Отражения в луже

– Обито… Обито… – Какаши рядом падает на колени. – Обито… Странно, но это чей-то будто бы знакомый голос. И все рассыпается. Что-то мягко проходится по указательному и среднему пальцам, исчезает, оставив на коже щекотку. Веки открываются тяжело, а весь он тонет в чем-то чистом, белом, в саван его, что ли, укутали. Как только голова подозрительно легко, без ощущения боли отрывается от поверхности, и он садится и смотрит на свои руки, его снова окликают. Рин. – Вставай, а то опоздаем. Вы вчера так напились, что думала не разбужу. Настоящая Рин. Не та маленькая девочка, а настоящая женщина, хотя почти такая же маленькая и хрупкая. – Что ты так на меня смотришь, а? – Рин улыбается и чмокает его в уголок губ. – Как-будто первый раз видишь. Рин встает и тянет за край одеяла. – Ты… – Обито сглатывает комом вставшие слезы в горле. – Как? Рин удивлённо смотрит в ответ, попутно выгоняя его из кровати и застилая её, как вдруг дверь в комнату открывается. – Пап! Ты встал! У меня к тебе вопрос. В дверях появляется мальчик лет десяти. Обычный учиховский ребенок. Волосы тёмные, глаза карие. Он напоминает давно забытое отражение в зеркале. Обито хмурится и оглядывается по сторонам. Кого-то, кто ещё может быть «папой», не находится. – Я? – Обито неловко показывает на себя пальцем. – Нет, блин! Я обращаюсь к другому папе, – дерзко парирует пацан. Повисает пауза. Обито снова украдкой косит глаза, но не находит никого, кроме не обращающей на происходящее внимания Рин, которая застилает кровать. Пауза затягивается, и Обито внимательно изучает спальню с фотографиями на стенах, книжными полками, сложенной на спинку стула формой зеленого цвета. На одном из фото обнаруживается его команда Минато. На столе у окна фотоаппарат и в беспорядке лежащие рядом с ним пленки и другие примочки. Обито берёт одну коробочку с плёнкой и крутит её в руках. Непонятно, что происходит. Он точно должен был умереть, да и на цукиёми не похоже. Словно он спал и видел кошмарный сон, а теперь проснулся. Хотя он очевидно не помнит той реальности, в которой оказался. Но и та, которая была, словно подстёрлась у концов. Его кто-то звал. Кто-то падал на колени. Это вроде был Хатаке. Взрослый, в маске. Сон? Мысли словно путаются. Внутри какое-то месиво из воспоминаний, но непоследовательных. Из мыслей его выдергивает ощущение, что за ним следят. Действительно. Рин замерла и уже с некой тревогой и непониманием смотрит на него. Мальчишка и не думает уходить. Стоит, скрестив руки на груди, и с каким-то вызовом ждёт. – А. О…Хм. Да. Вопрос, – Обито звонко ставит кассету с магнитной плёнкой на стол, трёт затылок и отвечает на взгляд мальчишки. – Вот скажи мне, – тот смешно задирает нос. – Когда уже откроется мой шаринган? – Господи! Какаши! – Рин обречённо вздыхает. – Тебе опять кто-то что-то сказал? Каждое утро один и тот же вопрос. За ночь он у тебя точно не раскроется. – Разные бывают ночи, – зачем-то тихо себе под нос произносит Обито, переводя ошарашенный взгляд с одного говорящего на другого. Рин опять удивлённо поднимает брови. Спохватившись, Обито собирается: – А. Да. Нет. Продолжайте. – Иди завтракать, а то опоздаешь в академию. Рин выходит следом за Какаши, который умоляюще взвизгивает что-то про то, что он больше не намерен позориться и ходить без шаринганов на занятия. Обито следует за ними, но останавливается в дверях. В большой гостинной царят запахи уютного домашнего утра, на столе уже стоит завтрак. Помещение светлое, мягкое солнце из окон блестит у мальчишки на чёрных волосах. Тот садится и начинает поглощать яичницу, всем своим видом демонстрируя недовольство несправедливым миром. Всё так реально, телу привычно. Даже домашние серые штаны ощущаются кожей как что-то естественное и повседневное. В голове вдруг мелькают события прошлого вечера. «Давай, друг, последнюю. Ты сегодня на себя не похож. Ты же знаешь, что, сколько не пей, это ничего не поменяет. Пойдем, до дома доведу». Неприятное ощущение твёрдой хватки под руки, плохо идущие ноги. Неужели и правда сон? Волна радости так велика, что Обито готов смеяться, бегать и прыгать, проверяя на прочность пол под ногами. Сидеть за столом втроём. Он не один. У него семья. Обито ест с аппетитом, не уступая в скорости мальчику, который явно спешит. – Ну пап! Ну? Улыбка разрывает рот. – Чего тебе? Какаши. Учиха. – Обито начинает ржать, роняя приборы. – Ээээ… Ты чего? – хмурится мальчишка и стремительно вылетает из комнаты прихватив рюкзак. – Ладно. Если шаринган делает человека таким придурком, то может он мне и не нужен. Я пошёл! Пока! Обито продолжает хрюкать и гоготать. – Обито, – Рин смотрит настороженно. – Все нормально? Странно видеть тебя таким весёлым сегодня. Обито прижимает жену к себе и целует. Господи, как же хорошо. – А как можно быть несчастным? У? – улыбается Учиха в чужую макушку и начинает забираться руками под блузу. – Эй! Прекрати! Нам надо идти. Минато-сенсей не поймёт, если мы задержимся. – Ну конечно, я же всегда такой пунктуальный, – язвит в ответ Обито, но вдруг натыкается на настороженный взгляд чайных глаз. – Ну да. Хм. Это странно. Но может он за эту жизнь, вернее ночь, вернее не пойми когда и почему, стал пунктуальным? У придурка Хатаке видать научился. Ну хоть какая-то польза от него в этой жизни. – Кстати, Рин. Я всё понимаю, но нам ещё не поздно поменять ему имя? – Кому? – Ну… Какаши… Не знаю… Мне не очень нравится. – Ты в своем уме? Ему одиннадцать. – Рин выворачивается из объятий. – Это ты меня уговорил в своё время вообще-то. Я понимаю, сегодня тяжелый день, но может ты с ума сходить не будешь? – Да я здоров как никогда! – Обито довольно потягивается, привставая на носочках. – Ладно, пойду собираться. И всё-таки ты наверное что-то напутала. С чего бы мне называть нашего сына именем этого извращенца? Обито закрывает дверь в ванную, совершенно не обратив внимания на откровенно испуганный взгляд жены. Самое странное обнаруживается в зеркале. Обито смотрит на себя и чего-то не находит. Справа под пальцами кожа гладкая, а в зеркале симпатичный мужик без единого шрама. Оставшись наедине с самим собой стоило бы подумать, но ему так не хочется. Нет шрамов и отлично. Внутри бьётся живое, настоящее сердце, а в теле такая легкость, словно у него болела каждая клетка, а потом его одномоментно вылечили. В конце концов, бывают же неприятные, чудовищно реалистичные сны. Может он просто перепил вчера, вот и насмотрелся ужасов. Самому себе верилось с трудом. Даже не верилось. Но если Рин жива, и Минато, то может как раз та жизнь неправда. Собрать в единый поток воспоминания не получалось. Они мелькали и отсвечивали, как осколки разбитого зеркала. Нет, он точно Обито Учиха, готовый сделать всё для своих друзей, но сейчас четвёртая мировая война шиноби была куда реальнее, чем это непостижимо прекрасное утро. Надо будет рассказать Хатаке. Вот он зазнается, а потом рассвирепеет, узнав, как во снах Обито они друг к другу привязаны. Можно сказать половины одного целого. Обито хохотнул и подмигнул отражению левым глазом. На скале обнаруживается всего четыре лица. Последнее – Минато. Странно, что в такой замечательный день, в частности прекрасное тёплое утро, Рин повела своего мужа на кладбище. У мемориального камня их ждали Минато и Гай Майто. Да, пили они вчера точно с Гаем. Тот был помятый и какой-то несчастный, хоть и улыбался вновь пришедшим. Происходило всё до странного молча. Все остались стоять у мемориала. На разглядывании имен, тянущихся вязью несколько строк, Обито сосредоточиться не мог. Рассудив, что раз людям надо, то пусть стоят, а сам побрёл по кладбищу, с любопытством разглядывая именные таблички на плитах. Выглядел он как любопытный посетитель музея. Некоторые имена были смутно знакомы, некоторых он не знал, а на месте, где раньше была могила Рин, вообще было пустое место. Когда Обито добрался до противоположного края кладбища, его окликнули. Он не долго думая переместился при помощи камуи. Все трое смотрели на него с осуждением. Стоп. Камуи? У него есть мангеке? Рин же жива… – Гай, вы вчера точно только пили? – Рин задавала вопрос, не отрывая взгляда от Учихи, который спешно погасил шаринган. – Не дай Бог вы опять наелись экспериментальных пилюль из лаборатории. – Рин! За кого ты меня принимаешь?! – Гая аж перекосило. – Опять? – Обито прыснул и громко рассмеялся, по-приятельски двинув Майто кулаком по плечу. Опять воцарилось напряженное молчание. – Милый, с тобой точно всё в порядке? Минато говорил мягко и спокойно: – Обито, если ты сегодня не хочешь здесь быть, это нормально. В резиденции много дел, вполне можешь заняться ими. Отвлечься. Я уверен, он не обидится. – Рука учителя легла на плечо. – Ты и так здесь как на бессменном посту. Обито скривил кислую морду и уставился на мемориальный камень. Очевидно, что сегодня по какой-то причине ему не положено радоваться, не стоит привлекать внимание, потом можно будет разобраться в чем дело. – Господи! Да сколько этих Какаши развелось, – удержаться от комментария не получилось. За одно утро дважды столкнуться с этим именем, очевидно, у разных людей, было и впрямь смешно. – Что? – неожиданно взвизгнула Рин. – Ну вон же, – Обито стал водить в воздухе пальцем, разыскивая только что потерянную строчку. – Вон. Какаши Хатаке… Обито отшатнулся от камня. В голове разом поднялся вихрь из осколков этой реальности. Они складывались в потресканное мозаикой зеркало. Минато удивлённо ответил на долгий разочарованно-злобный взгляд одной из самых добрых своих улыбок. Обито смотрел долго, словно пытался увидеть в его лице что-то сокрытое. Молчание затянулось и уже вызывало недоумение у всех присутствующих. Вдруг Обито глубоко вздохнул и коротко надсадно рассмеялся. – Учитель, неужели кто-то из ваших учеников обязательно должен всю жизнь страдать на могиле? – Не понимаю. О чём ты? Обито, как будто приняв фразу за ответ на свой вопрос, обречённо несколько раз кивнул в согласии. Потом показал большой палец Гаю и переключился вниманием на жену. Рин неловко приобняла в ответ, явно намекая, что здесь объятия не очень уместны. Но Обито обнимал самозабвенно крепко, не соизмеряя силы, так что ребра вот-вот могли треснуть. – Рин, – он тяжело выдохнул, поднимая голову от пахнущего земляникой плеча. – Ты же знаешь, кто я? – Обито… – Вот именно. Я Обито Учиха. И я спасу своих друзей во что бы то ни стало. Прости. Но так я тоже не могу. – Большой палец невесомо и нежно погладил девичью щеку. Рин показалось, что чужие руки мелко подрагивают. – Я не хочу прощаться, одному Богу известно, как не хочу, но мы скоро увидимся. Обито призадумался на секунду, что-то соизмеряя в голове: – Обещаю. Горе железным обручем сдавило шею. Обито отступил на пару шагов. Пришлось по возможности незаметно смахнуть выступившие слёзы. Они вряд ли это заметили. Воронка камуи закрутила чужие фигуры. В ней мутнела и искажалась вся эта жизнь. Та, в которой у него была семья, перспективы, которых не было в той. Но здесь был погибший Какаши. Герой скрытого листа, спасший друга, похороненный под камнями, предназначавшимися для самого Обито. И в отличие от той реальности, где Хатаке мог смотреть на жизнь за них двоих, в этой у Обито не было такой возможности. Да он и не хотел. Оказывается, не хотел. И настоящий Какаши должен жить, не в имени сына, а там, где ему суждено спасти мир. Через секунду ноги стояли на водной глади, а сверху лил бесконечный дождь. Тот, к кому он сейчас направится, уже знает, что в город проникли без разрешения. До встречи осталось только одно. – Ты кто? – знакомый голос разносится по большому каменному залу с шестью саркофагами. Обито с усмешкой на выдохе отвечает из-под маски: – Я Учиха Мадара.