***
Потолок белый. Белизна эта почти тошнотворна в своей идеальности, только старая советская люстра по центру портит впечатление. Ева уводит глаза от раздражающего предмета и удобнее устраивает свою голову на острых коленях Лизы. Андрющенко, в свою очередь перебирает выжженные краской пряди волос, но делает это механично, как робот, которому дали заводскую установку. Они обе были в одной комнате, где пахло масляными красками, а на стенах висели портреты и хаотичные пейзажи. Они были в одной комнате, но в тот же момент совершенно в разных мирах. Лиза вновь и вновь прокручивала в красноволосой голове события новогодней ночи, каждый раз вздрагивая от воспоминаний касания к ней Кристины. Ева думала о злополучном «Значит типа мутим». Эффект эйфории прошел на следующее утро, уступая место множеству вопросов. — Это был самый отвратительный Новый год за всю мою жизнь. — почти шепотом нарушает разговор Андрющенко. Ей не хотелось произносить эти давящие слова слишком громко. — Да, на одном уровне с прошлогодним, когда Крис бледного словила. — Ева боялась посмотреть в глаза подруге, от чего-то чувствовала вину, пусть та и упорно молчит о происшествии, но Кристина кратко рассказала ей ситуацию. — Удивительно, что в этот раз она единственная, кто не создал проблем. — криво усмехнулась красноволосая. — Мне так жаль. Прости, что потащила тебя туда, я дура. Надо было тебя послушать и ничего бы этого не было. — Захарова обняла обеими руками подругу, утыкаясь ей лицом где-то в области живота. — Эй, ты не виновата, что у твоей, типа девушки такие дегенераты друзья. Но теперь этот имбицил трижды подумает, прежде чем открыть рот в присутствии дамы. — Потому что эти самые дамы могут сломать ему челюсть одним ударом? — подняла глаза на подругу Ева, чем вызвала у неё искреннюю улыбку. — Именно так. Они старались не говорить об этой ситуации. Ева боялась. Боялась сломать подругу, ведь в её голове Лиза все ещё состояла из хрупкого хрусталя. Его только тронь — и трещина уже ползет уродливой змеей. Но Андрющенко если и была хрустальной вазой, то сотни раз переклеенной и разбивавшейся вдребезги не меньшее количество раз. Ева знала о случае в детстве Лизы и почему та так боялась любой близости. Красноволосой пришлось рассказать после того, как в первый год их дружбы, она чуть не расплакалась и отшатнулась, когда Ева попробовала её обнять. Захарова сама испугалась в тот момент, ей такие нежности были чужды и она долго набиралась смелости, чтобы обнять подругу, но её реакция блондинку не потешила. После этого Ева старалась Лизу не касаться, пока она сама не рассказала о том злополучном случае. К удивлению красноволосой, Захарова не стала относиться к ней иначе, во взгляде блондинки не читалась жалость и это не могло не радовать. Когда небо за окном из кроваво-красного превратилось в нечто темное, Лиза поняла, что следует медленно выдвигаться домой, ведь лишние расспросы от матери ей сейчас не хотелось выслушивать. Мысли о возможной возне с полицией кружились по черепной коробке, навязчиво тараня её сознание. Когда Ева попыталась затронуть эту тему Андющенко лишь отмахнулась, мол вовсе её не пугает такой исход. По крайней мере, это Лиза пыталась внушить себе и окружающим. Ей не хотелось иметь столько проблем из-за ситуации, в которой она не чувствовала себя виноватой. Девушка бежала по ступенькам, пока пальцы отбивали ритм на деревянном поручне. Её ботинки звучали в такт постукиваниям, что вызвало тень улыбки на губах перфекционистки. Но небольшой концерт прекратил звучание, когда на третьем этаже её встретила фигура Кристины. Старшая Захарова курила сидя на подоконнике, чем так напомнила Лизе о Еве. Одинаковые повадки сестер остро бросались ей в глаза. Шума затянулась дымом и лишь после этого удостоила флегматичным взглядом младшую. Андрющенко инстинктивно сильнее сжала перило. — Че уставилась, думаешь куда бить, чтобы избавиться от свидетеля? — шутит с серьезным лицом старшая, как обычно, это делает. — Мне удобнее будет столкнуть тебя с третьего этажа. Если неправильно упадаешь, то исход будет летальный, свидетелей больше не будет. — Неправильно благодаришь. Давай научу, скажи «Спасибо Кристина, что вчера спасла мою тупую задницу и не позволила загреметь на нары, я очень тебе благодарна» — потушив окурок о белую стену, Кристина оставила на ней уродливое чёрное пятно, при этом взгляд её был сосредоточен на красноволосой. — Это тот тип должен петь тебе дифирамбы благодарности. — жмет худыми плечами Лиза, радуясь своему умению держать лицо в таких ситуациях. — А он не может петь - у него челюсть вывихнута..и двух зубов нет. Ты подкинула работу какому-то зубному. — Откуда ты все это знаешь? — Андрющенко поддалась ближе, нахмурив брови. — Была у него в больничке, мамке его сказала, что мы кореша и я очень волнуюсь за его состояние. — девушка немного изменила позу, согнув в колене левую ногу вместо правой и отвернулась к окну, будто здешний пейзаж был куда интереснее щуплой фигуры. — Побазарила я с ним, донесла грамотно и культурно мысль, что если в ментуру заявиться, то ходить вряд ли сможет. — Тебе не кажется, что ты усугубила ситуацию? — Это ты бы усугубила, если бы я вовремя не пришла. Труп закапывать сложнее, чем угрожать какому-то штриху. Тем более, я просто сказала, что в случае заявы, я выступлю как свидетель того, что он лапал тебя, а ты лишь защищалась в состоянии аффекта. Лиза хотела что-то сказать, но в итоге лишь шумно вдохнула воздух. Она облокотилась на стену, упираясь ногами о прутья лестничных перил. На куртке останутся белые следы, но плевать, сейчас это не волнует. Волнует Захарова со своим потухшим взглядом, который так и кричит «мне глубоко поебать на тебя, Индиго» и диаметрально противоположными действиями. — Зачем ты прикрываешь меня? Я ведь не Ева, ты не обязана.. — тихо спрашивает, усталым голосом. А она действительно устала. Устала от неразберихи в своей собственной голове, где раньше все было по полкам отсортировано. — Не обязана, но тот пацан - мудак, — она подняла голову вверх, словно задумавшись о чем-то, и помедлив несколько секунд продолжила: — глаза у тебя были, будто ты в аду побывала. Мне самой страшно стало. — Я думала, ты видела столько торчей, что взгляд не может вызвать у тебя эмоций. — Я тоже так думала, до вчерашнего дня. Это была ебанутая смесь ужаса и злости, только в фильмах раньше такое наблюдала. Лиза судорожно дернула губы в улыбке. Кристина тем временем спрыгнула с места, подходя к девочке ближе. — Что он тебе сделал? Точно просто лапал? — недоверчиво интересуется, заглядывая в чужие карие глаза, чтобы иметь возможность уличить девушку во лжи. — Не успел. — Ты настолько монашка, что даже боишься когда тебя трогают? «Да, все кроме тебя, идиотка», — произнесла в голове Андрющенко, незаметно отодвигаясь от Захаровой. — Ты проницательна как всегда. А теперь я пожалуй пойду, монастырь закрывается в десять. — Бывай, целочница. — Кристина отсалютовала младшей и двинулась вверх по лестнице, больше не оглядываясь назад. А Лиза продолжала смотреть в чужую спину и проглатывать брошенное ей в лицо «целочница».***
Ева слышала как вошла Кристина. Она прикинула время и поняла, что сестра скорее всего встретилась с Лизой в подъезде и они мило поболтали. Захарова была далеко не глупой, взгляд Андрющенко обращенный на свою сестру она уловила давно. Так смотрят дети на желанную игрушку в магазине сквозь облапанную чужими пальцами витрину. Наверное, началось это очень давно, даже когда сама Лиза не осознала своей симпатии, а Ева уже была в курсе. Привычка с детства подмечать малейшие изменения в людях пригодилась. Блондинка пыталась не позволять им пересекаться, нет, вовсе не от ревности, а из-за страха. Кристина не лучший человек, памятник при жизни ей не поставят, а Лиза..Лиза лучший. Лиза заслужила кого-то другого, точно не старшую Захарову. Ева позволила себе быть богом и вершить чужую судьбу, ей казалось, что она поступает правильно. Но ничего не помогло, ибо два самых дорогих человека сблизились и теперь кому-то из них будет больно. Ева громко выдохнула и повернулась на бок, разглядывая выцветший рисунок на обоях. Когда-то это были яркие цветы, а сейчас потускневшее нечто, но Захарова находила родство с этой безобразной картинкой. Она натягивает на себя плед, укрываясь с головой. Пытается спрятаться от окружающих или самой себя? В детстве под одеялом чувствовалась безопасность, теперь все изменилось. Блядское одеяло не станет спасательным фортом, только начнёшь испытать недостаток кислорода. Рядом пищит телефон. Раз. Два. Три. Кто-то настойчиво слал сообщение за сообщением. Захарова обречено застонала и лохматая макушка вылезла из-под одеяла. Наэлектризованные волосы торчали антеннами в разные стороны, пока злая девушка пыталась нашарить телефон по кровати. Она хлопала ладонью по мягкой поверхности, ожидая той секунды, когда наткнется на нечто твердое и холодное. Пропажа словно исчезла в глубинах её постели. Ева громко ругается и после заветного волшебного «Блять», натыкается под подушкой на смартфон. 21:30 Из экрана телефона на неё скалиться ротвейлер, чья фотография стояла на обоях, а ниже уведомления о трёх сообщениях. «Выходи» «Я под твоим домом» «Если не выйдешь, я сама зайду» Ева хмурит тёмные брови, создавая складку на лбу. Имя отправителя заставляет её лицо ещё больше измениться. Какого хера Медведева решила, что сейчас лучшее время прийти? Зачем она вообще хочет её видеть? В памяти всплывают строки о том, что они теперь в отношениях. Ева все ещё не привыкла к этому факту. Быстро ответив, что сейчас выйдет, она наспех натянула на себе старое худи в катышках. Взгляд упал на спортивные штаны, которые были на ней, они домашние, но на улице темно, кто её увидит. Махнув рукой девушка решила не трогать низ и накинув куртку, быстро выбежала в коридор, дабы откопать среди завалов обуви свои ботинки. — Если на свиданку шуруешь, могла бы и получше намалеваться. — доносится сверху голос Кристины. У Евы лицом от этой реплики кривится по диагонали и она подымает злобный взгляд на сестру. — Может я из дома сбегаю или там под поезд иду прыгать. Почему сразу свиданка? — вскидывает бровь вверх и одним рывком затягивает бантик на ботинках. — Предохраняйся. — кидает Кристина и посмеиваясь уходит в свою комнату, но не успевает за ней закрыться дверь, как в спину ей прилетает расческа. Ева гордо подымает подбородок и злобно пыхча покидает квартиру, пока Крис сгибается пополам от приступа смеха. Улица встречает тишиной. Звук собственных шагов кажется настолько громким, что даже страшно. Ева оглядывается в поисках Медведевой и недовольно хмурит брови. Шатенки нигде не было видно. Девушка достает мобильный, проверяя его на наличие новых сообщений. Пусто. Догадки лезут в блондинистую макушку. Если Настя действительно решила наебать её и не прийти, то Захарова самолично похоронит её. Ева делает ещё несколько несмелых шагов вперёд, но теперь помимо самой себя, она слышит ещё кого-то рядом. Чужак останавливается вместе с ней, больше звуков она не улавливает, но сердце заметно ускоряет биение. Адреналин стучит в висках от придуманного сюжета, что сейчас может произойти. Ева резко поворачивается назад, но видит лишь пустоту, идти проверять не хочется, фильмы ужасов научили её, что самые любопытные дохнут как мухи. Потому приняв умное решение, блондинка решает ретироваться, но кто-то не позволяет ей этого сделать сжимая плечо. Захарова успевает лишь с шумом втянуть воздух и разворачивается, готовясь нанести удар рукой, но её кулак перехватывают в воздухе. На Еву насмешливо смотрит Медведева. — Ахуеть, ни привет, ни здрасти, а сразу по пасти? — со смехом интересуется и успевает увернуться от новой попытки младшей ударить её. Блондинка зло сверкает глазами и двигается прямо на Медведеву, которая пытается уворачиваться. — Подойди ближе и дай мне выполнить часть где я бью тебя по пасти. — пугающе спокойно произносит Ева, пока Настя пятится назад. — Насилие в отношениях неприемлемо. — А я приму. — парирует младшая и недолго думая, зачерпывает снег ладонью, формируя одной рукой снежку. Настя не успевает скрыться от снежного снаряда, потому через несколько секунд уже пытается выплюнуть снег, который попал в рот. Ева довольная собой усмехается и сует красную от холода ладонь в карман. Контраст тепла и холода настолько явен, что обжигает кожу. Но увечья на поле боя не страшны, главное, что враг повержен. Медведева приведя себя в порядок поравнялась с Захаровой и начали идти куда-то, не имея конкретной цели. Девушки молчали. Их руки покоились в карманах, а взгляды изредка пересекались, когда они украдкой пытались посмотреть друг на друга. Губы Насти несколько раз дергались в порыве что-то сказать, но она как-то тушевалась и из уст вылетала лишь змейка пара. Еву это даже позабавило, ощущение того, что она не одна чувствует себя как на иголках, дарили успокоение. А тем более, видеть такой Медведеву. Вечно уверенную в себе Балу, которая сейчас не может в её присутствии подобрать слов. Захарова довольна, на её губах появляется улыбка, отдельно напоминающая кошачью. Ей нравится какие эмоции она пробуждает в рядом шагающей девушке. Чужая неуверенность только придала ей сил, потому прокашлявшись, Ева поинтересовалась, не поворачивая головы от дороги: — Это свидание? — скорее, утверждает чем, спрашивает Захарова, наступая на тонкую ледяную корочку, пока Медведева старается сохранять спокойствие, но глаза бегают со стороны в сторону. — Типа того. — тушуясь соглашается шатенка, подтверждая свои слова слабым кивком. — Тогда ты платишь, — весело заключает Ева и жмет плечами, глядя на ошарашенную Настю: — правила этикета - кто приглашает, тот и платит. Медведева не успевает среагировать, как Захарова хватает её за руку и тащит в сторону ярко мигающей красным и зеленым светом, Пятерочке. Настя, даже не сопротивляется. Она послушно тянется за блондинкой как утративший надежду на севере пленник, а в голове лишь стучит мысль о том, какие холодные руки у Евы. Как пальцы Захаровой идеально сплетаются с её собственными. Она невольно сжимает чужую ладонь сильнее, чтобы это не оказалось грёбанным миражом и не исчезло. Шатенка как в замедленной съемке переводит взгляд на профиль девушки: острый нос, красные от холода щеки и волосы, которые смешно торчат из капюшона. Она нервным движением заправляет их обратно, а затем свободной рукой толкает стеклянную дверь. Внутри шумно. Местная алкомафия опустошает винно-водочный отдел, а усталые работяги таскаются с корзинками и списками продуктов. Настя чувствует как рука начинает потеть, Ева скорее всего тоже это замечает, потому стремительно высвобождает конечность, чем вызывает у старшей разочарованный стон. Настя останавливает порыв обратно схватить блондинку за руку, сжать ещё сильнее прежнего, чтобы не сбежала, но вместо этого лишь мотает головой, сбрасывая наваждение. — Все с тобой ясно, повелась на бабки. — наигранно возмущается и зачесывает пятерней волосы назад старшая. — Хочешь чтобы я отработала тебе колу? — с прищуром спрашивает Ева, вертя бутылку вышеупомянутого напитка в руках. Опять. Медведеву вновь окатила волна..смущения..? Нет. Не может быть, чтобы эта девчонка вызывала столько разных эмоций в один момент. Это уже слишком. Настя сухо откашливается в кулак и взглядом изучает полки в магазине. А Ева смотрит так выжидающе, склонив голову на бок и вновь демонстрирует свою эту хитрую улыбку. Впервые Балу чувствует себя загнанной в угол. Впервые у руля ситуации не она. — Вот и я думаю, что это мелочно. — принимает чужое молчание за ответ Захарова и движется дальше, краем глаза подмечая как Настя без особых усилий дотягивается до самой высокой полки и хватает банку энергетика. Этот факт от чего-то вызывает у неё электрический импульс по всему телу. На кассе молодая девушка до жути лениво пробивала товар. Ева попробовала представить, что кассир на самом деле студентка, а это её подработка, чтобы оплачивать учёбу, или же у неё стервозный характер, или вчера ночью она перепила. Таких вариантов она могла выдать тысячи. Захарова любила читать людей. Изучать. Строить догадки. Только вот, не удается ей прочесть Медведеву. Будто она книга на иврите. Смотрит в одну точку своими черными глазами, не поворачиваясь к Еве. Кажется, она настолько глубоко утонула в своих мыслях, что ей не поможет спасательный круг. Захарову это нервирует. Захарову это заинтересовало. Эта непонятная, тяжелая для понимания личность, которая говорит одно, а делает совсем другое; которая выглядит грозно, но в ее глазах читалась не ироничная печаль, после того, как Ева расцепила их руки. Странная она. Тяжелая, как задачка по алгебре. Из потока мыслей вырывает касание. Настя аккуратно пытается забрать у неё колу, чтобы положить на кассу и оплатить. Блондинка поспешно отдала ей напиток, неловко улыбаясь, дабы скрыть толику стыда за свое витание в облаках. Они вновь идут полупустыми улицами. Машины вокруг буксуют от количества снега на дороге, водителя вылезают из окон громко матерясь. А они словно этого не слышат. Девушек закрывает звуконепроницаемый купол, ведь как иначе объяснить то, что Ева не слышит ничего, кроме Медведевой, которая так увлеченно вещает о своих проделках в детстве. — Так вот, просит эта училка назвать профессии которые мы знаем, все что-то адекватное говорят, типа пожарный, врач. Ну а я малая была, не услышала одной профессии, самой важной, — она отпивает энергетик из жестяной банки, а затем продолжает: — подымаю руку и говорю, что вы мол, забыли про такую профессию как проститутка. Ева искренне смеется. Возможно, это не так уморительно, но в блондинистой голове чётко виднеется образ серьезной и хмурой Медведевой с бантами, которая не понимает, почему учитель смотрит на неё хлопая накладными ресницами. — Я боюсь спросить откуда ты узнала о шлюхах во втором классе. Настя в своей манере плотно сжимает губы и уводит взгляд. Так она делала в моменты, когда речь заходила о чем-то неприятном. Ева уже начала скрупулезно изучать её по деталям. — Дядя когда напивался, рассказывал, что моя мать работает на трассе. Я не совсем догоняла, в чем суть работы, но я гордилась этим. Часто говорила друзьям, что «моя мать — проститутка» Захарова старалась сдержать смех. Отчаянно пыталась, но это закончилось тем, что кола, которую она пила пошла носом. — Забавный у тебя дядя. — откашлявшись говорит Ева, попутно закручивая крышку на бутылке с газировкой. — Да, не то слово. — она произносит это с нескрываемым сарказмом и издевкой, предварительно хмыкнув. А в голове кадры, как он таскает бабушку за волосы. Вздрагивает и зачем-то добавляет: — Но лучше бы он эти забавы в цирке показывал. — Хочешь об этом рассказать? — осторожно спрашивает Захарова, словно боится спугнуть. Медведева отрицательно качает головой, разглядывая мерцание снега от света фонаря. Красиво. — У меня был…или есть отец, тоже из циркачей. — блондинка закусывает губу и невольно касается пальцами тех мест на лице, где еще до недавнего времени были видны гематомы. — Мы вроде как выгнали его и он не вернулся домой больше, насколько я знаю, уехал в родительский дом, куда-то в Хуево Кукуево. Настя смотрит на Еву не моргая. Ей непонятно такое откровение со стороны девушки, но почему-то, это вызвало теплую радость. Захарова ей доверяет. Скрытая Захарова, о которой никто ничего не знает, кроме Кристины и патлатой нефорши. Шатенка забрасывает руку на плечо младшей и треплет по голове, сквозь ткань капюшона. Лицо Евы морщится и она локтем пытается ткнуть между ребер Насти. Медведева лишь улыбается и более уверено обнимает блондинку одной рукой. Они были похожи. Это осознание, кажется, настигло обеих именно в тот вечер. В тот холодный промерзлый вечер, когда снег под ногами скрипел, напоминая звук старой двери; когда тяжелые хмурые тучи нависали над городом, скрывая яркие алмазы звезд и молодую луну на небосводе; когда их руки соприкасались, производя между ними самый настоящий ток. Настя физику не понимала, да и химию тоже, но она чётко осознала, что именно по этим двум предметам, учителя могли бы демонстрировать их двоих как пример, для объяснения какой-то темы. Между ними химия. Сложная. Заумная. Возможно, это даже выйдет описать одной формулой, но Медведева такой не знает. Между ними искры тока и приливы необъяснимого тепла от касаний. Это пугало. Это завораживало. Это пленяло. Девушки летели на поводу первой любви, как мотыльки на яркий свет лампочки, при этом забывая какой печальный исход ожидал мотыльков. Но они ведь не сгорят. Они не могут. Сигарета в руках Евы чертила узоры, пока она рассказывала про их с Лизой приключения, активно жестикулируя. Настя к своему стыду совершенно ее не слушала. Мозг полностью отключился. Она лишь наблюдала с каким восторгом и огнем в глазах блондинка вспоминает нефоршу. Это заставляло скулы напрягаться, а пальцы сильнее сжимали фильтр сигареты, который грозился вот-вот сломаться. Обжигающе-неприятно. А говорит ли она о ней с такими же эмоциями? Хотелось узнать. Хотелось заставить Еву забыть про существование красноволосой. Настя не озвучивает своих мыслей, лишь затягивается сигаретным дымом. Глубоко. Настолько, что он проникает даже в голову, ударяет по сознанию. Она выходит из кокона мыслей, лишь когда, кончик сигареты больше не чертил узоры. Он тлел среди снега. Настя несколько раз моргнула. Ева молчала. Как давно она закончила рассказывать? Шатенке стало совестно, от чего она протянула младшей свою руку и та без раздумий сцепила в замок их пальцы. Молчать было комфортно. Девушки прошли ещё пару кварталов. Людей на улице было мало, это удивляло, ведь именно, а такой час выползает местная нечисть, к которой, собственно, можно было причислить Настю и Еву. Но не сегодня. Сегодня они обычные. Сегодня они пробуют что-то новое и испытывают странные эмоции. Ева часто трет свой острый нос. Медведева улавливает этот жест и теперь постоянно обращает на него внимание, хочется спросить не холодно ли младшей, но язык отказывался нарушать такую приятную тишину. Настя часто кусала щеку со внутренней стороны, будто запрещая себе произносить слова. Захарова часто поглядывала на шатенку. Так и продолжалось дальше, если бы спереди не послышался шум голосов. Девушки напряглись, вглядываясь в густую темноту, но видели только очертания. Компания людей шла им навстречу, громко дискуссируя и покрывая друг друга отборным матом. Их совершенно не беспокоило позднее время и жилые дома рядом. Ева искривила лицо. Мерзкие типы. Захотелось разглядеть их получше, от чего она подалась вперёд, пытаясь уловить кого-то знакомого. Красное пятно. Пушистая яркая точка. Она хмурится. Пятно не красное, а рыжое. Яркая точка — это Погорелова. Глаза автоматически закатываются и желание развернуться назад росло в геометрической прогрессии. Медведева тоже увидела. Ева заметила как тяжело взглотнула старшая; как её рука безвольно повисла, зажата между тисков пальцев Захаровой. Компания приближалась. Вот они почти рядом. С такого расстояния можно чётко увидеть лица. Кто-то зовёт Медведеву по кличке и она вырывает свою руку и отпрыгивает от Евы как от прокаженной. Блондинка долю секунды смотрит на пустую ладонь. Холодно. После осознания произошедшего раздражение начало ползти как шкала термометра в знойную жару. До ушей долетают лишь обрывки фраз, пока ее фамилия не начала фигурировать в диалоге. — Ты теперь с Захаровой таскаешься? — затягиваясь тонкой дамской сигарой спрашивает Погорелова. Её золотые глаза смотрят с прищуром и насмешкой на Еву. — Случайно встретились. — отчеканивает Балу, боясь посмотреть в сторону блондинки. Захарову реальность придавила бетонной плитой, распластав по земле. Больно. Неприятно. Она сверлит силуэт Медведевой до такой степени, что по приходу домой, шатенка скорее всего обнаружит у себя на спине два ожога. Былая ненависть вытесняет прошлые эмоции. Дура. Какая же она дура. Подумала, что Медведева не такая. Такая. Ева смотрит на бутылку колу. Она выпила совсем немного, но больше прикасаться к ней не было желания. Потому Захарова бросает напиток в Настю, надеясь, что та успеет словить. — Деньги за колу завтра в школе верну. Бывай. — салютует двумя пальцами у виска и проходит мимо компании, к своему двору. Шатенка словила колу. Пластик бутылки неприятно обжег руки, будто Захарова вложила в него всю свою злость. Глаза цвета ночи ещё какое-то время провожали высокую фигуру, пока Настю не окликнули друзья.