Конец света – веселись!

Руки у Роберта так дрожали, что края письма трепетали, как крылья у пойманной в ловчую петлю птицы. На стойке перед снайпером стояла едва початая бутылка бобровской бражки и уже пустая стопка – он опрокинул ее в себя для храбрости. – Ребят, – обратился он к Джону и Кейт. – Вы помогли мне найти лекарство для Дункана, поэтому я хочу, чтобы вы были рядом, когда я открою это письмо. И ты тоже, пушистый, – улыбнулся он Псине, который поставил передние лапы на барный стул и любопытно поводил ушами, принюхиваясь к конверту. Несправедливо это, подумалось Джону. Фаренгейт спасла их от диких гулей в «Мед-Тек Рисерч», а без Ника им бы ни за что не удалось получить доступ на этаж с лекарством – они оба должны быть здесь. – Не хочешь позвать Вивьен? – поинтересовалась Кейт, которую, должно быть, посетила схожая мысль. – Она ведь тоже участвовала. Джон и Роберт переглянулись. Вивьен не любила спать долго, но после пережитого вчера она и Шон явно нуждались в здоровом сне, потому что дверь в их номер оставалась закрытой, несмотря на позднее утро. Кейт еще не видела ее после возвращения, иначе сошлась бы с ними во мнении, что Выжившую пока не стоит беспокоить. Хэнкок вспомнил ее расширенные зрачки, покрытый испариной лоб и рваные движения раненого зверя, загнанного в угол. Никогда раньше он не видел ее такой побежденной, и это выбивало из колеи. – У Вив была тяжелая ночка, – сказал он, рассеянно потрепав Псину по загривку. – Пусть немного отдохнет, а я потом сам ей все расскажу. Кейт нахмурилась, но не стала спрашивать, потому что ее нервировало белое мелькание в пальцах Маккриди. Письмо настойчиво требовало быть прочитанным, подмигивая им яркой маркой. – Может, уже откроешь? – поторопила Кейт наемника. – Ты его так замусолил, что адрес уже не читается. Джон никого торопить не собирался – лишь угостил Роберта сигареткой из своей пачки в знак поддержки. Ему и самому хотелось узнать, чем же закончился поход в «Мед-Тек Рисерч», но лицемерно давить на кого-то, когда сам повсюду таскаешь некое подобие «письма счастья», что жжет карман, как полный мешок нерастраченных крышек. В «Скамье запасных» было немноголюдно, и ранние посетители предпочли сидеть тихо, видя напряжение добрососедской шпаны. Женевьева метлой загоняла черную шелуху от семечек на ржавое полотно совка и непривычно молчала, в кои-то веки не решаясь вмешиваться в важный момент. Из служебной комнаты старшего Боброва доносилась клавишная трель – оставшись единоличным владельцем бара, Ефим всерьез занялся наведением порядка в бухгалтерии. Роберт сделал пару глубоких затяжек, уголек на кончике его сигареты высвечивал капельки пота в усах над верхней губой и волнение в синих глазах. – Или все-таки подождем Вивьен, а? – с надеждой предложил он, выпуская из легких дым. Его жалостливый вид напоминал ребенка, что ищет любой повод не заходить в кабинет зубного врача. – Бобби, ты тянешь время, – ворчливо взвилась Кейт, но тут же взяла себя в руки и ободряюще сжала его бедро. – Я не могу больше смотреть, как ты выворачиваешь себя наизнанку. – При любом раскладе, мы здесь, приятель, – тихо добавил Хэнкок. Если Маккриди решится, то черт возьми, это будет знак. И не просто знак – огромный, переливающийся неоном довоенный билборд, кричащий о том, что наемник куда смелее гуля. С другой стороны, если выяснится, что они не успели, это будет страшнейшим ударом для парня, который никогда себе не простит, что слишком долго тянул с поисками лекарства и убегал от своих проблем. И тогда Роберт достал перочинный нож-мультитул и надрезал край письма. Он делал это не резко, как срывают с раны пластырь, а медленно и степенно, словно хирург на операции, под чьими пальцами трепещут сосуды живого, бьющегося сердца. Конверт упал на барную стойку, являя на свет отрывок желтого блокнотного листа, густо исписанного крупным почерком. – Бельчонок, – бледные губы Маккриди растянулись в улыбке. – Его почерк. Любой терминал может взломать, а пишет как пятилетний. – Так, а что пишет-то? – пристроившись у Роберта за спиной, Кейт водрузила подбородок на его плечо, и они вместе погрузились в чтение. Маккриди не стал проговаривать текст вслух, и Джону по другую сторону стойки оставалось лишь наблюдать за движением его зрачков и едва заметным шевелением губ. Через несколько секунд Кейт вдруг тихо застонала и так порывисто обняла своего парня за шею, что его зеленая восьмиклинка слетела с головы на его колени. Снайпер расслабился в ее руках, сдуваясь, словно воздушный шарик. – С ним все хорошо, – уперевшись невидящим взглядом куда-то меж нестройных бутылочных рядов, пролепетал Роберт, и на глаза его навернулись слезы. Он крутанулся на барном стуле, ткнулся Кейт в ключицу и затрясся, глуша всхлипы в груди подруги. Джон продемонстрировал большой палец Еве, чтобы та продолжала уборку – ей было настолько интересно узнать о судьбе Дункана, что работа у нее совсем не ладилась. Его жест, кажется, понял и Псина, потому что по-щенячьи разлаялся и принялся исполнять вокруг Кейт и Роберта диковатый собачий танец. Наверняка разбудит Вив, но это и хорошо – после всего пережитого она заслужила разделить общее ликование. – Там говорится, что у Дункана зверский аппетит, а еще он просит привезти ему «самый крутой пистолет», – сказала Кейт, потому что Маккриди был не в состоянии, и крепче обняла его, запустив пальцы ему в волосы. – А окончательно нашего Бобби добило вот это. Она перевернула листок, придвинув его Хэнкоку. Почерк в самом низу был даже не детским – его обладатель выводил буквы впервые в жизни. «Я скучаю, папа», – было написано там. Письмо стало для Маккриди билетом домой, приглашением в жизнь с чистой совестью. Кейт улыбалась, и неожиданно в ее улыбке просочилось столько теплоты, что не оставалось сомнений – на новую долгую дорогу Роберт выйдет не один. Роберт наконец-то отлепился от Кейт, вытирая покрасневшие глаза единственным уцелевшим рукавом тренчкота, и взглянул на Джона, словно припоминая их разговор в тюрьме Даймонд-Сити. Тогда они оба сошлись во мнении, чем им пора повзрослеть, и кажется, одному из них это все же удалось. Наемник подмигнул гулю, мол, твоя очередь, дружище. Облупленная коричневая дверь номера с большой красной единицей распахнулась, и Псина кинулся к Вивьен, будто стремясь первым сообщить ей о важном событии. – Иди к нам, Вивьен! Ты должна услышать отличные новости! – Маккриди замахал ей руками, весь наэлектризованный от счастья. Она не сдвинулась – замерла на пороге, сканируя зал, как бдительная турель, и ее тревога обратилась волнорезом для бурлящего потока всеобщей радости. – Вы не видели Шона? Они переглянулись и дружно покачали головами. Вивьен вцепилась ногтями в края рукавов куртки, и синие круги под глазами еще отчетливее вырисовывались на ее бледном лице. – Проснулась, а его нет – только его рюкзак. Куда он мог пропасть? Вдруг его похитили? Что если его забрал Отец? Ее взгляд, наполненный всеми оттенкам страха, остановился на Джоне в поисках поддержки. Он вышел из-за барной стойки, приблизился к Вивьен и приобнял ее за плечи, провожая к свободному стулу. Ее трясло всем телом, в глазах трепыхалась такая паника, какой он ни разу не видел у нее, даже когда смерть вплотную приближала к ее яремной вене свою ржавую косу. – Он не знает Даймонд-Сити, не знает Бостон. Вдруг он выдаст свое происхождение? А если кто-то обидит его? – продолжала истерично тараторить Выжившая, судорожно заглатывая воздух, которого ей явно не хватало. – Вив, дыши, – призвал Джон и накрыл ладонью ее вспотевшую руку. – Мы его найдем, хорошо? – Нейт прав – я плохая мать, – просипела она, стискивая пальцами переносицу. – Нейт? На короткий миг все эмоции внутри Вивьен погасли, и она будто ушла в себя, вернувшись в тот мир глюков, из которого Джон ее вытащил едва ли не ценой собственной жизни. Он помахал ладонью у нее перед носом, затаскивая обратно в реальность. – Выкинь эти бзики из головы, – настойчиво посоветовал он, заставляя ее сосредоточиться на своем лице. – Пацаны страшные непоседы, Вивьен. Дункан все время куда-нибудь… – встрял Маккриди, но притих от строгого шипения Джона. – Роб, это нисколько не помогает, – рявкнул тот и повернулся к Выжившей. – Вспомни, Вив, может, малой хотел куда-то пойти? Сомневаюсь, что отбившись от рук Отца, он упустит возможность, поглядеть в Содружестве на что-нибудь этакое. Вивьен прикрыла веки, задумываясь, и этот процесс постепенно выровнял ее дыхание. – Парк… Он хотел увидеть настоящие деревья, – вспомнила она. – И еще он мечтал поесть лапши у Такахаси. Хэнкок перебросился взглядами с Робертом. Спорные мечты для ребенка, но откуда ж им было знать, чего можно хотеть, когда всю свою жизнь безвылазно сидишь под землей. В итоге они решили разделиться, чтобы ускорить поиски. Ближайшим к Даймонд-Сити парком оказался Бостон-Коммон, и Роберт с Кейт вызвались проверить его, аргументируя свой выбор тем, что им все равно нужно «кое-куда зайти». Вивьен пошла с ними, прихватив вместо громоздкого институтского карабина свой револьвер. Когда убойная пушка уверенно мелькнула в кобуре на ее поясе, Джону стало за нее куда спокойнее. Передавая ей одну из раций, которые позволили бы им быстро связаться друг с другом, Хэнкок стиснул ее пальцы, но они выскользнули из его руки, едва он попытался с ней заговорить. С тех пор как он нашел ее в темных институтских катакомбах, Вив избегала глядеть на него, но каждый раз как это выходило случайно, виновато отводила взгляд. Были ли это угрызения совести за бэд-трип или что-то более глубинное, Джон не знал, а Вивьен не делилась, ограничившись лишь лаконичным рассказом о побеге из Института. Решив, что проблемы стоит решать по мере поступления, Хэнкок понаблюдал, как за ними закрывается потайная дверь, и покинул «Скамью запасных» через основной вход. Псина увязался за ним, наверное, решил составить компанию вместо хозяйки. Едва Хэнкок открыл дверь, как челюсти собачьего холода вцепились в шею и начали сечь кожу. Джон поднял воротник и зашагал в сторону рынка, похрустывая корочками замерзших луж. Похоже, в этом году зима все-таки будет – не отступит, как частенько бывало в те годы, а полноценно разразится снегами и загрызет всех, кто к тому времени не окажется в тепле и с припасами. Если вдохновленный Бобровым электорат надеялся на резкие перемены в Даймонд-Сити после его победы, он мог остаться жестоко обманутым. При беглом взгляде город остался прежним – те же грязные улочки, опасно нависающие над головой листы ржавого профнастила и горы мусора по углам. Однако Хэнкок был склонен подмечать детали: ящик с выжженным в углу четырехлистным клевером под прилавком доктора Суна явно прислали выжившие добрососедские химики, подкачанный парень в ковбойской шляпе бодро протащил в «Скамью запасных» коробку с белыми знаками минитменов – те не таились и были ярко намалеваны сразу на трех сторонах. В остальном же главный рынок не менялся: бардак в вывесках, выкрики рекламных слоганов вразнобой, несочетаемая полифония запахов шампуня, мяса, пороха и лапши. У Такахаси Шона не оказалось, протектрон вместо ответов предложил Хэнкоку свое фирменное блюдо, да и продавцы других лавочек не видели мальчишку. Обычно детей редко замечали: те рано учились быть незаметными, но вряд ли Шон обладал навыками юных выживальщиков. В голову закралась мысль, что малой мог воспользоваться стелс-боем, при помощи которого прокрался по институтским коридорам следом за матерью. Бурый хвост овчарки маятником мотался впереди Джона, нос пса сводил с ума калейдоскоп рыночных ароматов, и тот отчаянно старался на них не отвлекаться, чтобы из пасти не закапала слюна. Вместе они обошли детскую площадку, сцену, общественный огород, минули вагончик Трэвиса и водяные насосы у лужи Шена, которую тот гордо именовал озером. Тихо выругавшись, Хэнкок начал подниматься по сетчатому пандусу к главному выходу. Среди всех обязанностей, что Джон тащил на своих плечах, ответственность за Шона давила особой тяжестью. Он ведь настоял забрать мальчика с собой. Не сделай он этого, и ребенок вернулся бы в свою клетку и продолжил играть роль безропотного подопытного кролика в руках этих научных извращенцев. Пора было признать – Шон ему нравился, но Джон оставил его не поэтому: он знал, что пока мальчик находится в Институте, Вивьен будет возвращаться к нему, каждый раз подвергая себя опасности. Хватило лишь одного взгляда на Выжившую, чтобы понять это: она смотрела на Шона так же, как и мама Джона, когда называла того «голубоглазым светлячком». С такой любовью глядят только родители, и Вивьен, признавала она это или нет, уже была матерью этого мальчика. Она становилась счастливой рядом с ним, и Хэнкоку хватило и этого, чтобы принять тот факт, что Шон из его жизни никуда не денется. За Стеной вроде как стало еще морознее. Джон сложил ладони лодочкой, согрел их дыханием и сунул поглубже в карманы. Даже курить на такой холодрыге не хотелось. Что-то нехорошее удавом обхватывало позвоночник, когда он представлял, что маленький синт сейчас совсем один блуждает по выстывшим незнакомым улицам. Местная охрана с недовольным видом поглядывала на гулей, орудовавших молотками у памятника безымянному бейсболисту, что замахнулся битой и готовился отбивать летящий к нему невидимый мяч. Вряд ли местным вертухаям нравилось, что рядом с Даймонд-Сити теперь околачивается добрососедское отребье, но лучше заткнуться, когда закаленные в боях парни приходят к твоему дому и соглашаются его защищать. Площадь перед входом в Даймонд-Сити напоминала стройплощадку – сюда нанесли доски, инструменты, шлакоблоки и прочие материалы со всей округи. Вокруг города стремительно обживали новый район, и дом прямо напротив стадиона уже выглядел вполне жилым. На одном из окон болталась белая занавеска – неужели Дейзи повесила? Только она в Добрососедстве заморачивалась за уют. Пожалуй, жилые постройки здесь уцелели даже лучше добрососедских еще до бойни – местные даже не пытались бороться за них, предпочитая сидеть за Стеной. Бывших жителей города отверженных такой расклад вполне устраивал, и переселение началось сразу после разрешения мэра Боброва. Мэр Бобров – даже невысказанным вслух это сочетание казалось Джону безумным, словно воплощало дерзкую идею о свободном Бостоне, что постепенно становилась реальностью. Новые жильцы двухсотлетних заброшек проигнорировали уцелевшие таблички с улицами и называли это место районом Конолли, в память о храбром гуле, без чьих предупреждений по радио «Серебряного Плаща» многие бы не успели спастись из Добрососедства. В городе оно пока не прижилось, и местные для простоты именовали новую территорию Застеньем, но Джон находил это название великолепным и в самых дерзких мечтах представлял себе и другие: Площадь Фаренгейт, Валентайн-Авеню, Кодман-Дистрикт… Впрочем, эта прекрасная эпоха была историей будущего Джона Хэнкока, а у нынешнего проблема была куда прозаичнее. У границы с Фенсом бывший паладин Данс руководил ликвидацией последствий зачистки – наблюдал, как пятеро человек тяжело переваливают труп супермутанта за новые ворота. Псина ощетинился на здоровенную тушу, прижав уши к голове. Зеленокожие оказали активное сопротивление, когда узнали, что Даймонд-Сити расширяется за Стену, но их численность резко сократилась после чисток Братства Стали – хоть какая-то от тостеров была польза. Поговаривали, что пока Хэнкок вызволял Вивьен и синтов из Института, здесь произошла крупная заварушка, но объединенным силам охраны и новоприбывших удалось успешно отбить атаку. – Тут Шон пройти не мог, – отрезал Данс, когда Джон поравнялся с ним и рассказал, кого ищет. – Видишь красное свечение? Это детектор движения – Том поставил, прежде чем вернуться в «Подземку». Без моего ведома мальчик бы не проскочил. «Без ведома» Данса в районе Конолли действительно ничего не случалось. Он возглавил охрану Застенья – бывшие жители Добрососедства охотно за это проголосовали. Это было удивительно, особенно если вспомнить, что в первый приход Данса в туннели Масс-Пайк его хотели разорвать на части, а сам он когда-то мечтал покончить с гулями, синтами и всеми неугодными Братству. – Пошли, пройдемся по другим постам, – предложил Данс, разглядевший растерянность в облике Хэнкока. – Может, кто другой из постовых его видел. Джон кивнул, и вместе они двинулись вниз по Джерси-стрит под стрекотание выставленных вдоль улицы турелей. Робот-робоглаз деловито проплыл мимо, наигрывая легкую песенку, и Псина попытался схватить его за торчащую антенну, но лишь клацнул зубами по воздуху. – Ты неплохо тут справляешься, – похвалил Хэнкок, глядя на охранников, стоявших вдоль всего забора на одинаковом расстоянии друг от друга. – Хочу быть полезным, пока я здесь еще нужен, – глухо ответил Данс и полез в карман пуховика за пачкой сигарет. Джона морозить руки совсем не тянуло, но он тоже закурил за компанию. – Что ты имеешь в виду? Данс задумался так надолго, что казалось, уже и не ответит. Пара гулей несущих коробки с гвоздями из хозяйственного магазина, подошли и пожали обоим руки. На следующем перекрестке, где возвели еще одни ворота, Шона тоже никто не засек. – Пока есть Братство и Институт, пока есть враг, я могу быть частью этого мира, – наконец изрек Данс, хотя Хэнкок уже и позабыл про свой вопрос и вновь погрузился в свои тяжелые думы о Вивьен и Шоне. – Но война когда-нибудь закончится. Я не умею работать с компьютерами, не могу строить здания, не знаю, как вести бизнес. Даже семьянином не смогу стать. Что я буду делать в таком случае? Редкий случай, когда Хэнкок не смог подобрать слов, чтобы поддержать синта, который вопреки своей обычной молчаливости вдруг решился на внезапное откровение. – Никогда не думал, что скажу это, но я тебе завидую, Джон, – продолжал бывший паладин. – Впервые слышу, чтобы кто-то завидовал гулю. Данс усмехнулся ему в тон. – Не гулю, а другу, который почти обзавелся семьей, – Данс поднял указательный палец, предваряя все возражения Хэнкока. – Не говори мне, что ты просто так заставил Остин забрать мальчика. Он был прав – все это было не просто так, но сам Джон пока не совсем осознавал то, что понял Данс. – Ты станешь отцом, Маккриди тоже, а я так и застряну в теле синта, созданного для войны, – грустно добавил бывший паладин. – Не хочу обрекать на это Хэйлин. Они синхронно вздохнули, и облака дыхания и дыма рассеялись над ними, как холодная вода над углями. – Знаешь что, брат, я тебя понимаю. Это охренеть как тяжело – найти свое место в жизни. – сказал Джон. – Главное, не сдавайся. Ты же военный, у тебя есть качества, которые навсегда останутся с тобой. Тебе нужно просто найти способ применить их в мирной жизни. – Пожалуй, ты прав, – неохотно согласился Данс, и хотел добавить что-то еще, но тут на него на полной скорости налетел Шен. – Мистер Данс, там тебе просили передать, – запыхавшись, выпалил лысый мальчишка, не считая нужным извиняться за столкновение, – у библиотеки видели еще парочку зеленокожих. Данс мгновенно вытянулся в струну, превращаясь из крайне расстроенного парня в строго солдата. – Я должен идти, – бросил он Джону и быстро зашагал в направлении библиотеки Бостона, оставляя Хэнкока и Шена провожать его взглядом. Первым порывом Хэнкока было помочь приятелю – пострелять сейчас хотелось куда больше, чем разбираться с перипетиями семейных обстоятельств, но он заставил себя расслабить руку, уже обернувшуюся вокруг ствола дробовика. – Шен, ты не видел пацана примерно твоего возраста? – спросил он у Шена, который почесывал Псину под подбородком. – Не видел, – откликнулся юный делец. – А что, ребенок пропал? Пара крышек, и мы с ребятами каждую дыру прочешем, хочешь? Мы тут каждый клочок земли знаем. Джон задумался, представив себе, как бежит за ватагой детворы, прыгающей с одной мусорной кучи на другую, словно выводок кротокрысов. И почти смирился с этим, когда Шен вдруг выдал другую идею. – Или попроси свою собачку его поискать. Овчарки – они же ищейки, так? Удержать порыв хлопнуть себя по лбу было не так-то просто. И почему, высказанная устами младенца истина сама не пришла в его лысую голову? Поблагодарив Шена парой крышек за дельное предложение, Джон устремился обратно в Даймонд-Сити, где в номере «Скамьи запасных» лежал рюкзак маленького синта. *** Псина был поистине собакой-гением: стоило дать ему понюхать одну из футболок Шона, как тот тут же залаял и потащил Хэнкока наружу, через площадь, за нестройные ряды рыночных лавок. Оказалось, что ходить за Стену было лишним – мальчик не убегал из города, а забрался в самый загадочный дом, который местные обходили стороной из-за дурной репутации его прежнего владельца – Конрада Келлога. Шон испуганно выронил лазерный пистолет на столешницу верстака и проворно отскочил назад, будто Хэнкок застал его за каким-то постыдным занятием. Вид у него сделался виноватый, как у Джеймса, когда отец заставал того за воровством самогона из сарая, и все напряжение схлынуло с Джона холодной волной: мальчик жив, и злиться на него совсем не хотелось. – У тебя есть пять минут, – он в фальшивой угрозе продемонстрировал Шону коробочку рации, – прежде чем я скажу твоей маме, что я тебя нашел, и она надерет тебе уши. Дольше заставлять ее волноваться я не могу себе позволить. Маленький синт нервно оглядел взглядом дом, а Псина недовольно ворчал, принюхиваясь к вешалке со старыми плащами, еще сохранившими запах прежнего владельца. Пожалуй, Келлог отхватил себе неплохую недвижимость в Даймонд-Сити: две уютных комнаты, чердак, крепкие жестяные стены, выкрашенные в приятный бледно-зеленый цвет. Впечатление портили лишь мятые бумаги и коробки из-под готовых обедов, густо устилающие пол, и скопление пустых пивных бутылок, полностью занявших один из столов. – Пожалуйста, не сердись, – жалобно попросил мальчик. Он перепачкал руки и куртку в ружейном масле и посадил на нос здоровенную черную кляксу, становясь похожим на других чумазых ребятишек в Даймонд-Сити. Еще немного, и ничто не будет выдавать в нем выходца из Института, за исключением этого детского взгляда, наполненного удивлением от каждой мелочи. – Ты нас всех здорово напугал, малой, – Джон честно попытался вложить в голос строгость, но не вышло. – Какая нелегкая понесла тебя в дом Келлога? Шон заломил руки и неловко шаркнул ногой в белом кроссовке. – Я хотел кое-что выяснить, – смущенно оправдывался он, честно глядя Хэнкоку в глаза. – А потом увидел «Лазерку», которую так и не успел собрать, и отвлекся. Я не хотел никого пугать, Джон, честно! Просто… потерял счет времени. Джон приблизился к верстаку и взглянул на пистолет. Это не трубник, какие собирали на коленке рейдеры, и не помповая пугалка, которую многие родители дарили детям в качестве первого оружия. Ствол был серьезным, со сложной конструкцией – собрать такой могли только очень опытные оружейники. – Ты сам его сделал? – не без подозрений спросил Хэнкок, и на щеках мальчика вспыхнул румянец. – Да, – скромно ответил он. – И назвал «Лазеркой». Жаль только, что стрелять я не умею. Жить тут было скучно, и когда я прочитал все комиксы, мистер Келлог начал приносить мне всякие детали. Вивьен никогда не говорила о Келлоге ничего хорошего, хотя и жалела, что пошла на поводу у своего гнева и казнила наемного убийцу Института. В синих зрачках Шона плескалось беспокойство, когда он обозревал комнату в поисках чего-то, и Хэнкок не мог определить, страх ли испытывает мальчик или чувство потери. – Кажется, его давно тут не было, – заключил юный синт. – Как думаешь, где он может быть? Ох, отвечать на такое должна Вивьен, и Джон мигом пожалел, что отпустил ее в Бостон-Коммон, а не уговорил идти на поиски вместе. Теперь уж не отвертеться – вопрос прозвучал и настойчиво требовал быть отвеченным. Хэнкок прошелся по комнате, вытянул из стоящей на столе пепельницы едва початую сигару «Огни Сан-Франциско» с еще уцелевшим отчетливым запахом древесной коры. – Келлога больше нет, Шон, – тихо сказал он, рассматривая синий сигарный бант на ножке. – Он тебя не достанет. – Он умер? Джон повернулся и столкнулся с этим пронзительно-холодным взглядом, который оба Шона унаследовали от матери. Мальчик сидел на диване, теребя треугольное ухо Псины, который сочувственно устроил голову у него на коленях. – Келлог был плохим человеком, малыш, – как можно мягче объяснил Хэнкок, бросая сигару обратно в пепельницу. – Возможно, он и не заслужил смерти, но все, что он делал в своей жизни, вело его к этому. Не стоит сожалеть о нем. Упоминать участие в этом Вивьен не стоило – расскажет сама, если захочет. Шон как-будто все понял, потому что кивнул, не желая больше продолжать этот разговор. Наверное, он воспринимал Келлога как еще одного человека, ушедшего из его жизни так же, как делали все остальные. Обещанные пять минут давно истекли, и Джон зажал кнопку рации. – Возвращайся в Даймонд-Сити, Вив. Я нашел нашего беглеца, – бодро проговорил он в микрофон, глядя как Шон поднимается с дивана и идет под лестницу. Там, на облупленной зеленой стене, одна над другой виднелись две горизонтальные царапины, похожие на засечки. – Смотри, – Шон прислонился спиной к стене, и верхняя засечка оказалась вровень с его растрепанной головой. – Знаешь, что это значит? Хэнкок помотал головой, приблизившись к мальчику. Тот улыбнулся и отошел от стены. Лишь теперь Джон заметил, что одна царапина была датирована прошлым годом, а другая – сегодняшним днем. Такие метки родители Джеймса и Джона тоже делали на дверном косяке дома, и старший брат неизменно оказывался выше. – Это значит, что я вырос за год, – с гордостью заметил Шон. – Я расту, понимаешь? И стану взрослым мужчиной. Не останусь навсегда мальчиком-синтом. Эта новость немного огорошила, но и обрадовала тоже. Кажется, Вивьен действительно добилась чего хотела – получила ребенка, который будет взрослеть у нее на глазах. На фоне всего происходящего безумного в их жизни такое нормальное для любого человека явление казалось истинным чудом. – Ну, малой, – Джон встал перед Шоном на одно колено, чтобы быть с ним на одном уровне. – И кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Паренек задумался, как делали все дети, когда глупые взрослые задавали этот дурацкий, слишком серьезный вопрос. Затем его рот растянулся в улыбке, которую может выдать только ребенок. – Добрым. Обычно дети хотели быть караванщиками, наемниками, законниками или торговцами, хотя в итоге кривая дорожка выводила большинство из них на путь рейдеров, работорговцев и мусорщиков. Шон счел нужным пояснить свой ответ, когда увидел на лице Хэнкока недоумение. – В Институте, там… Много злого, – сказал Шон. – Когда они отключали меня, я все слышал, хотя они думали, что нет. Я не хочу быть как Отец или как Келлог. Хочу быть хорошим человеком, как ты и мама. Дети в Содружестве очень быстро перестают быть таковыми, в суровых условиях превращаясь в маленьких взрослых, которые знают, что те, кто старше и выше, не преминут воспользоваться своей силой. Как дорого в таком случае стоит доверие Нэнси, Нат и Шона и достаточно ли его, чтобы быть достойным познакомиться с Эрин? – Это прекрасное стремление, Шон, – он положил руку на предплечье мальчика. – Я охотно поддержу тебя во всех твоих усилиях быть хорошим человеком. Ребенок серьезно кивнул, с близкого расстояния рассматривая шрамы на лице Джона так, будто впервые их видел. Его рука поднялась, но замерла в паре дюймов от скулы. – Можно я… – с огромной осторожностью спросил Шон, и Хэнкок кивнул. Детские пальчики мягко коснулись его покрытой рубцами щеки, но в синих глазах не отразилось ни брезгливости, ни страха. Отчего-то дети не боялись гулей, хотя по логике должны вопить как потерпевшие, едва их завидев. Возможно, они могли рассмотреть их души сквозь уродливую оболочку – навык, который утрачивался с возрастом, но сохранился лишь у единиц, таких, как Вивьен. И вдруг Шон его обнял: обвил руками шею и прижался всем своим тощим телом, слегка дрожа от волнения. Джону ничего не оставалось – только обнять в ответ. – Спасибо, что уговорил маму взять меня с собой, – шепнул мальчик. – Я знаю, что ты тоже ее любишь. Ты поможешь мне защитить ее от Отца и Братства, правда, Джон? – Конечно, Шон, мы ее защитим. Я научу тебя всему, что знаю сам: стрелять, драться, рыбачить – чему угодно. Что захочешь. *** В магазин детских вещей Маккриди и Кейт потянули ее сразу после того, как Хэнкок сообщил по рации, что Шон нашелся. Первым порывом Вивьен было броситься обратно в Даймонд-Сити, но камень с души рухнул прямо в море родительского гнева на непослушного ребенка. Лучше уж немного остыть: нервы в последнее время ни к черту, чего доброго, и она сорвется на Шоне. Вывеска магазина давно отвалилась, но Вивьен помнила, что он назывался «Капитан Космос», а счет за товары, которые они с Нейтом накупили здесь перед рождением Шона, едва влезал в чек. Долгое время к зданию никто не приближался – двести лет его населяли дикие гули, когда-то бывшие маленькие покупатели, но теперь эта территория принадлежала району Конолли, и магазин уже успели зачистить. Кейт первая толкнула сдвоенные красные двери и нырнула внутрь. В последнее время она так торопилась найти как можно больше вещей для будущего ребенка, словно собиралась родить уже завтра. Еще несколько месяцев вряд ли кто-то мог поверить, что она станет такой ответственной и из рейдерши-наркоманки превратится в мать, что ищет подгузники с тем же рвением, что когда-то – дозу. Маккриди не возражал, предпочитая во всем потакать беременной подружке – бросил взгляд на Вив, пожал плечами и шагнул следом. На входе их встретила ростовая картонная фигура Капитана Космоса в оранжевом скафандре и с мартышкой на плече. Удивительно, но ни героя комиксов, ни его хвостатого друга до сих пор никто не изуродовал – лишь краска сильно поблекла от времени. Длинные ряды торгового зала были пустоваты, но все же на полках кое-где попадались игрушки, какие-то тряпки и детская посуда. Потолок имитировал звездное небо, под ним покачивались от сквозняка разноцветные ракеты. – Ого! Сколько тут всего! – воскликнула с другого конца магазина Кейт, ничуть не огорчившись скудностью ассортимента. Роберт облокотился на кассу и вытянул сигарету, заложенную за ухо. Неяркий свет мягко ложился на его расслабленное, улыбчивое лицо, и в этот момент он показался Вивьен самым счастливым мужчиной на свете. – Не хочешь помочь ей выбрать? – предложила она, кивнув подбородком на башенку из продуктовых корзин в углу. Роберт отрицательно покачал головой. – Я через это проходил. В такие моменты лучше их не трогать – огребешь, – хохотнул он. Вивьен согласно кивнула, вспоминая, как рычала на Нейта, когда тот предложил ей купить ползунки с такими отвратительными рюшами, что само их присутствие в доме нанесло бы младенцу душевную травму. Не отходя далеко от наемника, она прошлась вдоль первого ряда, а под ногами у нее трещал игрушечный пластик. Космическая мартышка Дженглс взирала на нее с верхней полки своими ошалевшими выпученными глазами и будто осуждала за что-то. – Слушай, я так и не сказала тебе, как я рада, что с Дунканом все в порядке, – виновато сказала она. В глубине магазина что-то шумно навернулось с полок, кажется, коробка с погремушками. Рыжая «покупательница» нецензурно расстроилась по этому поводу, но ненадолго – уже рылась где-то еще. – Пустяки, Вивьен, – отмахнулся снайпер. – Ты ведь беспокоилась за Шона. Я знаю, что это такое – бояться за своего ребенка. Выжившая вздохнула. – Это не проходит, да? – обреченно спросила она, но Роберт не дал ей надежды. – Никогда, – ответил, выкинул окурок в открытый кассовый ящик и отлепился от стойки. – Пойду все-таки нарою для Николаса пинетки. Он уже скрылся в отделе с детскими смесями, когда Вивьен снова позвала его. – Это имя сокращается как Ник, – тихо сказала Выжившая. Роберт кивнул, но из синих глаз его на короткий миг испарилось все счастье. – Если будет мальчик, – обронил он. – А если девочка… Жаль, что никто из нас не знал настоящего имени Фаренгейт. Он ушел, и через какое-то время уже два голоса просачивались сквозь шумные поиски клада довоенных сокровищ в коробках. Снайпер оказался прав: минута-другая, и «шопинг» молодых родителей обернулся спором из-за какой-то розовой соски. Оставшись одна, Вивьен продолжала бесцельно бродить вдоль рядов с остатками детских конструкторов, наборов для юных фокусников и пазлов с картинками планет, ракет и супергероев. Как хорошая мать она должна была бежать сейчас к сыну, но проблема была в том, что она сомневалась, что ощущает себя матерью. Ее довоенная любовь к Шону была абсолютной, всепоглощающей и непоколебимой, но его синтетическая копия не была им. Его нельзя любить так же. Задумавшись, Вивьен запнулась об упаковку, торчащую из-под нижней полки, и посветила вниз фонариком Пип-Боя. Незаметно для себя она оказалась в отделе детского постельного белья, где когда-то выбрала для Шона голубое одеяльце с красными ракетами. Она наклонилась, вытянула из-под полки упаковку – тот же цвет и рисунок. В вакууме ткань отлично сохранилась, и даже на ощупь оставалась такой же приятной. Это одеяльце было ее талисманом, маяком, ведущим ее к Шону, когда все остальные огни и ориентиры ее прошлой жизни погасли. Она могла зажечь его снова – взять упаковку с собой и подарить синтетическому ребенку. Вивьен разорвала пластик. Ткань заструилась между пальцев и совсем ничего не весила. Его нельзя любить так же. Когда эта мысль вспыхнула снова, Вивьен вдруг осенило. Так и есть. Отец, Ли и даже она сама считали, что маленький Шон заменит ее взрослого сына, уже не способного отвечать требованиям ее незатухающего материнского инстинкта, но все они ошибались – он не был заменой. Он был другим, и любить его нужно было совсем иначе. Она умела понимать людей. Смотрела в суть, а не шарила по поверхности, и это работало со всеми ее близкими, так почему не сработает с Шоном? Невидимый импульс словно ударил в крестец, и Вивьен быстро направилась к выходу, бросив одеяльце на полку. Маккриди и Кейт возвращались с корзиной, полной цветастого барахла, и немного оторопели, заметив как Выжившая пролетает мимо них. – Смотри! – похвасталась Кейт, показывая ей пару голубых пинеток с милыми бантиками и улыбающимися рожицами космической мартышки на носках. – Клевые, да? – Они замечательные, Кейт, – Выжившая выдавила улыбку. – Я обязательно посмотрю, что вы там набрали, но сейчас мне надо бежать. – Куда? – хором спросили они, и Вивьен улыбнулась. Отчего-то она не сомневалась, что ее вид сейчас такой же счастливый, как и у Роберта, когда тот прочел письмо из Вашингтона. – К сыну, – решительно ответила она. *** Шон так долго извинялся за свой проступок, что Вивьен стало неуютно. Казалось, что мальчик боится, что она вот-вот произнесет треклятый код отзыва, поэтому торопится высказаться и как-то ее переубедить. Он переживал зря: Выжившая строго пригрозила себе забыть чертовы цифры и не использовать этот запрещенный прием, даже когда Шон станет колючим подростком, целью жизни которого будет довести мать до белого каления. Ей хотелось, чтобы он поскорее забыл Институт, свою прозрачную клетку и жуткое кладбище отработанных синтов, и стал обычным ребенком. Конечно, детство в послевоенном Бостоне выбивалось за рамки нормальности, но все же оно не было экспериментом старика, решающего, когда тебе существовать, а когда – стоять с безвольно уроненной на грудь головой. Чтобы мальчик перестал корить себя, Джон отвел их с Вивьен в «Энергичную лапшу». Сидя за стойкой лапшичной втроем, они наверняка смотрелись странно: гуль, женщина и ребенок между ними. Охрана поглядывала на них с подозрением, но не задирала: новые порядки в городе, пусть неохотно, но приживались. Заняв рот лапшой, Выжившая время от времени угощала шастающего под ногами Псину и с большим интересом слушала беседу Шона и Джона: мальчик засыпал Хэнкока вопросами об оружии и даже попросил показать ему знаменитый зазубренный нож. Что бы там ни случилось в доме Келлога, это сдружило их двоих. Дело было в тихой музыке из радио на стойке или уютном золотистом цвете дымящейся над их чашками лапши, но во всем происходящем Вивьен ощущала гармонию, шаткий баланс над пропастью, который наконец-то удалось поймать. День разошелся, солнце снова стало греть, и на улицу с уроков высыпала местная детвора. В школе теперь стало тесновато – учиться в нее пришли еще несколько добрососедских детей, хотя район Конолли уже задумывался о том, чтобы открыть свое учебное заведение. Шон скромно попросился вместе со всеми на детскую площадку, и теперь Джон и Вивьен наблюдали, как он носится с местными мальчишками и девчонками, устроившись на лестнице, ведущей в дом Келлога. Шон никак не выделялся среди остальных: те же грязные коленки и чумазое лицо, те же безразмерные штаны и куртка, перешитые со взрослого на ребенка. Вивьен знала, что ей еще предстоит сомневаться и не раз, но сегодня она сделала нечто важное: посеяла в почве своих мыслей осознание того, что этот мальчик станет ее сыном. Не заменой, а вторым ребенком, отличающимся от первого настолько, насколько младший брат отличается от старшего. – Спасибо, что нашел его, Джон, – тихо произнесла Вивьен, не глядя в его сторону. Отчего-то смотреть в его глаза после всего произошедшего было стыдно: она будто шла по пути Астры, навязав ему ребенка, которого он не хотел. Хэнкок выпустил из легких сизый дым и улыбнулся. – Знала бы ты, насколько он особенный пацан, Вив. Она почувствовала его взгляд, но не повернула головы – не решалась. Казалось, что если она прочитает в его черных глазах хоть каплю осуждения, то разрыдается прямо здесь. – Слушай, я понимаю, что ты чувствуешь, – продолжал Джон, пользуясь ее молчанием. – Ты думаешь, что подвергаешь его опасности. Боишься того, кем он может стать, если ты затащишь его в свою жизнь. А если что-то случится с тобой, он останется совсем один, так тебя и не узнав. Вивьен наконец-то нашла в себе силы взглянуть на него. – Ты ведь не о Шоне сейчас говоришь, Джон? Тут уж пришла его очередь прятать глаза. Над их головами ветер мрачно вращал крылья ветрогенераторов. Дети не обращали внимания на холод и лазали по ржавой «паутинке», повисая на перекладинах, как обезьянки в зоопарке. Пожалуй, только в Даймонд-Сити Стена позволяла им визжать и веселиться – нигде в Содружестве больше не было такого безопасного места. Рука Джона так близко – просто чуть-чуть отклониться вправо, просто коснуться его теплого плеча. Тело Вивьен тут же поддалось этому порыву, но она одернула себя, сохраняя эту невыносимую для нее дистанцию. Однако он это почувствовал, потому что вдруг крепко стиснул ее ладонь, заставляя взглянуть на себя. Перед глазами ясно предстала картина, словно пришедшая без наркотиков галлюцинация: он делает вид, что читает книгу, а вовсе не подглядывает, как Вивьен надевает легкое ситцевое платье в соседней комнате. Или то, синее, от которого Хэнкоку чуть не сорвало башню. Он глядит, как она нанизывает узкие лямки на обнаженные плечи, пребывая в полной уверенности, что этим тонким пальчикам больше не придется жать на спусковой крючок, а спина будет прогибаться лишь под тяжестью Шона, забравшегося на закорки. Самым нелепым на этой картинке был сам Джон, который совсем не вписывался в эту красоту, но черт возьми, он все же там был. – Давай все вернем, – решительно предложил он, не тратя время на предисловия. Ему всегда казалось, что таким сердцам, как у него, суждено разбиваться. Трусы любви не заслуживают: Хэнкок думал так слишком долго, не допуская мысль, что страдать ему куда легче, чем меняться. Он не знал, в какой момент он нашел в себе мужество решиться на счастье, но полагал, что в тот момент, когда он увидел, как Вивьен улыбается Шону: радостная, бескостная и головокружительно красивая. Вот бы она почаще была такой. Вивьен устремила взгляд на вершину «паутинки», где как царь горы, восседал синтетический мальчик. Бледность на ее лице осталась, но взгляд оживал, постепенно становясь обычным: пронзительным, глубоким. – Он никуда не исчезнет, – заметила она, напоминая ему об изначальной причине их расставания, но Джону было все равно. Он развернулся к ней корпусом, и коснулся шершавыми пальцами шрама на ее скуле, а затем осторожно поцеловал другой шрам, едва заметный на ее правой руке между большим и указательным пальцами. Пронизывающие ярко-синие глаза теперь неотрывно изучали его лицо, и воздух между ними накалился, хотя дыхание их смешивалось в одно облачко пара. – Я знаю, – сказал Джон, слушая глухое биения сердца о грудную клетку. – Но он часть тебя, а я люблю каждую частичку тебя, Вив, поэтому я готов принять все, что связано с тобой, – он усмехнулся. – Не исключаю, что буду худшим отцом на свете, но я справлюсь с этой ролью, если ты немного поможешь. Вместо согласия Вивьен подалась вперед и нежно поцеловала его, прижавшись так крепко, словно все эти долгие недели ей не хватало лишь этого. Все, что было, есть и будет – вселенная в одном поцелуе. «Найди женщину, про которую ты сможешь сказать: «Без нее я бы через все это не прошел», – увещевал отец, отпуская Джона вместе с братом в Даймонд-Сити. Тогда этот совет не показался ему трудновыполнимым, но на деле выяснилось, что задачка попалась сложнее, чем сама жизнь. Лишь пройдя по усеянному шипами пути, который сначала разбил его, а потом по крупицам заставил собираться обратно, Джон нашел женщину, которая словно состояла из частей того, что он особенно ценил. Эти фрагменты стали запчастями для брешей в его сердце, заполнили все пустоты и сделали его цельным, и никакие страхи и препоны не могли больше его остановить или заставить убегать. Кроме, может быть, одной. – У тебя тоже есть то, что я должна принять, – Вив отстранилась, мягко ткнувшись своим лбом в его. – И я приму, если ты позволишь. Хэнкок сунул руку в карман, и между ними оказалась та самая стеклянная колба, что словно осталась последним препятствием на пути к счастью. Вив осторожно сжала его бедро, совсем как Кейт, когда подбадривала Маккриди. Снайпер решился – взглянул страху в лицо, и это был знак. Тяжело вздохнув, Джон достал зазубренный нож. Пальцы предательски дрожали, но лезвие не подвело и аккуратно срезало спайку. Он перевернул колбу, и плотная фотобумага послушно выскользнула на влажную от пота ладонь. – Какая она красивая… – завороженно прошептала Вивьен, когда он развернул фотографию. На них смотрела девочка лет семи – в огромных глазах сияла бирюза, что родилась из сочетания серых глаз Астры и голубых – Джона. Она улыбалась, морща острое личико из-за солнца. Вьющиеся золотые волосы, обрамляющие лоб, сами будто излучали свет. То, что Джон ощутил, глядя на ангельское создание, настолько похожее на него в юности, насколько маленькая копия человека способна походить на большую, не поддавалось описанию. Это было что-то необъятное, всеобъемлющее, захлестнувшее его с головой и поглотившее, как черные воды реки Эверетт. Эмоции идентифицироваться не спешили, а вот желание сформировалось вполне отчетливо: во что бы то ни стало Джон должен был увидеть Эрин Макдонах. – А это кто? – спросила Вивьен, и лишь теперь Хэнкок осознал, что Эрин на фото не одна, а сидит между двумя пожилыми людьми, которые обнимают ее за плечи и сдержанно улыбаются. Седина давно посеребрила их волосы, время выжгло блеск из их глаз, а обветренные лица испещряли глубокие морщины, но не узнать их было невозможно. Джон давно смирился с тем, что больше не увидит их и оплакал в Непонсете. Не сразу в голову приходило осознание, что вся его кровная семья прямо перед ним, хотя и только на картинке. – Мои родители, – упавшим голосом произнес он. Вивьен ошарашенно воззрилась на него, открыв от удивления рот, но прежде чем Джон успел что-либо объяснить, ему в затылок уперлось холодное дуло лазерного карабина. Такое же угрожало Вивьен, а над головой прошелестел тихий, безэмоциональный голос, который не спутать ни с каким другим. – Пора поговорить, мэм.