────────
— Думаешь, мы оторвались? Такемичи не смогла удержаться от фырканья в ответ на этот вопрос, её друг разочарованно вздохнул, поскольку сам понял, насколько глупым он был. — Надежда умирает последней, — печально сказал он, быстро заканчивая прикреплять бомбу к машине, прежде чем закрыть дверь и коротко кивнуть. Они вдвоем пробираются через парковку в здание, Такемичи крепко держит своих детей, пока они мирно спят в беспорядке, называемом их жизнью. Я рада, что они спят. Я рада, что они не должны видеть меня такой. Мрачно подумала она, перехватив их ради своего душевного спокойствия, прежде чем поспешить вверх по лестнице здания, которое они решили использовать в качестве точки эвакуации с дороги. Такуя следовал за ней, крепко держа сумку на плече, чтобы в любой момент быть готовым вытащить оружие. — Мне нужно отвести детей в безопасное место, иначе я не смогу свободно сражаться, — объяснила она, пока они бежали вверх по лестнице. Она бросила взгляд назад, когда услышала щелчок и увидела, как Такуя перезаряжает свой пистолет, на котором был установлен глушитель. Разумное решение. Подумала она, прежде чем оглянуться назад и направиться в сторону ванных комнат. Они вдвоем вошли в общественную зону, Такемичи передала своих детей Такуе, а затем направилась к кабинке. Она открыла её без колебаний, направив пистолет на двух людей, которые интенсивно резвились внутри, жестоко улыбаясь, когда они замерли. — Если ты не хочешь умереть со своим членом внутри этой женщины, тогда я предлагаю вам отдать свою одежду и ни слова не говорить о том, что вы когда-либо видели нас. Через несколько минут они вышли прогулочным шагом, на них была новая одежда, а на головах у них и у детей были парики. Пара, которую они поймали, вскоре выбежала, одетая так же, как они, и даже в париках того же цвета, с пачками одежды в руках, которые, если не обращать должного внимания, выглядели как для пятилеток. — Должны ли мы были брать их одежду? — спросил Такуя, поправляя свою шапку, его черный парик идеально скрывал его светлые волосы. Такемичи вздохнула, отбросив прядь светлых волос за плечо, ведя себя беспечно, даже когда несколько преследователей пробежали мимо них. — Нет, но это преподаст им урок о том, как делать это публично. Типа — серьезно? Что, если бы вошел ребенок или что-то в этом роде? — жаловалась она, гладя волосы своей дочери и улыбаясь, когда та бессознательно откликалась на её прикосновение. — Давай поторопимся, я слышала взрыв, когда мы переодевались. Я бы предпочла никогда не сталкиваться лицом к лицу со своим бывшим. Быстрый кивок, и они снова побежали, осторожно оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что за ними не следят. Они оба проигнорировали чувство вины, которое пришло с осознанием того, что из-за них погибли два невинных мирных жителя.────────
Тот факт, что Кацуко притворялся спящим, а его мама ещё не заметила, напугал его больше всего на свете. Его мама всегда знала, в этом была её сверхспособность. Он о чем-то грустил? Она знала. Его сестра была расстроена? Она знала. Они что-то скрывали? Она знала. Они притворялись спящими? Она знала. Их мама всегда знала, когда что-то происходило, настолько умной она была. Это было фактом, когда дело доходило до них. Их мама знала всё. Когда дело доходило до них, их матери было недостаточно знать всё. Так что тот факт, что она не знала, только напугал его ещё больше. Даже их дядя не замечал, как он двигается, слишком сосредоточенный на преследующих их людях. Там были люди, достаточно опасные, чтобы заставить его маму забыть о том, чтобы постоянно присматривать за ними. Он был благодарен за то, что это позволило ему достать пистолет, но он так же хотел, чтобы у него его не было. Вес пистолета, спрятанного в его маленькой сумке, казался тяжелее всего, что он когда-либо держал в руках в своей жизни. Я не хочу им пользоваться. Подумал Кацуко, сдерживая слезы. Если бы он заплакал, его мама точно поняла бы, что он не спит, и перестала бы обращать внимание на плохих парней. Я не хочу использовать его. Он не хотел, чтобы его мама делала всё это. Он не хотел этого делать. Всё было бы намного проще, если бы его отец был хорошим человеком. Мама, пожалуйста. Я не хочу пользоваться пистолетом. Боже, пожалуйста, позволь моей маме выйти из этого в порядке.────────
Черт, черт, черт, черт, черт, черт! Такемичи стиснула зубы, когда бежала вверх по лестнице, целясь из пистолета и убивая нескольких человек на бегу, прежде чем позволить Такуе дернуть себя вперед, который затем устроился позади неё. Это многое говорило о ее нынешнем бедствии, если она не могла заставить себя позаботиться о благополучии своего друга и вместо этого больше беспокоилась о своем ребенке. Она бросила взгляд на своего сына на груди Такуи, прежде чем поднять глаза на мужчину. — У тебя есть абордажный крюк? — спросила она, когда они бежали по коридору, делая крутой поворот. Они были потеряны, но не по-настоящему. Поблагодарите годы маневрирования по неизведанной территории. — Ага, — ответил он, оттащив её за пределы досягаемости пули, разворачиваясь и застреливая нападавшего сам. Лифт вот-вот должен был закрыться, расстояние было для них довольно небольшим. Они ускорились и проскользнули через закрывающиеся двери, нажав на две кнопки на противоположном конце и увернувшись от последней пули. — Каков план? — спросил Такуя после глубокого вдоха, взъерошив волосы её сына, но замер от взгляда, который она бросила на него. Выражение её лица, должно быть, было довольно пугающим, если он остановился из-за этого. — Поднимешься наверх, спрыгнешь с крыши и используешь крюк, чтобы добраться до другого здания. Не умирай и не причиняй вреда детям. Убери крупных подставных лиц, — это было расплывчато, почти никаких реальных заключений. Предложения были прерывистыми, как будто она разговаривала с умственно отсталым, и она продолжала хрипеть между каждыми несколькими словами. Это оказалось более обременительным, чем она предполагала, и вскоре ей придется предпринять что-то радикальное, если дела будут продолжаться в том же темпе, в каком они шли. Такуя защитит их, если я умру. Подумала ныне светловолосая женщина, выпрямляясь. Если эти трое благополучно уйдут отсюда, всё в порядке. Мне просто нужно выиграть время. Лифт зазвенел, объявляя о прибытии, и они побежали на крышу так быстро, как только могли. Однако в тот момент, когда дверь открылась, чувство опасности Такемичи обострилось, и она заблокировала удар, который был направлен в ее сторону. Такуя отреагировал быстро, прицелившись из пистолета и стреляя во всё, что мог видеть, но промахнулся, когда человек увернулся и отпрыгнул назад. У этого человека в руках был сверток. Руки Такуи были пусты. Осознание далось легко. — Ликорис, — голос, в котором она узнала голос Шиба Юзухи, приветствовал её, когда она крепко сжимала своего ребенка, сохраняя разумное расстояние между ними. —Я бы рекомендовал не двигаться, есл– — Как ты хочешь умереть? — вопрос сорвался с губ Такемичи прежде, чем она смогла даже представить его, и как только Шиба осознала это, убийца уже двигалась. Она преодолела расстояние в мгновение ока, занеся руку назад, чтобы нанести удар в лицо другой женщине, одновременно оттаскивая от нее ребенка. Звук её тела, падающего на землю, и звук направленного на цель оружия были ожидаемы. Голубые глаза повернулись и остановились на виде того, как Такуе приставили пистолет к затылку и заставили идти вперед. Из освободившегося прохода появились две фигуры, которые Такемичи очень хорошо знала. Курокава и Кисаки зашагали вперед, как будто это место принадлежало им, что, вероятно, так и было, судя по некоторым вещам, которые они заметили на бегу. На лице полу-филиппинца была его обычная маниакальная ухмылка, в то время как у человека в очках была его обычная высокомерная ухмылка. — Ханагаки! Рад с тобой познакомиться! — радостно поздоровался Курокава, игнорируя усмешку, которая была дана в ответ на его веселое поведение. — О, не будь такой, дорогая невестка! Ты была такой послушной на днях, что случилось? — насмешливо спросил он, переводя взгляд на руку, которой она держала своего сына. Почувствовав приближающееся присутствие, Такемичи развернулась, ударом ноги отбивая атакующие руки вора, прежде чем остановиться, когда услышала, что оружие перенаправляется. — Ничего из этого сейчас. Тошнотворно раздражающий голос проклятия её существования прервался, оставив её контролировать силу своей хватки, когда она прижимала своего ребенка к груди. Кисаки улыбнулся, жестом призывая людей двигаться, но он был явно раздражен таким поворотом событий. — Отдай детей, Ханагаки, — приказал он, как будто ожидая, что она выполнит. — Что с ними случится, если я это сделаю? Ответ, похоже, разозлил Курокаву, лицо которого исказилось от сдерживаемого гнева: — Итак, ты действительно мать, и я подумал, что ты разделяешь те же чувства, что и Майки. Ну что ж, на данный момент не так уж важно, хочешь ты этого или нет. — Это не так, — признала она, осторожно поставив двух детей на землю и вставая между ними и их преследователями. — Майки уже в пути, знаешь? Ты просто напрасно тратишь свое и наше время. Отдай детей, если не хочешь, чтобы мы убили твоего друга прямо здесь, — протянул Курокава, показывая полную скуку от ситуации, несмотря на то, в каком восторге он был всего несколько мгновений назад. Он был идеальным определением биполярного расстройства и психически ненормального. — Такуя? — мужчина посмотрел на нее, явно ожидая ответа. — Пожалуйста, умри за меня, хорошо? — спросила она с улыбкой, глаза её друга расширились, прежде чем он кивнул в молчаливом согласии. — Какая преданность, я почти завидую, — Кисаки повернулся к двери, откуда послышался звук шагов, со злобной ухмылкой на лице. Такемичи напряглась, зная, кто вот-вот появится. Вся причина, по которой она оказалась в такой ситуации. — Верно, Майки? Темные глаза встретились с голубыми, и на одну секунду мир остановился. Такемичи вышла из оцепенения в тот момент, когда увидела, какими мертвыми были эти глаза, её гнев поднял свою уродливую голову, когда она сделала соответствующий шаг перед своими детьми. Глаза Манджиро сузились от такой реакции, пальцы зловеще дернулись, и она приготовилась к атаке. Она также не была готова. В следующую секунду раздался звук трех выстрелов, напугавший всех поблизости и особенно Такемичи, которая поняла, что звук раздался у нее за спиной. Лежа плашмя на полу, ее сын смотрел на свою сестру с выражением неподдельного ужаса, в то время как её дочь крепко сжимала пистолет, направляя на их отца. Её темные глаза были полны холодной решимости, несмотря на дрожь в теле. — Не трогай мою маму! — закричала она. Все, кто знал, как выглядит Сано Синичиро, почти сразу соединили точки. И даже когда её муж истекал кровью у неё на глазах, Такемичи могла беспокоиться только о своих детях. Она схватила пистолет из рук Ханако, повернулась и дважды выстрелила в людей, сдерживающих Такую, а затем швырнула в него своих детей. — Иди! — приказала она, бросаясь к Манджиро, обвивая рукой его шею и оттаскивая его к краю здания, прижимая пистолет к его виску. — Остальным оставаться на месте, если вы не хотите потерять своего босса! — рявкнула она, крепче сжимая его шею и свирепо глядя на любого, кто подходил слишком близко по её мнению. Кисаки и Курокава находили в Манджиро больше ценности, чем в ней, поэтому, если бы они потеряли Манджиро и её, их планы были бы разрушены. Она краем глаза следила за движением своего друга, наблюдая, как он перебегает в другое здания, не обращая внимания на плач детей, зовущих её. Мне нужно тянуть время так долго, как могу. Решила она, заметив, как кровь запачкала её одежду. Если я умру, Такуя будет жив, с Кацуко и Ханако всё будет в порядке. — Они были моими? Она посмотрела на Манджиро, который ни в малейшей степени не вырывался из её хватки, не было никакого сопротивления. Не было желания жить. Это был не тот мужчина, которого она когда-то полюбила, это была пустая оболочка. Так Такемичи поняла, что Манджиро давным-давно был мертв, и что оставался только Майки. — Ммм. Они были твоими, — призналась она, глядя вперед на Курокаву и Кисаки, которые оба казались на взводе с течением времени. — Их имена? — Ханако и Кацуко. С губ собеседника сорвался легкий смешок. — Ты это имела ввиду той ночью? Вопрос заставил её заколебаться, прежде чем она восстановила самообладание и приготовилась нажать на курок. — Конечно нет. Я никогда не переставала любить тебя, — ответила она, наблюдая за тем, как Манджиро сделал паузу, затем улыбаясь ей. — Я рад. Его улыбка была последним, что она увидела, прежде чем столкнула их обоих с края, наслаждаясь страдальческими криками, которые она услышала, как испустили Курокава и Кисаки, когда они стали лететь навстречу своей смерти. Ханако, Кацуко, мне очень жаль. Проживите долгую жизнь, хорошо?