Конец света – веселись!

Поминали Астру по-добрососедски – мало слов, много бухла. Ничего удивительного, что спустя час это мероприятие превратилось в довольно безрадостную пьянку – вот только музыка в стареньком довоенном автомате играла все громче, а на лицах все чаще стали появляться улыбки. Не то чтобы Хэнкок все это осуждал – просто Астра заслуживала хоть чьих-нибудь слез, но ни у кого их не было, включая его самого. Чем больше алкоголя выливалось из бутылок, тем быстрее присутствующие забывали, зачем они собрались в «Скамье запасных». Слишком скоро мертвые уходили в забвение у живых: Ник, Фаренгейт, Астра… По выражению лица Вивьен Джон сделал вывод, что она разделяет его позицию. Напряженная и мрачная, Выжившая о чем-то тихо беседовала с Хэйлин, которая попутно возилась с черным ящиком, выловленным Хэнкоком из залива Плеже. Обе иногда поглядывали на Данса. Тот избегал алкоголя и стоял у входа на манер вышибалы, прямой, как игла. Самым счастливым во всем заведении оставался вернувшийся в компанию Псина: он путался под ногами и вовсю использовал обаяние своих щенячьих глаз, чтобы выпрашивать у посетителей закуску. Шерсть на его боку закрыла выжженную турелью карту довоенной Америки. Какая-то незнакомка за спиной Джона рассказывала Маккриди и Кейт про Астру в молодости, а те, вопреки своим дурным характерам, отчего-то ее не посылали. Не слушать бы, да слишком близко – слова сами лезут в уши. Он и без этого знал, какой была Астра: красивой и избалованной бунтаркой, нарушающей навязанные ей правила. Такой же, как он. Это произошло здесь, в «Скамье запасных», куда молодой Макдонах ежедневно вкатывался с новой девушкой, вцепившейся в его руку, как сокол. Он заметил ее и с первого взгляда решил сделать своей. Теперь красный барный стул рядом с ним пустовал. – Добавки, мистер Хэнкок? – Ева не стала ждать его ответа и щедро плеснула в его стопку фирменный бобровский самогон. – Понимаю, что вы скорбите о погибшей подруге, но не лучше ли присоединиться к остальным? Мама говорит, что с друзьями все плохое переживается легче. Хэнкок опрокинул в себя вязкое содержимое стопки и даже не поморщился. Женевьева тут же вновь наполнила пустую тару бражкой, а его уши – пустым трепом. С грацией нетрезвого брамина она крутилась за барной стойкой и ни на секунду не переставала болтать, раздражая барабанные перепонки единственного слушателя своим высоким, писклявым голоском. Джон к этому привык и реагировал лишь только когда та предлагала ему выпивку. – Я думал, что после истории с миной ты и носа не покажешь из Убежища, – заметил Хэнкок, решив все-таки удостоить Еву своим вниманием – уж очень бедняжка старалась его привлечь. – Я тоже так думала, – девушка оживилась еще больше, хотя, казалось бы, куда еще-то. – Но потом Вивьен пришла к нам и попросила у смотрительницы перепрограммировать Пип-Бой, а взамен отдала нам свой дом в Даймонд-Сити. Миссис Макнамара решила, что если мы откроем здесь свое представительство, нам будет проще торговать с жителями Содружества. Я напросилась идти вместе с делегацией. Мама была против, конечно же. Боялась, что я опять на мину наступлю или вроде того, но я ее убедила, что уже взрослая и сама могу решать, как мне жить. – И обменяла мягкую кроватку в Убежище на барную стойку? – с сомнением уточнил Джон, и девушка расплылась в улыбке, сверкая на него своими огромными голубыми глазами – они у нее были как две дырки в голове, сквозь которые видно небо. – Сама удивляюсь, что решилась, мистер Хэнкок, правда! – Ева эмоционально махнула бутылкой, и мутная жидкость из горлышка брызнула Джону на рукав. – Но мне здесь очень нравится, да и платят господа Бобровы очень хорошо. Дома мне говорили, что я слишком много болтаю, но здесь меня все слушают: им так интересно узнать про Убежище, а про мину, от которой вы меня спасли, я постоянно всем рассказываю – у клиентов это любимая история, – она жадно глотнула воздуха и выпалила: – Я хочу еще раз вам спасибо за это сказать. Если бы не вы, разорвало бы меня на кусочки. Но я выжила и нашла свое призвание! – Пойди, передохни, дорогуша. Бывшему и будущему мэру надо перекинуться парой словечек, – весело предложил ей Вадим, толкая бедром дверцу бара. Между пальцев у него звенели пустые бутылки всевозможных форм и размеров. Женевьева мгновенно переключилась на него. – О, я так рада, что вы станете мэром, босс! Ну, то есть, вам еще нужно убедить в этом остальных, но я точно на вашей стороне, честно-честно! – затараторила Ева, глядя на младшего Боброва такими глазами, словно тот какая-то рок-звезда местного пошиба. Она даже подпрыгивала от восторга, отчего кончики ее длинных волос погрузились в ряды пустых стаканов под столешницей. – Да-да, – поторопил Вадим, мягко подталкивая таратору к дверце. – А теперь беги, пообщайся с друзьями. Довольная Ева побежала к Вивьен и Хэйлин, обходя Кейт по безопасной траектории. Джон демонстративно выдохнул с облегчением и подтянул оставленную девушкой бутылку поближе к себе. – И как ты решился нанять эту трещетку? – спросил он у Вадима, который вооружился тряпкой и бодро протирал брызги, разлитые неловкой Евой по барной стойке. – Шутишь? – удивился тот. – Да она ж мой лучший работник! Скарлетт мне истерику устроила, мол, семейная жизнь у нее теперь, и отказалась работать двенадцатичасовую смену. И тут появляется Ева – она работу искала и нас с Ефимом просто спасла. Девица определенно знает, как заболтать клиентов так, чтобы те рот открывали от удивления – успевай только напитки туда вливать. Хэнкок хмыкнул, все еще не веря, что нелепая девчонка, которая едва не отправила его кормить болотников на дно реки Эверетт, нашла себя среди липких алкогольных пятен и пьяных рож. – Слушай, братан, ты вообще как? – участливо поинтересовался Вадим, когда Хэнкок выпил еще одну порцию бражки с таким бесстрастным лицом, словно то была вода. Теперь подруга Астры рассказывала, как они учились с ней в школе и подсыпали мистеру Цвикки соль в кофе. Джон слегка обернулся и оценил довоенный брючный костюм в клеточку, который могли себе позволить только жители верхних трибун. Наверняка она тоже отвернулась от Астры, когда та пришла просить помощи с ребенком под сердцем. Все они бросили ее, включая самого Хэнкока, который был полон жестокости и еще не стряхнул с себя адреналин только что отгремевшей войны с Виком. Но она выстояла, сама себя спасла и много лет избегала проклятия младшего Макдонаха, пока тот сам не явился на ее порог. Оказалось, что проклятие это семейное, и бояться надо было старшего. – Сам знаешь как, – буркнул он, отвернувшись. Вадим понимающе кивнул, не давая пустой стопке Джона высохнуть. Не хотелось обсуждать случившееся с ним, да и ни с кем не хотелось, кроме Вивьен. Однако, когда вчера она пришла к нему на трибуны, Джону не удалось выдавить ни слова. Он глянул на Выжившую. Та ответила ему угнетенным взглядом, не разрывая зрительный контакт, пока он не сделал это первым – «я не отвернусь от тебя». Ее вчерашний монолог до сих пор звучал в голове, словно запись, поставленная на повтор. Он слушал ее искренние, пропитанные нежностью слова, и сердце его росло, как сказочное чудовище. «Я этого не заслуживаю», – ответил он спустя вечность. «Заслуживаешь», – возразила Вивьен, и Джон осознал, что насколько сильно и непреодолимо он не любил еще никого и никогда. И почти так же он при этом ненавидел себя и свою броню, что теперь только мешала, но прикипела так крепко, что не желала сниматься. Ева уболтала компанию неплохо одетых девушек за дальним столиком раскошелиться на бутылку недешевого белого вина, и младший Бобров восхищенно хлопнул в ладоши. – Женюсь на ней! Женатый мэр – это же солидно, – твердо заявил он и обеспокоенно забарабанил пальцами по столешнице, вспомнив, зачем пришел к Джону. – Кстати, про мэрство это. Я вот чего спросить-то хотел, братан. Ты точно уверен, что я должен им стать? Делец-то я хороший, базару ноль, но чтобы целым городом управлять – тут у меня большие сомнения. – Заставил Трэвиса стать увереннее, а в себя не веришь? – укорил Хэнкок. – Слушай, Макдонах так цеплялся за власть, но совсем не думал о Даймонд-Сити. Этому городу нужен человек из народа и для народа. Когда тостеры обложили Бостон, только твоя контрабанда позволяла всему тут оставаться на плаву. Лишь вы с братом заботились о его жителях и даже умудрились помочь Вивьен и моим людям. Поэтому, я повторюсь – я не вижу кандидата лучше. Вадим выудил вторую стопку и тоже плеснул себе бражки. Залпом осушил, скривился и закусил четвертинкой печеной тошки. – Почему я, а не Ефим, например? – Твой брат осторожный скептик. Ты же – воодушевленный мечтатель. Глаз у меня наметан – я вижу, что ты «свой парень», и люди тебя поддержат. В ответ на это заявление Бобров польщенно ухмыльнулся и заскрипел тряпкой в бокале для виски, придирчиво рассматривая на свету его стеклянные грани. – Это будет непростой задачкой, – заметил он тем же сомневающимся тоном, что и Ефим во время прошлого разговора. – Поле-то, может, за меня и пойдет, но высокое общество явно не захочет видеть в мэрском кресле бывшего мусорщика и хозяина самого кутежного в городе кабака. Словно в подтверждение его слов перепивший Брюс запутался в собственных ногах и полетел на пол, утягивая за собой другого пьяного посетителя. – Да уж, – поморщился Хэнкок, наблюдая, как два тела барахтаются на ковре перед музыкальным автоматом. – Но не забывай, что у тебя будет моя команда. Нам приходилось иметь дело с рейдерами, гигантскими монстрами, супермутантами и даже Братством Стали. С кучкой эстетов в узких пиджачках мы точно как-нибудь справимся. Хозяин заведения все еще не верил в успех грядущей политической кампании, но смотрел явно с уважением – он наслушался рассказов о приключениях добрососедской шпаны и восхищался кучкой оборванцев, которые все Содружество смогли поставить на уши. Джону же не терпелось начать работать – это отвлечет его от собственного внутреннего мира, в котором сейчас творился личный апокалипсис. – С таким настроем впору тебе самому податься в мэры, – предложил Вадим, но Хэнкок покачал головой. – Я через это проходил – былое, – улыбнулся он и снова глянул на Вив. – Есть много того, что стало для меня важнее власти. – Тогда не пойму, зачем тебе-то все это нужно? – Самая интересная игра – это та, которую ведешь из тени, – уклончиво ответил он. Собеседник сощурился, уличив его в недосказанности и наверняка гадая, какую аферу задумал этот сумасшедший гуль в треуголке, но спрашивать не стал. – Сестричка, выпьешь с нами? – ободряюще предложил Вадим подошедшей к стойке Вивьен. Она выглядела бледной и осунувшейся: два часа сна – вот и весь отдых, что у нее был. Вчера она выплакала все глаза и заснула, пригревшись у Джона под боком, а он не решался ее будить: смотрел на тревожное подрагивание сомкнутых ресниц, слушал размеренное дыхание и наслаждался близостью теплого тела и запахом шампуня, едва уловимо исходящего от ее волос. – Джон, можно тебя на минутку? – тихо попросила она. Тот кивнул, слез с барного стула, и его пьяно качнуло. Пришлось даже уцепиться за стойку – коварная бобровская бражка подействовала на него куда сильнее, чем казалось в сидячем положении. Пошатываясь, он вышел следом за Вивьен в коридор, и музыка и голоса стихли, оставшись за стеной. Выжившая свернула в один из номеров. Робот-помощник давно не навещал это место: пыль на комоде и тумбочках лежала уверенно, не боясь, что ее кто-нибудь потревожит. Если верить Маккриди, именно здесь был зачат их будущий с Кейт ребенок. В пьяную голову закралась дурацкая мысль пошутить об этом, но Хэнкок вовремя себя одернул – вряд ли их отношения с Вив готовы к такому юмору. Она пропустила его внутрь, закрыла за собой дверь, и их обступила тишина, густая от темноты, разгоняемой лишь скупым светом прикроватной лампы. Вив забавно качнулась с носков на пятки и помусолила рукава кожанки, как всегда делала, когда ей становилось неловко. – Ты снова в красном сюртуке? – спросила она, будто только сейчас это заметила. – Этот прикид лучше всего подходит для политических переворотов, не находишь? – хмыкнул он, привычно прикладывая два пальца к треуголке. Она смущенно улыбнулась и стянула с рассохшегося комода оставленную кем-то пустую сигаретную пачку, чтобы хоть чем-то занять руки. Вив словно заново училась смотреть ему в глаза – взгляд убегал, будто Хэнкок мог прочитать в нем что-то, не предназначавшееся ему в статусе бывшего. – Так о чем ты хотела потолковать, Вив? – напомнил он, помогая ей преодолеть нерешительность. Вивьен выронила пачку, подняла и провернула ее в пальцах. Он не торопил – ждал, пока она соберется с духом. – Мне нужно вернуться в Институт, – наконец изрекла Выжившая, глядя куда угодно, но не на Джона. Не зря она тянула – ее заявление стало для Джона новостью самого неприятного рода. – Решила последовать моему совету? – холодно поинтересовался Хэнкок, скрещивая на груди руки. Леденящие душу синие глаза сверкнули на него так, будто он сказал что-то обидное. – Не в этом дело, – возразила Вив. – Я хочу увидеть Шона. Не того, который мой сын, а маленького. Она замолчала, но Хэнкок не реагировал, ожидая дальнейших объяснений. Впервые увидев мальчишку, он заметил, как Вивьен смотрит на него. Вряд ли с материнской любовью, но и равнодушной назвать ее было сложно. Уже тогда Джон понял, что этот ребенок будет проблемой – так и оказалось. – Не думаю, что мое юридическое образование окажется полезным в постапокалиптических политических делах, – нервно хохотнула она, меряя шагами комнату, и тут же посерьезнела снова. – Раз помочь я не могу, то хочу воспользоваться свободным временем и разобраться. – Разобраться в чем? – В себе, – отрывисто бросила Вивьен, а ее тень послушно бегала за ней, такая же растревоженная, как и хозяйка. – Кроме маленького Шона в Институте есть еще и большой, – строго напомнил Джон. – Вряд ли Отцу понравилось, что ты помогла Макдонаху уйти в отставку. Кто знает, как он накажет тебя за это? Резким движением Вивьен отправила сигаретную пачку на кровать. Пестрый от застарелых пятен ворсистый ковер заглушал ее топот, но он все равно раздражал. – Шон не причинит мне вреда. Она сама-то хоть слышит, как наивно это звучит? – Твой сын – жестокий манипулятор. Он будто казино: сколько с ним не играй – он всегда будет в выигрыше. Сейчас мы впереди, а ты даешь ему шанс отыграться? – Мне все равно! Мои отношения с сыном – мое дело! – рявнула она, будто отрезая все пути для нападения, но Джон упорно искал новые. Видя как она распаляется, Хэнкок зеркально распалялся сам. Он и забыл, какой упрямой бывает Вивьен на пути к своей цели, но и сам был из таких. И когда они в чем-то не соглашались, эта схожесть их характеров жестко сталкивала их, испепеляла. – Ты рехнулась? Сама лезешь в пасть к Когтю Смерти! Не осознаешь, как это опасно после всего, что мы тут наворотили!? Кричать Джон не любил: хрип пораженных радиацией голосовых связок на повышенных тонах превращался в звериное рычание, пугающее даже его самого. – Я должна, понимаешь? Мне кажется, что если я снова увижу этого мальчика, пообщаюсь с ним и узнаю его лучше, я пойму, стоит ли он… Она вдруг замолчала. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы взвести внутренний курок его гнева до предела. – Стоит ли он нашего расставания, – закончил за нее Хэнкок и сделал к ней шаг, заставляя замереть и ее, и тень. Вив подняла на него глаза – самый живой взгляд за последние дни. – Да! – выкрикнула она ему в лицо и поспешно прижала ладонь к пересохшим губам. Стало так тихо, что отголоски музыки из основного зала просочились в щель под дверью. В глазах Вив стояли слезы, и лишь этого хватило, чтобы пожар бунта в груди Джона с шипением потух. Расстаться с химией было куда проще, можно сказать, он этого даже не заметил. С Вивьен все оказалось иначе: она еще не ушла, а его уже ломало, как и всю минувшую неделю. Ломало без ее губ, без прикосновений к нежной коже, без черных прядей коротких волос, струящихся между его пальцев. Многое в своей жизни Хэнкок заменил наркотиками, но в случае с Вивьен не стоило и пытаться – он нуждался в ней больше, чем в любом из препаратов. Стоит так близко, а в крови слишком много алкоголя, чтобы сопротивляться этой тяге и избежать химической реакции, что сносила мир Джона к чертям, когда он оказывался рядом с этой женщиной. Он шагнул еще ближе, осторожно взял ее лицо в свои руки и медленно провел кончиком большого пальца по неровной линии шрама под ее правым глазом. Она не отшатнулась, но будто окаменела, словно за лаской должен последовать удар. – Вив, я с ума сойду, если в Институте с тобой что-нибудь случится, – голос дрогнул от отчаяния. Плевать на этого искусственного ребенка, даже если это окончательно убедит Выжившую в правильности принятого решения – куда страшнее циничный и явно сумасшедший Отец. Он заменяет людей на синтов, превращает их в супермутантов и каждое событие обращает себе на пользу, так почему родная мать должна стать на для него исключением? Ярость Вивьен схлынула так же быстро, как и появилась. Тихо простонав, она вдруг расслабилась и уязвимо прижалась щекой к ладони Джона, блаженно прикрыв веки, словно дикая кошка, впервые доверившаяся человеческой ласке. Они оба замерли, а их тени на ковре слились в одну и обнялись испуге от того, что их обладатели способны орать друг на друга. – Позволь хотя бы пойти с тобой, – попросил он, смиренно переходя от гнева к торгу. – Вызови своего Икс-Шестого, пусть поработает извозчиком. Тогда, на монорельсе, он обещал пойти за ней куда угодно, если это сделает ее счастливой. Вив накрыла его руку холодной ладонью и покачала головой, словно напоминая, что его и ее счастье развел по разным железнодорожным путям стрелочный перевод. Веки ее распахнулись – пронизывающая, ярко-синяя вспышка. – Ты нужен здесь. Ты всегда нужен здесь, а я… Что ж, у меня свой путь, – мягко шепнула она и усмехнулась, как бы иронизируя над собой. – Я же, как обычно, ищу сына. Осталось только определить, какого. Она отступила, и в руке образовалась холодная пустота. Джон больше ее не останавливал. – Вивьен… Ее ответный взгляд на секунду стал очень теплым. – Знаю, Джон. Я тоже, – перебила она и подняла левую руку с Пип-Боем. – Я вернусь к тебе. Обещаю. Трещины в потолке, запыленные картины и ошметки обоев выбелил неестественно яркий свет – Вивьен исчезла в ослепительной телепортационной вспышке. *** Музыка в зале резко оборвалась, и помещение заполнили возбужденные голоса. Обуреваемый нехорошим предчувствием, Хэнкок покинул комнату, где все еще пахло озоном телепортации, и поспешил присоединиться к остальным. Заваленный пустыми бутылками и скорлупками от орешков стол разделял Вадима Боброва и Энн Кодман, которые самозабвенно кричали друг на друга и никого больше не замечали. За спиной у Вадима возвышался его брат, а у ног глухо ворчал Псина. Тыл Кодман прикрывал ее супруг Кларенс – седой и стремительно лысеющий мужчина с глазами бассета и непроходящей меланхолией на лице. Другие члены городского совета в своих дорогих шмотках выделялись среди засаленных и штопаных курток остальных посетителей «Скамьи запасных», как жемчужины в куче гороха. – Что вы себе позволяете, Бобров! – кричала Энн и так горячилась, что черная траурная шляпка сбилась и почти наезжала ей на глаз. – Согласно городскому Уставу, мэра Даймонд-Сити утверждает совет! Вы не вправе претендовать на эту должность! – Так измените Устав – делов-то! – парировал младший Бобров. – Если мэр правит всем городом, а не только верхними трибунами, то весь город и должен выбирать себе мэра. Разве это не справедливо? – Позволить голодранцам и пьяницам выбрать головореза, чтобы он за неделю разобрал Зеленую Стену по кусочкам? Только через мой труп! В виде трупа Кодман понравилась бы Джону куда больше, но все же не стоило бросаться такими выражениями в вооруженной и наэлектризованной толпе – кто-то вполне мог воспринять это буквально. – Эй-эй, тайм-аут! – Хэнкок прорвался сквозь стену зевак, образовавших вокруг Кодман и Боброва своеобразную арену, и присоединился к последнему. – Чего у вас тут происходит? Энн смерила его уничижительным взглядом, как если бы Джона вырвало на ее безупречное черное пальто с блестящими, позолоченными пуговицами. Впрочем, от вида ее высокомерно вздернутого носа Хэнкок был недалек от этого. – Уважаемый городской совет прознал, что я собираюсь баллотироваться, – сказал Вадим, ставя ноги на ширину плеч и выпячивая грудь. – И, кажется, он возражает. – Возражаю? – взвилась Кодман. – Это запрещает Устав! – Как уже высказался мой друг, его можно изменить, – беспечно пожал плечами Хэнкок. – Мы в Добрососедстве делали это каждую неделю. В этот раз он удостоился более пристального внимания. Кларенс придвинулся к жене поближе, чтобы уравнять силы: теперь на «арене» они стояли двое надвое. – Мистер Хэнкок, а вам не кажется, что вы уже достаточно натворили здесь бед? – сощурилась Энн. – Не знаю, как было в вашем варварском Добрососедстве, которое, к слову, и было уничтожено именно из-за царящей там анархии, но в нашем цивилизованном городе вы должны сидеть в тюрьме за убийство. – Это была самозащита, – холодно обронил Джон. – И разве в вашем «цивилизованном городе» преступление против синта приравнивается к преступлению против человека? Кларенс тоже пристально разглядывал его, но не узнавал в нем красивого юношу, что ухлестывал за его дочкой с риском получить дробью в пятую точку. Для них обоих он был просто наглым гулем, посмевшим нарушить гармонию их уютного мирка. Энн издала булькающий звук, будто подавилась слюной – скорее всего ее подташнивало от устойчивого запаха немытых тел и перегара дешевого алкоголя. Ответить на вопрос Джона она не смогла, да и не посмела: для многих людей с поля Хэнкок уже успел прослыть героем, который уничтожил синта, и плевать они хотели, что тот был мэром, а его убийца – гулем. Мысленно пролистав странички пресловутого Устава, Кодман победно хохотнула, найдя там новый спасительный запрет. – В любом случае, гулям нельзя находиться в Даймонд-Сити, – она обвила рукой других безносых, изувеченных людей, смешавшихся с гладкожими, и сузила змеиные глаза до размеров щелочек. Так делала и Астра, если ее как следует рассердить. – Эту ересь придумал Макдонах, – вставил Вадим. – Будете и дальше следовать правилам синта, как стадо толсторогов? – Уходите по-хорошему, – включился Кларенс, пытаясь придать своему тихому, безэмоциональному голосу хотя бы намек на грозность. – Иначе мы будем вынуждены позвать охрану. Вадим громоподобно расхохотался, ставя ногу на свободный табурет и опираясь локтем на колено. – А она уже здесь. Он кивнул на высокого охранника в гражданском, сидящего на месте Джона в баре. Того звали Митч, он заведовал всеми вертухаями Даймонд-Сити, и конечно, был знаком с Астрой и братьями Бобровыми. Охрана крайне негативно отнеслась к убийству человека синтом, а в том, что так случилось, обвиняла городской совет, допустивший последнего к власти. – Мэтт, чего вы расселись? – возмутился Кларенс. – Разгоните эту вечеринку немедленно, и я повышу ваше жалованье на двадцать процентов! Охранник в ответ на это заманчивое предложение лишь покачал в кулаке полупустую пивную бутылку. Наивность Кодманов забавляла: вечно сидя наверху, они и не подозревали, как на самом деле работают связи на поле, и как быстро меняется там погода. – Во-первых, я Митч. А во-вторых, Вадим прав, мистер Кодман, – спокойно пробасил он. – В прошлый раз городской совет отдал город в руки институтскому шпиону. Вряд ли вы сделали это нарочно, но больше такое повториться не должно, поэтому охрана поддерживает народное голосование. Чета Кодманов разом отшатнулась, опешив от такого вопиющего неподчинения. Охрана Даймонд-Сити составляла чуть ли не половину населения города, и в арсенале у нее были не только битки и резиновые дубинки. Совет щедро оплачивал ее труд, но бывают ситуации, которые не исправят никакие крышки. – Вы – просто отребье, пытающееся захватить город силой! – влез старший Латимер сверкая такими же как у Дикона темными очками. – Кто бы говорил, Малькольм, – съязвил Джон, узнав его. – Как живется без Маровски? Легче спится по ночам, когда он перестал посылать к тебе своих головорезов из-за того склада? Мужчина фыркнул и отряхнул лацканы своего черного пиджака, будто сам разговор с Хэнкоком испачкал их, но вмешиваться больше не стал, опасаясь, как бы перед советом не вскрылась его теневая деятельность. – Вот как всё будет, – заявил Джон, когда присутствие начальника охраны поумерило пыл Кодманов и наконец-то заставило их заткнуться. – Вчера в этом городе пролилась кровь, и никто из нас не хочет, чтобы это повторилось. Но, как вы могли убедиться, мы это можем. Вы уже слышали, что люди на поле вовсю толкуют о выборах. Дикон, весьма довольный собой, скрестил руки на груди и оперся на музыкальный автомат, перекатывая зубочистку одного уголка губ в другой. Все утро он провел на улицах, по горячим следам распространяя слухи о кандидатуре Боброва, и применил все свое дьявольское обаяние, сея в народе демократические настроения. – Если отказать людям в их праве на честные выборы, они обидятся, – продолжал Хэнкок. – Уже завтра вы получите протесты, закрытые магазины, мародерство и погромы. Хватит и одной непотушенной сигареты, чтобы устроить большой пожар. Осмелев, Энн приблизилась к Джону, и преодолевая брезгливость, заглянула ему в глаза. Выражение узнавания все отчетливее проявлялось на ее остром лице, еще сохранившем остатки былой красоты. – Вы нам угрожаете, мистер Хэнкок? – прошипела она тихо. Джон поднял руки в примирительном жесте. – Дайте нам то, что мы хотим, и эта беседа останется лишь философским трепом, – невозмутимо заявил он. Лицо Кодман от скул до крыльев носа пошло красными пятнами. Она обернулась на мужа, на Малькольма и его сына Нельсона, на Генри Кука и старую Юстас Хоторн, от которой за три метра несло кошачьей мочой. Никто из них ничего не подсказал, предоставляя ей право принять решение. Очевидно, что Кодман так злилась не из-за присутствия гулей или решения Вадима избираться – власть над Даймонд-Сити пытались забрать лично у нее. – Ладно, – прорычала она. – Будут вам выборы. Но я тоже выдвигаю свою кандидатуру. Это право есть у всех налогоплательщиков, имеющих недвижимость в Даймонд-Сити. Хэнкок в ответ на это улыбнулся так, что всем присутствующим в баре стало неуютно. – Да здравствует старая-добрая американская демократия! – провозгласил он. Члены городского совета поспешили покинуть злачное местечко, пока пыль и алкогольные миазмы окончательно не въелись в их чистые костюмчики, но Энн медлила. Уже у самого выхода она повернулась и воззрилась на Джона так, что он понял – она знает. – Кто вы, мистер Хэнкок? – спросила она. – Кто вы на самом деле? Полы красного сюртука еще окрашивала кровь Астры – напоминание о цене за принятые решения, которое он все не решался отстирать. Хэнкок снял треуголку отставил одну ногу назад и поклонился, имитируя древний этикет с картинки, подсмотренной в каком-то довоенном учебнике по истории. – Джон Макдонах, к вашим услугам, – снабдив свой тон издевательской вежливостью, проговорил он. На секунду Кодман обмерла, и Хэнкоку показалось, что сейчас она ринется выцарапывать ему глаза – настолько воинственным стал у нее вид. Однако она лишь качнулась, как пьяная, и вцепилась в торговый автомат, чтобы удержать равновесие. И тут же отдернула руку, будто под куполом вместо довоенных пирогов хранились ядерные отходы. – Я ожидала, что ты плохо закончишь, Джон, но ты превзошел сам себя, – теперь она смотрела на него иначе. Все то же презрение, но теперь не к гулю, а к бездельнику-наркоману, который увел из семьи ее дочь. – Всегда приятно не соответствовать чужим ожиданиями, – спокойно парировал он. Энн поджала губы в тонкую линию. Теперь это был разговор совсем на ином уровне – и это было личное, давно минувшее, но по-прежнему болезненное. – Ты не был на ее похоронах. Очевидно, тебе плевать на Астру – что тогда, что сейчас. – Как и тебе. Астра хотела, чтобы ее прах развеяли над океаном, а не зарыли в землю. Она ненавидела похороны, ваш семейный склеп и все эти ваши чертовы традиции, – холодно ответили ей. – Ты бы это знала, если бы хоть иногда слушала свою дочь. Кодман издала звук, похожий на свист сквозняка, проникающего в незакрытую форточку, и развернулась на каблуках. – Ублюдок, – процедила она, позабыв все свои витиеватые ругательства. – Пусть так. Но это я был с ней в ее последние секунды, а не ты, Энн, – жестоко бросил Хэнкок «на дорожку». Спина ее дрогнула, но она не обернулась – бросилась наружу, громко хлопнув входной дверью. – Дела-а-а, – озабоченно протянул Вадим и сунул стопку Джону в кулак. – Знаешь, братан, зря я сомневался, хочу ли быть мэром. Теперь я просто обязан им стать – просто чтобы уделать эту стерву. С уходом совета напряжение заметно спало. Со всех углов помещения загомонили, снова тихо заиграла музыка. – И что теперь будет? – поинтересовался Ефим. Хэнкок залпом выпил горький напиток и с вызовом оглядел толпу. Многие недоверчиво улыбались ему в ответ – несмотря на увечья на лице и пугающий взгляд черных глаз, в нужные моменты бывший мэр Добрососедства легко заражал улыбкой других. – А теперь, приятель, начнется моя любимая часть. *** Два охотника, одним из которых был Икс-Шесть, схватили Вивьен под руки, едва она вышагнула с телепортационной платформы. Вели грубовато – даже пыль вытряхивалась из швов кожанки на чистый институтский пол. – Тебя понизили? Заставили дежурить на коврике у входа и крутить безоружных женщин? – едко огрызнулась она на знакомого синта, хотя этим развлекла скорее себя – вряд ли Икс-Шесть вообще могли пронять подобные подколки. – Таков приказ Отца, мэм, – голосом глухим и монотонным, как шипение ненастроенного радио, ответил он. Впрочем, как всегда вежливо. Вивьен и так шла к Шону, и вовсе не требовалось тащить ее насильно, но она знала, что так сын выражает свое недовольство. Демонстрирует, что все еще здесь командует и больше не потерпит, что Выжившая шастает туда-сюда, когда ей заблагорассудится. Вивьен покорно подчинилась новым правилам хозяина подземной крепости. Хэнкок оказался прав: с убийством Макдонаха кредит доверия Шона был исчерпан, и теперь в Институте для нее стало опасно. Впрочем, она и до этого не чувствовала себя по-настоящему защищенной в этих стенах, но не видела для себя иного выхода. Вивьен никогда не сомневалась в правильности своего решения быть с Джоном – он вечно делал это за двоих. Она же просто шла рядом с тем, с кем ей было легко, с кем она чувствовала безопасность и безграничность этого мира. С ним стали возможны самые безумные и немыслимые вещи, на фоне которых меркла ее довоенная, чересчур пуританская жизнь. Ошибкой могло быть другое – расстаться с ним ради будущего, которого, возможно, даже и нет. Дать ей ответ на это мог лишь синт с интеллектом одиннадцатилетнего мальчика. Звонкие, детские голоса Вивьен расслышала еще в коридоре. Они прозвучали эхом канувшего в лету прошлого, разносившегося над вечерним Сэнкчуари, и разливались беспечной, веселой мелодией. Улыбка непроизвольно искривила рот: на поверхности дети очень рано брали свои эмоции под контроль, ведь крики и плач легко могли услышать рейдеры, дикие гули и мутировавшие звери. Вопреки ожиданиям, ее привели не в комнату отца, и не в институтскую тюрьму, а на игровую площадку, расположенную в просторном зале под сенью разлапистых клёнов. Наверняка ее сделали по образцам с поверхности: турники-лазалки, качели на цепочках, горка со спиралевидным скатом, просторная песочница с ведерками и формочками. Две русоволосые девочки, практически неотличимые друг от друга, и рыжий, лохматый мальчик играли в догонялки. Маленький Шон тоже был с ними и пытался принимать участие в игре, но другая детвора опасалась делать его ведущим, словно еще не привыкла к нему. Взрослый Шон сидел на лавочке и смотрел на играющих детей. Привычный халат на нем отсутствовал: Отец носил салатовый жакет с неформально засученными рукавами белой рубашки. Охотники оставили Вивьен, отступили к входной арке, позволив ей приблизиться к Шону. Он повернулся: высохшая кожа плотно обтянула желтушное лицо, и все, что на нем было живым – это глаза. Это был человек, уже мало напоминающий того уверенного в себе пожилого мужчину, холодно взиравшего на нее глазами из синего льда. И тем не менее, инвалидного кресла при нем не было – он пришел сюда сам. – Здравствуй, мама, – едва слышно произнес он и выдавил вялую улыбку. – Рад, что в своем плотном графике ты нашла окошко, чтобы навестить меня. Не дожидаясь приглашения, Вивьен опустилась рядом на скамью и сощурилась от слишком яркого света, неумело имитирующего естественный. Псевдонатуральная трава шелестела от циркуляции вентиляторов под потолком, экраны которого показывали голубое небо, и Выжившей захотелось снять ботинки и ощутить стебли, щекочущие ее между пальцев. – Тебе стало лучше, Шон? – спросила она, следя за одним из детей – черноволосым, как и она. «Циррус» так увлекся догонялками, что даже не заметил ее. – Доктор Фолькерт немного скорректировал курс паллиативной помощи, и это помогло. Спасибо, что интересуешься, мама. Голос его дрожал, надломленный временем, и Вивьен со стороны видела себя кем угодно, но только не его матерью. Ей больше шло быть внучкой, изредка навещавшей очень дальнего, малознакомого и властного деда. Расстояние между ними ощущалось шире Гранд-Каньона, и Вивьен давно смирилась, что оно не сократится, даже если они вдруг внезапно этого захотят – они переросли момент, когда над этой пропастью еще можно перекинуть лестницы. – Так у тебя появился шанс поправиться? Он глянул на нее свысока, как на того, в чьем лексиконе не проскакивает слово «паллиативный», и ей все стало очевидно. – Как человек с поверхности, ты должна чуять смерть. Она и чуяла. Смерть сконцентрировалась вокруг седой головы невидимым спрутом, смешалась с запахом лекарств, стирального порошка и мяты и тянула свои тонкие, полупрозрачные щупальца. Наверху смерть была быстрой и безжалостностной, но под землей ее роман с Отцом растянулся на месяцы, тягучие и мучительные, как страницы скучной повести. – Не знала, что в Институте есть дети, – сказала Вивьен, чтобы не развивать неприятную тему. – Всего трое. Многие пары в Институте хотели бы обзавестись семьей, но ограниченные ресурсы и пространство вынудили нас установить серьезный контроль над рождаемостью. Но благодаря тебе вскоре мы сможем снять целый ряд ограничений. – Благодаря мне? – Ты принесла бериллиевый импеллер. Когда вопрос с энергоснабжением будет решен, наши возможности существенно расширятся. Хохот детей то затихал на несколько мгновений, то взрывался вперемешку с криками и визгами. Они ни на секунду не прекращали двигаться, словно в сердце каждого был установлен свой источник нескончаемой атомной энергии. – Удивлена, что и Шон здесь. Я думала, ты держишь его в золотой клетке. Он скривился от этих слов, рассеянно почесал синяк от катетера, расплывшийся на сгибе локтя, и неохотно ответил: – Доктор Ли считает, что его социализация важна и невозможна без живой коммуникации с людьми, поэтому я разрешил проводить подобные эксперименты под моим наблюдением. Вив едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Эксперимент, конечно же. Глупо было даже подумать, что Отец позволит синту беспечно бегать по травке только чтобы его порадовать. – Никогда бы не подумал, что это окажется так интересно: наблюдать за играющими детьми, – заметил Шон, глядя как одна из девочек догоняет маленького синта и «ляпает» его по спине, а потом с визгом отпрыгивает подальше. – Вся эта хаотичная, на первый взгляд, беготня и суета: в ней есть своя система, свои правила, и даже своя политика. Играть в политику весело, правда, мама? Конечно, он уже знал, что случилось в Даймонд-Сити: каждый из его шпионов доложил ему об этом одномоментно с выстрелом дробовика в грудь Макдонаха. – Сначала ты нарушила мои планы насчет Банкер-Хилла, а теперь целенаправленно пошла против меня, уничтожив моего агента в Даймонд-Сити. Есть ли у тебя объяснения такому поступку? – жестко, по-директорски поинтересовался он. – Шон, тебе ведь наплевать и на Хилл, и на Даймонд-Сити. Их смерти, страдания, нужда – они тебя не волнуют. Взгляд сына потерялся в широкой листве, когда он запрокинул голову, молча соглашаясь с обвинением. В первую их встречу он сказал ей, что после безуспешных и обернувшихся бойнями попыток наладить контакты с Содружеством, Институт теперь заботится только о своих. Что ж, спустя все произошедшее и Вивьен достаточно четко понимала, где её «свои». – Бостон должен принадлежать его жителям, – сказала она. – Не Институту, не Братству. Нам. Шона покоробило это «нам», выделенное матерью с особым нажимом – морщины в уголках его глаз собрались в гармошку. – Практика показала, что Содружество не способно управлять собой самостоятельно. Мы уже пытались организовать правительство, и ничего хорошего из этого вышло. – И тогда ты решил, что разумнее всего управлять им через своих марионеток? – вспылила она. – Не давать развиваться, обложив со всех сторон супермутантами, в которых ты превращаешь невинных людей? Бледные ногти Шона порывисто царапнули пластиковую спинку скамейки – сказанное его задело. Наверняка он считал, что поступает правильно и мудро, контролируя Содружество из тени, но вкупе обвинения матери делали его не лучше завоевателя навроде Мэксона. – По-твоему, лучше устраивать геноцид и массово истреблять целые города, как неолуддиты? – спросил он, заиграв желваками под белой бородой. – Или развитию общества на поверхности способствуют перестрелки и убийства чиновников? И Братство, и ты со своими друзьями – просто дети на игровой площадке, не понимающие, каких бед можете натворить. Вивьен усмехнулась. – Ты сам только что сказал, что и в хаосе на игровой площадке может быть система. Шон устало вздохнул, будто спор лишил его львиной доли сил, и взглянул на наручные часы. – К сожалению, этот разговор я вынужден прервать – меня ждут неотложные дела. Думаю, мы еще успеем подискутировать на эту, безусловно, занимательную тему. Тем более, что у нас на это будет достаточно времени. Он поднялся с таким видом, словно был случайным собеседником в парке, присевшим передохнуть в тени деревьев после утомительных будничных забот, но нехорошее ощущение угрозы взбудоражило выживальческие инстинкты Вивьен. – Что это значит? – напряженно спросила она и услышала за спиной знакомый шорох черного плаща. Сын не смотрел на нее и отстраненно расправлял рукава рубашки, словно и стыдился собственного приказа. Черный силуэт Икс-Шесть, нависший над Выжившей, закрыл огромную лампу над игровой площадкой, имитирующую солнце. – Ваш Пип-Бой, мэм, – сказал он, протягивая руку. – Я больше не могу позволить тебе гулять по поверхности и вмешиваться в мои дела, мама, – добавил Шон. – Ты останешься здесь и больше не сможешь навредить мне напрямую или косвенно. Равно как и твои друзья не смогут воспользоваться тобой, чтобы это сделать. Несмотря на то, что голос его был слаб, в нем твердо звучали власть и приказ. Вивьен прижала левую руку груди, спрятав КПК под локтем, и по-звериному переводила взгляд с синта на сына. Джон предупреждал ее, а она не послушалась, и челюсти Когтя Смерти сомкнулись, едва она оказалась у него в пасти. – Я его не отдам, – с вызовом прорычала она, достаточно громко, чтобы ее услышал маленький Шон. – Мама? Он остановился – замер у ствола роскошного клена, не решаясь приблизиться без разрешения Отца. На лице его застыла улыбка, но синие глаза округлились от тревоги. – Ты же не хочешь, чтобы он видел, как мы забираем устройство силой? – сказал Шон. – Я заметил, как ты смотришь на него – как никогда не смотрела на меня. У тебя не было причин приходить ко мне сегодня, а значит, тебе нужен он. Ну так будь с ним. Здесь. И не рвись больше на свободу. Можно давать отпор рейдерам, монстрам, супермутантам, самому Мэксону, в конце концов, но не Шону. Даже на грани смерти он обладал чем-то, чему нельзя было сопротивляться – какой-то непостижимой властью лично над ней. Вивьен покорно расстегнула манжету и стянула с предплечья Пип-Бой. – Я не одна из твоих синтов и не твоя собственность, Шон! – выкрикнула она. – Ты не сможешь держать меня здесь вечно. – Могу. И буду, пока ты представляешь угрозу. Но не надо считать меня злодеем, мама. Ты сама вынуждаешь меня прибегнуть к таким мерам, – сказал он в ответ на ее полный ярости дикий взгляд. – Когда-нибудь ты поймешь, что все это я делаю ради твоего же блага. *** – Выбирай своих! – эту фразу, ставшую лозунгом предвыборной кампании Боброва, Шен выкрикивал на городских улицах по сто раз на дню. – К кому вы всегда ходили жаловаться на проблемы? К Боброву! Если он станет мэром, он будет решать их, а не просто выслушивать! Мальчишке надо было отдать должное – всего несколько крышек, и он стал самым активным и эффективным агитатором, который не просто раздавал листовки, но и пытался убедить каждого в своей правоте. Куда хуже дело обстояло с другими агит-материалами. С началом предвыборной недели зачастили холодные дожди, и краску с плакатов размывало, сводя все старания по их развешиванию на стенах домов и рынка к нулю. Пайпер лишь разводила руками, мол, ничего тут не поделаешь. Все-таки Вивьен довольно опрометчиво поступила, разломав ее печатный станок. У Райт имелся второй, но еще древнее первого, и оборотки пропаганды Братства, на которых печатались призывы голосовать за Вадима, вылезали из него в еще худшем виде, чем загружались. Как представитель СМИ, Пайпер обязывалась оказывать поддержку всем кандидатам, но команда Кодман ее услугами не пользовалась. Вовремя подсуетившись, ее политтехнологи заняли редакцию «Хьюбрис Комикс»: их постеры печатались хорошей краской на глянцевой бумаге и от воды не растекались. И все бы ничего, но кто-то обучил городского робоглаза испепелять их из мелкокалиберного встроенного лазера. Том клялся и божился охране, что не имеет к этому никакого отношения, но уши у него так и алели от гордости. А вот встречи с избирателями у Вадима выходили куда душевнее, чем у Энн. Дикон был на обеих и из раза в раз это подтверждал – в «Колониальный бар» к Кодман он заявлялся в дорогом костюме-тройке, который достал по своим каналам, сходил там за своего и благополучно шпионил. – Если бы скука была едой, то речью Кодман можно было бы накормить все Содружество, – резюмировал агент, вернувшись с верхних трибун. – Но есть и плохие новости. Мо, Артуро и Полли будут голосовать за нее. – Полли продает мясо с фермы Кодманов – тут уж ничего не попишешь, – отвечал ему Хэнкок, зарывшись в бумаги в самую треуголку. – А вот сладкая парочка оружейников те еще ублюдки, но их можно подкупить. Предложим им пару схем модификаторов КЛЕО, какие остались. Встречи с младшим Бобровым проходили в «Основной базе», часть которой делегаты Убежища 81 предоставили под предвыборный штаб. Спасибо Еве – она так рвалась помочь Вадиму и Хэнкоку, что сумела уговорить резидентов открыть двери бывшего дома Вив для народного кандидата, и Джон в который раз убедился в правильности своего решения спасти эту девушку на мосту Такера. Предвыборные кампании и до войны не отличались честностью, а после нее грязных приемчиков только прибавилось. В один из вечеров парочка бугаев напала на Вадима, когда тот шел из штаба в бар. Сопернице стоило раскошелиться на бойцов получше – жертва сама надавала им тумаков, хотя без синяков на лице не обошлось. С тех пор ему пришлось ходить с охраной – защищать кандидата вызвались Маккриди и Брюс. – Ну не лупить же нам Кодман в ответ, – проворчал Ефим и шлепнул на синюшный висок брата здоровенный замороженный кусок браминьего мяса. – Она хотя и стерва, но все-таки женщина, а Бобровы женщин не бьют. – Есть мысль получше, – сказала Пайпер, которая принесла свеженапечатанные листовки. – У меня завалялись несколько интервью с работниками их фермы. Те жаловались, что пашут на износ за полкрышки. – Думаешь, что отдашь их нам, и мы сразу забудем, что ты натворила? – недружелюбно усмехнулась Кейт, рисующая зеленой краской огромную надпись БОБРОВ на белой простыне. Все это им удалось достать в ближайшем хозмаге. Журналистка потупилась, но затем смело посмотрела в глаза Кейт. Ее она боялась куда меньше, чем Вивьен, но держала безопасную дистанцию всякий раз, когда видела. – Нет, не думаю, – заявила она. – Но я умею осознавать свои ошибки и ценить помощь других, – она глянула на Джона. – Ты спас мою сестру. Я хочу отплатить за это. Хэнкок Пайпер не доверял и не был уверен, что когда-нибудь сможет, но на войне все средства хороши. На следующий день повсюду болтали о скотских условиях рабочих браминьей фермы Кодманов, а у Шена появилась новая кричалка: «Если она так относится к своим работникам, то как она будет обращаться с вами? Вот поэтому – выбирай своих!» Уже к вечеру все обсуждали другую провокацию: рисунки, на которых утрированно страшное лицо Боброва скалилось под надписью «я поддерживаю контрабанду и преступность». К утру кто-то сорвал их и затопил ими печку в «Основной базе». Даймонд-Сити встревоженным ульем гудел про выборы, будто после них мгновенно произойдут глобальные перемены, которые вытащат город из запустения. Дебаты так и вовсе обещали стать событием номер один, словно на сцену под Стеной выйдут не Вадим Бобров и Энн Кодман, а какие-нибудь Боб Кросби и Скитер Дэвис, восставшие из пепла и вышагнувшие прямо из студии радио Даймонд-Сити. Хэнкок не единожды видел, как Джеймс выступает на главной городской сцене, но чаще всего тот делал это ради звуков собственного голоса, своей секретарши, пары прикормленных торгашей и нескольких пьяниц, еще с ночи спавших на зрительских местах под открытым небом. Сегодня на небольшой площадке и мутафрукту негде было упасть – полный аншлаг. Люди заполнили ряды скамеек перед сценой, расселись на загонах браминов и на бетонных отбойниках, огораживающих общественный сад. Детишки облепили инопланетную тарелку на игровой площадке, как нахохлившиеся морские чайки. Над всем этим густо повисло облако сигаретного дыма, словно филиал такого же серого неба над головой. Каждому, от нелюдимой кошатницы Юстас до грязного алкоголика Шеффилда, была интересна судьба Великого зеленого самоцвета. – Никто ведь не знает, как это правильно делается, да? – с надеждой спросил Вадим у Джона, глядя на сцену такими глазами, будто на ней вместо бочек-трибун стояли гильотины. Хэнкок вытянул из пачки сигарету и протянул ее своему кандидату. Лицо у того все еще оставалось немного опухшим и пестрым от синяков после недавнего нападения. – Даже если Энн что-то и почитала про дебаты, то твои избиратели до недавнего времени и словечка-то такого не слышали, – рассудил Джон. – Работай на них, а не на то, как правильно. – Легко тебе говорить, – буркнул младший Бобров. – Не тебе там торчать у всех на виду. Кадык его нервно задергался, когда он наблюдал, как робот Перси медленно выплывает к зрителям, поблескивая своим шаровидным корпусом, и останавливается ровно в центре. Хэнкок и сам волновался не меньше: эта кампания виделась ему единственной проблемой, которую он еще способен решить, поэтому он утонул в ней, вложил в нее все остатки своих сил. – О, я бы с радостью тряхнул стариной и толкнул зажигательную речь, но народ ждет, что именно ты будешь резать правду-матку, Вадим. Территории кандидатов на сцене разделяли два баннера. На одном красовался черный мясистый брамин, на другом – белый бейсбольный мяч с алой шнуровкой. Красный и зеленый фон соперников напоминал противоположные цвета бесполезных, но отчего-то порой работавших в Бостоне светофоров. – Последний рывок, приятель, – заметив, как Кодман поднимается на сцену с таким видом, будто путь ее устлан лепестками красных роз, Джон ободряюще хлопнул Вадима по спине. Ефим приобнял брата за плечи, легонько подтолкнул его в нужном направлении. Младший Бобров распрямился, раздул воздухом широкую грудь и поставил ногу на ступень. Едва он это сделал, как весь мандраж схлынул с него, как дурной сон. Когда он шел к своей импровизированной трибуне, в нем не оставалось ни грамма неуверенности. Едва оба кандидата показались на сцене, на площадке всё стихло – только брамины гремели колокольчиками в загоне, да трубы шумели в водонапорной башне. Кодман сложила ладони лодочкой на крышке бочки, но Вадим назначения своей трибуны очевидно не понял, потому как взгромоздился на нее задом, свесив вниз облепленные грязью кроссовки. Толпа загудела, зааплодировала ему. Люди даже расселись по своим избирательным предпочтениям – сторонники Кодман слева, электорат Боброва – справа. Перси дождался, пока все поймают тишину, и юлой крутанулся вокруг своей оси, привлекая внимание. – Уважаемые жители Даймонд-Сити! Я рад видеть вас на дебатах кандидатов в мэры нашего прославленного города, Энн Кодман и Вадима Боброва! – поприветствовал робот-помощник указывая манипуляторами сначала на одного соперника, затем – на другого. – А спонсор этого мероприятия «Товары Даймонд-Сити»! Не знаете, что вам нужно? У нас есть всё! Зрители неуверенно захлопали. Хэнкок оперся спиной на Великую Зеленую Стену, полагая, что та не разгневается на него за панибратство и не рухнет на голову. Рядом на корточках примостилась Кейт и уже откровенно скучала, а вот Маккриди снял с плеча винтовку и внимательно всматривался в толпу, охраняя младшего Боброва. Неподалеку от них стоял внук Юстас, здоровенный чернокожий молодец в косухе, отвечающий за сохранность Кодман. – Итак, мы начинаем! – торжественно провозгласил Перси. Один его глаз глядел на Вадима, другой – на Энн, а третий – на зрителей. – У претендентов на пост мэра была неделя, чтобы представить себя избирателям, и у города накопилось к ним несколько вопросов. Выслушав их аргументы, вы сможете окончательно решить, кому отдать свой голос. Вадим хрустнул костяшками на каждой руке, словно выходил на ринг, а не на словесную битву. Кодман же напоминала одетого в дорогие шмотки безэмоционального манекена – в своем сером брючном костюме она резко контрастировала с соперником, носившим безразмерную ковбойскую куртку из джинсы, отороченную коротким бежевым мехом. – Итак, первый вопрос – продовольствие. Поставки в Даймонд-Сити значительно сократились. Городские склады не прокормят нас холодной зимой. Как вы намерены решить эту проблему? – Перси опять закрутился волчком, а Кодман демонстративно кашлянула и взяла слово. – Я намерена усилить взаимодействие с караванщиками Стоктона, – твердо заявила она, – и купить больше браминов на ферму, чтобы в «Отборных отбивных» всегда было свежее мясо и молоко. – Так и цены тогда взлетят до Стены! – выкрикнул с места усатый парень, которого, кажется, звали Кайл. Кодман одарила его фирменным взглядом, какой заслуживали только те, кого она называла «чернью». – Зимой всегда нужно потуже затянуть пояса, – заметила она. – Я буду ровно в таком же положении, как и вы. – Брехня. Все взгляды обратились к Боброву. Тот тянул паузу: медленно достал из нагрудного кармашка желтую пачку и закурил. Хэнкок мысленно снял перед ним треуголку – Вадим неплохо усвоил его уроки манипуляции сознанием масс. – Сколько браминов не заводи, а без внешних источников нам не выжить. Даже если вы там, на верхних трибунах, «затянете пояса», у нас на поле просто не будет крышек, чтобы покупать продукты по тем ценам, что заламывают караванщики Стоктона, – заявил он. Люди на его половине зрительного зала активно закивали, соглашаясь. Все три глаза Перси вперились в него. – Тогда что предложите вы, господин Бобров? – робот протянул к нему манипулятор-горелку, словно то был микрофон. – Многие здесь вспомнят, что мои связи помогали Даймонд-Сити продержаться на плаву, пока Бостон оставался под пятой у Братства, – начал Вадим, но Энн перебила его. – Вы сейчас открыто говорите о криминале, Бобров? О контрабанде? – Именно о ней я говорю, дорогуша, и это ни для кого не секрет. В толпе прошел уважительный рокот, левая сторона недовольно притихла – все их магазины на поле не досчитались в эти времена доброй кучи крышек. – Если вы выберете меня мэром, контрабанда мне не понадобится: я налажу легальную торговлю с минитменами, – сказал тот. – Мяса и овощей у них полно. Пусть они открывают здесь свои точки – «Отборные отбивные» как-нибудь потеснятся. Кодман клацнула челюстью, готовая возражать, что ее монополия на мясо должна оставаться таковой, но ее прервали аплодисменты, как бы закрывающие первый вопрос. – Спасибо кандидатам за ответы, – объявил Перси. – Вопрос второй. Джон обнаружил, что скурил всю пачку, а Кейт стоит рядом и слушает с открытым ртом, позабыв про свою скуку. Даже аполитичные Хэйлин и Данс, до этого прогуливающиеся вдоль рядов мутафруктов, подтянулись поближе и теперь возвышались над головами сидящих. – Наши ветрогенераторы начинают барахлить, – сказал Перси. – Фильтр для воды уже давно нуждается в ремонте. Когда моя многоуважаемая хозяйка Мирна обращалась с этими вопросами к прошлому мэру, тот заявил, что в городском бюджете нет средств на ремонт. Что вы станете делать с этим? Энн громко откашлялась, опять перехватывая право отвечать первой. – Господин Макдонах не слишком заботился о деньгах, – заявила она. – Все финансовые вопросы в Даймонд-Сити решала моя семья, и уже давно. В последнее время город действительно тратил больше, чем зарабатывал. По толпе пробежал ропот – этого явно никто не знал. Кодман подняла руку, строгая, как школьная учительница, и на скамейках затихли. – Я готова стать бенефициаром любого малого бизнеса в Даймонд-Сити и оказать ему необходимую поддержку. Городской совет также намерен учредить благотворительный фонд, которому я пожертвую солидную сумму крышек. Средства будут направлены в том числе и на ремонт инфраструктуры. Хэнкок и Кейт тревожно переглянулись, заметив одобрительные кивки с той стороны зрительного зала, где должны сидеть сторонники Боброва. В Содружестве всегда тянутся к тем, у кого есть деньги – тут уж ничего не поделаешь. – Откуда у вас деньги, Кодман? – не растерялся Бобров, все еще восседающий на своей бочке. – Уж не от Братства ли, которое тут гуляло, как будто купило весь Даймонд-Сити вместе с верхними трибунами? Соперница повернула к нему голову и раздраженно приподняла губу. Лицо ее слегка перекосило от неудобных вопросов, но она быстро взяла себя в руки. – Такие слухи возмутительны и беспочвенны, и подогревать их недостойно для политика. Я вправе не раскрывать свои источники, господин Бобров, но могу вас заверить – в отличие от ваших, они абсолютно легальны. Тут она сощурилась и скрестила руки на груди, становясь похожей на нахохлившуюся на проводах серую ворону. – А как бы вы решили эту проблему? Полагаю, какие-нибудь Бык и Хищник ходили бы по улицам и выбивали бы из граждан налоги? – Частный бизнес… – начал Вадим, но женщина перебила его. – Частный – не значит честный, – нападала она. – Как вы получили «Скамью запасных»? Вы все шутили, что убили предыдущего владельца, но насколько эта шутка близка к правде? Она повернулась к людям, и на ее губах заиграла победная усмешка. – Полагаю, ваш «народный» кандидат не знает таких понятий, как дебет, кредит, профицит и дефицит. А вот слово «рэкет» ему явно знакомо. Неужто такой мэр вам нужен? Или вы предпочтете видеть на этом посту профессионала, который не зароет город в долговой яме? Умные слова сыпались из нее, как крышки из мешка, и обезоруживали подкованного на красное словцо, но не слишком образованного соперника. Вадим едва заметно заерзал, беспомощно открыв рот, но так и не нашел, что возразить. Этот вопрос они не то чтобы проработали очень хорошо – Хэнкок и сам не сильно шарил в экономике, предпочитая доверять такие вещи Фаренгейт. – Что ж, раз второй кандидат игнорирует этот вопрос, переходим к следующему, – заявил Перси, заземляя загустевшее напряжение. – Следующий вопрос! Казалось, что в робота-помощника вопросов загрузили столько, что не хватило бы и дня, чтобы задать их все. Кодман и Бобров спорили обо всем подряд: об уборке главного рынка, о воровстве из общественного огорода, школьном образовании, запасах зеленой краски для Стены и очистке местного водохранилища от жестяных банок и бутылок от ядер-колы. Кейт снова начала зевать, но люди на трибунах интересовались каждой мелочью так, будто от этого зависела их жизнь. Запросы этих горожан отличались от добрососедских, и базовое выживание тут явно отходило на второй план – куда важнее им казалось избавиться от дурного запаха тухлой воды под вагончиком Шена. Пожалуй, символы для своих «знамен» кандидаты выбрали верно: и если Энн перла напрямую, как разъяренный брамин, то ответы Вадима напоминали полет крученого мяча – никогда не предугадаешь, как он завернет ответ, чтобы обернуть ситуацию себе на пользу. Спор становился все ожесточеннее. Вив точно высмеяла бы этот балаган: в ее времена дебаты наверняка и близко не походили на то, что творилось сейчас на сцене. Спустя полчаса Перси издал громкий предупреждающий сигнал, пока все не вышло из-под контроля. – Мои датчики фиксируют, что обстановка здесь перестает быть безопасной, – миролюбиво заметил ведущий. – Поэтому я задам последний вопрос, который тревожит население Даймонд-Сити больше всего. Зрители успокоились, а Кодман и Бобров перевели дух, синхронно смахивая пот со лбов: они вдоволь наорались друг на друга, отстаивая свои позиции. – Братство Стали и Институт давно хотят прибрать Даймонд-Сити к рукам, – Перси добавил в опции своего механического голоса функцию тревоги. – Как вы намерены нас защитить? Настала буквально гробовая тишина. Казалось, что именно этот вопрос все и ждали, а остальные лишь служили аперитивом к нему. Мысль о том, что все эти годы ими управлял синт, а стены еще недавно слепили глаза яркими плакатами братской пропаганды, вызывала у них изжогу. Несмотря на то, что спина у младшего Боброва напряглась, Джон с облегчением выдохнул. Он четко знал, что должен делать в этой ситуации будущий мэр Даймонд-Сити, а значит, Вадим тоже это знал. Бобров спрыгнул с бочки, его мозолистая ладонь с грохотом опустилась на плоскую крышку – он взял слово. – Меня называют народным кандидатом, потому что я знаю многих из вас, – начал он и вышел в центр сцены, заставляя Перси подвинуться и упорхнуть в сторону. – Я наливал вам, я пил с вами, я слушал ваши истории. Вот ты, Шеффилд! Твой папаша тут в огороде копался, когда ты еще у него в яйцах сидел, правда, братан? – Так и есть. Давненько тут живем, – нетрезво подхватил сильно заросший мужчина, неустойчиво сидящий на заборе браминьего загона. – А вы, Мо, Родригес! Вы хоть и придурки, но тоже унаследовали свои лавки от отцов и дедов. Парочка торгашей с половины Кодман недовольно нахмурилась но все же кивнула. – Все вы – потомки тех, кто основал этот город. Мы на этой земле уже больше ста пятидесяти лет, представляете себе такую кучу времени? И что мы делаем? Ютимся внутри этой тесной Стены, когда за ней – целый город! Он сделал паузу, давая слушателям переварить сказанное. – Вокруг этого стадиона – сотни крепких, добротных домов, в которых мы могли бы жить вместо того, чтобы строить себе лачуги из обрезков металла. – Вы забываете о супермутантах, осаждающих город, – напомнила Энн, радуясь возможности обломать сопернику зубы, но тот радостно обнажил их в улыбке, демонстрируя, что ей это не удалось. – Мы их выкурим, – смело возразил он. – И какими же силами, позвольте спросить, вы собираетесь это делать? – неверяще нахмурилась Кодман. – У нас есть турели и прекрасная охрана – это правда, – Вадим вновь повернулся к толпе, останавливаясь на самом краю площадки. – Но если вы выберете меня мэром, я дам вам кое-что в придачу. Опытных бойцов, которые сражались с самим Братством. Тех, кто отстоял Замок. Тех, кто заставил «Придвен» сдуться и убраться из Бостона, поджав железный хвост. – Вы говорите о гулях! – воскликнула Кодман, и все вдруг заговорили одновременно. Больше десяти лет работал запрет Макдонаха. Большой срок – достаточный, чтобы забыть, зачем он вообще был. Ненавидеть гулей в Даймонд-Сити было принято без причины, просто потому, что так повелось. Джон и Вадим долго спорили, раскрывать ли жителям свои планы. Правда могла лишить их львиной доли политических очков, но также и прибавить, сыграв на страхе перед кем-то большим, чем кучка безносых уродов. – Я говорю о людях, подружившихся с радиацией, – ответил Вадим на нападку. – О ветеранах тяжелейших сражений, которые знают, с какого конца пушки вылетает пуля. О тех, кто может стать нашими защитниками, если мы им позволим. Они займут внешний периметр Даймонд-Сити и загонят супермутантов обратно в ад. И если Институт и Братство захотят наш город – они уже знают, что их можно и нужно побеждать! Хэнкок приподнялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть лица горожан. Пожалуй, злые глаза слегка потеплели с тех времен, когда его выдворяли из города, и они поняли, что вовсе не бессмертные дети Пустошей их истинный враг. Многие поглядывали на окна кабинета мэра, будто задумываясь: если все это время ценности им навязывал синт, то насколько эти ценности были истинными? – Вот как я намерен вас защитить, – с холодным торжеством заявил Вадим и улыбнулся своей фирменной барменской улыбкой, словно сказанное им не звучало революционно. Кодман хмыкнула, скрестив руки на груди, и походя махнула Перси, когда он повернулся к ней, чтобы услышать ее позицию – свою очередь она пропускала. – В таком случае, дебаты объявляются завершенными! – торжественно, словно он не сталкивал Кодман и Боброва на сцене, а женил их, объявил Перси. – День голосования состоится завтра. Школа Даймонд-Сити будет открыта для всех желающих отдать голос за вашего кандидата. А я напоминаю, что спонсором сегодняшнего события были «Товары Даймонд-Сити»! Мы открыты круглые сутки! *** Шен, Нат и их одноклассники в день голосования были особенно счастливы – из-за взрослых с активной гражданской позицией проводить занятия в школе не представлялось возможным. Учебное заведение временно стало избирательным участком: парты сдвинули к стенам, а посреди класса поставили урну в форме ракеты, куда горожане отправляли бумажки с галочками напротив имени выбранного кандидата. Робот-няня мисс Эдна в белоснежном корпусе была назначена главой избирательной комиссии и единственным ее членом – доверить подсчет голосов точному и непредвзятому роботу обе стороны сочли правильным решением. От идеи дать эту роль Такахаси отказались почти сразу: опасались, что тот порежет бюллетени на лапшу. Джон наблюдал за потоками людей, входящими и выходящими из школы, сидя за стойкой «Энергичной лапши» в компании двойной порции фирменного блюда Такахаси, которое хоть и пахло изумительно, но аппетита не вызывало и уныло остывало в глубокой чашке. Он не отстаивал свое право голоса, да и жить в Даймонд-Сити, кто бы им ни управлял, не собирался. Этот город перестал быть его больше десяти лет назад, и местные улочки навсегда остались для него дорогами смерти, по которым гулей вели на эшафот. Даже если выберут Вадима, и им разрешат вернуться – для него это ничего не меняло. Он боролся не за себя. За жителей Добрососедства и их новый дом. За Кейт, Роберта и школу для их детей. За Данса, Хэйлин и их долгожданный покой после всего, что с ними сделал Мэксон. За Вивьен. Если бы не она, Джон закончил бы свои дни сразу после гибели его города, с пулей в голове, тщетно пытаясь спасти Фаренгейт. Или просто лег бы где-нибудь под забором, ожидая рейдеров или бродячих собак, которые решат его судьбу, ведь самому сунуть в рот дуло дробовика не хватило бы духу. Уже за одно это он должен найти для нее хотя бы одно безопасное место, куда она вернется из Института, если захочет. Псина сел рядом, уложил ушастую голову Джону на колени и вздохнул как человек. Хэнкок утопил пальцы в его жесткой шерсти. – Ты скучаешь по ней, дружище? – спросил он и протянул собаке золотистую макаронную нить. – Я тоже. А захочет ли? Какая-то его часть была убеждена, что она так и останется в подземном раю с сыном, которого искала, и сыном, которого в итоге нашла. И в то же время плохое предчувствие назойливо ввинчивалось в голову, как бормашина в десну: Вив так не поступит, это – и ее борьба тоже. Вот только от этой мысли становилось еще гаже: Выжившей нет уже неделю, а значит, в Институте что-то не так, но Джон никак не мог это узнать или спуститься к ней вниз. Время не шло – тянулось, как провода, опутавшие город паучьими сетями. В восемь вечера школа закрылась, но к тому времени свои голоса отдали все, кто этого хотел. К счастью, если в чем-то роботы-помощники и были сильны, то это в математике, и уже через полчаса после закрытия избирательного участка мисс Эдна выплыла из дверного проема на рынок, сжимая в манипуляторе-клешне тетрадный лист. Снаружи ее уже ждали Бобровы и Кодманы, добрососедская шпана, если не считать Вивьен, Пайпер и многочисленные неравнодушные, желающие узнать результаты сразу, а не из утреннего номера «Общественных событий». Мисс Эдна заглянула в лист, прищурив все три глаза, будто готовилась называть оценки за контрольную своим ученикам. А затем объявила: – Выборы считаются состоявшимися. По итоговым результатам, госпожа Энн Кодман набрала сорок три процента голосов. Господин Вадим Бобров набрал пятьдесят один процент голосов. Остальные бюллетени были испорчены или отмечены графой «против всех». На рынке возникла тишина – головы присутствующих были заняты сложной математической деятельностью. – Так это чего – я выиграл? – рассеянно спросил Вадим, будто сомневаясь в выводах собственного мозга. Хэнкок ощутил, как с него медленно сходит адреналин. Теперь, когда нервы постепенно теряли напряжение, пришло понимание – они победили. Не в бою, как он привык, но в битве совсем иного рода. Это ощущение было непривычным, но приятным на фоне общей серости в его душе. – Поздравляю, дружище, ты попал, – он от души хлопнул по плечу Вадима. Тот рассеянно сжимал руку Ефима, до которого сказанное Эдной дошло куда раньше, чем до младшего брата. – Теперь ты – мэр Даймонд-Сити. То, что было потом, Джон когда-то уже испытал – десятки сторонников подходили к Вадиму, трясли его ладонь и осыпали поздравлениями, пока он, шокированный и не верящий, что действительно сделал это, автоматически старался им как-то отвечать. Старший брат стоял с ним плечом к плечу, суровый, как гора, и надежный, как довоенный револьвер. Хэнкок невольно вспомнил Фаренгейт – названную сестру, что была с ним в такую же минуту и ни разу не дала отступиться. Интересно, что бы она сказала, видя его сейчас в роли серого кардинала? Кларенс мягко положил ладонь на острое плечо Энн в знак поддержки, но она сбросила ее и прямым путем проследовала к Джону. – Полагаю, ты доволен собой, Макдонах, – сказала, она выделяя эту фамилию так, словно в ней было что-то оскорбительное, но Джон больше так не считал. Он отказался от нее, когда думал, что под ней его брат строил свое расистское государство. Теперь же в ней не было ничего плохого, и он даже подумывал вернуть ее себе – со временем. – Вполне. Знаю, что тебе неприятно признавать поражение, – беззлобно откликнулся он, спокойно глядя в полные ярости серые глаза, – но наступают новые времена, Энн. Придется с этим смириться. – Зачем ты вообще ввязался в это, ради чего? – любопытство на секунду вытеснило из ее голоса досаду. – Ты оставил этот город уже давно, так почему сейчас? – Тебе не понять, – Джон пожал плечами. – Как и мне не понять такой боевой настрой у матери, которая только что похоронила родную дочь. Кодман резко вскинула руку, указывая на него наманикюренным пальцем. Как бы Астра ни старалась не походить на мать, одно она точно переняла – всегда и в любой ситуации выглядеть безупречно. Возможно, Энн хотела назвать его подонком, сволочью, мерзким гулем, который через простофилю Вадима захватил власть в Даймонд-Сити, но она смолчала. Просто стояла и бессильно пыхтела, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Возможно, они понимали цели и мотивы друг друга куда лучше, чем думали, но никогда бы не признались в этом. – Надеюсь, вы знаете, что делаете, – только и обронила она и отвернулась. – Астра вернулась сюда не зря, – сказал Хэнкок прежде, чем подумал. – Она хотела помириться с родителями. Чтобы у Эрин были бабушка с дедушкой, которые позаботятся о ней… И отец. Она замерла. Джон догадался, что ее преследует та же мысль, что и его: вправе ли они появиться в жизни осиротевшей девочки, от которой они оба отказались еще до того, как та появилась на свет? – Ты знаешь? – Не так давно. Кодман развернулась вполоборота, платиновые волосы заслоняли ее аристократически бледное лицо. – Ни ты, ни я не достойны этого ребенка, – бросила она и ушла, оставляя Джона уверенным в том, что хотя бы в этом они друг с другом согласны. *** – Знаешь, а мне понравилась вся эта штука с демократией, – сказал Маккриди Джону, усаживаясь справа от него на лестнице, ведущей со стадиона во внешний мир. – В детстве я просто поколотил прошлого мэра и занял его место, но все это голосование куда интереснее. Они оба закурили, глядя как Бобров заказывает у Такахаси лапшу на всех. Было уже совсем темно, но город купался в огнях, как в день смерти Астры, но сейчас это был радостный свет – свет победы. Ева была сама не своя от счастья – в порыве эмоций кинулась обнимать Вадима, а тот от всей души чмокнул ее в щеку под заливистый собачий лай. Мо и Артуро обиженно жались к своим прилавкам, словно побитые псы к будкам, а вот Мирна наоборот – тусовалась вместе с остальными, оставив в лавке Перси. Шен мешался под ногами у взрослых, по привычке голося предвыборные кричалки – уж очень они ему нравились. Ефим с довольным видом наблюдал за всем этим, о чем-то болтая с Дансом, который в честь большого события даже сорвал пробку с бутылки пива и неторопливо его потягивал. Рыночная площадь теперь и близко не напоминала то мрачное место, где Хэнкоку не так давно приходилось бороться за свою жизнь, и это при том, что люди на ней остались теми же. – Может, и нам тогда основать свой город? – предложила Кейт, падая слева от Джона, и по-дружески пихая его локтем в бок. – Рано или поздно война закончится, и нам нужно будет где-то осесть напостоянку, верно? Хэнкок одобрительно показал Кейт большой палец, и та зарделась, засовывая в рот круглый леденец на палочке. Эти штуки во время беременности заменили ей сигареты, хотя и смотрелась она с ними во рту, как мартышка-переросток. – Вот и займись, Роберт, – обратился Джон к наемнику. – Опыта у тебя хватает. – Как и у тебя, – парировал тот, сдвигая восьмиклинку на густые брови. – Ты не задумывался о том, чтобы вернуть Добрососедство? – Не думаю, что когда все это закончится, я останусь в Бостоне, – мрачно заметил Хэнкок. Маккриди и Кейт вопросительно переглянулись поверх его головы. – Опять бежать, Джон? – спросил снайпер. – Вытащил всех нас из ада и не хочешь немного счастья для себя? Хэнкок вздохнул, скосив глаза на уголек сигареты так, что люди внизу слились в одно пестрое пятно. – Единственный мой шанс на счастье я упустил, – сказал он. – Вивьен теперь внизу и вряд ли уже вернется. В этот раз тычок от Кейт был совсем не дружеским, а очень даже болезненным. – Эй! – Хэнкок, не неси ерунды! – заявила она, ничуть не оправдываясь. – Знаешь, сколько раз я обижалась на Вивьен, думая, что она меня бросила? Потом я каждый раз грызла себя, потому что не поверила в свою лучшую подругу. – И к чему это? – К тому, что она любит нас, – твердо, без единого сомнения в болотно-зеленых глазах, сказала Кейт. – И за каким-то хреном больше всех она любит тебя. Поэтому перестань мотать сопли на кулак и доверься ей. Она обязательно вернется. За спиной что-то тихо прошуршало – Дикон сел на пару ступенек выше них. Выглядел он при этом как фирменный мусорщик – бесформенный черный пуховик, обмотанный ремешками и шнурками, и мятая кепка, низко надвинутая на черные очки. Очевидно, он только что возвратился с вылазки за пределы Бостона. – Могу вас поздравить? – поинтересовался он и получил утвердительный кивок. – Тут было шумновато для агентурной работы, но надо отдать вам должное – вы отлично справились. А ведь я поначалу не верил, что это змеиное логово можно приручить. – Судя по предварительным ласкам, тебе от нас что-то нужно, Дикон, – сощурился Хэнкок, и агент тихо вздохнул. – Не думал, что победу на выборах празднуют так уныло, – нервно хохотнул он, – но даже это мероприятие я вынужден прервать. Все трое повернулись к Дикону. Тот вертел в пальцах крохотный квадратик тетрадного листа – на таких агенты «Подземки» обычно оставляли друг другу послания в довоенных ящиках для газет. – В Институте готовят большой побег, – сказал он. – Думаю, для вас это удачный повод, чтобы отдать «Подземке» должок за импеллер. – Джон ощутил на себе невидимый взгляд за солнцезащитными стеклами. – И вернуть Симпатягу домой, если, конечно, она того захочет.