Докажите, что вы не...

Следующим вечером они с Цзянь Мэйлинь увиделись в столовой. Пиздюк, полный энтузиазма и нервного напряжения, еще утром возвестил, что уже обо всем договорился с той стороной, так что после школы его нужно будет отвезти не домой. Их. И объявил он это, конечно, с таким восторгом, что все в столовой должны были как минимум ослепнуть от того, как он блестел глазами. Хуа Би спросил, как только они отъехали от особняка на приличное расстояние, захватил ли он с собой запасные трусы. Пиздюк, хитро прищурившись, спросил в ответ: Цю Гэ, откуда столько интереса к моим трусам? Не первый раз уже! Хуа Би фыркнул. Ответил: просто не хочу, чтобы ты названивал мне среди ночи и просил привезти тебе сменное бельишко, потому что прошлое ты от восторга обоссал. Или нет. Пиздюк закатил глаза, наморщился и залился ядрено-розовым румянцем, и на этом их милая беседа закончилась. После уроков в машину завалились уже двое, чинно уселись на безопасном расстоянии друг от друга и смотрели каждый в свое окно, забывая моргать. Что было на уме у неразговорчивого дружка, Хуа Би так и не понял. Но взволнованным он не выглядел. А вот младший братец выражал волнение за обоих сразу: то и дело ерзал по сиденью, кусал губы и сглатывал так часто, что Хуа Би подмывало спросить, дать ли ему водички и не заболел ли он. Наблюдать за этой пантомимой было очень весело, и Хуа Би даже пожалел, что дорога до дома объекта воздыхания оказалась такой короткой. Он сопроводил обоих под самую входную дверь квартиры, состроил напоследок хмурую рожу, напомнил ни при каких обстоятельствах не высовываться на улицу и убрался. Передал вахту Пэй Чжу, не упустив случая коротко уколоть его: давай только не как в прошлый раз. Чтобы на этот раз пиздюка точно никто не уволок. Ну, спокойной тебе ночи. Удобных кресел. И не то чтобы без пиздюка в особняке стало скучно, но без его ежевечернего пыхтения на газоне день казался каким-то незавершенным. Лениво поужинав, Хуа Би собрался подняться к себе в комнату и лечь пораньше, пока Хэ Чэн не нашел применение его свободному времени, как бывало уже не раз. И уже на выходе из столовой столкнулся нос к носу с Цзянь Мэйлинь, разглядев с первого взгляда, что и ей неймется без пиздюка точно так же, как и ему самому. Вслед за Цзянь Мэйлинь на пороге столовой появились двое девчонок в униформе. Хуа Би отступил в сторону, чтобы не мешать. Цзянь Мэйлинь по инерции шагнула за ним. — Ты ведь отвезешь его завтра? — спросила она без вступлений и переходов, глядя то на него, то на девчонок, которые накрывали на стол заново, теперь уже для нее. — Конечно, — твердо ответил Хуа Би. — У него математика завтра опять первым уроком. Не могу отказать себе в удовольствии наблюдать за тем, как он тащится на нее, как на казнь. Цзянь Мэйлинь коротко выдохнула. Если бы Хуа Би знал ее хуже, он предположил бы, что она сделала это с презрением. Но он наблюдал за этой женщиной уже достаточно долго, чтобы понять, что только что он едва не рассмешил ее. — Прекрати издеваться над моим сыном, — сказала она со знакомой интонацией, но уже без запала. Практически с улыбкой. А что уже не над нашим, подумал Хуа Би. Что, гнев сменен на милость? Всего-то нужно было, чтоб пиздюк стал махать кулаками с каким-никаким успехом, чтобы меня из врагов повысили до телохранителей? Но вслух, конечно, ничего из этого он повторять не стал. — Кто тогда займется этим вместо меня? — спросил он серьезно. Цзянь Мэйлинь наконец усмехнулась, но не совсем так, как Хуа Би хотелось бы: нервно, как будто чтобы расслабить лицо, которое постоянно хмурилось само собой. Они постояли рядом еще немного — молча, не глядя друг на друга. В воздухе вокруг них витало стойкое ощущение незавершенности, и Хуа Би вдруг понял, что ждет, чтобы она сказала ему что-нибудь еще. И она попыталась. — Если вдруг сегодня… — начала она и перебила молчанием саму себя. Посмотрела ему за спину. Хуа Би быстро обернулся. Из коридора их сканировал взглядом Хэ Чэн. Приближался нехотя, медленно, будто раздумывая, стоит ли подойти или лучше все-таки вернуться туда, откуда шел. Хуа Би кивнул ему, а он кивнул Хуа Би. А потом, секундой позже, повторил то же самое с Цзянь Мэйлинь. Разминулись в проходе все трое, молча: Цзянь Мэйлинь развернулась и села за стол, Хэ Чэ прошел по коридору на улицу, а Хуа Би все-таки поднялся к себе. Повертел в руках мобильный, быстро пролистал уведомления. Проверил, когда пиздюк был в сети и убедился, что его телефон подает сигнал по тому же адресу, по которому и должен находиться. Вышел на балкон. Небо нависало над домом темным, бесконечно глубоким полотном. В круг мягкого фонарного света попадала только пара кресел и край балконных перил. Хуа Би плюхнулся в ближайшее кресло, устроился в нем поглубже, запрокинул голову и стал бестолково смотреть на звезды. В голове было блаженно-пусто. Сад, раскинувшийся за особняком, успокаивающе шелестел кронами. И из-за этого звука Хуа Би чуть было не упустил стук в дверь. Хэ Чэн никогда не приходил к нему в спальню, а прислуга появлялась здесь с уборкой только когда его здесь не было. Стучаться к нему мог бы пиздюк. Но пиздюк сейчас сверкал глазами совершенно в другом месте. Так что вариантов, кто к нему пришел, было не так уж и много. Хуа Би подумал, пока шел открывать: ну давай. Не рассчитывал, но надеялся. И не зря. Цзянь Мэйлинь стояла на пороге с небольшим рюкзаком в руках и привычной косой на плече, одетая в одну из этих своих рубашек. И то ли свет так ложился, то ли эта рубашка и правда была какой-то особенной, но Хуа Би показалось, будто лифчик под ней выделялся сильнее обычно. Как если бы ткань была полупрозрачной. Бл-ля, подумал Хуа Би. Просто пиздец. Такую одежду нужно запретить на законодательном уровне. В качестве профилактики эрекции на рабочем месте. А хотя я не на рабочем месте, сказал себе Хуа Би. Я у себя в спальне. И она практически тоже. Цзянь Мэйлинь протянула ему рюкзак. — Цзянь И попросил, чтобы ты привез ему это завтра. Пара учебников и сменные штаны. Забыл, пока собирался утром. Еще бы не забыл, подумал Хуа Би. К машине не бежал даже, а порхал. Вряд ли он о штанах в этот момент думал. Точнее, о штанах, может, и думал, но уж наверное не о своих. Нужно теперь заебать пиздюка этими сменными штанами до полусмерти. Старший брат я ему или кто. Имею право. — Хорошо, — сказал он, забирая рюкзак. Посмотрел на нее немного, не говоря больше ничего. Момент был одновременно и подходящий, и нет: заняться ей было явно нечем, к тому же она, похоже, волновалась. Отвлечься было бы нелишним им обоим. Но и время уже было не гостевое. А еще это была его спальня. Большую часть которой занимало не что-нибудь, а кровать. Была не была, подумал Хуа Би. Просто спрошу. — Зайдешь? — Он кивнул себе за спину и открыл дверь пошире, на всякий случай отступая в сторону. Отставил рюкзак пиздюка на пол. Цзянь Мэйлинь пристально посмотрела на него, взглянула ему через плечо в полутемную комнату и медленно кивнула. Шагнула внутрь. Хуа Би запер за ней дверь с тем же ощущением, с каким охотник слышит звук захлопнувшегося капкана. Он бывал в той комнате, в которой поселили пиздюка, поэтому знал, что все спальни на этом этаже были обставлены примерно одинаково. Пара кресел, лаконичный вещевой шкаф, трюмо с высоким зеркалом, пара тумбочек и стульев. И кровать. Личных вещей он здесь практически не держал, так что и рассматривать особо было нечего. И Цзянь Мэйлинь не стала делать вид, будто оказалась в музее: она пробежалась взглядом по всему этому без особого интереса. Задержалась только на измятой рубашке, которую Хуа Би забросил, проснувшись в то утро, на спинку стула, да так и оставил. — Все время забываю вернуть, — прокомментировал он ее красноречивый взгляд. — Это не мое дело, — ровно сказала Цзянь Мэйлинь. Хуа Би пожал плечами. — А тут вообще ничьих дел нет. Я ее в тот вечер бросил на кровать и прямо так и уснул. Наутро проснулся, повесил на стул. Повез твоего сына в школу. Все. Цзянь Мейлинь кивнула без особого энтузиазма. Постояла немного у шкафа, пусто глядя куда-то сквозь пол. Покусала губу. — Что? — спросил у нее Хуа Би. Смотреть на то, как она в своей полупрозрачной рубашке кусает губы перед его постелью, молча — он что, железный, что ли? Она глубоко вдохнула, выдохнула, потерла лицо руками. Покачала головой. Коса соскользнула у нее с плеча. — Я просто беспокоюсь. Зря, наверное, правда? Хэ Чэн говорит, что после того случая больше не было поводов для волнений. Хуа Би сложил руки на груди. Прислонился к двери спиной. Почесал лопатку о выступ. Непохоже было, чтобы Цзянь Мэйлинь и в самом деле ждала его ответа — больше смахивало на то, что ей просто нужно было поделиться грызущим ее изнутри хоть с кем-то. Но он все равно сказал: — Я тоже ничего такого не замечал. Скорее всего, к нему больше не сунутся. Цзянь Мэйлинь обхватила себя ладонями за плечи и отошла к выходу на балкон. Постояла полубоком, глядя на улицу в нависающую ночь. Хуа Би смотрел, не отлипая спиной от двери, как она высматривает что-то в разбавленной фонарным светом темноте, ровная, сосредоточенная, напряженная — и в нем шевелилось что-то горячее и непонятное. Глубже, чем просто в штанах. — Если с ним сегодня что-то случится, как ты об этом узнаешь? — спросила она наконец, поворачиваясь к Хуа Би. — Узнаю, — ответил Хуа Би спокойно и уверенно. — Ты же не думаешь, что я бы оставил человека, за охрану которого мне платят, вообще без какой-то защиты? Ничего не случится. Нормально все будет. Цзянь Мэйлинь остро блеснула глазами. — Значит, у тебя все под контролем? — Да, — подтвердил Хуа Би. Сунул руки в карманы штанов. — У меня все под контролем. — Как в прошлый раз? — спросила она, ядовито усмехнувшись. Хуа Би усмехнулся в ответ — так же ядовито и язвительно, как и она. Подумал: интересно, как там Пэй Чжу в машине, удобно? — Нет. На этот раз все иначе. Мы настороже. И он не один. И теперь он все-таки может постоять за себя хоть немного. Еще не так, конечно, как полагается пацану в тринадцать лет, но хотя бы увернуться сумеет. Наверное. — Моему сыну не тринадцать лет, — заметила Цзянь Мэйлинь с осуждением. — Ему почти шестнадцать. Уж это-то ты должен был знать. Пиздец, подумал Хуа Би. Потер лоб. Я отвез шестнадцатилетнего пиздюка к его однокласснику, на которого он вешается каждую свободную секунду, переночевать. А теперь этот пиздюк просит мать передать ему запасные штаны. Она что, правда ничего не видит? — Да, — сказала она в повисшей тишине, — я еще старше, чем ты думал. Я не об этом думал, хотел было сказать ей Хуа Би. И не сказал. Цзянь Мэйлинь, похоже, и правда не замечала очевидного в упор и считала, что ее сыночка и в самом деле отпросился просто к однокласснику. А штаны они там каким-нибудь чаем облили, наверное. Вот и просит чистые. А еще — и от этой мысли что-то у него внутри зашевелилось еще сильнее — она думает о том, что я думаю о ней. — Мне все равно, сколько тебе лет, — пожал плечами Хуа Би. И тут же мысленно дал себе по башке. Фраза получилась не столько даже двусмысленной, сколько скорее однозначной. А ведь он даже не имел в виду ничего такого. Цзянь Мэйлинь неожиданно усмехнулась снова, на этот раз без яда на губах, и Хуа Би оторвался наконец от двери. Подошел ближе — больше инстинктивно, чем осознанно. Посмотрел, как она реагирует. Она не отстранилась. Только подобралась сильнее, будто он мог на нее вот-вот наброситься. И Хуа Би, конечно, мог бы. Но его мозги еще были при нем. — Посидим на балконе? Хочешь чего-нибудь? — предложил он, кивая в сторону кнопки вызова персонала. Цзянь Мэйлинь помотала головой. — Ничего. Просто посидим. И она вышла на балкон первой, действительно просто, без препираний или еще каких-то игрищ. Хуа Би только и успел пробежаться взглядом пониже рубашки. Они расселись в полукруглые бамбуковые кресла и уставились друг на друга. Хуа Би, как назло, не приходило в голову ни единой мысли, с которой можно было начать более-менее длинный разговор, а Цзянь Мэйлинь не выглядела так, будто и в самом деле жаждала общаться. Она просто посматривала то на него, то в небо, то словно проваливалась в свои мысли, останавливая взгляд на чем попало. И от этого у Хуа Би постепенно сложилось впечатление, что никакой разговор ей и не нужен. Что пришла она к нему просто затем, чтобы успокоиться. В животе знакомо заворочалось сытое, сладкое чувство. Сама пришла. Как будто в поисках защиты. Полный дом народу, она могла бы завязать разговор с любой девчонкой из прислуги, чтобы поболтать о каких-нибудь женских штучках. Или могла бы отправиться к Хэ Чэну и потребовать отправить к дому этого неразговорчивого дружка ее пиздюка еще пару-тройку ребят. Но вместо этого она пришла ко мне. Пиздюк-то, интересно, хотя бы правда просил передать ему вещи? — С ним все будет нормально, — повторил Хуа Би под это сладкое лестное чувство. — Отвезу ему завтра чистые штаны, поскачет на свою математику. Будет меня опять задрачивать. И тебя тоже. Он тебя вообще задрачивает или это только мне достается? Цзянь Мэйлинь усмехнулась еще раз, и теперь это и правда была обычная улыбка, веселая и открытая. Хуа Би сглотнул. — Нет, — сказала она, укоризненно склонив голову. — Со мной он всегда ведет себя отлично. И замолчала, опустила взгляд и попыталась спрятать улыбку. — Что-то мне слабо верится, — мрачно заметил Хуа Би, снова сглатывая. — И чем же он тебя… — Цзянь Мэйлинь зажевала улыбку тем же манером, как это делал пиздючонок, и продолжила: — … задрачивал? У Хуа Би дернулось в груди. Еблан, отругал он себя. Чуть не вывалил правду. Вряд ли она будет продолжать мне тут улыбаться, если узнает, что я был в курсе, зачем пиздюк на самом деле отправился к объекту воздыхания. И что я его не только отвез туда, но и проконсультировал, как правильнее подкатить. — Доставал меня вопросами, кто я такой, — нашелся он. — Напролом пошел. Спросил: вы парень моей мамы? Цзянь Мэйлинь прикусила улыбку еще сильнее. Проговорила, едва разжимая губы: он и у меня это спрашивал. — Я сказал — нет. Он спросил: ваш босс — парень моей мамы? Цзянь Мэйлинь моргнула и моментально посерьезнела. Качнула головой. — Потом еще пара предположений была. Во всех фигурировали ты, я, Хэ Чэн. В разных комбинациях. Похоже, его очень интересует твоя личная жизнь. Или моя. Или Хэ Чэна. — Он не знал, — сказала она невпопад. Чего не знал, подумал Хуа Би. И тут же ответил себе самому: ах вот оно что. Дама у нас при деле, значит. Что же ты тогда тут сидишь в своей полупрозрачной рубашке со мной среди ночи, красавица? — Ну не знал, так не знал, — сказал он без эмоций. — Не все же ему рассказывать, и правда. С лица у нее исчезли последние следы улыбки. Она нахмурилась и сказала решительно: — Да. Ему и правда не нужно рассказывать прямо уж все. Ты же… ты не рассказывал ему об отце, так? Хуа Би медленно покачал головой. Он смотрел на нее, сидящую на расстоянии вытянутой руки, с этой косой, с серьезным лицом, ни капли не сочетающимся сейчас с дразнящей рубашкой, и думал: что ж ты такая красивая, сучка, и кто-то у тебя есть, и этот кто-то явно не наш с пиздюком не батя, а ты все равно пришла сюда и смотришь на меня своими глазищами. — И не рассказывай, — произнесла она, не приказывая и не прося. Где-то между. Будто озвучивая очевидное. — Я стараюсь держать его вдалеке от всего этого. Хуа Би поднял бровь, и она тут же исправилась: — Старалась. До того, как все это началось. И его отец обещал мне, что не станет больше втягивать нас в свою жизнь. — Его отец умеет обещать, — сказал Хуа Би бесстрастно. Подумал: держать-то вдалеке ты, может, и держала, а имя сменить не захотела. Ни себе, ни пиздюку. Цзянь Мэйлинь, кажется, подумала о том же, потому что неторопливо выпрямилась в кресле, расправила плечи и ровно сказала: — Я не просила его отказаться от вас. Я ничего о вас не знала. До тех пор, пока не стало слишком поздно. Хуа Би задумчиво покивал. — Я была очень юной. И многого еще не знала из того, что сейчас уже знаю отлично. Но тогда все было иначе. — Она вцепилась в кончик косы, потерла его в пальцах и перебросила с плеча на плечо. — Я даже не предполагала, что у него уже есть семья. — Это не мое дело, — ответил ей Хуа Би так же, как и она ему совсем недавно. — Вышло как вышло. Мне уже давно все равно. Цзянь Мэйлинь поправила переброшенную косу нервным жестом — ни дать ни взять пиздюк, тискающий ремень школьной сумки. Между ними снова повисла тишина, на порядок неуютнее, чем до этого разговора. Хуа Би был практически уверен, что теперь Цзянь Мэйлинь не задержится здесь надолго. Именно так и случилось. Она посидела в кресле еще немного, не касаясь его ни спиной, ни локтями, и наконец решилась. — Хорошо, — отстраненно сказала она, поднимаясь. — Время уже позднее. Я пойду. Спасибо за рюкзак. Хуа Би молча кивнул. Поднялся вслед за ней. У самой двери она обернулась, взглянула на него так, будто хотела поблагодарить еще за что-то — и не стала больше говорить ничего. Выскользнула в коридор. Хуа Би постоял посреди спальни еще немного, тупо глядя на полоску света, падающего из коридора через приоткрытую дверь. Наконец подошел и запер ее. Там, где еще недавно было сыто и сладко, теперь что-то неприятно скребло. Цзянь Мэйлинь ушла с таким же лицом — будто и у нее внутри скреблась непрошенная память, но в этот раз никакого злорадства по этому поводу он в себе не отыскал. Подумал мельком: вот сейчас и правда можно было бы сказать, что я поставил ее на место. Она пришла ко мне за успокоением, а по итогу принялась оправдываться. И еще какую-то неделю назад Хуа Би, быть может, именно так и подумал бы. И все-таки даже порадовался бы тому, что поставил ее на место. А сегодня не было ни радости, ни даже ехидства. Куда ее ставить-то, подумал он, возвращаясь на балкон. Она и так на своем месте. И что-то на этом месте маловато хорошего. Брак начался с наеба и распался. Бывший муж не самый законопослушный господин. У пиздюка постельные секретики. И ладно бы только постельные: состоявшееся похищение никто не отменял, и вероятность того, что его снова попытаются схватить и прихлопнуть, тоже далеко не нулевая. И она во всем этом вроде как сама и виновата — могла бы и не трахаться в юности со взрослым дядей, или хотя бы задаться вопросом, а почему у него в его возрасте никого нет, или вот меня что-то никто не пытался похищать после смены имени, могла бы хотя бы пиздюка защитить. Вроде и виновата, а вроде как… Хуа Би недовольно цокнул и со вздохом опустился в кресло. На все есть свои ответы. Что, сильно я сам интересуюсь личной жизнью тех, с кем развлекаюсь? Ни у кого ни разу не спросил, есть ли у них кто-то и почему нет, если нет. А чтобы сменить имя и жизнь, нужно быть человеком, который может себе это позволить. Человеком достаточно самостоятельным и в какой-то мере бесстрашным. Или подписываться на вечную зависимость от воли бывшего, как это сделала моя мать. И как пыталась сделать со мной, пока я был еще бестолковым ребенком. Хуа Би представил Цзянь Мэйлинь зависимой и беззащитной — и фыркнул. Нет уж, это точно не моя мать. Эта скорее выцарапает глаза и подастся жить в горы, чем согласится на такое. Она бы, может, и подалась. Но пиздюк. И пиздюк этот тоже совсем не я. Этот не станет защищать. Этому защита самому нужна. Хуа Би снова вздохнул и побарабанил пальцами по гладкому бамбуку. Ладно. Ладно. Пусть разбираются в своей семейной жизни сами. Даже если жизнь эта нихера не удалась. У всех у нас есть свои косяки и шрамы. Ни одно, ни другое уже не сотрешь бесследно. Остается только жить с этим дальше. Как-то. Как получается. Он потянулся за своим мобильным и снова проверил, на месте ли телефон пиздюка. Телефон был на месте. Пиздюк, подумал Хуа Би, вот опять же. Смешной. Останься батя с нами — этого придурка не было бы. А так есть. И пусть живет. И если бы у бати с ней получилось, она бы не приходила ко мне по ночам со своей косой и с острыми глазищами. И кто бы у нее там ни был, он ее от этого почему-то не удерживает. Хуа Би вспомнил, как она стояла у его кровати, сполз по креслу ниже, привычно запрокинул голову к небу и ухмыльнулся. Ну ничего, сказал он себе, лениво покачивая ногой из стороны в сторону. Пусть даже у нее кто-то есть. Так будет даже интереснее. Так сказать, семейное возмездие, сказал себе Хуа Би. Коротко хохотнул. Подумал: это, конечно, лишнее. Но не закрывать же мне дверь у нее перед носом, если она будет приходить еще. В том, что она будет, у Хуа Би не возникало ни малейших сомнений. И вот это, пожалуй, было единственным поводом для радости в этот вечер.