьен в затылок, мол, помни легенду. Во рту образовалась пустыня, и она поспешно отхлебнула из горла – стаканы тут не предоставляли. – Со мной. Наняла вот. Так безопаснее в пути. – Это оно верно, – одобрил Джо. – Времена нынче вон какие. Не ровен час Братство на порог заявится. Будто у нас без них проблем мало было, с синтами этими. – Что-то у вас пропаганды не видно, – Вивьен для верности оглянулась, но ровные дощатые стены домов и крытого рынка остались чистыми. Джо недовольно поджал губы. – Кесслер не дает. Не зли, грит, Институт. А чего ему злиться, если он что теща моя? Вони много, а толку-то? А Братство-то вот оно – ходит по улицам, железом гремит. По мне так это его стращатся надо бы. Хотя, грят, их минитмены ракетой поимели в зад, так что маслина их теперь от Бостона подальше упрыгала. Вивьен с опаской обернулась на своего спутника, но тот гипнотизировал свинцовое небо и не обращал на разговор никакого внимания. Знал бы старый трактирщик, кто перед ним, поменьше чесал бы языком. – Да не болтай ты, пап, – проснулся Тони и двумя пальцами приподнял мятую бейсболку. – Вечно как ляпнешь чего лишнего при чужих. – Всё, не урчи. Чего мне бояться – я старый уже – пожил. Это вам молодым бояться надо, – сварливо рявкнул Джо, запустив сальную тряпку в сына. Тот увернулся, мазнул по клиентке ленивым взглядом. – Тебя звать-то как? – Вивьен. Парень без всякого интереса кивнул, зевнул во весь рот и глубже утонул в кресле, спрятав голову в воротник спортивной куртки с шильдиком «Бостон Ред Сокс». Вивьен продолжала потягивать пиво, слушая стук дождя по рваному синтепону над головой и монотонное ворчание старшего Савольди. Сетовал он на проблемы с поставками, которые начались после падения Добрососедства. Караванщики Стоктона худо-бедно нашли альтернативные источники, но вот алкоголь, по мнению Джо, стал дрянь. – Пап, иди передохни, – через пятнадцать минут брюзжания не выдержал Тони. – Я новенького позову – у него как раз перерыв закончился. Пробормотав что-то неблагозвучное в адрес нового сотрудника, Савольди кинул на полку многострадальную тряпку и вышел покурить. Тони хрустнул костями, потягиваясь, подмигнул Выжившей, мол, я тебя спас, и отправился за другим барменом. Им оказался молодой мужчина в джинсовой куртке и синей кепи, надвинутой вплотную к солнечным очкам. Он носил эти чертовы очки всегда, даже во мраке церковного склепа, где и без них-то можно запросто навернуться в чью-нибудь открытую гробницу. Он так и не сменил свое лицо, хотя давно уже собирался. – Славный комбинезончик. Я к вашим услугам, милая леди, – улыбнулся Дикон. *** Из всех побегов Джона этот был самый отчаянный. Да и выхода у него не было: как ни убеждай Астру, что постельный режим ему не нужен, медичка оставалась непреклонной. Без всякого эротического подтекста она пригрозила приковать Хэнкока наручниками к спинке кровати, если тот продолжит докучать ей вопросами о выписке. Не то чтобы валяться без дела было скучно: визитеров хватало. Брюс долго перетаптывался с ноги на ногу и сыпал извинениями, пока не получил от бывшего мэра гарантию, что не отхватит перо в ребро за свою криворукость. Маккриди где-то раздобыл бурбон и разделил его с Хэнкоком и Кейт, лежавшей на соседней койке с лицом, замотанным так, что на виду оставались только рот и глаза. Больничная вечеринка закончилась, толком не начавшись: пришла Астра и выгнала наемника вместе с бутылкой, отходив его по шее медицинской перчаткой. В конце концов Джону осточертело сидеть в гранитном мешке, дышать чужим потом и слушать храп Кейт из-за ширмы, поэтому он улучил момент и покинул медблок до утреннего обхода. Вдохнуть морозный морской воздух было куда приятнее, чем прижимать ко рту и остаткам носа маску кислородного баллона. Джон вышел за ворота Замка, спустился по тропинке к горбатому деревянному мостику и оперся на его перила. Он довольно щурился на встающее над стеклом океана солнце и наслаждался простором свободы. Взгляд упорно возвращался к пустому небу над Бостонским аэропортом, как язык к дыре на месте вырванного зуба. Если вся принятая за эти годы химия еще не прожгла дыру в его памяти, Непонсет должен быть где-то близко. Отсюда не видать – береговую линию полностью затянуло вязким туманом. Сколько же Джон там не был – пятнадцать, двадцать лет? Возможно, короткий пит стоп на этой полосе препятствий станет единственной возможностью нанести в те края дружественный визит. Всего каких-то пара часов – вряд ли Астра хватится. А если и так, все-таки ранение – это не гулификация, и нечего запирать его в четырех стенах, как какого-то умирающего. – Славное утро, тостер! – весело поприветствовал он хмурого Данса, пересекающего горбатый мостик. – Возвращаешься с пробежки? Бывший паладин притормозил, окинул Джона недовольным взглядом. Будто бы других у него в арсенале не было. – У меня был ночной патруль, – заявил он. – А тебе после такой травмы не стоит курить. – Просто наслаждаюсь запахом. Он не солгал. Сигарета в его пальцах дымилась «в молоко». Одной затяжки вполне хватило, чтобы его истерзанное легкое посредством кровавого кашля дало ему понять, что еще не готово возвращаться к старым привычкам. Оставалось лишь созерцать дым. Ей богу, он как старик, что смотрит развороты эротических журналов просто так, ради эстетического удовольствия. Данс безразлично хмыкнул, зашагал в Форт. Джон же направился в противоположную сторону. – Далеко собрался, гуль? – бросили ему в спину, но вопрос так и остался без ответа. Пожалуй, на память Джон зря грешил – дорога в Непонсет нашлась бы даже вслепую, но лучше все-таки смотреть под ноги – путь был устлан следами минувшего сражения. Пока он обходил залив Плеже по кругу, солнце затянуло облаками, а в воздухе повис дождливый бус. Джон миновал набережную, бани и Юниверсити Поинт и побрел вдоль высокоскоростной автомагистрали, чей ржаво-зеленый металл пел тишине свою скрипучую песенку. С тех пор как Джон избавился от прежнего лица и стал называть себя Хэнкоком, его ни разу не тянуло к этим берегам с их полузатопленными баржами и торчащими из песка скелетами дельфинов. Но стоило позволить своим чувствам к Вивьен раскрыться, следом за ними полезли и другие: ностальгия всякая, необъяснимая тоска по месту, где он когда-то чувствовал себя защищенным. В общем, вся эта человечность младшего Макдонаха, которую так и не удалось выжечь радиацией. За городом доживали свои дни останки одноэтажной Америки, тонувшие в камышах. Под толстой опорой в мусоре гнили железные бочки – здесь Джон и Джеймс учились стрелять. А в той канавке у разбитого трейлера они спасли от личинок болотников маленького щенка, но помочь ему не смогли – твари успели распороть бедолаге живот. Даже спустя столько лет Хэнкок еще помнил, как рыдал, когда Джеймс застрелил животное, потому что, говорил брат, иногда это единственная помощь, которую можно оказать. Смысл его слов дошел до Джона лишь недавно, когда он пустил смертельную дозу по вене Фаренгейт. Щенка они похоронили во-о-н под тем кривым деревом… За спиной кто-то случайно пнул камешек. Джон резко обернулся и с удивлением обнаружил, что все это время Данс следовал за ним. Это в броне он гремел, как съехавший с рельсов локомотив, а без нее передвигался тише кота. Здоровенного такого, вечно насупившегося котяры. – Если преследуешь меня, чтобы прикончить, то надо было придушить подушкой, пока я валялся в отключке, – усмехнулся Хэнкок. – Все бы списали на ранение, и ты вышел бы чистеньким. Бывший паладин замер с растерянным видом и ниже натянул меховой капюшон на лоб, прячась от дождя. – Не собирался я тебя убивать, – буркнул он. – Тогда чего увязался за мной, как поклонник за проституткой? Данс скрестил на груди руки. – Куда ты идешь? – повторил он. Хэнкок закатил глаза, стиснув коробочку зажигалки, и зашагал дальше, ощущая на себе буравящий тяжелый взгляд. – Шпионить на Братство Стали – куда ж еще-то? Послышалось грозное шипение лазерного пистолета, снимаемого с предохранителя, и Джон обреченно опустил плечи. – Расслабься – шучу я. Все время забываю, что ты не понимаешь сарказм. Ох, Данс, твою бы дотошность да в благое дело. Обратись в министерство. – Какое еще министерство? – В министерство не твоих собачьих дел. Бывший паладин фыркнул и демонстративно вздохнул. – И верно говорят: хороший гуль – мертвый гуль. Отставать он явно не собирался. Прострелить бы ему колено для профилактики, но неохота грохотать дробовиком на открытом пространстве, да и мужик Данс все-таки неплохой. – Можешь не говорить, – сдался Данс. – Но я иду с тобой. Ты пока не в форме для одиночных вылазок. Джон остановился, стиснул лямку дробовика и сощурился. Только няньки ему не хватало. – Вив тебя попросила? – Ей не пришлось. Остин мне как сестра, а ты ей дорог. Поэтому я окажу тебе огневую поддержку, куда бы ты там ни шел. Кстати, а куда… Приставучий, как москит. Джон прихлопнул одного такого, пристроившегося на затылке, и смирился. – Я иду домой, – неохотно сознался он. *** Младший Савольди куда-то испарился, и Дикон и Вивьен остались один на один. Ну, и неподвижный синт у стены, само собой. Вив нервно ковыряла этикету «Гвиннета» ногтем и уже почти наполовину оборвала. Так быстро ей соображать еще не приходилось, разве что на пути в «Тикондерогу», но там их с Джоном мозги телепатически работали в коллаборации. Сейчас ей остро не хватало его стратегического склада ума и болтливости. – Эх, давно не была в этих краях. Какие новости? – зевнув, лениво поинтересовалась она у «бармена» и дала себе отчаянный пинок под зад, думай, Выжившая, думай! Поверить, что встреча с Диконом была просто удачей или совпадением, мог разве что идиот. «Подземка» знала, что она будет здесь, подготовилась и ждала. Спасибо Патриоту, успевшему отследить ее в Институте? Как бы там ни было, это единственный шанс. Кесслер обречена, но Вивьен не была бы собой, если бы не попыталась спасти хоть кого-нибудь. Дикон не нравился Икс-Шестому – Вив затылком это ощущала. Она была словно тоненькая перегородочка, разделяющая в аквариуме муравьев и ос – убери ее, и начнется великая сеча. От беды спасало лишь одно: синт агента «Подземки» не идентифицировал. – Да какие могут быть новости, – ворчал Дикон и скрупулезно разворачивал на стеллаже бутылки пива, водки и бурбона, чтобы их названия были лучше видны посетителям. – Караванщиков с каждым днем все меньше, а бандитов на дорогах только больше. В Бостоне неспокойно – все что-то взрывается, да стреляет. Ладно хоть высотки на голову пока не падают. Он успешно имитировал угрюмое настроение Джо Савольди, но читать надо между строк. Что бы ни произнес Дикон – это шифр. Соображай, Вивьен. Сбежавших синтов стало сложнее вывозить из Содружества, охотники наступают на пятки, но высотка (наверняка «Тикондерога») еще держится, – кажется так. Капля пота сорвалась и шлепнулась в грязные разводы на стойке. Вивьен поспешно промокнула висок рукавом. Если она хочет, чтобы Дикон ее понял, надо вытащить из памяти все немногочисленные и полные задорного сумбура уроки, что он ей давал. Жаль, что в те дни ее голова была забита исключительно поисками Шона и все полезные сведения агента она будто проматывала. «Все лгут, но если хочешь лгать красиво, начинай с правды» – Бобровы тоже на бизнес жаловались, – начала она. – У них из-за последней рад-бури поставки прекратились, а потом еще и Братство захватило Добрососедство. Так что теперь в «Скамье запасных» ничего кроме бражки, да паленой водки не закажешь. Дикон небрежно кивнул подбородком на витрину с алкоголем. – Да и у нас, как видишь, не фонтан изобилия. Хоть этикетки на самогон переклеивай, ей богу. Нет, ну мы такими вещами не занимаемся, разумеется! Этикетка! Вивьен в последнюю секунду вытащила крышку от пива из под ладони Дикона, нажала подушечкой большого пальца на гофрированный край. Острый. «Метафоры и знаки – наши друзья» – Возможно, придется, – пожала она плечами. – Диджей из Даймонд-Сити новую радиоактивную бурю пророчит. Агент замер всего на секунду. Глаза прячутся за черными стеклами, но взгляд что рентгеновские лучи – необязательно видеть, чтобы понять, как внимательно он ее считывает. Вивьен смотрела в ответ максимально прямо и серьезно, благо что Икс-Шесть за ее спиной не мог этого заметить. – Не слыхал про такое, – протянул Дикон тоном человека, который не слишком-то заинтересован в обсуждении слухов. – А когда нам окна законопачивать этот умник не напророчил? – Дай еще пивка в дорогу. За это я заплачу. Дикон полез в холодильник, загремел бутылками. Вивьен воспользовалась шумом, чтобы царапнуть «юбкой» пивной крышки по этикетке, закрывая этот процесс собственным телом. Неизвестно, какой у охотника слух, вдруг решит, что спутница отчего-то нервничает. Оставив на бумаге длинную косую черту, она аккуратно обернулась через плечо: синт утратил интерес к пустой беседе и поглядывал на главные ворота в ожидании Кесслер. – Да чуть-ли не сегодня, – Вивьен беспечно махнула рукой. – Но ведь диджей этот – просто паникер. У них там местные СМИ всегда шороху наводят. Дикон вздохнул, мол, и не говори, и раздраженно грохнул донышко непочатой бутылки об стол. Под этот звук Вивьен провела вторую линию, пересекающую первую. На этикетке получился крест. – Это точно, – согласился бармен. – Эти неженки из Даймонд-Сити и тени своей боятся. Но знаешь, я скажу боссу, пожалуй. Так, на всякий случай. А то уволит еще, раз не предупредил, зараза. – Кесслер вернулась. Выдвигаемся, мэм, – Икс-Шесть отклеился от стены и зашагал в сторону дома местного мэра, не дожидаясь свою спутницу. Вивьен соскользнула с барного стула, кинув на стойку пару крышек. – Предупреди. Предупрежден – значит вооружен. И спасибо за компанию. Она забрала заказ, катнула пустую бутылку прямо в ладонь Дикону и поспешила за синтом. Доски под ногами противно чавкали развезенной грязью. Знак креста – опасность! Он понял ее. Должен понять. Оглядываться и проверять слишком рискованно, но она каждым волоском на макушке чувствовала, как ей смотрят вслед. *** – Хочешь анекдот, тостер? – поинтересовался Хэнкок, не намереваясь дожидаться ответа. – Заходит гуль в бар. Бармен ему и говорит: «Мы здесь гулей не любим». А гуль ему отвечает: «Ну ладно. Но человечина-то хоть свежая?» Ноль реакции – Данс даже не хмыкнул для приличия. – Согласен, шутка отстой, – не унимался Джон. – Тогда твоя очередь: как насчет анекдота про Братство Стали? Данс полоснул по нему холодным взглядом и продолжил смотреть на дорогу, честно исполняя свой долг по защите немощного гуля. Подтрунивать над таким без всякой ответной рефлексии неспортивно – тоскливо даже. Они с Джоном явно находились на разных полярностях – тут куда гармоничнее вписались бы Маккриди или Кейт. Данс охотно обсуждал с ним стратегическое планирование, но другой вид беседы поддерживать решительно не желал. Но иных слушателей все равно не было, а тишина пропущенной через серый фильтр заболоченной природы оказалась тягостной даже на знакомой с младых ногтей дороге. Хэнкок оставил попытки разговорить синта и продолжал болтать о всякой малозначимой ерунде: о материнских сказках на ночь, об отцовском брюзжании из-за фантомных болей в откушенной болотником ноге, о драках с Джеймсом после проигрышей в соревнованиях по стрельбе по банкам – стрелял-то брат отвратительно, а вот кулаками махал, как супермутант дрыном. На горизонте показались голые колья мертвых деревьев, торчащих из обширных южных болот Мерквотер. Вокруг совсем потемнело, а дождь и не собирался униматься, а лишь набирал силу. Впереди замаячили зеленые домики парка Непонсет – тихого местечка на берегу залива, куда бостонцы до Великой Войны ездили рыбачить на лоно природы. Макдонахи жили в этих местах на протяжении нескольких поколений. Хэнкок приметил знакомый клён и неосознанно потер запястье – он сломал его, когда залезал на это дерево за подбитой из рогатки вороной. Молчун Данс нисколько не помогал ему отвлечься от мыслей о доме. Если родители живы, что он им скажет? «Я встретил женщину своей мечты и хочу вас познакомить», – да, пожалуй, эта милая банальщина маме понравится – она до дыр зачитала все любовные романы, оставленные довоенными отдыхающими кемпинга. «Я десять лет вполне успешно управлял целым городом», – на такое даже отец одобрительно хмыкнет – Патрик Макдонах всегда считал, что младший сын недостаточно старается и не готов нести ответственность даже за рыболовные снасти. Впрочем, обе эти фразы так и не будут произнесены, потому что мама наверняка разрыдается, а то и вовсе упадет в обморок, когда увидит, во что наркота превратила ее «голубоглазого светлячка». Ну а дальше по кругу – слезы, причитания, безэмоциональные обвинения отца «я так и знал, что ты вырастешь никчемным, Джон». – Что-то не так, – шепнул Данс. Они оба нырнули в скругленную будку охраны у входа в Непонсет. Джон стер рукавом пыль с узкого окошка, пригляделся к дому. В одном из окон слабо мерцал свет, капли дождя стучали по металлическим листам залатанной крыши. Рыбацкая лодка отца мирно покачивалась на волнах. Однажды они с Джеймсом угнали ее и отправились рыбачить в океан. По возвращении отец до крови избил старшего сына за непослушание. Джона он никогда не трогал – считал слишком хилым. Данс был прав – что-то не так. Мать никогда бы не допустила, чтобы на пляже валялось столько мусора, а огород зарос бурьяном. По позвоночнику будто сороконожка проползла, ветер донес тухлый запах рыбьих голов из компостной ямы за уличным туалетом. Заскрипела входная дверь, кто-то вышел на террасу и теперь терзал колесико зажигалки. Закурил, издал отвратительно громкую отрыжку, закашлялся и оперся локтями на деревянные перила. Джон и Данс отпрянули от окна. – Я его знаю, – сказал Хэнкок. – И кто он? – Патрон. Работорговец из Стрелков, – Джон снова осторожно выглянул, внимательнее всмотрелся в длинные пшеничные волосы, вертикальный шрам, пересекающий левый глаз, и зеленый нагрудник с белой звездой поверх грязной армейской формы. Этому сальному алкоголику продали Нэнси. Патрон вел делишки с Виком, но когда Хэнкок повесил того на балясинах балкона Старого Капитолия, сотрудничество естественным образом прекратилось. В доме потихоньку просыпались. Что-то упало, послышался звон разбитого стекла и отборная ругань следом. – Стрелки передвигаются группами человек по шесть, – сказал Данс. – Нецелесообразно вступать в бой. И вдруг взвился испуганный женский крик, тут же заглушенный чьей-то ладонью до невнятного мычания. В доме была женщина. – Твою мать, – выругался Джон и шагнул к выходу из будки, поудобнее перехватив дробовик. Данс ощутимо сжал его плечо. – Это рискованно, – предупредил он. Хэнкок замер. Перед глазами ясно предстал образ: ее золотистые волосы, застиранное и залатанное платье с высоким пояском, на котором все еще можно было рассмотреть бледный рисунок в виде крупных маковых цветков. – Данс, вдруг там моя мать? Бывший паладин взглянул в его глаза, пожалуй, впервые без нескрываемой неприязни. Синт или нет, но даже Данс понимал ценность простых человеческих связей. – Ладно, – недовольно процедил он. – Разработаем план и нападем, пока они окончательно не проснулись. *** Кесслер ругалась, как натуральный рейдер, но выглядела и одевалась, как настоящий дипломат. Это сочетание вкупе с управленческим талантом позволяло городу выживать в многолетней бандитской осаде. Турели, форпосты и пушки, конечно, тоже имелись, но звон крышек звучал в этом районе куда чаще свиста пуль. Именно поэтому, а вовсе не из-за дурацкого синего комбинезона, Кесслер поверила в легенду Вивьен. Якобы в подготовительной школе ей встретились рейдеры, предложившие за солидную плату выкупить парочку караванщиков, которых они перехватили по пути в Банкер-Хилл. Переговоры преступники желали вести только с Кесслер, и больше ни с кем. Вранье вышло убедительным до тошноты: мэр лишь тяжко вздохнула, выбрала пару охранников покрепче и отрывисто бросила: «Ведите». «Что же я делаю?» – от терзаний у Вивьен начались рези в животе. – «Я совсем ее не знаю. Вдруг дома ее ждет кто-то слабый и беззащитный?» Рядом с этими мыслями толкались другие: подготовительная школа далековато – надо преодолеть целых два моста. Успеет ли «Подземка» сделать хоть что-нибудь за это время? Вивьен могла сорвать операцию прямо сейчас, предупредить мэра, но тогда пострадают не только беглые синты, а Вивьен, вероятнее всего, познает разочарование Шона в свинцовом эквиваленте. Икс-Шесть прикончит за секунду, и может тогда этот психопат хоть что-то почувствует. Синт как всегда держался у Вивьен за спиной, нервировал, словно зуд в том недоступном месте между лопаток, где как ни тянись – не почешешь. Увы, но оставаться на стороне Института, означало идти по пути малой крови, но Вивьен не могла отделаться от мысли, что жертва Кесслер – это ее личный выбор. – У вас есть дети, миссис Кесслер? – спросила Выжившая. – Двое. Здоровые детины уже, – охотно ответила мэр. Она заскучала от монотонной дороги. В кварталах, опасных для всего Бостона, Кесслер имела статус неприкосновенности, поэтому путь их расстилался красной ковровой дорожкой. «Взрослые. Хорошо. Хотя нет, совсем не хорошо. Мы не только убьем этих людей, но и разобьем сердца еще двоим». Два идущих по бокам бугая напрягли мышцы, и их тревога передалась мэру. – А почему ты спрашиваешь? – сощурилась она. Теперь Вив нужно было придумать, с какой стати она вообще ляпнула этот вопрос. – Хотела спросить совета, – выкрутилась она. Мужчины сразу потеряли интерес к назревающей теме родительства, а Кесслер, напротив, заинтересовалась. – Так спрашивай. – Если бы один из ваших сыновей сделал бы что-то плохое, как бы вы поступили? – Проблемы с ребенком, да? – понимающе кивнула мэр. – Мой Ти вечно как учудит чего, так весь город жаловаться бежал. Как-то он угнал брамина из Кантри-Кроссинга, ох и выпорола я его тогда… – Мой сын тоже уже взрослый. И делая плохое, он думает, что действует во благо. Кесслер почесала острый подбородок, снисходительно смерила Вив оценивающим взглядом, мол, не молода еще для взрослого-то сына? – А Ти тоже думал, что хорошее для города делает. Брамин у нас тогда пал – Кэй не доглядела. Я вот тогда и объяснила сыну разницу между «хорошо» и «плохо». Грубо, конечно, объяснила, ремнем, зато он хорошо всё понял. Голос у нее был хриплый, низкий, почти мужской. Женщина похлопала по карманам кремового пиджака, нашарила мятый спичечный коробок. Ничем бы она Вивьен помогла. Даже если опустить тот факт, что бить детей нельзя, Шон ребенком давно уже не был, и более того, он в два раза старше своей номинальной матери. «А я ведь заменила ему Келлога. Я тоже делаю грязную работу и оправдываю это выживанием. Когда-нибудь Ти найдет меня и отомстит за мать. И будет прав» – Я похоже, не объяснила. – Если ты ему с детства не вбила, то уже поздно рыпаться, – Кесслер прикурила от спички и ткнула тлеющим угольком в сторону Выжившей. – Я тебе так скажу: раз взрослый, то и не лезь уж теперь. Выполнила ты свою задачу или нет, уже не важно. Пусть наши дети сами свое дерьмо жуют, как и мы – на ошибках зато научатся. – Советую соблюдать тишину. Впереди опасный участок, – бесцветным голосом предупредил позади Икс-Шесть. Он был явно недоволен, что обсуждают Отца, а злить его сейчас – худшее из решений. Разговор оборвался и так и не возобновился до самых дверей в подготовительную школу. Трехэтажное кирпичное здание гирляндами из ламп и броскими надписями на развешанных повсюду табличках дружелюбно заманивало внутрь себя усталых путников. Выполнение этой части плана целиком лежало на плечах Икс-Шесть, поэтому Вивьен ожидала чего угодно. Перестрелки. Переговоров. Даже настоящих плененных караванщиков, которых они якобы пришли спасать. Но едва двойные двери с табличкой «Приветствуем торговцев! У нас есть чистая вода» закрылись за вошедшими, стало ясно – ничего из этого не случится. Рухнувший потолок второго этажа походил на трап самолета, но пассажиры с него не сошли, а скатились безжизненными телами. Декоративные панели на стенах щедро забрызганы кровью, часть трупов обуглились до черноты, в воздухе пахло горелой человечиной и озоном. Завтрак вместе с кофе и пивом мигом попросились на выход от этого мерзотного сочетания, и Вивьен поспешно зажала ладонью рот и нос. – Что за… – испуганно пробормотал один из охранников, но резко осекся. За спиной раздался звук, напоминающий нажатие на поршень шприца, и повторился еще дважды. Первый мужчина завалился на колени, второй рухнул навзничь в груду досок. Кесслер успела посмотреть на Вивьен полными ужаса глазами, прежде чем они закатились, но Икс-Шесть успел мягко подхватить ее и аккуратно уложить на паркет. В руке у него был зажат институтский инъектор, крошечный пистолетик, кажущийся в его широкой ладони детской игрушкой. Вивьен попятилась от синта – компания трупов сейчас показалась ей приятнее. Охотник приложил два пальца к ямке под челюстью Кесслер, проверил пульс. Инъектор он уже успел спрятать за пояс. – Что происходит? – спросила Вив. – Я думала, Шон сказал ее убить. – Отец не говорил ее убивать, мэм. Институт никогда не убивает то, что можно обратить на пользу. Они просто спят. – А как же охрана? Они же видели все эти трупы! – Транквилизатор очень сильный, мэм. Последний час сотрется у них из памяти. Они очнутся уже в другом месте и ничего не будут помнить. Он скинул с плеч черный рюкзак, вытащил оттуда две бутылки с прозрачной жидкостью, сорвал крышки и щедро полил обоих охранников. К невыносимому смраду подмешался рекий запах спирта. И тогда Вивьен догадалась: парни проснутся, принюхаются и решат, что просто напились и вырубились. Тут-то им и повстречается «новая» Кесслер и под угрозой потерять свои должности сделает их своими первыми союзниками. Действительно, умирать им необязательно – «Институт все обращает на пользу». Икс-Шесть при помощи мультитула надорвал кожаные нагрудники спящих, сделал несколько дырок на одежде, обезоружил и выбросил простенькие трубники в кучу мусора в углу. Вивьен стояла над всем этим, сжимая и разжимая пальцы, и глядела на умиротворенное лицо Кесслер, которая даже улыбалась, наблюдая последний в своей жизни сон. Закончив с фальсификацией пьянки, синт выпрямился и вытер руки белоснежным носовым платком. Затем заново намотал на двери порванную цепь и проверил, что те не откроются. – Идемте со мной мэм. Отец просил кое-что вам показать. Вивьен послушалась. Забралась следом за ним по рухнувшему потолку, стараясь не наступить на тела, прошла по коридору через огромный актовый зал, поднялась по лестнице на третий этаж. Тела были везде. Кожанки с шипами, противогазы, ирокезы на обожженных головах, синюшные татуировки, шприцы и пустые блистеры – здесь действительно был рейдерский притон. Так вот откуда Икс-Шесть вернулся такой окровавленный: с утра пораньше зачистил логово от мусора. – Это ты сделал? – удостоверилась Вивьен. – Да, мэм. – Но почему так далеко от Банкер-Хилл? Были ведь точки и ближе. – Сейчас вы сами все увидите. Кабинеты третьего этажа целиком занимали высокие ржавые клетки для животных. Судя по всему, их перевезли из цирков и зоопарков со всего Содружества, а то и сварили сами. Держали в них отнюдь не зверей – между решетками виднелись исхудавшие до костей, неподвижные тела со следами жестоких побоев: кровавые рты с обломанными зубами, сожженные дотла ступни, сливовые синяки, изогнутые под неестественными углами пальцы. Рейдеры творили на своих территориях вещи за гранью добра и зла, но такое нельзя было представить и в худших кошмарах. Судя по одежде убитых, их жертвами стали не только случайные караванщики, мусорщики или неосторожные бродяги – эти твари пытали своих же. Коридор с кабинетами закончился просторной комнатой, судя по всему, директорской. В огромной сварной клетке, в которой и яо-гай бы разместился с комфортом, стоял мужчина. Рейдер был столь высок, что едва не цеплялся коротким ирокезом за потолок. Несмотря на грозный вид и тонну железа на плечах и груди, он не пытался выбраться и даже не отреагировал на вошедших. Знакомое состояние... – Это синт? – спросила Вивьен. Икс-Шесть кивнул. – Он называл себя Судья Зеллер. Три года назад он бежал из Института при помощи «Подземки». В процессе перемены личности чип его памяти был поврежден. Такое случается, если в архитектуру чипа синта вмешиваются дилетанты. Результат еще одной такой ошибки возглавляет сейчас Либертарию. – Жестокость – побочный эффект неудачной смены памяти? – Да. Ее порождает свободная воля, которую «Подземка» навязывает сбежавшим синтам. Вивьен показалось, или в голосе охотника действительно прозвучала нотка презрения? Лицо его оставалось бесстрастным. – Так он все это натворил? – Вивьен с опаской приблизилась к клетке, стараясь не глядеть на повсюду висящие на цепях человеческие черепа и кости, на жуткие улыбающиеся рожи, нарисованные красной краской на стенах и заколоченных окнах. – Он превратил это место в подготовительную школу для рейдеров, – кивнул Икс-Шесть. – Голод. Боль. Пытки. Те, кто выживал, становились членами его банды. – Икс-Шесть, зачем Шон хотел, чтобы ты мне его показал? – Он не посвятил меня, мэм. Я лишь уполномочен рассказать вам историю этого объекта. Он также просил меня сделать еще кое-что. Охотник шагнул к клетке, и Вивьен поспешно отпрянула подальше, решив, что сейчас заключенного выпустят, но Икс-Шесть лишь четко проговорил: – Y7-32, активация. Рейдер закачался, вцепился грязной рукой в ржавую арматурину. Он поднял голову и провел пятерней по лицу, как человек, очнувшийся от дурного сна. – Вы кто такие? Я вас не звал! – рявнул Судья Зеллер. Он действительно напоминал бронированного яо-гая. – Y7-32, протокол NL-287/40, – сказал охотник и повернулся к Вив. – Спрашивайте, мэм. Теперь он не сможет вам солгать. Рейдер продолжал цепляться за прутья, но его злые глаза стали внимательными, как у слушателя интересной лекции. – Что ты сделал с теми людьми в клетках? – спросила Вив. – Я превращал их в рейдеров, – медленно, как зомби в кино, проговорил пленник. – Не таких, как это отребье с Пустошей, а настоящих. Сильных. Я ломал им зубы. Выдирал ногти. Морил голодом и подвешивал за ребра. Одни умирали. Другие становились моими верными последователями. – Достаточно, Икс-Шесть, – взмолилась Вивьен, не в силах больше слышать яд, пропитавший ржавую сталь его голоса. Охотник назвал код отзыва, и Зеллер снова беспомощно обмяк. – Ты убьешь его? – спросила Вивьен, наблюдая, как Икс-Шесть гремит ключами и отпирает клетку со зверем. Синт отворил прутья, взял главаря рейдеров за руку, как ребенка. – Вы бы этого хотели? – Я бы хотела правосудия. – Синты не нуждаются в правосудии и наказаниях. В отличие от людей, им доступно полное обнуление. Я заберу его в Институт, где ему перепрограммируют личность, и он будет послушно выполнять свое предназначение. Они уже двигались назад. Запах смерти въелся в крылья носа и больше не вызывал удушающей тошноты. – В чем же ваше предназначение? – Вивьен держалась подальше от Зеллера, словно эффект кода отзыва внезапно мог отмениться без всякой причины. Несколько секунд охотник молчал. Старые половицы скрипели под ногами идущих, серая пыль кружилась в квадратах света, проникающего в разбитые окна. – Служить Институту и его директору, – уверенно ответил Икс-Шесть. – Это главный смысл существования синта и его высшее благо. – Жаль, что люди так легко не могут найти смысл своей жизни. – Жаль, – согласился синт. – И странно. Потому что ответ очень прост. *** Доска задней стенки уличного туалета легко сдвигалась в сторону – никто так и не удосужился вбить в нее пару гвоздей. Едва стрелок вошел в отхожее место, чтобы использовать по прямому назначению, Джон выскользнул из будки охраны и тихой тенью промчался под прикрытием кустов к покосившемуся туалету. – Бу, – шикнул он сидящему над круглой дырой парню. Тот подскочил, забыв надеть штаны, совсем как брат в детстве, но завопить не успел – Хэнкок вогнал лезвие ножа ему под челюсть. Парень тихо захрипел, осел в то же положение, в каком был до встречи с клинком, и Джон осторожно прислонил его голову к стенке. Нехорошо, конечно, мочить людей в сортире, но используй козыри, пока есть. Аккуратно установив доску на место, Хэнкок подал сигнал Дансу, и тот повторил его маршрут. Вместе они подкрались к дому, прижались к зеленому сайдингу, и Джон указал на окна, мол, тебе правое, мне – левое. Бывший паладин кивнул, и они одновременно заглянули сквозь рассохшиеся рамы. Родительская кровать так и стояла прямо под подоконником. На голом матрасе навзничь лежала женщина в разорванной на груди клетчатой рубахе. Стрелок подмял ее под себя и жестко насиловал. Он так увлекся, что даже не заметил голову гуля, торчащую в оконном проеме. Несчастная уже не пыталась кричать, а лишь сдавленно сопела, пытаясь всосать хоть немного воздуха сквозь плотно сомкнутые грязные пальцы насильника. Джон едва не выругался от счастья – это не мать. И вместе с тем, от вида заплаканного лица и истерзанного в грубых руках щуплого тела, распластавшегося под мясистой тушей подонка, перед глазами запрыгали яростные красные точки. Хэнкок сунул в проем дробовик, грубо ткнул стрелку в лоб и выстрелил, не дожидаясь, пока тот поднимет взгляд. Лысая башка взорвалась, как торт, в который сунули петарду, ошметки нарисовали на стене и потолке картину, достойную галереи Пикмана. Женщина завопила во всю силу своих легких, когда здоровяк обмяк на ней, но рот ей тут же заполонила чужая кровь. Стрелок, меланхолично потягивающий пиво за столом, уткнулся в него прожженным лбом – это Дансовский «Выживший» присоединился к веселью. Спавший на кровати Джеймса темнокожий парень подскочил и сиганул через дверь с такой скоростью, словно у него горел зад. – Слыш! Куда?! – крикнул ему с террасы Патрон, но стрелок не слышал – улепетывал куда-то в камыши по колено в воде. Данс послал следом несколько красных лучей из лазерного пистолета, но броня у этих парней крепкая, армейская – так просто не пробить. В сарае активно зашевелились – наемники предпочитали бродить по Пустошам большими группами, а уж работорговцы с особо ценным товаром и подавно – А ну вышли, суки! – Патрон выглянул из-за дверного косяка и выпустил длинную очередь из штурмового карабина. Данс и Хэнкок поспешно присели на корточки, на их головы посыпалась древесная стружка. Двери сарая с треском распахнулись. – Граната! – заорал Данс. Хэнкок был занят Патроном, когда почувствовал резкий толчок в плечо. Вместе с Дансом они полетели за стену уличного туалета, прямиком в компостную яму. За спиной зубодробительно грохнуло, и без того шаткий клозет рухнул, погребая под обломками труп своего последнего посетителя. От падения грудь Хэнкока прострелила обжигающая боль, что волнами разливалась по плечам и затухала покалыванием в пальцах. Данс помог ему подняться и уже тащил за будку охраны, пригибаясь под градом свистящих над головой пуль. – Спасибо, что прикрыл, – не без удивления поблагодарил Хэнкок, когда они оказались за толстой стеной скругленной будки. Данс коротко кивнул. Крепкий, зараза, даже дыхание не сбилось. – Двое? – спросил синт. – Двое. Плюс Патрон. Его можешь подстрелить, но не убивай. Он – мой. Джон выхватил гранату, сорвал зубами чеку и отправил ее в полет в сторону сарая. Снова взрыв, кто-то закричал и витиевато выругался. Голова одного из стрелков удобно высунулась из окна дома – из-за дерева перед будкой он их не видел, но был на виду сам. Данс для верности разрядил в него целую батарею, и парень с треском ткнулся подбородком в раму. Хэнкок кинул последнюю гранату, и не дожидаясь, пока жахнет, выстрелил в убегающего от эпицентра взрыва и попал в незащищенную боевой броней икру. Стрелок рухнул, пополз назад в сарай, а его карабин остался валяться в луже. Перестрелка продолжалась бесконечно долго, но в моменте показалась одним мигом. Раненого парня добил Данс, и Патрон остался один – отстреливался из-за стены сарая, пока не кончились патроны. Это они поняли по характерному щелчку, который обломно прозвучал вместо выстрела. Из-за угла высунулась его потемневшая от крови рука и откинула карабин подальше вместо привычного «Сдаюсь!». Синт и гуль медленно приблизились, не сводя его с прицелов. Пока Данс пошел проверять периметр в поисках затаившихся противников, Хэнкок навис над Патроном, который усталым взглядом глядел в две черные дыры ружья. Он не признал в Джоне ни мэра Добрососедства, ни жалкого бродягу, а лишь своего палача. Даже когда Патрон забирал Нэнси из Добрососедства, выражение его лица не изменилось. И взгляд у него был как у старого пса. – Ваша взяла, – прохрипел он. – Чего тебе надо, гуль? – Где Марта и Патрик? – спросил Хэнкок. – Кто, мать твою? Джон пнул его носком сапога в колено. Работорговец зашипел от боли, пересекающий глаз шрам сморщился в гармошку. – Старики, которые жили здесь. Где они? – Сроду я никаких стариков не видел. Когда мы пришли, тут одни болотники жили – сам посмотри, – он небрежно кивнул головой в сторону берега. Из воды там торчали два зеленых панциря. Джон скосил глаза лишь на секунду, чтобы убедиться, и тут же вперился взглядом в работорговца. Нужно игнорировать давящий на глаза жар – уж с кем кем, а с болотниками-то его отец на раз-два справлялся. – Не веришь – можешь меня прикончить, – предложил Патрон. – Или дай уйти, в конце концов. Ну, так и будешь пялиться, как идиот? Спросить или нет? Вряд ли от любого ответа день может стать хуже. – Кому ты продал Нэнси? – решился он. На этот раз бить Патрона не пришлось – он догадался сам. Стрелок скривился в премерзкой улыбке и расслабленно привалился к стене, прекрасно зная, что его ждет. – Девчонка-гуль, прямо как ты? Только такому же уроду, хватило бы ума беспокоиться об этой малявке. – осклабился он. – Я продал ее какому-то богачу из Столичной Пустоши. Он обещал о ней позаботился. Крышек отвалил – я месяц не просыхал. Ну, он позаботился, наверное. – хмыкнул он и добавил злобно: – Или как-то в дело использовал – кто знает. Ох и вопила же она… Дослушивать Хэнкок не стал – вспомнил старое-доброе добрососедское правосудие. И ушел оставляя разорванные останки головы Патрона на прокорм гнусам и жалокрылам. В сарае обнаружились еще двое будущих рабов – подросток лет шестнадцати и его коренастый отец, которому сломали руку. Изнасилованная женщина оказалась его супругой – она беспрестанно рыдала и никак не реагировала на попытки мужа ее успокоить. Стрелки гнали эту семью от Сомервилл-Плейс на свою основную базу для перепродажи, но не успели сделать это до темноты. Все трое пребывали в таком шоке, что поспешили покинуть Непонсет как можно быстрее, оставив на прощение сбивчивые слова благодарности. Содрогаясь то ли от волнения, то ли от кусачего ветра, Джон шагнул в дом. Обои, узоры на которых превращались в диковинных зверей, когда он валялся с температурой, украшали кровавые дорожки. Мертвые тела, лежащие на родительской постели, горы мусора, застоявшийся запах пота и табака – все это шло вразрез с тем теплым уютом, что создавала в этом доме мама. Хэнкок все же закурил, игнорируя судорогу, сжавшую легкое в кулак, и закашлялся после первой же затяжки. – Их здесь нет? – непривычно тихо поинтересовался Данс. – Нет, – кивнул Хэнкок. – Ушли, наверное, или умерли. Вряд ли я теперь когда-нибудь узнаю. Бывший паладин прошелся по комнате, пустые бутылки печально перекатывались под его ногами. Он осматривал интерьер взглядом детектива, напоминая Ника в поисках очередной улики. В руках сменялись то мамина склеенная шкатулка, то отцовские очки, то деревянный болид Джеймса. Возможно, Данс искал подсказку, знак от родителей, который мог бы дать Джону надежду. Лучше бы он этого не делал: почва в сердце Хэнкока стала столь благодатной, что эта бесполезная штука с легкостью там прорастет. – Жаль, что мы их не встретили, – задумчиво пробормотал Данс. – Твои рассказы про родных, они мне… понравились. Я бы хотел с ними познакомиться. Надо же, а ведь он и правда слушал весь этот ностальгический треп. – О, ты был бы в восторге. Первые пять минут. А потом ты бы мечтал провалиться сквозь землю, – горько хохотнул Джон и устало оперся на железную спинку кровати брата. – У тебя хотя бы была семья. Данс глянул с таким осуждением, словно Хэнкок в своей жизни запорол нечто очень важное, и взгляд его ожесточился. – Эти мрази, которые меня создали, даже не удосужились внедрить мне воспоминания о родителях, братьях или сестрах. Да я даже не уверен, что из моего прошлого реально, а что нет. Думал, что Братство заменит родных и близких, но нет – теперь мне приходится их убивать. Я был никем и сейчас я тоже никто. Он растерянно опустился на кровать, вертя в пальцах колесики игрушечной машинки Джеймса, и Джон чисто на автомате предложил ему сигарету – а что еще делать, когда кому-то грустно? К его удивлению, синт ее принял и даже не отказался от огонька. Едва затянувшись он громко закашлялся, и задыхался до тех пор, пока слезы не выступили на глазах. – Что, в первый раз? – хохотнул Хэнкок. – Ничего, парень, поживешь с нами подольше, еще и не такому научишься. Он выбросил окурок в щель между половицами, не задумываясь, что будет, если загорится лежащий под ней мусор – ему и так хотелось дотла спалить эту халабуду. Боль на месте ранения стремительно разрасталась и мешала соображать нормально. – Ну и что, что эти ублюдки не закачали в тебя воспоминания о семье, – сказал он. – Все равно она была бы ненастоящей. Сделай им назло и создай свою собственную. Ну, или присоединяйся к нашей. У нас есть гуль, женщина из холодильника и безумная гладиаторша. А еще меткий снайпер, но этот, кажется, приемный, потому что я не могу вспомнить ни одного его заскока. В общем, в нашей неблагополучной семейке не хватает только синта. Режущая боль в груди стала совсем несносной, в глазах почернело, и его повело в сторону. Данс среагировал мгновенно и не дал упасть, усаживая на диван. Сам присоседился рядом. Морщась, Хэнкок отогнул край куртки – на ткани футболки расцвело внушительное красное пятно. – Швы разошлись. Говорил же – рано тебе в одиночные вылазки, – недовольно заявил Данс, преисполненный чувством собственной правоты. – Сейчас вколю стимулятор и наложу временную повязку. Ох, только не это – очередной врачеватель будет лезть к нему с повязками и антисептиком. Но выбор невелик – лучше потерпеть сейчас, чем унизительно возвращаться в Замок у Данса на закорках. Не было повода ему не доверять – наверняка во время службы в Братстве поднаторел в полевой медицине. – Так ты подумаешь над моим предложением? – Подумаю, гуль. – Заклинило тебя, что ли, с этим «гулем»? Меня зовут Хэнкок, – он подумал и добавил. – А, какого черта? Зови меня Джоном. Кофейные глаза Данса вспыхнули лишь на мгновение, а затем он смущенно отвел взгляд и полез в рюкзак за бинтами и стимпаком. – Ладно, Джон. Я вроде тебе анекдот задолжал, – заявил синт, отвлекая его от боли, словно малого ребенка. – Я вспомнил один. – Самое время! И почему другие до этого не додумались? Вечно штопают с такими мрачными лицами, словно я сейчас откину копыта. Бесит неимоверно. – Ну, тогда слушай, – сказал Данс. – Старейшина говорит скриптору: «Скриптор! Хотите получить проктора?». Тот отвечает: «Конечно, хочу!». А старейшина ему: «Вот адрес, поедете и заберете проктора Тигана из вытрезвителя». И Джон расхохотался. Сквозь рези в груди, сквозь слезы от сигаретного дыма и того факта, что тень его детства сдул с дороги радиоактивный ветер. И дело было вовсе не в странном солдатском юморе, для понимания которого надо оттарабанить под пятой у Братства несколько лет. Просто он осознал, что зря пришел сюда: у него уже новая семья. Похожая на него не по крови, а по духу. И кажется, она только что пополнилась. – Это самая несмешная шутка, которую я когда-либо слышал, Данс, – честно признался Хэнкок. *** Икс-Шесть вернулся через час. Материализовался из той же точки, в которой исчез вместе с Кесслер и Судьей Зеллером. Вивьен он с собой не взял, заставив сидеть на месте бойни и ждать его, как привязанную к столбу собаку. Выжившая скоротала ожидание, гоняя в голове мысли о том, что сейчас будет с настоящим мэром Банкер-Хилл и что творится в самом городе. Помимо привычного черного плаща в нем что-то изменилось. Вивьен сразу почувствовала эти перемены, и в желудке будто закопошился лапками мелкий грызун. Злость – не та эмоция, которую жаждешь увидеть у охотника. – Когда вы это провернули? – в тихой ярости спросил синт, нависая над Выжившей. – В баре? Лгать нет смысла, да и хватит на сегодня вреда от нагромождений вранья. – Да. Она решила, что он ее ударит, а еще вероятнее, убьет. Можно попробовать бороться, как и всегда, но один охотник что небольшая армия – нет смысла пытаться. С чипом Z2-47 ей тогда просто повезло – тот был сильно ранен в перестрелке со Стрелками, но даже в своем состоянии едва не угробил ее и Ника. Но институтский карабин X6-88 оставался висеть на поясе, а на лице не дрогнул ни один мускул. Лишь на секунду он позволил себе отпустить контроль, но теперь ничем не отличался от бесстрастного убийцы, ушедшего в телепорт час назад. – Что ты со мной сделаешь? – спросила Вивьен без особой надежды на ответ. Ответ был. – Если бы я имел волю, я бы вас убил, мэм, – самым вежливым из всех тонов сказал Икс-Шесть. – К счастью для вас, у меня ее нет. Идемте. Вас ждет Отец. Он не дал ей подготовиться – просто грубо схватил за руку и телепортировал. Вивьен опасалась увидеть какой-нибудь аналог институтской тюрьмы или допросную с высокотехнологичными инструментами для воздействия третьей степени, но на выходе ее ждало иное. Высота. Кусачий ветер. Панорама огромного, скелетированного высотками города. И серое небо, нависающее над головой, словно брюхо дохлого кита. – Подойди, мама. Ошалев от простора вокруг, Вивьен не сразу заметила Шона. Только теперь она поняла, что они находятся в Кембридже – на обширной крыше полуразрушенного здания. Судя по всему, Икс-Шесть привел ее к предку подземной альма-матер – Массачусетскому технологическому институту. Охотник остался за спиной. Отец и его идеальное творение – два чудовища, а у Вивьен нет даже утлого «Арго», чтобы убраться отсюда подальше. Она выбрала одно из чудовищ и пошла. Ржавые листы металлической кровли грустно похрустывали под подошвами. – Здравствуй, Шон. Он сидел в инвалидном кресле и с любопытством натуралиста смотрел на город, сжимая в руках бинокль. Белоснежный институтский халат так выделялся на фоне грязных кирпичных стен, что будто светился изнутри. – Здесь все еще хуже, чем я думал, – мрачно изрек Отец, не повернув головы. – Содружество… мертво. Будущее – не за его жителями, а под землей. Я всегда это знал, а теперь убедился воочию. – Здесь бывает весело, если у тебя есть дробовик, – нервно ляпнула Вивьен прежде, чем прикусила язык, но добавила уже серьезнее: – Все не так плохо. За двести одиннадцать лет человечество не вымерло и сейчас как-то справляется. Он лишь снисходительно фыркнул. – Как? Копаясь в этой помойке? Убивая за кусок хлеба? Должно быть, про хлеб Шон прочел в какой-нибудь книге, потому что Выжившая отродясь не видала в Содружестве даже заплесневелого ломтика. – Оказавшись здесь, я понял, что Институт не похитил меня – он меня спас, – подытожил Шон. Статуя тройной лжи, которую Вивьен себе поставила в поисках Шона и так-то растрескалась до основания, а после этих слов и вовсе рухнула с пьедестала. Отчего-то это больше не ранило. Если он думал, что ей будет что на это возразить, он зря затягивал паузу в ожидании ее ответа. – Зачем ты вообще поднялся? – Любопытство, – сказал Шон. – И тоска в твоих глазах, когда вчера я попросил тебя остаться в Институте. Я думал, ты рвешься к чему-то важному, чему-то стоящему, но это ведь не так. Поэтому я не понимаю твою тягу к этому уродству. – Уродство перестает быть таковым, если ты его любишь, – пожала плечами Вивьен. Теперь уже Шону нечего было возразить. На огромной крыше стало тесно, как в набитом толпой концертном зале. Пусть обесценивает – все равно ему никогда не понять. Вивьен давно залечила свое разбитое сердце и приняла тот факт, что ближе, чем в день их первой встречи, когда мать на эмоциях бросилась в холодные объятия сына, им уже не стать. Шон слегка катнул колеса инвалидного кресла в направлении края. – Ты скомпрометировала нашу операцию, мама. Пожалуй лазерный заряд из карабина Икс-Шесть с такого близкого расстояния превратит ее в кучку пепла, которую тут же сдует с крыши осенний ветер. – Я не обвиняю тебя в предательстве, – продолжил Шон, – лишь в непрофессионализме. Ты рисковала все провалить ради кучки вредителей? – Эти люди помогали мне найти найти тебя, и я всего лишь вернула долг. – Даже если это шло вразрез с моими интересами? «Будь смелой, Вивьен Остин» – Да. В твоих интересах держать рабов, Шон. Живое существо не может никому принадлежать. Раздражительность Шона выдали пальцы, слишком сильно сжавшие рукава, когда он их поправлял. – Скажи это собакам на поводках и людям, чья свобода заключена в контрактах, подписанных их же рукой, – сказал он. – И все же, вопреки всему я стараюсь оставаться человеком и не могу быть равнодушной, когда у меня есть шанс спасти невиновных. – Невиновных, – повторил Шон и перевел взгляд с грибовидной макушки «Масс-Фьюжен» на коротенький карандаш Банкер-Хилла. – Твоя так называемая «человечность» им дорого обошлась. Вивьен проследила в направлении его взгляда, и тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Чужеродность Шона в декорациях разрушенного Кембриджа заставляла смотреть только на него, поэтому лишь теперь она заметила, как сливаясь с небом, над городком поднимается рассеянный дым. – Если бы ты не вмешалась, беглые синты вернулись бы в Институт и всего лишь получили бы новые личности. Потери от столкновения еще не подсчитаны, но они есть. Возможно, это синты, которых ты хотела «спасти» или твои друзья из «Подземки». Или мирные жители. Воображение высветило картинку: кровь размывает на белом граните нарисованного кота, синяя краска смешивается с красной. Вив попыталась сглотнуть, и горло сжал болезненный спазм. – Я думал, ты станешь моим соратником и коллегой, – вздохнул Отец, массируя кончиками пальцев седые виски. – Но очевидно, тебе все это не нужно. – Жаль тебя разочаровывать, Шон, – холодно сказала Вивьен. Последняя ложь на сегодня. Из синих глаз Шона будто посыпалась ледяная крошка. Он опустил голову, плотно сжал губы и как-то весь ссутулился, позволяя ветру проникать под воротник его халата. Когда он заговорил, голос его стал острее скальпеля. – Я даже рад, что игры в дочки-матери кончились, потому что теперь я могу работать с тобой без оглядки на нашу родственную связь, – сказал он. – Несмотря на все осложнения, задание было выполнено. Замена прошла успешно, и вскоре Кесслер вернется и наведет в городе порядок. Однако выплатить твой гонорар я тебе не смогу. Придется сделать для меня еще кое-что. Вивьен показалась, что на резце треснула коронка – так сильно она стиснула зубы. Шон действительно подсадил ее на иглу, как наркомана, и наказывал за провинность, лишая дозы. Она уже почти ненавидела его – человека, которого раньше так отчаянно хотела найти. – Я не Келлог, – заявила она, выслушав очередное задание Шона. Отец улыбнулся, и не было ничего страшнее этой улыбки. – Да, но тем хуже для тебя. Келлог мог отказаться, потому что ему нечего было терять. Ты же отказаться не можешь. Икс-Шесть бесшумно приблизился к ним. Шон тяжело встал с инвалидного кресла, оперся на крепкое синтовское плечо. – С годовщиной в Содружестве, мама, – цинично бросил Шон, не глядя ей в глаза, и оба растворились в ослепительной телепортационной вспышке, оставляя Вивьен в полном замешательстве и без малейшего понятия, как спуститься с этой чертовой крыши.