ошейник

Лиза всегда была слишком. Слишком яркая. Слишком другая. Слишком тихая. Слишком спокойная. Сборник всех «слишком» этого гребаного города. Ей вечно твердили об этом и тыкали носом, как паршивого котёнка. Ева говорит, что она её «май среди январей», и Лиза верит. Верит, что она не «слишком», а «особенная», ведь Захарова так часто упоминает об этом и лезет в драку с любым, кто иначе считает. Андрющенко и сама могла бы, но ей проще отпустить ситуацию и проглотить обиду, но Ева такой не была. Не была, и поэтому сейчас её пинают тяжёлым ботинком в живот, пока она лежит на холодном снегу, в попытках кричать оскорбления, но кашель сдавливает горло, и из уст вылетают лишь обрывки фраз. Лиза на помощь бросается, но к ней в секунду подлетает девушка с длинными волосами, собранными в конский хвост, и толкает на землю. — Повтори, сука, все что ты до этого вякала, — Медведева наносит ещё один удар, пиная блондинку словно футбольный мяч, — давай, больше не такая смелая? — Пошла на хуй. — сплевывает кровь Захарова и на выдохе сиплым голосом отвечает. — А до неё не доходит все ещё, — рыжая девчушка появляется рядом и с размаху ногой по девичьему лицу бьет, — проси прощения, и, может, мы не прибьем тебя. — За базар свой отвечай. — Медведева за шиворот её приближает к себе. — Мамке твоей отвечу. — расплывается в кровавом оскале и получает ещё один удар. Андрющенко, тем временем, пытается отбросить от себя девицу в несколько раз крупнее. Драться она не умела, но массой придавила красноволосую к полу, периодически пытаясь нанести удары. В голове стучала лишь одна мысль: «Кристина должна приехать и помочь». Она была должна, Лиза не справится в одиночку, но попытаться стоило. — Шавка, блять, она укусила меня. — длинноволосая отлетает от Андрющенко как от огня. Все поворачиваются на чужой истошный вопль, даже Медведева останавливается. Лиза сидит на снегу и тыльной стороной ладони вытирает рот от следов чужой крови под удивлённые и испуганные взгляды присутствующих. — Балу, а ты знаешь, кого сейчас пиздишь? — старается голос выровнять и держаться уверенно, чтобы волнения не показывать. — Шалашовку, которая язык за зубами держать не умеет. — Это младшая сестра Шумы, — Лиза кивает на Еву, которая все ещё была в сознании и от услышанного скривилась похуже, чем от ударов, — догадываешься, что она с тобой сделает, если узнает, что это ты её сестрёнку разукрасила? Ещё и толпой напали. В глазах Насти недоумение и, кажется, пелена спала, возвращая её в реальность. — Шумахера, серьёзно? — выкрикивает кто-то из толпы. — Именно, а что, в Нижнем ещё одна Шума обитает? — кривая ухмылка трогает тонкие уста. — Она пиздит, — Медведева недоверчиво сощурила глаза, — только это не спасёт твою сучку. — Давай тогда вместе подождём, пока Крис приедет и проверим, вру ли я. — Лиза жмёт плечами, вынимая телефон из кармана, в надежде увидеть «прочитано» под своим сообщением. «Ждите, скоро буду» Выдох. Облегчение накатывает волной и придает красноволосой смелости. Главное задержать их, пока не приедет Крис, а потом она поможет. Всегда помогает. — Ещё увидимся. — кратко бросает Настя, и рукой подает жест всем следовать за ней. — Ходите и оборачивайтесь, лесбухи поганые. — тявкает Погорелова и семенит вслед за Балу. Андрющенко демонстрирует ей оба средних пальца и подлетает к Захаровой. Она совсем плоха, но на ноги встать пытается, даже чужую помощь изначально отказывается принимать. — Ева, как ты? — Лиза забрасывает чужую руку себе на плечо, — Идти можешь? — Живее всех живых, — улыбается криво из-за губы разбитой, — конечно могу, пошли. — Я Кристине написала, она сейчас приедет. — Нахуя ты её позвала? — вздыхает — Я теперь и так буду малолеткой, за которую сестра вопросы решает. — Если бы я не сказала этого, они бы прикончили тебя, тупая что ли? — тёмные брови Андрющенко хмурятся. — Даже не знаю, что лучше. — фыркает блондинка, за что подзатыльник получает, — Куда калеку калечишь ещё больше? — По делу. Ева мысленно подсчитывала свои увечья и оценивала состояние. Ребро скорее всего было сломано или трещина, ведь во время дыхания и разговора в грудине отдавало неприятной болью. Множественные гематомы, но более ничего серьёзного. Возможно, она даже заставит себя пойти в школу. В голове крутился образ Медведевой, который никак не клеился с её старой версией. Она помнит её, смутно, но помнит. Это была милая девчушка с не самым милым хобби, тем не менее, та Настя была лучше, чем увиденное сейчас. Эта Медведева была хуже даже её сестры, просто сама пока этого не осознала. Ева видела, на дне чужих чёрных от злобы глаз море ярости плескалось. Что же так её сломало? Что бы это не было, Ева хотела сломать ещё больше. Лизе было явно тяжело тащить на себе подругу, но она, сцепив зубы, не подавала виду. Продолжали двигаться в черепашьем темпе к этой уродливой арке. Андрющенко осматривалась, выглядывая Кристину, но не находила её. Это разочаровывало. Она ведь сказала, что приедет, а здесь её нет. Детская обида закрадывается в красную макушку, но девушка ловит себя на мысли, почему это вообще так сильно волнует. Какого хера, противная старшая сестра лучшей подруги так плотно засела в её голове, ведь это не столь важно. Состояние Евы куда важнее. Нужно в больницу, но блондинка лишь пошлёт её, и никто в обратном Захарову не убедит. Семейная упёртость, как ценная реликвия, кочевала от одного Захарова к другому. — Крис едет. — вымученно произносит блондинка, на что получает полный недоумения взгляд от Лизы, — Машина отцовская, эти ебанные подвески, я звук везде узнаю. Сейчас, когда тормозить начнёт, вообще атас будет. Андрющенко понятия не имела, каким образом подруге удалось расслышать звук машины средь всей какофонии, но через несколько секунд и вправду перед аркой затормозила старая лада, и из неё выпрыгнула Кристина. Девушка, точно коршун, подлетела к двоим и выхватила из Лизиных рук сестру. — Дойдём до машины, и вы мне блять расскажете все, — голосом стальным обращается, — усекли? Девочки как болванчики закивали дружно, не смея перечить старшей. В машине было тепло. Это первое, что почувствовала Ева, а затем и мягкое сидение, где местами выпрыгнули пружины, казалось манной небесной, не меньше. Кристина села за руль, а Лиза расположилась на заднем сидении, уберегая себя от участи оказаться в эпицентре взрыва по имени «Захарова старшая». — Ева, коротко по делу. — светловолосая даже не глядит на сестру, а лишь ключ поворачивает и заводит авто. — Я пришла поговорить с этой Балу, разговор не удался. — пытается улыбнуться и одёргивает себя. — Что по телесным? — Пара синяков и с ребром чё-то, думаю трещина. — Охуительно, теперь нужно приехать быстрее матери, чтобы она тебя в таком состоянии не увидела. — кивает сама себе, — Теперь ты, Индиго, выкладывай все, что видела и кого видела. — смотрит через зеркало на Лизу и видит, как та морщит нос от ненавистной клички. — Изначально все шло хорошо, Ева надавала ей по физиономии, но подключились друзья Медведевой и начали её держать. — Шавки, — нижней частью ладони по рулю ударяет, — это вообще не по понятиям толпой гасить, ещё и лежачего. — Да не толпой, она одна, просто держали двое. — бубнит Ева себе под нос, пытаясь удобнее на сидении устроится, — Ещё и на Лизку кто-то налетел, но она кусалась. — Чего блять? — злоба сменяется смехом, и светлые брови Крис ползут вверх. Лиза глаза закатывает и смотрит на сестёр, чей смех был идентичен. — За подбородок укусила, ну а хуле, она навалилась на меня. — Андрющенко голову к окну поворачивает. — Лизок, так ты у нас опасная, бешеная псина, — продолжает заходиться в новом приступе смеха Кристина, — погавкаешь? — Пошла на хуй. — тычет фак водителю обиженная Лиза. — Я люблю собак. — уже тише добавляет Шума, пялясь на дорогу. Кристина и вправду собак любила больше, чем людей. Не было в них коварности и желчи, они были простодушны по природе своей. Лиза была такой же. Ева чувствовала как медленно сонная пелена ложится на веки, делая их тяжелее. Даже стук подвесок звучал с колыбельным мотивом, убаюкивая её. Она устала, но со сном бороться пыталась. Хоть в одной битве ей удастся одержать победу. Захарова поглядывала на сосредоточенный профиль сестры, который очень контрастировал с расслабленным положением тела. Одной рукой она рулила, а второй держала сигару, выпуская дым через открытое окно. Если бы не боль в рёбрах, Ева бы и сама потянулась за никотиновой палочкой, но, казалось, ещё одно неверное движение, и чёртова кость пронзит её тело изнутри. — Я найду эту суку и перетру с ней. — спокойно объявляет о своих планах Кристина. — Нет, я очухаюсь и сама с ней решу все вопросы. — протестует младшая. — Ты услышала в моих словах намёк на вопрос? Это было утверждение, так что потухни и наблюдай. — Крис поворачивает к ней голову, взглядом буравя для того, чтобы удостовериться, поняла ли её младшая. — Я хочу сама, если бы не её шестёрки, она бы не вышла на своих ногах из парка. — нос от обиды морщит, вспоминая поражение. — Дохуя хочешь, — старшая Захарова качает головой, — завтра дома остаёшься, глянем, че как по состоянию, а я в школе переговорю с этой Балу. — А маме что скажем? Думаешь, она не заметит? — пальцем на разбитое лицо указывает. — Штукатуркой попробуем замазать. — Кристина немного давит на педаль газа, превышая дозволенную скорость, — Мама завтра после работы в деревню уезжает, бабушке опять плохо стало. — Что-то серьёзное? — для справки спрашивает Ева ибо знает, что бабушке «плохо» каждые выходные, ведь иначе мать к ней не поедет. — Сердце как-то неспокойно себя ведёт, чувствую, недолго мне осталось. — пародирует голос родственницы Кристина, вызывая этим смех у младших. — Отец-то как обрадуется тому, что матушка уезжает. — саркастично тянет блондинка. — Приходи тогда ко мне ночевать, если что. — яркая макушка Лизы выглядывает с заднего сидения. — Я не кину Крис. — блонда на сестру смотрит и видит тень улыбки на её лице. — Не ссы, я у кого-то на хате останусь, если старый опять хуйню творить начнёт, — треплет рукой копну светлых волос Евы, — или по ебалу тресну ему разок другой. Отец не отличался от среднестатистического русского мужика, который любит выпить чего покрепче после смены на заводе и поднять руку на бесхарактерную жену или рассказывать малолетним дочкам, где «бабье место». Находиться с ним в одной квартире было тяжело, ведь частенько дело заканчивалось скандалами и летящей посудой. Девочки, в отличие от матери, терпеть и глотать обиды не умели, да и не бегали за отцом как услужливые собачонки. За что родитель частенько «воспитывал» их. Только вот, он опоздал на несколько лет. Они сами себя воспитали и, глядя на жизнь родителей, поклялись друг-дружке никогда не прогибаться под кого-то, чтобы не закончить как мать. В старой квартире, в отвратительном городе и с быдлом вместо мужа.

***

Лиза вышла из машины, и её сразу прошиб холод. Она взглянула на свой дом снизу вверх, представляя как эта громадная конструкция падает на неё. Многоэтажки всегда вызывали такие мысли. Домой идти не хотелось от слова совсем. Был ли это вообще её дом? Тяжело сказать. Домашний уют она испытывала лишь в своей небольшой комнатке, увешанной плакатами и гирляндой на потолке, или в комнате Евы. В подъезде сыро и воняет кошачьей мочой, скорее всего, это из-за рыжего котёнка, которого она прикормила и забрала с улицы к себе на лестничную клетку. Если соседи узнают, то она однозначно получит, потому у красноволосой появилась плюс одна проблема. Кому сплавить котика. Она шагает на свой этаж и благодарит Бога, в которого не верит, что живёт на третьем, ведь лифт в их доме не работал со времён Хрущёва, а подыматься выше у неё не было сил, как моральных, так и физических. Стены исписаны и исцарапаны разного рода надписями. Она знает каждую, ведь часто вместо того, чтобы заходить домой, сидела на ступеньках и изучала их. На её этаже появилась новая, сделанная маркером и корявым почерком. — Здесь живёт лезбуха. — вслух читает и разглядывает стрелочку, указывающую на её дверь, — Идиот, писать научись. Красноволосая достает из рюкзака свой маркер и зачеркивает букву «з», исправляя на «с», в слове лезбуха. Может, писака увидит и на следующий раз больше не совершит таких постыдных ошибок. Вдох. Ладонь сжимается на ручке двери. Выдох. Она заходит. Внутри пахнет едой, от чего пустой желудок напоминает о себе болезненным спазмом и китовой песнью. — Лизочка, ты пришла? — женщина средних лет выходит из кухни, вытирая руки полотенцем. — Да, я здесь. — измученно улыбается, попутно снимая обувь. — Мой руки и иди кушать, я ужин приготовила. — заканчивает женщина и, развернувшись, возвращается на кухню. Лиза тихо передвигается к своей комнате, где, бросив рюкзак под стол, падает на кровать. Двигаться было лень, но живот вновь урчит, а мать кричит с кухни. В голове, словно пчёлы, роились мысли про Погорелову, которая казалась такой доброй. Лизе казалось, что этот человек никогда не осудит, но рыжевласая, взяла последний кусочек веры в людей из рук девушки и растоптала подошвой ботинок, ехидно скалясь. Она испытывала предательство много раз. Впервые от отца, который ушёл к другой и не сдержал обещание поддерживать с ней связь. Он создал новую семью и новую жизнь, в которой Лизе места не было. Затем — мать, ведь другие мужчины оказались важнее дочери после развода. Даже друзья, которых раньше было так много, ушли от неё после того, как она закрылась от всех, пытаясь в одиночестве зализать раны после расхода родителей. Осталась только Ева. Андрющенко любила собак. Любила за их верность, которая читалась в умных глазах и доброту. Собаки её не предавали.

***

— Не дёргайся, хуже будет. — Кристина ловкими движениями перебинтовывает участок трещины в ребре младшей. — Неприятненько, однако. — шипит блонда, сквозь стиснутые до хруста зубы. — Привыкай, это только в первый раз так больно, потом проще будет. — А я больше рёбра ломать не собираюсь. — хмурит брови и футболку с надписью «I love NY» опускает. — Ну ты-то можешь не собираться, но другие. — Кристина тянется за мазью с новокаином, чтобы по ранам на лице пройтись. — Как ты вообще после шмали за руль села? — задаёт терзающий её вопрос девочка. — Она выветрилась за три секунды, когда я почитала сообщение Индиго. — хмыкнула Крис. — Думаешь, я тупо поступила, что полезла к Балу? — смотрит исподлобья на старшую, вину чувствуя. — Ты за своего человека вписалась, — аккуратно пальцами наносит холодную мазь на разбитую губу, — это правильно, ты молодец. От сестринской похвалы тепло внутри становится. Кристина такой редко бывает, оттого такие моменты ценить начинаешь. Каждый блондинка помнила досконально. У них не было принято «разводить сопли», их жест доброты и признательности мог заключаться в хлопке по плечу или редких объятиях. Они не умели открыто выражать то, что чувствовали, особенно словесно. В замочной скважине щёлкает ключ. Кристина подрывается с места, а Ева, как по команде заворачивается в одеяло, готовясь к роли спящей. — Не высовывайся, я мамке скажу, что ты приболела, температура там. — набрасывает одеяло на чужую голову и вылетает из комнаты. Ева слышит обеспокоенный голос матери за дверью, после новости о «болезни» дочери она подумывает отменить поездку, но Крис её успокаивает и говорит, что они сами справятся и, вообще, у неё ведь взрослые дочери. Блондинка улыбается, от того, как красиво врёт сестра, даже не докопаешься. Через несколько минут голоса утихают, а, значит, они перешли на кухню, и там старшая будет проводить отвлекающий манёвр. Рабочая схема, которую они практиковали несколько лет. Прикрывали друг друга перед матерью. Родительница без сомнений была лучшей женщиной, но сестры понимали, что в тот же момент она была слабой, и ей нужна была защита. Они готовы были ею стать, чтобы отплатить за всё хорошее. Еве частенько было совестно как сейчас. Что она не оправдала ожиданий, не стала хорошей дочерью, такой, которая платья любит и готовить помогает. Которая выйдет замуж и будет радовать мать внуками. Которая будет отличницей и любимицей учителей. Ей было стыдно, что мама не может похвастаться ею перед друзьями и коллегами по работе. А она больше, чем кто-либо заслуживает такого ребёнка. Им с сестрой дали милейшие девичьи имена, наряжали с детства в розовые платьица с рюшами, но это не дало своих плодов. Еве грустно, что сейчас она лежит и прячет разбитое в драке лицо. Ведь так не должно быть. Мама должна гордиться ею, а не переживать, вернётся ли её ребёнок с очередной прогулки. Родительница ведь любила их. Приходила на все соревнования Евы по тхэквондо и Кристины по футболу, она никогда не забывала, и, когда дочери занимали призовые места, выстраиваясь в шеренгу с остальными, но на их шеях сияли медали, она улыбалась и гордо голову подымала, мол: «Мои девочки». Все уснули, оставляя лишь тишину гулять по коридору. Только Еве не спалось. Слишком много мыслей мучило её, да и боль в ребрах не утихала. 02:10 Позднее время на экране телефона огорчило её, ведь она не сможет написать Лизе и поговорить с ней. Подруга скорее всего спит, ведь мать не разрешит ей пропустить школу. Комната, до этого ею обожаемая, сейчас казалась клеткой, из которой никогда не вырваться. Портреты, нарисованные её рукой, смотрели сейчас на девочку, словно осуждая за все ранее ею совершенное. Захотелось выколоть глаза всем рисункам до единого. Они слишком много знали. Рисование спасало её. Было лучшим обезболивающим и антидепрессантом. Рисование на человеческой коже иглой с чернилами — было любимым развлечением. Захарова начала с портаков иглой и чернил от ручки на своих ногах. Рисунки были ужасными и расплывались со временем в уродливые кляксы. Дальше самодельная тату-машинка и первые эскизы, нарисованные ею и перенесенные на руки Лизы. Сейчас она изредка набивает кому-то из знакомых за символическую плату. От бессонницы блондинка, тихо шаркая ногами по старому ковру, дошла до рабочего стола, на котором блокнот лежал и карандаш, больше напоминающий палец ведьмы. Включив настольную лампу, свет направила на кровать и вернулась обратно, раскрывая скетчбук на чистом развороте. Руки сами по себе начинают выводить прерывистые линии, которые со временем обретают очертание глаз. Она старается, прорисовывает каждую деталь из картинки в голове, периодически размазывая карандаш пальцем, дабы тень создать. По завершении Ева разглядывает свою работу и замирает. С листа на неё смотрели чёрные бездонные глаза, на дне которых она видела себя, тонущей в океане злобы.

***

В наушниках играет Rammstein. Тилль обещает, что скоро взойдёт солнце, и Лиза вновь верит. Она каждое утро слушает эту песню, словно мантру, веря в то, что её солнце скоро взойдет и добавит в жизнь больше тепла. Пока этого не произошло и в ближайшем будущем не намечается. День сегодня обещает от начала до конца быть отстойным, ибо Захарова в школу не придёт, и ей придётся целый день болтаться в одиночестве. Андрющенко как всегда пришла раньше положенного и теперь должна сидеть в фойе или на диванчиках напротив кабинета, ожидая, когда начнется урок. Приходила девочка так рано, чтобы меньше оставаться дома, родная квартира, как чудовище, съедала её. Мать вчера была слишком мила и даже не спросила за оценки. Удивительно. Но Лиза нашла тому объяснение: от женщины пахло новым парфюмом со стойким шлейфом, а на запястье был новый браслет, в виде аккуратной золотой цепочки. Она не промах, явно, нашла нового лоха, который задаривает её подарками, но как только узнает про шестнадцатилетнюю дочь с красными волосами — скроется и больше никогда не позвонит. Пройденный этап. Так было всегда и мать каждый раз во время ссоры говорила, что это Лиза виновата в её несчастье. Если бы она выглядела как девочка и вела себя подобающе, то у них давно был бы мужчина в семье. Красноволосая лишь хмыкает. Раньше это задевало, болезненно отзывалось в груди. Сейчас же это базовый диалог, как в книге по английскому. Женщина никогда не примет тот факт, что это не Лиза пугала ухажёров, а они в целом не строили планы на даму с «прицепом». Она специально красит волосы и криво подстригает их, выбривая виски. Специально прокалывает губу и позволяет Еве наносить на свое тело всевозможные рисунки. Это протест. Против матери, против её гребаных стандартов, и это очень комфортная скорлупа для самой Лизы. Многие животные в дикой природе используют яркий окрас как отпугиватель хищников, Андрющенко ничем от них не отличается. Урок нудный и тянется долго. Телефон у Лизы начал садиться, отчего она скучающе осмотрела своих одинаковых одноклассников. Некоторых людей девочка даже в лицо не знала. Учитель истории засыпал, сидя за столом, но вещать не прекращал, словно радио на кухне её бабушки. Его никто не слушает, но шум на фоне дарит спокойствие. Андрющенко историю любила, но то, что сейчас рассказывал Павел Андреевич, она знала ещё лет с десяти и могла бы вступить с историком в дискуссию, доказывая, что все, что он сказал, недостоверно. Но был ли от этого толк? Ей бы влепили двойку в любом случае, а одноклассники понаблюдали бы за цирковым представлением с красноволосым клоуном в главной роли. Впереди сидит какой-то невротик, постоянно щелкающий автоматической ручкой, и от повторяющегося звука девочка мечтала впечатать одноклассника в парту лицом, чтобы он больше не смел вредить обществу своим присутствием. Щёлк-щёлк. Лиза не выдерживает и жилистую руку, увешанную кожаными фенечками, вверх подносит, обращая к себе внимание уже дремлющего историка. — Андрющенко, я опять назвал дату неверно? — почти обреченно выдает мужчина, глядя на ученицу, которая постоянно исправляла его. — Нет, я в туалет хочу. Учитель выдыхает. Его преподавательская честь сегодня не будет подмочена. Он жестом показывает, что она может идти, и Лиза, спрятав руки в карманы худи, вылетает из классной комнаты. В коридоре пусто, лишь злющая уборщица тщетно пыталась отмыть пол от грязи, под нос себе ругая каждого учащегося здесь. Лиза шла медленно, до конца урока ещё двадцать минут, и ей лучше задержаться вне класса подольше, в противном случае, она все-таки насадит глаз невротика на его же ручку. Огромные, ещё с советских времён, окна открывали вид на спортивную площадку, ровесницу окон. Красноволосая рассматривала детей, которые бегали кросс от физрука. Медлительные, однако, эти одиннадцатиклассники. Видимо, им никогда не приходилось убегать от разъяренной толпы, которая обещает посадить тебя на бутылку, если догонит. Лизу ещё не догоняли, от этого она все ещё свободно передвигается на своих двух по городу. Туалет располагался на первом этаже, недалеко от фойе и места охранника. Вытащив одну руку из кармана, она толкнула дверь, которая со скрипом отворилась, впуская её в зловонное царствие. Женский туалет был стереотипен до безобразия. Белые двери кабинок были облезлыми и держались на честном слове. Замок не работал в третьей и последней кабинке, отчего приходилось держать ручку руками, чтобы любопытные фетишисты не стали свидетелями ваших потайных дел. А на стенах маркерами школьницы писали различные послания. Это было сравнимо с наскальными рисунками. Девушки передавали свои мудрости из поколения в поколение. Имя красноволосой тоже часто фигурировало здесь. Она тоже своего рода звезда, хотя и внимание не любила. В нос ударяет запах хлорки, который, кажется, разъедал стенки слизистой. Лиза планировала отсидеться в одной из кабинок, перечитывая надписи и исправляя в них ошибки, ведь не зря захватила с собой маркер. Но на подоконнике её ожидал сюрприз. В открытое окно, которое по идее открываться не должно было, курила Кристина, явно не стесняясь. Распущенные светлые волосы развивались от слабого сквозняка, а глаза были устремлены вдаль. Захарова сидела на подоконнике, забросив одну ногу на поверхность и сгибая её в колене, а второй свободно болтала в воздухе, периодически задевая батарею. На звук двери она отреагировала не сразу, но, заприметив красную макушку, боковым зрением, усмехнулась и выбросила сигарету. — Индиго, счастье моё, а ты-то как раз мне нужна. — ловко спрыгивает с места старшая и подходит ближе к девушке. — Опять помочь с контрольной? — Лиза уже мысленно проклинала себя, что именно сейчас ей приспичило прогулять урок. — Не боись, мелочь, твой умственный труд мне сегодня не пригодится. — старшая закидывает ей руку на плечо и немного пригибается, дабы их головы были на одном уровне, — Сейчас у 11-Б физра, а там учится Балу. В рожу я её не знаю, так что ты мне покажешь. — Это я как шестёрка буду тебе на обидчика пальцем тыкать? — Посмотри с другой стороны на ситуацию, ты поможешь вершить правосудие. — Её друзья так не подумают. — Если её друзья умеют думать, то они не рыпнутся в твою сторону больше. — цокает Кристина, выходя из уборной и таща за собой младшую. Девочка куртку не взяла, а возвращаться за ней не вариант. В голове Андрющенко материла физрука всеми известными словами. Дед, бывший спортсмен, любил рассказывать, как на олимпиаду не попал из-за травмы. Он считал, что бегать нужно на свежем воздухе, до первых морозов, пока ваши сопли не будут превращаться в сосульки прямо в носу. Лиза на его предмет не ходила, говорила, мол справка есть, что свои часы физ. подготовки на тхэквондо отрабатывает. К ним с Евой претензий мало было, они ведь честь школы на всех соревнования представляют. Вышли во двор они через чёрный вход, ибо ближе, Лиза не сомневалась, что Захарова и через охранника бы прошла, в случае надобности, и ей бы ничего не было. Стало прохладно и красноволосая по инерции прижалась к чужому телу, отчего мурашки по коже пробежали. От Кристины пахло сигаретным дымом и дешёвым парфюмом, отдалено напоминающим мужской. Останавливаются они на безопасном расстоянии от толпы школьников, и Захарова головой кивает. — Кто из них? Андрющенко своё зрение напрягает и по периметру рыщет. Нашла. Фигура в чёрной куртке сидела на разноцветной шине, которая ограждала площадку от импровизированной беговой зоны, а рядом тулились, по всей видимости, её друзья. — Вон она, в чёрной куртке. — Лиза пальцем указывает, а Кристина следит внимательно. — Умница, Индиго, хорошо поработала, за это куплю тебе конфету как-то. — старшая хлопает её по плечу, отстраняясь, и рукава на синем свитшоте закатывает по локоть. — Беги на урок, мелочь. — бросает напоследок и уходит. Но Андрющенко с места не двигается, забывая про холод, она с интересом наблюдает, как старшая на подходе к компании, засунув два мизинца в рот, громко свистит, привлекая их внимание. Балу с места подымается при виде Захаровой. Настя выше, порядком, но Крис ведёт себя, словно дела наоборот обстоят. — Ты Балу? — Кристина взглядом скользит по девушке. — Ну, я, — пытается волнение в голосе спрятать и прокашлявшись добавляет: — чего тебе? — Говорят, ты сестрёнку мою толпой напиздила, не по понятиям это. — Захарова сплёвывает в сторону, почти попадая кому-то на ботинок. — А за лесбуху впрягаться по понятиям? — Медведева позиций не сдает. — За своего человека она вписалась, а какой этот человек, тебя ебать вообще не должно. — Ты тоже из этих, что ли? — с презрением интересуется темноволосая под довольные оскалы своих друзей. Так разговаривать с Шумой могла только Ева и после этого не иметь неприятных последствий. Видимо, Настя мало интересовалась местной тусовкой, раз не знала, как нужно общаться с Захаровой. — Тебя это так волнует, пару подыскиваешь? — Крис на удивление спокойно реагирует. Лиза ожидала драку, ведь Кристину только что лесбиянкой назвали, но старшая лишь отшутилась. — Следи за словами. — А то что, толпой нападете на меня? — Крис даже руки с карманов не достала. Настя не успела ответить, как физрук, издали заметивший Захарову, начал что-то кричать. Лиза не стала дожидаться конца разборки и убежала, думая, что на одного врага в её жизни стало больше. Кристина узнала её секрет и теперь будет против их общения с Евой. Андрющенко скажет, что это ложь. Тупые слухи, да, именно так и сделает. Но пока попадаться на глаза старшей Захаровой не хотелось.

***

Ева ненавидела этот день с самого его начала. Тупая боль по всему телу сковала мышцы, и двигаться было тяжело, отчего девушка пролежала больше положенного в постели, пока насильно не заставила себя встать. Квартира впервые за долгое время была пуста, отчего все казалось каким-то чужим. Даже отец не пришёл с работы, хотя уже должен был. Захарова этому не придала особого значения. Чем дольше его не будет, тем дольше она будет чувствовать себя комфортно. Блонда с приподнятым настроением целый день провела сидя за компьютером, слушая музыку и попутно играя в Call of duty. Когда она в очередной раз оторвала голову от экрана, то увидела темноту за окном и почувствовала, как затекло все тело, от того, что она провела несколько часов в одном положении. 19:40 Крис должна была быть дома. Но её отсутствию она не удивилась, ибо сестра, как ветер, вольна в своих передвижениях. То ли дело Лиза, обычно она приходила к ней после уроков, если Захарова отсутствовала, но сегодня подруга даже не написала. Кошки скребли где-то внутри, царапая грудную клетку острыми коготками. Зато мать звонила ей каждые два часа, интересуясь состоянием, и советовала какие лекарства лучше выпить от температуры. Пообещала привезти с собой от бабушки каких-то трав для чая. Захарова лишь соглашалась со всем, испытывая стыд за своё вранье. Дверь с характерным звуком открылась, впуская в дом кого-то, и блондинка подорвалась с места, готовясь наброситься на Крис с расспросами. Но к своему разочарованию увидела лишь свою мужскую копию, с трудом стягивающую поношенные кроссовки с себя. Они с отцом действительно были идентичны, не только внешне, но и характерами друг другу, а стервозности не уступали. Ева напрягается, чувствуя прилив злости, страха и грусти в один момент. Пьяный отец — её худший кошмар. Тем более, когда рядом нет старшей. — Ночевал бы, где бухал, зачем припёрся? — блондинка опираясь на косяк, смотря на родителя. Старается выглядеть спокойно и непоколебимо. Он не должен узнать, что у неё поджилки трясутся от этой картины и сердце стучит, как раненная птица, в попытках клетку из рёбер покинуть. — Че блять? — стеклянные глаза с третьей попытки ловят фокус на молвившей, — Это мой дом и ты, шавка, не будешь мне рассказывать где ночевать. Мужчина с размаху влепил ей неожиданную пощечину, от которой, покрывшаяся корочкой рана на губе вновь начала кровоточить. — Все вы, три шлюхи, живёте в моём доме и будете делать, как я говорю. — он за волосы дочь хватает, заставляя на себя смотреть. Ева одного роста с отцом, но сейчас чувствует себя до невозможности маленькой. Правая сторона горит огнём, но она в чужие глаза смотрит, зрительный контакт не прерывая. — Ещё раз назовёшь маму или Крис шлюхами, то не доживешь до утра, урод. — отталкивает от себя отца и без раздумий в лицо мужчине плюет, вызывая новую волну ярости к себе. Ева пятится назад, попадая на кухню и к окну жмётся, наблюдая как медленно приближается разъяренный отец. — Маленькая сука, зубы жмут? — он рукой сметает все со стола и чашку хватая, кидает в Еву. Блондинка уворачивается, лицо закрывая ладонями, чтобы попадания осколков избежать. — Че, больше нечего сказать? — он рукой придерживается за столешницу, — Нет твоей спасительницы? Где она блять, а? Захарову трясет, и вопрос отца в голове прокручивает. Действительно, где она? Почему Кристина опять не примчалась ей на помощь, когда так нужна? Еве стыдно за свой детский страх. Она должна сама со всем справляться, даже сейчас. Смотрит как загнанное животное из-подо лба, и губы дёргаются в секундном оскале, пока рука тянется к кухонному ножу на столешнице, близь раковины. Холодное железо в ладони уверенности придаёт и блондинка выравнивается, нож перед собой выставляя. — Подойдешь сука, ещё на сантиметр ближе, я вскрою тебе сонную артерию. — оружие в руках дрожит, тем не менее, Захарова уверена, что без колебаний воткнёт его в отцовское тело при надобности. — Овца малолетняя, — мужчина без страха вновь начал надвигаться на дочь, — нож на отца она наставляет. Захарова делает глубокий вдох и на выдохе, мажет лезвием по увесистой руке. Не успевает девочка выбежать из помещения, как ей сразу же прилетает по затылку и она падает, ударяясь о дверной косяк головой. Оружие отлетает, так что до него не дотянуться, а отец ногу заносит для удара. Вновь уворачивается. Больше получать по ребрам не хотелось, потому собрав остатки силы блондинка поднялась на ноги, неприятно жмурясь. Ухватив свою куртку, она выбежала за дверь, пока в спину летели обзывательства и угрозы. Любопытная соседка выглянула сквозь дверную щель. Увидев голову в бигудях, Захарова лишь фыркнула: — Чё уставилась? — злобно стрельнула глазами на женщину, шапку натягивая на голову. Соседка лишь укоризненно головой покивала и, с отвращением глянув на неё, захлопнула двери. Ева достала телефон с кармана домашних брюк и проверила его на целостность. Жив. Обрадовавшись такой мелочи, девочка, аккуратно ступая, двигалась по лестнице, пока все тело отдавало болезненными спазмами при каждом шаге. Двигалась она медленно, предвкушая ночь на улице, ведь домой возвращаться не хотелось, да и дверь отец запер, скорее всего. Место удара было горячим, и неприятно саднило, когда блондинка прикасалась к нему кончиками пальцев. Отвратительно. Привыкая к болезненным шагам, она с горем пополам вышла на улицу, чувствуя, как холод забирается под домашние брюки, хватая её за лодыжки. Осенние ботинки ещё не высохли со вчерашнего вечера. Благо, хоть куртка была по погоде. Пиная ногой комок почти талого снега, она достала мобильный, пытаясь дозвониться до Кристины. Во дворе отцовской машины не наблюдалось, значит, она у сестры, и они смогут переночевать внутри, чтобы не возвращаться домой. Повторяющиеся гудки начинают нервировать, и Захарова губы поджимает. — Да ты, блять, высунь телефон из задницы. — ругается на сестру под аккомпанемент гудков. — Как раз собиралась. — голос по ту сторону трубки появляется в самый нужный момент. — Я думала, ты померла. — Не дождёшься. Чего хотела? — Ты где? Там Саша вернулся, у нас с ним был небольшой конфликт, так что ночуем на улице. — Ева никогда не назвала этого мужчину «отцом». — Блять, заебал старый, я завтра с ним перетру. — тон Кристины меняется, — Я сейчас у Кирилла на гараже, подойдешь? — Без проблем. Идти было не так далеко, но в её состоянии не лучшая затея. Но Ева никогда не скажет, что она чего-то не может, сестра не должна считать её слабой. Младшая только недавно почувствовала себя на одном уровне с ней, опускаться назад не хотелось. Девочка выдохнула облачко пара и медленно двинулась в нужную сторону. Посреди пустынного двора виднелась одинокая фигура на качели, которая издавала противный скрип с каждым движением. Зрение у неё было не лучшее, потому достоверно распознать, кто это, не вышло. Ну, и все равно ей эта информация была без надобности. Но силуэт в её сторону голову повернул и поднялся на ноги, направляясь к Захаровой. — Да ну нахуй, что за день. — блондинка вспомнила все известные фильмы ужасов и проложила двигаться вперёд с чуть большей скоростью. — Захарова, стой, твою мать. — сзади раздается знакомый голос, на который белобрысая реагирует как бык на красный. — Ну и какого хуя ты здесь забыла, Медведева?