Конец света – веселись!

– Гадство! Оказывается, это «Любовь к жизни» все это время царапала мне лопатку. – Необязательно было терпеть это, Вив. – Маленькая жертва ради хорошего удовольствия. – Так я был хорош? – Слишком наглый вопрос даже для тебя, Джон. Сейчас Джон не смог бы избавиться от самодовольного выражения на своем лице, даже если бы попытался. Вивьен сунула синий томик Джека Лондона обратно на книжную полку и откопала в груде рваных книг свои джинсы. Как только она попыталась одернуть футболку, Хэнкок успел поднырнуть под тонкую, черную ткань и приложиться всей ладонью к ее животу. Ему нравилось гулять шершавыми пальцами по подрагивающей коже на самой границе ложбинки ее пупка. Другая его рука плотно обхватила внутреннюю сторону ее бедра. Выжившая издала тихий, сочный звук и выгнула спину ему навстречу, опираясь на тесно прижатую к спине впалую грудь. Прикосновения неожиданно холодные, но ощущались как капли ледяной воды на тело, покрытое горячим воском. О, Джек Лондон и другие американские классики нескоро забудут увиденное. Они оба боялись привкуса пепла и пыли в близости после воссоединения, но наверное, его ощущали только те, кто сходился с отгоревшей любовью. Над руинами разрушенных между ними стен витали знакомые запахи секса, табака и резкого одеколона. Вивьен по-девичьи захихикала от ветерка его теплого дыхания на чувствительном месте за мочкой уха. Сейчас она была чертовски милой – Джону хотелось расцеловать каждую черточку ее лица. Он никогда не видел, чтобы она смеялась так, как за последние дни, словно жизнь заполнила ее заново. На контрасте – это были ее самые напряженные дни. Он веселил ее до тех пор, пока она не сгибалась пополам, чтобы видеть ее счастливой. Вдвоем, в этом закутке среди сухих книг, они были как два музыканта, что играли на скрипке, пока горел Рим. – Если мы продолжим, Дейзи застукает нас и отходит пипидастром, – предупредила Вив, и Джон расхохотался ей в шею бархатным смехом. – Чем-чем? – Это такая штука для… А, ну тебя, – притворно обиделась Выжившая, потому что он веселился, как школьник, и вывернулась из его цепких объятий. Она накинула кожанку, сняв ту с перекладины роликовой лестницы, сунула руку в карман за пачкой сигарет. Задумчиво затягиваясь, Вивьен медленно двинулась вдоль книжных рядов. Они казались бесконечными и мрачными, как в логове злодея из одной из тех сказок, что она намеревалась прочитать Шону. Она могла бы делать это на разные голоса, озвучивая каждого персонажа… Зеленое свечение Пип-Боя ползло за вытянутой рукой, как призрачный кальмар, дым шлейфом серебрился над головой, смешиваясь с пылью. Как-то всегда по-особому пахнет в библиотеках. Робко минуя грязные рамы, мутное позднеосеннее солнце глядело сквозь высокие арочные окна Бостонской публичной библиотеки. Верхний этаж еще не успели расчистить, поэтому мраморный пол под ногами не проглядывался под плотным ковром истлевшей бумаги и выцветших переплетов. Они с Джоном убегали сюда, словно два подростка, чьи родители против их отношений, как семьи Монтекки и Капулетти. Ну какая же банальная мысль! Нет, пожалуй, «Ромео и Джульетту» Шону читать пока рановато. Вивьен ныла, как ей неловко оставлять Шона на Маккриди и Кейт в такие моменты. Харизма мальчика покорила даже Кейт, которая раньше достоверно изображала рвотные рефлексы при упоминании детей, но все-таки это было безответственно. Ох, сколько же родительских планов Джону приходилось теперь держать в голове! Надо искать жилье, где больше одной комнаты, а потом забрать из Сэнкчуари этого Кодсворда и переключить его в режим няни. Надо бы узнать этого робота получше, если представится возможность. Если они выживут, конечно же. Хэнкок вразвалочку шагал позади, наблюдая как Вивьен, покачивая бедрами, бредет мимо полупустых книжных полок, и едва касаясь, поглаживает вензеля на корешках, будто читая названия при помощи азбуки Брайля. Казалось, что из-под кожи у нее пробивается холодное, синее свечение, как если бы по ее венам бежала квантовая «Ядер-Кола». На самом деле они убегали не от семей, а друг к другу, чтобы побыть вдвоем, устав от изнурительной подготовки к столкновению с Братством. От обязанностей. От ожидания грядущего. Библиотека последней надежды – мрачно окрестил ее Хэнкок, вспомнив историческое название этого места, но Вивьен об этом не обмолвился. Ему здесь даже нравилось: эти покрытые благородной патиной медные статуи львов, полустертые фрески на стенах и толстенные колонны, поддерживающие высокие потолки, уводящие глаз далеко вверх. Когда-нибудь в этом на удивление хорошо уцелевшем здании можно будет открыть Новый Капитолий. Или собрать со всего Содружества уцелевшие книги и восстановить библиотеку. Или написать новые. – Джон, – позвала Вивьен, останавливаясь у подозрительно знакомого стола. – Кажется, здесь твое имя. Поздняк метаться – Хэнкок поравнялся с Выжившей и взглянул на столешницу, заваленную мятыми листами, единственным содержимым которых была витиеватая подпись, повторяемая множество раз. Пустые блистеры из-под ментатов хрустнули под носком сапога у ножки стола. – А-а… – рассеянно протянул Джон, почесывая лысый затылок под треуголкой. – Под кайфом я упражнялся тут в каллиграфии. Все пытался подделать подпись своего исторического двойника. Здоровая же роспись была у этого «первого американского гангстера»! На приходе Джону казалось, что у него почти получилось сымитировать архаичный почерк Хэнкока, но трезвая реальность говорила противоположное. – Вот эта удалась довольно похоже, – Вивьен ткнула пальцем в один из листов и ущипнула себя за подбородок, пытаясь выглядеть задумчивой, но ей не удалось сдержать лукавую усмешку. – Я все грезил, что мне доведется подписывать какие-нибудь важные документы, – он смущенно сгреб черновики в охапку, но выкинуть их было некуда – только сбросить на пол к их несчастным собратьям. – Увы, но за всю жизнь мне не попалось ни одной Декларации независимости. Настольную лампу он забыл выключить много месяцев назад, но она продолжала гореть, отбрасывая тени на стул и их ноги и делая огромную комнату чуточку дружелюбнее. Должно быть, глаза Джона выдали что-то печальное, потому что Вив приблизилась и мягко коснулась неровной кожи на его лице. Он против воли потянулся к ее ладони и прижался всей своей грубой щекой. – Кто знает, быть может, Содружество когда-нибудь сочинит новую Декларацию, – философски заметила Вивьен. – И ты обязательно поставишь на ней свою подпись. Торчок, что просиживал ночи за этим столом, обожравшись ментатов, посмеялся бы над этим. Но для нынешнего Джона ее слова стали отрезвляющим толчком к целой плеяде новых планов. Вивьен должна будет это увидеть. А ее ребенок будет думать, что он чего-то стоит. Джон усмехнулся этой сказке, потому что других в библиотеке не было – Шон остался без книг. Возможно, стоило вернуться за «Любовью к жизни» или каким-нибудь «Зовом предков». Хотелось порадовать мальчишку – этот маленький хитрец ловко завоевал его сердце, как и его мать. Интересно, а какие истории понравились бы Эрин? – Знаешь, даже мне все эти древние наряды и клички уже кажутся устаревшими. Как думаешь, моя репутация сильно пострадает, если я вновь стану Джоном Макдонахом? – он снял ее руку со своего лица, переплел ее пальцы со своими и повел. – Я думаю, это звучит неплохо, – одобрила Вивьен, и Джон мысленно присовокупил свою старую-новую фамилию к ее имени. Получилось красиво. Обескураживающе красиво. Их шаги глухо отражались от древних стен. Следуя за Хэнкоком, Вивьен с сочувствием рассматривала останки недоеденных мышами трагиков и сатириков. – Куда ты меня ведешь? – В отдел немецкой классики. Вдруг Фортуна нам улыбнется, и мы найдем томик со сказками братьев Гримм? Интересно, можно ли в Даймонд-Сити раздобыть кольца? Сделать это для Вив, наверное, это будет правильно. – Хорошо бы это оказалась детская адаптация. Оригинальные сказки такие жуткие, что наверняка напугают Шона, – мечтательно пробормотала Вив. – Мама в детстве читала мне некоторые. Она глотала все, что отец привозил со старых моряцких суден: любовные романы, сказки, даже инструкции по сборке двигателей «Корвеги». Было странно думать, что с разницей в двести лет они выросли на одних и тех же книгах. А еще страннее – думать про маму и отца. Все-таки надо всерьез обмозговать возвращение родовой фамилии, прежде чем снова увидеть их, когда все это кончится. Если в Даймонд-Сити колец нет, придется втихушку сбегать и отлавливать диких гулей с пальцами нужного размера… Их сцепленные руки натянулись в косую линию, потому что Вивьен притормозила. Окурок дымился меж ее пальцев, но она не решалась затоптать его – боялась, что сухие страницы вспыхнут, как спичечная головка. – А твои родители… – она осторожно сделала паузу, словно следующий вопрос был решающим. – Они бы сделали для тебя то, что сделали мы для Шона? Пожалуй, придется повременить с кольцами… *** – Вы оказали директору услугу, мэм. Обнаружили серьезную брешь в обороне Института, – сказал синт без тона голоса, без запаха и даже без глаз. – Но вы забрали то, что принадлежит ему. Пустоши ничего не дают даром, ни для кого не делают исключений. Вновь обретенное счастье они балансируют очередным испытанием. – Ты его не заберешь, Икс-Шесть, – Вивьен почти рычала, как медведица, завидевшая охотника рядом со своим медвежонком. Они с Джоном прижались к ржавому парапету, защищая своими спинами играющих на площадке детей, их стволы были параллельны. Они даже не заметили, как эти двое подкрались. Не было ни вспышки, ни запаха озона. Должно быть, они давно ждали, когда бдительность мышек, поедающих сыр, ошалеет от сытости и заснет. Позади стоял прежний беспечный гам – никто из детей не знал, что творится у них над головами. – Не заберу, если вы пойдете на условия сделки, – институтские карабины темнокожего охотника и его светловолосого коллеги по правую руку от него смотрели в ячеистый пол парапета. Казалось, даже ветер избегает трепать их строгие, черные плащи. Вивьен растерялась. Сделки с Отцом никогда не приносили им обоим пользы. – Говори, – ледяным тоном приказал Хэнкок. – Взгляните туда, – Икс-Шесть обвел рукой сектора верхних трибун, которые оставались незаселенными. Черная тень под ветрогенератором, еще одна – у перегоревшего прожектора. Дальше глаза уже не скашивались, а поворачивать голову и терять из поля зрения Икс-Шесть они с Джоном не решились. – Вот мои условия, – продолжал синт. – Эти охотники снимут с прицелов детей, играющих на этой площадке, продавцов, торгующих на этом рынке, вашего нового мэра, что сидит за столом прямо у окна. Шон не будет отозван кодом и обнулен. Мы все просто уйдем. – А взамен? – жестко, как на гангстерских стрелках во времена своей закулисной политики, спросил Джон. – Одна точка на карте. «Подземка». Ну конечно. Защитники синтов нанесли очень серьезный удар и слишком обнаглели, лишая Институт ценных солдат перед большой битвой. Отец больше не мог закрыть на это глаза, как сделал в Хилле, потому что на этот раз ему некого было терять: мать и его уникальный проект «Циррус» его покинули. Полусгнившие двери дома Келлога виднелись прямо за спинами охотников. Как бы Вивьен ни сопротивлялась, ее вынуждали покориться воле Отца – хоть и косвенно, но стать наемным убийцей Института. Выбор между Сциллой и Харибдой нужно было делать не в тот день, когда она пыталась спасти синтов в Банкер-Хилл. Он был сейчас – между сыном и союзниками, между невинными людьми и агентами. И вдруг Джон опустил дробовик, а затем положил руку на предплечье Вивьен, заставляя сделать то же самое с револьвером. Нет смысла бряцать оружием перед заранее проигранным боем. – Откуда нам знать, что ты сдержишь слово? – с подозрением процедил он, сузив черные глаза до щелочек. Икс-Шесть кивнул подбородком в сторону Выжившей. – Побывав на свободе, проект «Циррус» был дискредитирован. Чистота эксперимента нарушена под воздействием внешней среды, поэтому держать его в лабораторных условиях с расчетом на объективный результат более невозможно. Это был бы крайне неблагоприятный исход, поэтому директор принял решение продолжать эксперимент в новых условиях. – То есть, на поверхности? Со мной? – нахмурилась Вив. – Совершенно верно, мэм, – кивнул синт. – Если вы выдадите нам организацию, вредящую Институту, «Циррус» останется развиваться на поверхности, и эксперимент просто продолжится без наблюдателя. Если нет, он будет отправлен обратно и обнулен. Эти условия понятны? Вивьен и Джон переглянулись. Им довелось сражаться за Добрососедство, минитменов, Даймонд-Сити и даже друг за друга, но ни разу им не приходилось идти против своих. Кровь не лилась и пули не свистели, но битва кипела – шла совсем на ином уровне. И с нее нельзя было вернуться с победой. *** – Да, – тихо ответил Джон, и ее бросило в пот от уверенности в его окрепшем голосе. – Мои родители убили бы за меня. Они зашагали к выходу, в огромный читальный зал, где под скругленными сводами непостижимо высокого потолка готовились к открытию первого в Бостоне общественного госпиталя. Искать детские книжки расхотелось. – Мои тоже, – также тихо сказала Вивьен, чувствуя себя пеплом после фейерверка. Он будто хрустел на зубах, холодный и колючий, как снег. Она наконец-то окончательно поняла, почему много лет назад Джон захотел избавиться от собственного лица. *** Все началось с черного ящика. Того самого, который вовсе и не черный, и за которым Хэнкок нырял в ледяную воду залива Плеже. Хэйлин все никак не могла его расшифровать, и Джон уж было решил, что искупался зря и просто в очередной раз выпендрился перед Вивьен, какой он смельчак. Однако Хэйлин все же собрала их в кабинете у Боброва. Оранжевый шар стоял на его столе, как глобус в кабинете школьного учителя. – Отправной точкой этого винтокрыла была Цитадель в Вашингтоне, – заявила бывший скриптор. – Но что интересно – в Замок он летел со станции «Оливия». Вероятнее всего, «Придвен» где-то там. – Далеко же он забрался, – подметила Вивьен, ища куда бы стряхнуть пепел с сигареты, чтобы не пачкать казенный ковер. – Я отправлю разведчиков, – тут же отреагировал стоящий рядом с ней Данс. – Это еще не все, – добавила Хэйлин. – Разговоры пилотов «черный ящик» тоже расшифровывает. Ничего важного я там не услышала, пока не наткнулась на одну любопытную деталь. Остин, не поможешь? Она протянула Выжившей коробочку голозаписи, и та вставила ее в Пип-Бой. Сначала из динамика доносился лишь шум винтокрылов, сквозь который начали прорываться разговоры, постепенно становившиеся четче. Но все равно пришлось выкрутить колесико громкости на максимум, чтобы разобрать слова. «На кой черт нам эти развалины? Весь этот штат – одно сплошное кротокрысье дерьмо», – молодой голос пилота звенел от недовольства. «Смирись, Калеб», – второй голос загрубел, словно его обладатель был заядлым курильщиком. – «Страж Каден квартировал нас сюда насовсем. Это скоро будет его регион, так что привыкай к Бостону, мужик» «Какого рожна именно мы сюда поперлись, а не «восточные»? Это Изгои должны жить в Цитадели. Я устал выковыривать из матраса клопов в Индепенденсе», – продолжал возмущаться первый пилот. «Заткнись. Ты что, не слушал речь Кадена перед вылетом? После победы над Институтом нашей базой станет Даймонд-Сити. Та огромная зеленая штука, видал? Она будет получше, чем Цитадель. И больше не веди таких разговоров, а то загремишь на гауптвахту. Нет больше никаких Изгоев и «восточных», ясно? Мы все – единое Братство» Запись кончилась. Вадим одернул полы серого пиджака и уселся за стол, крепко сцепив пальцы в замок. Пожалуй, он неплохо смотрелся в декорациях кабинета градоначальника и даже будто стал серьезнее. – А эти ребята в курсе, что «зеленая штука» уже занята? – По своему опыту скажу – тостеры чихать хотели на чужое имущество, – напомнил Хэнкок. Он склонился над картой Маккриди с сигаретой во рту и щурил один глаз от лезущего дыма. Чудо, что эта карта прошла с ними весь этот путь и до сих пор не развалилась на лоскуты. Только мэр выглядел шокированным. Он откинулся спинку директорского кресла и вцепился ногтями в потертую кожу подлокотников. – Нельзя отдавать им наш город. Мы честно отвоевали его на выборах, – он извиняющейся кашлянул. – Ну, почти честно. Он никогда не говорил «мой город», считая свой пост общей заслугой, и на контрасте с Джеймсом это вызывало у Хэнкока глубокое уважение. – Знаю, приятель, – бывший мэр перекинулся коротким взглядом с действующим и вновь склонился над картой. – Мы и не отдадим. – Есть план? – с надеждой поинтересовался Бобров. Джон не ответил, напряженно катая красный карандаш по тонкой бумаге, и все притихли. Они знали, что если не отвлекать гуля сейчас, в его голове родится что-то потрясающее, дерзкое, но выполнимое. Что-то, что спасет им жизнь. Поэтому невольно подались вперед, когда он перестал мучить карандаш и зажал его в пальцах. Чертов треугольник. Это все, что Джон смог нарисовать. Три грани – уцелевшие трехэтажные апартаменты на Бэк-Стрит, Переулок Висельника и Массачусетский технологический университет, под чьим фундаментом скрыт Институт. На карте это выглядело слишком просто – куда проще, чем схемы побега из тоннелей Масс-Пайка или обороны Замка. – Соберем всех, кто готов. Весь Бостон. Займем правый берег Чарльза в Переулке и Бэк-Стрит, – отрывисто бормотал он скорее себе, чем окружающим. Вадим поднялся и обошел свой стол, чтобы взглянуть на карту под другим углом. Да если начертить на ней все каналы поставок алкоголя в «Скамью запасных», схема и то получится сложнее. – Ну соберемся мы там, а что дальше, братан? – неудовлетворенно уточнил он. – А дальше будем ждать. Данс и Хэйлин хмурились, не услышав привычной стратегии, Бобров продолжал изучать треугольник, и только Вивьен понимала, что он имеет в виду, потому что они оба были в Институте. – Никто не ответит на вопрос, кто сильнее – Институт или Братство, – пришла она Джону на помощь. – Но они оба однозначно сильнее нас. Контр… – она возвела глаза глаза к потолку, вспоминая умное Дансовское словечко. – Контрпродуктивно вступать в бой. – И что вы предлагаете? – Бобров скрестил руки на широкой груди, поочередно глядя то на Вивьен, то на Джона. – Будем просто наблюдать? – расширил Данс вопрос мэра. Как бывшего солдата его до сих пор тянуло в сражения, и он забывал, что не обретается среди героев. Забывал, что теперь и он – бостонская шпана. А такие парни должны быть умными, хитрыми и изворотливыми, чтобы тягаться с сильными мира сего. – Займем лучшие места. Посмотрим, как тостеры схлестнутся друг с другом. Затем перейдем реку Чарльз через мост, где застрял танкер, и добьем того, кто победит, – отчеканила Вивьен так же отрывисто, как Джон. Это прозвучало холоднее, чем она ожидала. Данс удовлетворенно кивнул – он все понял. Хэйлин сочувственно тронула Выжившую за плечо. – И Институт? Но ведь там же твой сын, – тихо сказала она. Должно быть, все они в той или иной степени подозревали, что когда-нибудь Вивьен окончательно перейдет на сторону Института, повинуясь своему материнскому инстинкту. – Я знаю, – кивнула она. – Но у меня есть и второй сын, и я хочу, чтобы он рос в свободном Бостоне. А этого не случится, пока существуют Братство и Институт. Кажется, она убедила их, но не себя. При мысли об открытом столкновении с Отцом Вивьен опоясывало страхом, схлестнувшимся с ненавистью. Ее сын. Малыш в коконе из синего одеяла, восторженно улыбающийся красным ракетам из своей колыбельки, стал тираном. И дело не только в супермутантах, рабах-синтах и бесчеловечности. Материнское сердце Вивьен могло просить это, но не блеск оптики, направленной на маленького Шона, и не выбор, который Отец заставил ее сделать. Вивьен знала, что он не остановится, и сделать это за него было ее обязанностью, как матери. Вадим свернул часть карты, освобождая место на столешнице, и вынул из выдвижной тумбочки высокую бутылку «Бостон Харбор» с ярко-оранжевой этикеткой и девственной пробкой. Следом на столе появились пять широких бокалов с утолщенным устойчивым дном. Хэнкок присвистнул, завистливо провожая взглядом содержимое ящика. Там перекатывались еще две тары с редчайшим в Бостоне алкоголем. – Не бобровская бражка? – Вив приподняла брови. – Это на особый случай. У должности мэра есть свои преимущества, – Бобров сорвал пробку, и из горлышка дохнуло вишней и чем-то пряным. Он разлил напиток по бокалам. – Когда вы пришли ко мне в бар, я доверился вам и не пожалел, – сказал он подняв свой бокал на уровень груди. – Сделаю это еще раз. Цвет виски был столь насыщенным, что в свете падающих сквозь панорамные окна солнечных лучей казался революционно-красным. – За свободный Бостон, – Джон обратил слова Вивьен в тост. – За свободный Бостон! – дружно подхватили остальные. Чокаться не стали. Делать это перед боем, говорят, примета плохая. *** Из Содружества исчезли все синты. Звучало это так же тревожно, как новости о том, что в довоенном мире исчезли все пчелы. Пожелтевшую газету с таким заголовком Мэксон однажды обнаружил в туалете Цитадели. Институт собирал свои силы в своих подземных катакомбах – не стал тратить время, устраивая диверсии и задерживая своего главного врага. Финальные приготовления к нападению проходили так гладко, что Артур сидел на иголках в ожидании подвоха. Когда настал день сниматься с якоря и возвращаться в Бостон, Мэксон с трудом остался беспристрастным, чтобы ненароком никому не обнажить свою радость. Все это время на станции «Оливия» он продолжал ощущать себя изгоем, хотя Каден все отрочество учил его, что это слово вовсе не является уничижительным. И все же приятно было стоять у окна на мостике, чувствовать вибрацию пола под каблуками и разглядывать приближающиеся высотки. По правому и левому борту «Придвена» винтокрылы везли на тросах части Либерти Прайма. Для огромного туловища понадобилась три машины, но такой способ транспортировки был куда безопаснее, чем отправлять автоматрона через все Содружество на юг и заставлять его отбиваться от рейдеров и супермутантов. На этом настоял Мэксон. Встреча с тем же камикадзе могла если и не закончиться плачевно, то обернуться серьезной поломкой. После разговора о судьбе Института Каден ему не перечил, будто ждал, пока он обмозгует его слова и примет решение, что имущество врага нужно обратить на пользу Братству. Артур для вида сделал еще две попытки выразить противоположное мнение, а затем пришел к Генри на разговор, мол, ты прав. И с тех пор между ними воцарилась идиллия, как у пожилых супругов. Каден поравнялся с Артуром у парапета и протянул ему бокал коньяка, держа точно такой же в руках. На капитанском мостике кроме них был только телохранитель Гарнет, но стражу тот отчего-то не нравился – он постоянно оборачивался на бронированного в силовую паладина, будто завидуя, что сам сегодня без нее. – Уверен, что именно мой взвод должен контролировать вскрытие Института? – снова поинтересовался Каден. Этот вопрос страж уже задавал и много раз. Он как будто подозревал, что Артур не совсем честен с ним, не понимая почему упрямство того вдруг сошло на нет. Как родитель, который чует фальшь в ласке ребенка, коему нужны крышки на красный радиоуправляемый грузовичок с надписью «Ядер-Кола» на прицепе, что он увидел у бродячего торговца из Ривет-Сити. – Уверен, – кивнул Мэксон, не притрагиваясь губами к ободку бокала. – Твоим солдатам важно увидеть от тебя решительный шаг к завоеванию Содружества. Проникновение в логово врага при помощи Либерти Прайма – в этом кроется достойный символизм. Каден хмыкнул. Развешанные по краями помещения оранжевые знамена с шестеренками и мечом подрагивали от движения стального организма, внутри которого они находились. – Хорошо, что ты одумался, старейшина, – похвалил он. – Любые военные трофеи, включая перепрограммированных синтов, ты сможешь увезти с собой в Вашингтон. Мэксон хмыкнул ему в тон. Одумался, как же. Старый дурак, который думает, что Артур тоже перепрограммировался, как глупая институтская машина. – Импеллер неисправен, старейшина. Любой скриптор счел бы его пригодным для использования, но не я. Я провел более тщательные исследования и выяснил, что этот компонент – подделка», – сказал Квинлан, с трудом скрывая самодовольное выражение лица. – Ты говорил кому-то об этом? Квинлан помотал головой. – Только вам. Новость порадовала Артура, потому что подтвердила его догадку – не мог импеллер попасть ему в руки так легко, а значит, «Подземка» пыталась подставить их. Он привлек лучших специалистов, чтобы раскрыть этот план, но не рассказал об этом Кадену. – Пусть проктор Инграм ставит его в Прайма», – приказал старейшина, и без того длинное лицо Квинлана вытянулось еще больше. – Позвольте уточнить, старейшина. При использовании ракет для пробития бреши в Институт, Либерти Прайм рискует получить повреждения, а поддельный импеллер и вовсе может взорваться» Артур повернулся, еще раз взглянул сквозь увеличенные круглыми линзами глаза проктора, чтобы убедиться, что в них все также сияет абсолютная верность. Квинлан боготворил его, писал в хрониках обо всех его фальшивых подвигах и искренне верил, что кровь Мэксонов окупит все. Проктору можно было доверять. – Я знаю. Выполняйте приказ. И никому ни слова, – отчеканил он, и приказ его был твердым, требующим неукоснительного исполнения. Проктор Кивнул, не имея привычки оспаривать слова своего кумира. – Поверь – я не упущу свое, – Мэксон все же приложился к бокалу и поморщился: Каден пил какую-то дрянь с привкусом бензина и средства для протирки контактов, но называл это коньяком. Ослепший от своих амбиций страж прислонил свой бокал к его. Стекло звякнуло глухо и отчаянно, как птица, ударившаяся в окно. Вот-вот наступит день, когда Мэксон рассчитается с Каденом – не будет больше должником. Что ж, как поговаривают торгаши на Столичной Пустоши: «ростовщики сами продадут веревку, на которой их можно повесть». *** – Там не видно ни зги. И туман над рекой Чарльз стоит как в фильмах ужасов, – пожаловался Престон, стряхивая снег с ковбойской шляпы. Белый пух скатался на его остроносых сапогах, как помпоны у эльфов-помощников Санта-Клауса. – А ты смотрел фильмы ужасов? – съехидничала Кейт, помогая Вивьен застегнуть кожаный наплечник на правом плече. – Нет, но… Так ведь говорят? Выжившая глянула на экран Пип-Боя. Первое декабря. Интересно, отмечают ли в Даймонд-Сити Рождество? Год назад ей было не до праздника: ее дни заполняли изнурительные тренировки с Астрой и бесконечные поручения Престона. На самом деле, это был не тот день, чтобы думать о Рождестве. Скорее отличный день, чтобы умереть. – Вы вообще слышали, что я сказал? – Гарви притушил улыбки женщин своим суровым взором. – Все наши собрались в Переулке Висельника и готовы. Но погода плохая! – Не переживай, ковбой. Снег не скроет от нас взрыв Либерти Прайма, – ответил Джон, застегивая шипастый рейдерский наголенник. Им всем достались одинаковые комплекты брони – модифицированная довоенная форма бейсбольного кэтчера. Хэнкок ворчал, что шаровидные наплечники стесняют движения, а Вивьен могла думать лишь о том, как ему идет кожаная куртка под ними. Благородное коричневатое напыление на швах делало его мужественнее, и черт побери, сексуальнее. Похоже, он был серьезен в библиотеке – окончательно отправил на пенсию треуголку и красный сюртук. От нагрудников они оба отказались – бостонские крысы должны быстро бегать и юрко уворачиваться, а нижний край брони доставал низкорослым Джону и Вивьен почти до колена и снижал ловкость до нуля. А вот Данс смотрелся в ней отлично и практически врос в нее, возглавляя район Конолли. Все вверенные ему люди тоже получили полную экипировку, и даже свободолюбивые добрососедские выжившие не противились, уже привыкнув к тренировкам, стрельбищам и дисциплине бывшего паладина. – Выдвигаемся. Готовность пять минут, – строго сказал он и вышел из «Скамьи запасных», увлекая за собой Хэйлин и Престона. Маккриди надевать защиту и вовсе отказался – лишь пододел свитер под свой оборванный тренчкот-ветеран. Наемник развалился на диване и курил, глядя как Кейт затягивает на плече Вив ремешки. Эти двое игнорировали друг друга целое утро, а все потому, что Роберт заставил Кейт остаться в Даймонд-Сити. Когда ссора началась, обитатели «Скамьи запасных» приготовились прятать острые предметы, но вместо привычных всем криков Кейт разразилась рыданиями. Она умоляла Роберта и просила, но тот был непреклонен – ты носишь ребенка. В итоге девушка смирилась со своим положением во всех известных смыслах. Закончив с обмундированием Выжившей, Кейт все-таки подошла к наемнику, и тот пружинисто поднялся ей навстречу, лихо закидывая любимую снайперскую винтовку на плечо. – Все же решила попрощаться? – подмигнул он с кривой ухмылкой. – Ненавижу тебя, Бобби! – Кейт замахнулась крепким кулаком, метя снайперу в ключицу, но тот ловко увернулся и сгреб девушку в медвежьи объятия, лишая возможности нанести ему новые увечья. – Любовь моя, ты ведь сейчас врешь. Какой пример ты подаешь нашему детенышу? Джон с Вив деликатно отвернулись, но все равно слышали бубнеж Кейт, уткнувшуюся в грудь Роберта и проклинающую гормоны. – Да у него там даже уши еще не выросли! – А по мне, так пора уже приучать его к хорошей музыке. По возвращении устроим ему настоящий марафон радио Даймонд-Сити. – Ты обещал, Роберт! Обещал, что я не останусь одна, что ты будешь меня защищать! Он разжал объятия и положил ладонь девушке на живот. Он еще почти не виден, но сама Кейт выглядела менее угловатой и как бы сбросила с себя шипы – в ней будто стало больше света. – Так я это и делаю, Кетти, – солнечно улыбнулся наемник, озорно сверкнув синими глазами, и снял свою восьмиклинку, водрузив ее подруге на голову. – Вот. – На кой хрен она мне? Обычно примятая головным убором русая шевелюра Маккриди воспряла, напоминая непослушную гриву подрастающего львенка. – Пусть побудет у тебя. Без этой кепки я как лох, так что я обязательно с тебя за нее спрошу, поэтому береги ее и детеныша, поняла? Кейт зашмыгала и судорожно закивала. Роберт сдержанно клюнул ее в щеку своим горбатым носом и отступил к двери. На пороге он подмигнул им всем, показав вспышку улыбки, прежде чем его голова скрылась из виду. – Ох и собачий же тут холод, чтоб его! Хороший хозяин Псину на улицу… Его слова потонули в хлопке закрывшейся двери. Кейт порывисто выдохнула, издав губами звук сдувающегося воздушного шарика, и плюхнулась на диван. Разлегшийся там Псина понимающе ей проскулил: его в заварушку тоже не брали. Несколько добрососедских гулей и охранников Даймонд-Сити еще возились с приготовлениями, но постепенно бар пустел. Воспользовавшись тем, что в зале остались только те, кого он знает, Шон вышел из номера с большой единицей на двери. Помимо своей «Лазерки» он тащил на плече ружье Хэнкока и кобуру с шестизарядником Вивьен. – Я почистил и откалибровал ваше оружие. И возьми этот стелс-бой, мам. На всякий случай. Я его полностью зарядил, – гордо заявил он, переводя взгляд с Вивьен на Джона. Ему нравилось быть полезным во время подготовки – худые плечики юного гения почти превращались в крылья от гордости, что взрослые доверяют ему оружие. Джон получил свой дробовик. Пожалуй, пушка давно не выглядела настолько хорошо – словно только что была снята со скобы на витрине оружейного магазина. Не дожидаясь благодарностей, Шон нырнул обратно в комнату и через секунду вернулся, держа на весу согнутый пополам листок, вырванный из школьной тетради. – Мам, – немного смущенно он остановился в паре шагов от матери. – Я тут нарисовал тебе… Он развернул листок, и Джон не удержался от искушения тоже заглянуть в него. И узнал себя: приземистый, улыбающийся парень, вместо носа будто крошечное перевернутое сердечко. Неужели он выглядит таким милым для этого пацана? По правую руку от карандашного Хэнкока сидел нарисованный Шон, что угадывалось по полосатой футболке, а рядом с ним Вивьен. Все трое едят что-то похожее на лапшу. Обычный детский рисунок – не шедевр. Однако иллюзии Джона, что Шон все же не гений, мигом развеялись, как только мальчик улыбнулся. – Другие дети тут рисуют как-то так. Я решил тоже попробовать, чтобы это было больше похоже на… на… Вивьен не дослушала: издала тихий всхлип и подхватила Шона на руки, крепко прижав к себе. Маленькая, костлявая Вив не смогла удерживать его долго. – Как бы ты ни рисовал, это всегда будет шедевром для меня, родной! – со слезами на глазах сказала она, опуская его на бетонный пол. И тут же стала строже: мгновенное переключение тумблера из режима умиленной матери в суровую воспитательницу. – Оставайся в «Скамье запасных», Шон! – призвала она. – Никуда не уходи, пока я не вернусь, понял? – Понял, мам. О, Джон уже видел это выражение на детском лице. Улизнуть из Непонсета ночью, чтобы поискать сокровища Джамейка-Плейн. Потирать красные уши и обещать впредь вести себя хорошо, создавая в голове новый план дерзкой вылазки… – Хэй, малой, – Джон встал перед мальчиком на одно колено. – Я знаю этот взгляд. Собираешься улизнуть следом за нами, я прав? Шон потупился, пряча виноватые глаза под ресницами, чересчур длинными для мальчика, и нервно почесал предплечье вымазанными в ружейном масле ногтями. – У меня есть «Лазерка»! Я могу помочь! – храбро заявил он, с вызовом бросая взгляд на Хэнкока. – Я умею стрелять, ты же учил меня. Пожалуйста, Джон! Ма-ам? Вивьен растерянно теребила рукава кожанки. Сын просился с ними не в первый, не во второй и даже не в третий раз, и Выжившая исчерпала свои аргументы. Хэнкок включился в команду и потянул мальчика за руку, возвращая его внимание себе. – Послушай меня внимательно, Шон, – сказал Хэнкок, устраивая другую ладонь на его плече. – Никто не сомневается, что ты умеешь стрелять. И я не буду говорить тебе, какое опасное дерьмо творится снаружи, потому что ты и так это знаешь. Он глянул на Вив, как преступник, но та проигнорировала оброненное ругательство и призывно повела ладонью: делай как угодно, если это работает. – Ты нам и так здорово помог, но у меня есть еще одна важная просьба к тебе, – воодушевленный ее одобрением, продолжил Джон. Сидящая на диване Кейт пустым взглядом уставилась в журнальный столик, мусоля в пальцах козырек восьмиклинки Маккриди, а Псина сочувственно положил голову ей на колени. – Посмотри туда, – Джон кивнул подбородком на девушку. – Ты знаешь, что у тёти Кейт будет ребенок? Синие глаза Шона округлились от удивления. – Настоящий? – опешил он. – Человеческий? – Самый настоящий. Такой, как ты… Ну, может, не совсем как ты, а чу-у-уточку поменьше. – Джон, а откуда берутся… Хэнкок внезапно захотел провалиться под землю до самого Института. Вив вообще ему не помогла – лишь тихо прыснула, пряча губы в воротнике. Черт, ну почему ему, а не ей, постоянно выпадает жребий отвечать на такие сложные вопросы? Он сильнее сжал плечо Шона, чтобы тот не отвлекался. – Обсудим это потом, Шон, – поспешил перебить его Джон. – Суть моей просьбы в том, что отец этого ребенка должен нам помочь, и Кейт осталась совсем одна. Кто-то должен ее защищать. Тот, кто умеет стрелять. Знаешь, как мы выживаем в Бостоне? Берем на себя обязанности. А ты теперь один из нас. Понимаешь, к чему я веду? Шон вдруг стал очень серьезным и будто даже выглядел старше. Его ладонь скользнула на рукоять «Лазерки», которая так оттягивала пояс его штанов, что те почти соскальзывали с бедра. – Обещай, что присмотришь за ней, пока мы не вернемся, ладно? – Даю слово! – твердо заявил мальчик и глянул на Кейт так, что стало понятно: хочет она того или нет, а он не отпустит ее от себя не на шаг. – Доверяю тебе, малой, – Джон притянул его к себе и обнял, а мальчишка обхватил его шею, снова преображаясь из маленького мужчины в ребенка. Хэнкок поймал восторженный взгляд Выжившей, исполненный благодарности. – Прошу, защити мою маму, – неслышно для Вивьен отчаянно шепнул маленький синт. – И возвращайтесь оба. – Клянусь, я сделаю это, Шон. *** Престон оказался чертовски прав: на улице было как в фильме ужасов, и разве что зомби в лохмотьях не шаркали ногами в призрачно-бледном тумане. Вив поежилась и подняла воротник кожанки, снова замерзнув, хотя и ходила греться к горящей бочке пять минут назад. Природа как по расписанию выдала зиму вместе с числом на календаре. Исторические улицы, мосты, даже танкер «Клокот» посреди Чарльза: все накрыло белым пуховым ковром, изменив до неузнаваемости. От белого резало глаза, так привыкшие к серому и ржавому. Река была черной и застывшей, словно в ней не вода, а беззвездная космическая пустота. Массивный корпус Массачусетского технологического едва проглядывался сквозь стаи снежных мошек. Оптика на револьвере немного исправляла положение, но белые хлопья постоянно залепляли стеклышко. Куда лучше был виден Либерти Прайм. Такого огромного робота Вивьен никогда не встречала. Он не сильно отличался от ее представлений: плечистый, весь стальной и черный, вместе с тем неповоротливый и уродливый. Требовалось поставить друг на друга с пяток Лебедей, чтобы они сравнялись с ним в росте. А если еще и установить голову... – Минитмены говорят, задницу ему собирали часов пять, – голос Маккриди зашипел в рацию на поясе Хэнкока. – Башку явно быстрее прикрутят. Вив перевела прицел в сторону Бэк-Стрит и разглядела фигуру Роберта. Он был сосредоточен и почти неподвижен – одно удовольствие наблюдать за снайпером на работе. Вивьен и Джон уже не чувствовали ног. Ладно хоть ветра не было: метель мгновенно выстудила бы их до костей. Престон что-то ответил Роберту о том, какие комплексы могут быть у тостеров, раз их так тянет ко всему гигантскому, и оба посмеялись. Вивьен в очередной раз тряхнула головой, сбрасывая с волос снег, словно пёс. В узком проеме, ведущем в Переулок Висельника, не так сильно заметало. Бостон будто защищал их и от стихии, и от врагов. – Мама говорила, что гули в такой мороз теряют носы, потому что не оборачиваются шарфом. Позже я узнал, что это работает не так, – хохотнул Джон и согрел горячим дыханием продрогшие ладошки Вивьен, невесомо коснувшись губами почти невидимого шрама на правой кисти. – Тебе страшно? – Охренеть как. Он достал зажигалку, угостил Вив сигаретой и огоньком, и они разошлись по разные стороны входа в Переулок. Размеренно вдыхать и выдыхать никотин – лучшее из средств для борьбы с накатывающим ужасом. Дым смешивался и таял в воздухе, в снегу. Казалось, можно проследить, как каждая пушинка выпадает из облака, и проводить ее полет до самой земли. Вряд ли они когда-нибудь перестанут бояться, подумалось Вив. Разница в том, что они научились жить с этим: с Пустошами, с зависимостями, с насилием, с травмами, с любовью. – Отсюда все начиналось, – загадочно протянул Джон, указывая назад, на едва заметно мерцающие огни Переулка Висельника. Их легендарная история пронеслась у нее в голове, громкая и звенящая, как выездной цирк, грохочущий вниз по разбитому асфальту. Вивьен почти с девичьей украдкой глядела на безносый профиль своего мужчины, и в нем было какое-то солнечное сияние, разгоняющее белую мглу. На его губах играла злая, полная решимости усмешка. – Я так боялся, что ты исчезнешь навсегда в том телепорте, – продолжал он, пользуясь тишиной. Особой, снежной тишиной, когда мир замирает. – Подобрал тысячу слов, чтобы отговорить тебя, а в итоге выдал какую-то херню. Конечно, она не сработала. Будь я тогда посмелее, кто знает – может, я заставил бы тебя остаться. – Тогда бы мы просто сторчались в Добрососедстве. Он усмехнулся. – О таком не пишут книжек, верно? Минитмены в Переулке тихо переговаривались, ожидая команды. Где-то в снегах и туманах слышался рокот винтокрылов. «Придвен» тоже где-то рядом, но все плохое в мире заключил в себе белый плен. Вивьен почти ощущала на себе испытующий взгляд Престона, словно тот еле терпел, чтобы не чтобы не отправить ее помогать очередному поселению, но помнил, что больше тут не командует. И тем не менее, она была благодарна за огневую поддержку. Жаль, что про «Подземку» такого не скажешь. Новости о закрытой организации добыть не так-то просто, и она понятия не имела, добрался ли до агентов Отец. – Я всегда знал, что моя храбрая девочка из морозилки обязательно ко мне вернется, – прервал молчание Джон. – Мы ведь с ней одного поля ягоды. А такие должны держаться вместе. Он говорил с такой отчаянной убежденностью, что она не смогла удержаться от легкой улыбки. Она стояла у одной стены, а он – у противоположной. Расстояние в несколько шагов, но они будто обнимались в этот момент. Неправильно, наверное, ощущать такое перед боем. Левую руку вдруг защекотало – вибрация? Вивьен с удивлением поглядела на экран Пип-Боя, в левом углу которого мигала иконка нового сообщения. Переключиться на нее оказалось непросто: КПК замерз и реагировал на любое нажатие кнопок с большой задержкой. Хэнкок нервно поерзал – он терпеть не мог, когда ей приходили послания, потому что они всегда означали какое-нибудь нехорошее дерьмо. Вив давно не смотрела ни на какие сообщения, опасаясь, что Отец будет манипулировать ей после побега и вынуждать спуститься к нему. Все новые иконки она игнорировала, но вибрация? Она не помнила, чтобы Пип-Бой раньше делал так. «Он умирает», – вот что выдал неподписавшийся отправитель. Два слова, способные изменить жизнь. Пока Вивьен стояла, не в силах отвести глаз от прямоугольника на своей руке, Джон приблизился и прочитал сообщение. – Блядь, только не это… – он застонал так тихо, это что больше походило на рычание. Для Джона не имела никакого значения жизнь Отца, но он знал, что будет дальше – в который раз ему придется щурить глаза, провожая Вивьен в подземный ад. Она посмотрела на него, вкладывая во взгляд всю нежность, на которую была способна. – Джон, я должна, – взмолилась она. Он отвернулся. Дрожал, как генератор у ее старого дома в Сэнкчуари, и молчал. Белоснежный покров вокруг стал серым, и в свежем морозном воздухе запахло озоном от телепортации, что еще не случилась. Будь тут кто угодно, но не Джон, он бы держал ее. Кричал про опасности внизу и о том, что именно туда, куда она направится, скоро засадит ракету Либерти Прайм. Но правда была в том, что она выбрала не такого мужчину, а того, кто всегда оставлял ей выбор. Даже если мысленно хватал ее за руки, падал на колени и умолял остаться. Цепляясь ногтями за жесткую кожу на задней стороне его шеи, Вивьен прижалась к его горячему лбу, ощущая на своем лице его нервное дыхание. – Я все понимаю. Семья прежде всего, – шепотом проигравшего смирился он. Вив бережно провела подушечкой большого пальца по длинной борозде на его щеке и улыбнулась. Неужели после всего пережитого он еще сомневался в ней? – Ты – моя семья, Джон. Но он – мой первенец. Я попрощаюсь с ним и вернусь, – твердо сказала она, но черные глаза не верили ей. – Пообещай мне, Вив. Слишком много обещаний за один день. Какие из них будут выполнены, а какие канут в болото обиды и останутся камнем на шее, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего? – Обещаю. Ее путешествия в Институт символически замкнутся в Переулке Висельника. Она клялась в этом себе и человеку, который робко отпускал ее. Вивьен накрыла его рот поцелуем, и прежде чем он потянулся в ответ, отпрянула обратно к кирпичной стене и вслепую выбрала в Пип-Бое нужный код. – Я люблю тебя, – сквозь сияние ослепительной вспышки шепнула она и распалась на молекулы. *** Артура укачивало в винтокрылах, и никакие легенды не способны были замазать его зеленеющее лицо, когда этот беспорядочно болтающийся стальной ястреб поднимал его в небо. Но сегодня либо сработали противорвотные, либо он был слишком сосредоточен на Либерти Прайме, чтобы забыть о недуге. Железную поступь робота он видел еще в детстве, когда тот освобождал Очиститель в мемориале Джефферсона. Тогда маленькому Артуру казалось, что нет монстра мощнее и сильнее, и чувство патриотизма в нем клокотало, как лава в вулкане. Потом робота уничтожили, и вблизи Мэксон смог разглядеть ржавые шрамы на его корпусе и вмятины на груди и спине. Это было разочаровывающе, но Каден заставил его взять Прайма с собой в Содружество и восстановить, используя местные военные технологии. Что ж, Артур согласился потерпеть еще одно человекоподобное отродье рядом с собой. Надо было признать – с высоты он смотрелся внушительно. Погода была не на стороне Братства – снег валил, как сумасшедший. Даже в Вашингтоне стихия так не буйствовала, но откладывать планы по завоеванию Института уже поздно. Другие винтокрылы парили над Либерти Праймом, как мухи над куском ржавого дерьма. Ноги, туловище и руки уже поставили. Инженеры зашивали последние сварочные швы на его голове. – Все готово, – прозвучало в рации в кабине пилота. Прорезь в шлеме Прайма загорелось ярко-синим, разгоняя туман и снежную завесь. Робот ожил, и его звучный голос довоенным эхом отражался от обветшалых стен старого корпуса университета. «Либерти Прайм к бою готов. Все системы в норме. Оружие к бою готово! Задача: уничтожение всех китайских коммунистов» Эта железяка даже не понимала, где находится. Там внизу тысячи роботов явно не отличаются от него интеллектом. Данс был умнее их всех, явно исключением, но даже он ничего не соображал, служа Братству, как слепой болванчик. Мэксон иногда задумывался, где теперь затерялся бывший подчиненный и жив ли он. Робот шагнул вперед. В каждой его ноге был свой источник питания, не задействующий импеллер. Пилот попытался вырулить поближе, чтобы увидеть сокрушительный удар по тонкому месту, что вскроет проход в Институт, словно нарыв в больном зубе, но Мэксон приказал держаться повыше. Квинлан не дал точных цифр, насколько серьезной будет взрывная волна, а умирать под обломками вертушки старейшина не планировал. Еще шаг. Прайм включил сканер, из его глаз полился широкий зеленый луч, расходящийся по вытоптанной солдатскими ботинками серо-бурой земле. Он прочесал местность и остановился перед главным входом в университет, увенчанный белыми колоннами и огромным круглым куполом с тонким флюгером на конце. «Обнаружен секретный бункер китайцев. Толщина преграды пять метров. Состав: песок, гравий, коммунизм», – отрывисто прорычал монстр и вытянул вперед обе руки, снаряженные ядерными боеголовками. Как-то иронично, что их добыл в Светящемся море Данс. Сам же подставил своих, обеспечив Братству проход в логово хозяев. Мэксон плотнее обхватил перчаткой поручень и нашел за снежной стеной винтокрыл Кадена. Тоже слишком высоко – не заденет стража. Жаль – все могло закончиться куда раньше. Либерти Прайм заряжал обе руки долго, слишком долго, чтобы не вызвать подозрений. Его механическое тело стало трястись, будто в эпилептическом припадке, и красное свечение разрасталось, нагревая его корпус добела. Изгои, стоявшие у его ног, чтобы увидеть впечатляющее зрелище из первых рядов, испуганно попятились, но было поздно. «Катастрофическая ошибка системы… Источник питания неисправен… Приступаю к отключению согласно аварийной инструкции 2682…», – бесцветно заявил робот, и его компьютерный голос оборвался в грохоте взрыва. *** Такое зрелище Хэнкок не смог бы описать никому, хотя у него была богатая мысленная библиотека для ярких и полных подробностей рассказов о своих прошлых приходах. Сначала они увидели огненное, пылающее небо, которое пульсировало и расширялось, точно поверхность солнца. Рыжее разнообразило белое, но потом снег снова завладел миром. Затем гряда белых облаков и поднятой из-под снега пыли заставила их жмуриться, закрывать руками лица и пятиться обратно в безопасный Переулок Висельника. Грудь Либерти Прайма отбросило на танкер «Клокот», снесло его и перевернуло, а после она утонула в черных водах Чарльза. Хэнкок мог поклясться, что левая рука робота ракетой пронеслась над Бостоном и воткнулась в «Тринити Тауэр», да только кто ж ему поверит? – Пошли, – рявкнул Джон в рацию, и все пришло в движение. Тишина наполнилась хрустом свежих сугробов под ногами идущих. Правый берег Чарльза наполнился людьми, стекающимися с Бэк-Стрит и Переулка Висельника в единый поток, готовый хлынуть на мост. Снег помогал бостонцам – прятал от глаз Братства и дал спокойно добраться до середины переправы, которая ходила ходуном, еще цепляя опрокинутый танкер: вот что бывает, когда играешь в игру «кто первый свернет» с разводным мостом. – Где Остин? – строго спросил Данс, идущий от Джона по правую руку. Хэнкок напряженно щурился на черный дым, валящий от ног Прайма, оставшихся стоять у проломленной им здоровенной дыры. Началась метель, и разрушения Братства скрылись от не вооруженных оптикой глаз. – В Институте, – коротко ответил он. – Отцу конец. Бывший паладин понимающе кивнул, не стал задавать новых вопросов. Снег лез в лицо, в отверстия на месте носа, в глаза. Вот как выглядит материализованный страх: как хлопья, мешающие видеть истинную картину целиком. – Не хочешь толкнуть речь? – спросил Данс, когда они оказались на вершине раскрытой части моста. Хэнкок удивленно хмыкнул и уставился на друга. Кажется, этот парень стал совсем своим и нацеплял местных словечек, как собачьи уши – репей. – Что за выражения, солдат? – нервно рассмеялся гуль, окончательно смущая синта, который воспринял подколку всерьез. – Я подумал, будет уместно, – настаивал Данс. – Все-таки ты объединил всех этих людей, и самое время их взбодрить. «Взбодрить» он хотел и самого Джона: отвлечь от мыслей о Вивьен и вернуть в строй, где он сейчас нужнее всего. Узкая лесенка вела с одной половины на другую, и сборная бостонская солянка медленно перетекала на нее на ту сторону, словно густое варенье через воронку. Данс и Джон следили, чтобы никто не навернулся в ледяную воду сквозь внушительную щель. Хэнкок разглядел их получше: заметенных снегом, уставших и таких разных. Знакомые лица, с которыми он торчал еще в Добрососедстве, а потом выводил из огненного ада, устроенного Братством, и новые. Престон со своими минитменами. Охранники Даймонд Сити. Приблуды, бродяги, прибившиеся к общей вечеринке просто так, будто здесь наливают бесплатно. Их было много, правда много. Раньше Джон как-то и не думал считать их по головам. Им, этим замерзшим бостонским оборванцам, на краю пропасти в неизвестность необходим был их харизматичный лидер. – Давно что-то я не толкал речей, – заметил он, и ему в лицо дохнуло чем-то забытым, прошлым, вещающим с балкона Старого Капитолия. Он постарался придать своему телу более устойчивое положение. Прочистил горло, сплюнул тягучую слюну в воду, расставив ноги между двумя створками моста. – Эй, народ! – звучно крикнул он, и люди по обе стороны взглянули на него. Одни знали этот тон и привыкли к нему, а иные слышали впервые, но все равно неосознанно тянулись на голос. Ох, Джон отвык от такого безраздельного внимания. – Наш солдатик, считает, что я должен с вами побазарить, и знаете, так и есть. Я давно ни о чем не говорил с вами – с самой бойни в Добрососедстве предпочитал делать, а не болтать. Брюс, ты либо шагай на ту сторону, либо обратно, а то тебя столкнут в реку. Однорукий парень быстро перебежал перемычку, но на его месте все равно скучились другие люди. Сохранять баланс на шатких створках было непросто, но у него была кое-какая практика после моста Такера. – За последние месяцы мы потеряли много хороших людей. Слишком много. Не наркота, паленое пойло и драки убивали их, а они, – он разогнал шрамированной рукой снег, скрывающий их от винтокрылов. – Братство и Институт решили, что могут командовать Бостоном. Обращались с нами, как с мусором, и пытались макать нас головой в унитаз, как школьные хулиганы. Но мы вставляли им по самые гланды всякий раз, когда они пытались присунуть нам в зад, правда? Одобрительные выкрики по обе стороны моста были такими знакомыми, даже родными, и отчего-то слезы выступили на глазах. Ох, Вив – видела бы она это сейчас. Она так и не вернулась, и Джон, как и год назад, просто бежал за ней. – Но сегодня эти твари перебьют друг друга, как касадор и радскорпион, а мы станцуем на их могилах. Бостон – наш город! Содружество – наш штат! Они до сих пор верят, что мы не будем сражаться за это. Никто из них не ожидает нас. Они думают, мы – дерьмо на их ботинках. Он оттолкнулся одной ногой, ловко перебросил тело на другую сторону и теперь шел со всеми в одной толпе. – Докажем им обратное, а ребят? Последние слова вырвались из его рта хищным рычанием. Тихие возгласы со всех сторон будто обняли Джона, руки людей касались его спины, и шрамы на ней будто отзывались на эти прикосновения и тянули в ответ. Далеко впереди на краю моста высились стальные баррикады, защищающие периметр тонкого места, через которое Братство спустилось в Институт. Хэнкок вскинул дробовик, и его люди вторили ему. *** Минувшей ночью Вивьен снилось, как детскую кроватку ее первенца засыпает снег. Красные ракеты на голубом одеяле с отрезанным лоскутом скрылись под белым ковром. Она не придала этому никакого значения. Путь от телепорта до кабинета Отца был лишен жизни, но не пуст. Ни одного человека Выжившей так и не встретилось, но повсюду были синты первых двух поколений, занявшие оборонительные позиции на балконах, в главном зале, у входов в отделы и административные помещения. Гостью никто не трогал, но она чувствовала, как ее прожигают равнодушные взгляды. Времени, чтобы вернуться, оставалось мало: едва оказавшись в телепортационном зале, Выжившая почувствовала дрожь земли. И хотя было слишком глубоко, чтобы взрывная волна дошла до самого дна, сомневаться не приходилось: с Либерти Праймом случилось неизбежное. Времени, чтобы попрощаться с сыном, оставалось еще меньше. Выжившая во весь опор бежала по знакомым коридорам, не думая обо всем этом пафосном дерьме, что говорят у постели умирающих. Ей просто нужно было успеть. Смерть скреблась в дверь Вивьен слишком часто, чтобы не узнать ее с порога. Она жила здесь уже давно, но как верный пес спала на коврике, а теперь заполонила комнату странным синеватым свечением, и та тоже казалась мертвой, а не только Отец. Синий цвет. Цвет Вивьен. Цвет смерти. Вивьен всегда посмеивалась, когда в кинотеатре актрисы с разбегу кидались на грудь мертвых, трясясь от наигранных рыданий. Уже тогда она откуда-то знала, что в скорби люди так себя не ведут. Нейт же оставался серьезным. Он говорил, что на похоронах военных матери бросались на гробы солдат. Она не бросилась. Не зарыдала, даже не всхлипнула. Стояла и смотрела в изножье белой кровати, что всегда напоминала ей последнее пристанище, даже когда Шон был жив. Свет едва касался того места, где должны виднеться ноги. Медленно подошла, слыша как чавкает принесенная с поверхности грязь на ботинках – единственный доступный ушам звук в этом вакууме. С двух метров лицо Шона сложно было разглядеть детально, но оно не казалось Вивьен мертвым, а скорее слишком ровным, слишком симметричным, как у синтов второго поколения. Ученые исправили это у «третьих» – догадались, что излишняя правильность пугает людей не меньше, чем излишнее уродство. Что-то темное зашевелилось по ту сторону кровати. Женщина. Красивая, как до Войны, с лицом таким же правильным, как посмертная маска Отца. Из-за тусклого света Вивьен не заметила, что она все это время была здесь и сидела на стуле, почти уткнувшись головой в боковую стенку. – Кто ты? – спросила Вивьен. Женщина сощурилась от яркого фонарика Пип-Боя, ударившего ей в глаза. – S9-95, мэм, – проговорила она голосом тихим и безразличным, будто боялась разбудить покойника. Синт с особым условным обозначением «Эс», как у Шона и Мэксона. По коже пробежали мурашки, и она ожидала каких-нибудь объяснений, но все, что она могла увидеть в этих глазах – отражение ее собственного замешательства. Они были абсолютно равнодушны. Морщинистая рука лежала поверх одеяла, словно белый паук. Вив гипнотизировала ее взглядом. – Когда он умер? – Десять минут и сорок четыре секунды назад. Опоздала. – Ты отправила мне сообщение на Пип-Бой? Да какая к чертям разница, кто? – Да, мэм. Наверное, ее эмоции были снижены до минимума. От каждого ответа, такого же безжизненного, как и тело перед ней, Вивьен хотелось выстрелить в нее из шестизарядника. Обычно опоздавшие узнают, мучился ли их родственник перед смертью, но кому будет легче от этого знания? – Почему ты здесь? – спросила Вивьен. – Где сотрудники? – Они все заперлись в отделах. Вот так закончилась жизнь главной надежды Института? Директор, которого все боготворили, умер один в пустой комнате и синтом с фарфоровым личиком у своей кровати. – Значит, этого он хотел? Чтобы кто-то просто сидел с ним рядом, пока он умирает? – Это мне неизвестно, – женщина-синт без всякого интереса оглядела Выжившую с ног до головы. – Вы – Вивьен Остин? Получив удовлетворительный ответ, она поднялась. Вив отступила, подавляя искушение выхватить револьвер, но собеседница не была вооружена за исключением крохотного вакуумного устройства для забора крови. Неужели Отец завещал синту провести с матерью какие-то анализы даже после своей кончины? Опыты с того света. Вполне в его духе. Они поравнялись и оказались одного роста. Волосы струились по ее плечам, запутались в воротнике белой институтской толстовки. Совсем немодно иметь такую прическу на Пустошах. – Позвольте мне убедиться, – предложила Эс-Девять, и Вивьен отчего-то послушалась и дала ей свою ладонь. Безболезненный укол в указательный палец, и кровь послушно втягивается в контейнер, не оставляя видимого глазу следа на подушечке. Женщина подошла к анализатору на столе у стены, капнула содержимое в отверстие в крышке, и прибор добавил комнате вспышку света, а затем вывел что-то на экран. – Это вы, – кивнула синт так, словно у самой Вивьен были в этом сомнения. – К чему это всё? Эс-Девять нажала что-то на стене, и стало светлее. Из темноты вынырнул терминал и тело его владельца. Выжившая поспешно отвернулась, не желая отпечатывать его таким в подкорке, и смотрела в красивое лицо синта. Гладкое, как шелк. Довоенный, гламурный флер и запах духов. Вивьен такой уже никогда не стать. – Отец не назначил преемника, мэм. Он тянул до последнего, ожидая вашего возвращения, но вы так и не пришли. Он приказал отдать это вам лично в руки. В ее пальцах с наманикюренными ногтями блеснул оранжевый пластик голодиска. Левая рука с Пип-Боем сама потянулась к нему, будто патефонная игра к пластинке. Вивьен сунула коробочку в отверстие, нажала на кнопку, и мертвый заговорил с ней. «Здравствуй, мама» Она тут же остановила запись и спрятала экран под ладонью, слепо глядя за пределы панорамного окна. Это не были слезы – просто она не ожидала опять услышать его высушенный годами голос. В первую встречу он сказал то же самое. Обычно слово «мама» с нетерпением ждут от младенцев, и Вивьен посчастливилось услышать его от сына. Спустя шестьдесят лет. «Если ты это слушаешь, значит я… Ах, ты опять скажешь, что такое говорят только в книгах и фильмах, да?» Динамик рассыпал из забитой грязью мембраны его слабый смешок, и Вив против воли тоже улыбнулась. Ее всегда утомляла его велеречивость, но с того света он снизошел до того, чтобы говорить на ее уровне. Какое-то время он просто молчал. «Полагаю, ты ждешь от меня слов о том, что мне жаль, но я уже достаточно лгал тебе. Мне не жаль. Я отдал свою жизнь работе, которую искренне любил. Моя ошибка лишь в том, что я видел только одну сторону монеты. Мир наверху… Я не должен был списывать его со счетов. Я не верил в сотрудничество, в симбиоз. Во многом благодаря тебе я взглянул на это под другим углом, но для меня было уже слишком… Ученые не говорят «поздно». Они говорят «отложенный эксперимент» Все эти споры, разговоры о рабстве синтов, о Бостоне и Содружестве. Ожесточенные, как схватка двух оленей, зацепившихся друг за друга рогами без возможности распутаться из-за собственного упрямства… «Парадокс, но мы похожи в том, что нас разъединило, мама. Мы пытались изменить друг друга, но несговорчивость Остинов – наша семейная черта. Ты не стала моим союзником, а я не превратился в младенца, которого ты так любила. Это было невозможно» …и когда один олень умирает, его мертвая голова отгнивает от тела, остается висеть на рогах другого. Он обречен смотреть в глаза поверженному врагу, как Вивьен – на мертвую руку сына. «Похоже, я не ошибся, создав для тебя Цир… другого ребенка. Когда он пошел за тобой, а ты приняла его, я расценил это как знак, что так я вернул тебе хотя бы часть той жизни, которую ты не прожила со мной, а я – с тобой. Значит, я все сделал правильно» Лишь когда в сознании вспыхнули лукавые глаза мальчика, Вивьен издала сухой всхлип. Слишком тихий и короткий, чтобы считаться эмоцией. «Однако я понял, что задолжал тебе еще кое-что. Я задумался, почему ты всегда возвращалась ко мне? Не из-за меня или «Цирруса», не за нашими сделками. Ты так спорила со мной, потому что хотела, чтобы я изменил это место» Здесь должен был быть Джон. Кейт. Маккриди. Данс. Кто угодно, но не эта холодная статуя с волосами богини, которой все равно. В отражении окна глаза стеклянные, как само окно. Боли не было. Поставлена на «отложено», как нежеланный будильник. Придет потом и уничтожит ее, но не сейчас. «Синты. Синтетика и Органика. Симбиоз. Сотрудничество. Содружество. Такую цепочку ты хотела провести, мама. Ты уговаривала меня обратить Институт на пользу всем, чтобы создать новый облик человечества» Долгая пауза. Очень долгая. За это время наверху могли исчезнуть сотни жизней. «Что ж. Так сделай это сама» Зажмуренные глаза Вив широко распахнулись, когда Пип-Бой будто завибрировал на ее руке. Что-то загрузилось – Волт-Бой всегда махал с зеленого экрана, принимая новые файлы. «На твой Пип-Бой были загружены все коды и пароли Института. Они подписаны так, чтобы ты могла быстро использовать их, когда начнется вторжение. Синты бессильны без своего директора. Я уже не успею спасти Институт, но ты – да. Теперь он твой» Щелчок. Голодиск выскочил. Пип-Бой будто стал тяжелее, как если бы новые данные имели физический вес. Эс-Девять продолжала неотрывно пялиться – безмозглая, красивая статуя. – Так я… я… – У Вив просто не получалось произнести. – Я теперь директор Института? Женщина склонила голову, будто в вежливом мини-поклоне. – Совершенно верно, мэм. – Но… Я ведь предала его, так почему… Почему он выбрал меня? – Это мне неизвестно, – повторила она уже сказанную ранее фразу. Эс-Девять подошла к столу и поставила ближе к краю старомодный микрофон: – Остался завершающий этап. Просто назовите код из вашего КПК, и каждый синт в Институте узнает об этом и будет подчиняться вам. Вивьен могла уйти. Отринуть наследство Отца. Телепортироваться прямо сейчас обратно к Джону и остальным и действовать по готовому плану – ждать, когда рога оленей сплавятся в смертельной схватке и добить выжившего. Или она могла принять наследие, которого не ждала. Она не выбрала Шона, но Шон выбрал ее, а не любого из своих опытных заместителей и ученых, включая доктора Ли. «Служить Институту и его директору. Это главный смысл существования синта и его высшее благо», – так говорил Икс-Шесть. – Я смогу управлять охотниками? – Да, мэм. Они служат только вам. Вивьен приняла решение. Она больше не была добрососедской шпаной и не выжившей матерью потерянного ребенка. В глазах первенца она была кем-то, кто может остановить войну и вернуть мир. Чем-то большим, чем-то третьим. Новым обликом человечества Наверху грохотало. Будь они в довоенных подземельях, тут бы сейчас все посерело от пыли, но спайки крепких потолков Института выдерживали натиск. Выжившая приблизила экран к глазам. Файлы аккуратно уложились в корневой папке, и даже такой дилетант в компьютерах, как Вивьен, смог в них разобраться. – Жми на кнопку, Эс-Девять. Я скажу код. *** Они даже не разбирали обломки – два винтокрыла лишь отбуксировали в сторону огромный кусок бетона и оплавленный корпус Либерти Прайма, закрывавший небольшую дыру. Робот-гигант сделал свою работу – нашел тонкое место, ведущее в Институт, а это было все, что нужно Кадену. Он был одержим им. «Ошибка скрипторов. По отчетам бериллиевый импеллер был в порядке», – так сказал бы Мэксон Кадену, если бы тот спросил. Был бы трибунал, кто-то ответил бы за это. Но Каден не спрашивал. Не кричал от ярости, что его люди погибли и пострадали. Он просто вел войска все ниже и ниже, и на наплечниках его силовой брони блестели ржавые пятна. Силовая броня защищала старейшину и стража от радиации. Артур ее не любил, но лучше уж в ней, чем потом под капельницей антирадина. Это ждало многих за его спиной – количество экзоскелетов было ограничено, а людей для захвата Института требовалось много. Толстый бункерный бетон постепенно сменился оранжевыми коридорами и многочисленными лестницами, ведущими все вниз и вниз. Сплющивает и подавляет того, кто привык видеть облака за окном капитанского мостика. Помещения защищали синты первого поколения – отвратительные скелеты с выпученными глазами, вооруженные лазерными карабинами. Они тянулись из всех щелей, как осы из развороченного гнезда. Убивать их было несложно – несовершенная конструкция хотя и обладала крепким костяком, но совершенно не защищала «органы», формой своей напоминающие человеческие. Мэксон ненавидел манекены, штурмотронов с женской грудью и выпирающими бедрами, разумных гулей, что не пустили себе пулю в лоб, потеряв прежний облик – в общем, все, пытающееся имитировать человека. В этих коридорах он сполна выместил свой гнев и даже позабыл про все свои планы – просто разил яростью из своего гатлинг-лазера, который называл «Последний суд». Его сине-голубые лучи разлетались во тьму из раскрученного до красна ствола и косили «первых», как траву. Чем ниже они спускались, тем сильнее давила на голову земная кора. Коридоры стали чище, стали появляться склады с оборудованием. В обжитую часть Института они попали спустя час после спуска. Дверь туда преграждал терминал, каких Мэксон раньше не видел: молочно белый, с круглым экраном и красными клавишами. Скриптор Нейсери прильнула к монитору с устройством для взлома. Главный холл его поразил – Артур никогда не видел таких зеленых деревьев. Иногда в Столичной Пустоши такое случалось, но листья быстро увядали и осыпались. Каден вел их к реактору, скрытому за отделом робототехники, но ворваться внутрь не удалось – бронированные двери намертво закрылись. «Доступ к дверям доступен только по распоряжению директора Института», – нагло заявил терминал на входе. Что ж, пора познакомиться с Отцом. С выродком из прошлого, который управлял всем этим механическим адом, возомнил себя богом постапокалипсиса. Артур вызвался идти в его кабинет – в конце концов, от реактора зависела его карьера. И власть, что утекала пылью Пустошей сквозь пальцы с появлением Кадена. *** Да, без брони было куда легче подниматься в кабинет этого директора. Ориентироваться в Институте не так просто, но схемы были развешаны на каждом углу, а на полу пестрели разноцветные линии, словно для умственно отсталых. Кто же так облегчает путь врагу, будто ведя его за ручку? Кабинет располагался на самом верхнем этаже – к нему выводила спиралевидная лестница. Никаких препятствий на пути, не считая двух лазерных турелей по бокам от автоматических раздвижных дверей. Сопровождаемый двумя паладинами, Артур шагнул в комнату. Взгляд синих глаз исподлобья и уродливый шрам на правой половине лица – первое, что бросилось ему в глаза, когда Мэксон увидел Вивьен Остин. Выглядела она едва ли лучше, чем в тот день, когда сидела перед ним на стуле в допросной – злая и бледная, как речная рыба. Квинлан по правую руку от Мэксона поднял ствол карабина, но Артур легким жестом остановил его. За его спиной рыцари в силовой броне, у него самого в руках «Последний суд». Ему нечего было бояться бостонскую крысу с помойки, пусть даже у нее в руках револьвер. Тело директора Института лежало за спиной Остин на кровати – мертвое. Также пахло в комнате Сары в Цитадели, хотя после смерти ее туда не приносили. Просто когда человек умирает, это случается со всем, чего он касался. – Давно не виделись, Артур. Ее острый взгляд вызывал у него зуд. Кто она такая, чтобы называть его по имени? В умных синих глазах всегда столько дерзости. Даже во время службы Остин вела себя так, будто Братство для нее просто игра, а спина Мэксона – это лишь ступень, по которой она шагнет куда-то дальше. В итоге на дне была она, а Мэксон, вот он – почти завоевал Институт. Он даже не знал, зачем ему такое соперничество. Гатлинг-лазер Артура нацелился ей в лицо. Сейчас она не была столь наглой – скорее равнодушной. Тело старика за ее спиной – ее сын? Либо она спятила от горя, либо все произошедшее с ней действительно выпарило из нее весь страх. – Коды управления Институтом – директор передал их тебе? – спросил Мэксон. Медленно она подняла левую руку. Пип-Бой мотался на сгибе локтя незастегнутый, его экран покрывала стеклянная паутина, осколки хрустели под подошвами ее ботинок. Терминал на рабочем столе директора тоже был разбит – в мониторе зияли три крупные дыры от выстрелов. – Сука, – тихо процедил Мэксон, шрам на правой щеке болезненно зудел. – Ты же знаешь, что это нас не остановит. – Знаю, – она тряхнула рукой, и Пип-Бой едва не соскользнул на пол. – Мне лишь нужно вас задержать. И улыбнулась так, как улыбался бы нож. – Код отзыва S4-444 Юв… И тут Мэксон выстрелил. Он не хотел – палец держал спусковой крючок, все это время, накапливая в стволе заряд. Он отпустил его, когда вздрогнул от резко изменившегося голоса Выжившей. Слишком резкого и властного, как у человека, которому нечего терять. «Праведный суд» редко вступает в игру, но он как заколдованный лук – всегда бьет в сердце. Голубой луч, словно состоящее из мелкодисперсных льдинок облако, ворвался в грудь женщины, отбросил ее к стене под широкое панорамное окно. Тело нелепо упало на пол, закидывая руку за голову, заряд прожег ее пыльную кожаную куртку и белье, обнажая грудь. – Вив! Этот далекий хриплый крик с противоположного балкона. Он не узнал этого гуля – все они на одно уродливое лицо, но кто еще мог так отчаянно звать Выжившую, как не этот добрососедский наркоман, что вечно крутился возле нее? – Убейте его, – скомандовал Мэксон в рацию, и справа полетели красные лучи лазерных карабинов. Гуль получил ранение в левое плечо, пошатнулся, упал, скрывшись за высоким парапетом и уходя с линии огня. Плевать, солдаты найдут его и добьют – бостонская грязь больше не проблема. Мэксон прошагал дальше в комнату и снял с неподвижной руки дезертира Пип-Бой. Бесполезная игрушка буквально развалилась в его пальцах. Он брезгливо бросил ее на пол у кровати Отца и повернулся к проктору Квинлану. – Можно ли разблокировать реактор с этого терминала? – спросил он. Ученый, привыкшей к штабной работе или разбору данных на уже выжженном поле боя, выглядел так, будто готов оставить на полу свой завтрак. Но он бы кивнул, даже если бы приказ оказался невыполним. – Так делайте же, – рявкнул Артур. – И покончим с этим.