Отражения в луже

От него воняло. Запах стелился шлейфом по земле, заполнял каждую трещину в асфальте, и только за ручьём можно было скрыться. Это изнуряло, выматывало и не только нос и лёгкие, но и бесконечно бегущие прочь лапы. Он убегал вглубь, в один прыжок пересекал реку и непозволительно громко выл. Луна краснела, накручивая на свой острый диск волчью песнь. И как бы волк ни тряс головой, ни драл уши и нос когтями, заметал и путал следы, луна танцевала из круга в месяц. И танец её был о любви. Он прятал округлые и одну острую буквы в протяжное «У-у-у», он изнывал, но знал, что его волчье сердце больше ему не принадлежит. Сильное, яркое, теперь то сутулилось и сжималось, а то рвалось и исходило болью. Оно бежало из груди туда, где его место, по змейкам запаха, через отбивающие нюх благовонья вокруг территории оборотней, три пролеска и высокий забор. Неужели Минато и впрям верил, что это поможет? Как мог молча, не сказав и слова, добавить распечатляющий сбор ему в чай? Законы стаи – вожак знает как лучше. В ту ночь казалось, что все бесы покинули его вместе с неукратимой рвотой и розовой пеной. Но собаку, глупую, покорную псину, которая принесёт своё сердце к чужим ногам и ляжет рядом, облизав эти чёртовы ноги – уже не вытравить. И истязая в тренировках своё человеческое тело днём, Какаши метался и прикладывал раскаленный от мыслей лоб к стеклу ночью, а забываясь в поверхностном сне, он видел поле и великую битву. Он – могучий волк, его шерсть блестит как снег, его братья здесь, и он ничего не боится, как раньше никогда и не думал бояться. Рядом с ними Вечные Сенджу. Те, которые нашли в себе людей и знают против какой грязи и нечисти они восстали. А супротив стоят упыри, мёртвые твари, не знающие цены людским жизням и чему-то воистину живому. Немногочисленный чёрный клин и впереди Мадара Учиха – проклятие этого мира. И Какаши слышет призывный вой и бежит. Он будет рвать и метать, он убьёт каждого вампира, лишившего жизни любого из людей. Он оторвёт им головы, и из пасти его будет течь чёрная смола. А потом он прыгнет, как умеет, легко и точно, но чьи-то руки, холодные и сильные сожмут его грудь в титанических тисках. И рёбра затрещат, захрустят сухими ветками, протыкая лёгкие. И опустив налитые кровью глаза, он увидит его. И сердце, глупое и неразборчивое, то сердце, которое смеялось над Какаши всю жизнь, ударит последний раз радостно, приняв смертельные тиски за объятья. Он же видел его раньше. Почему тогда не запечатлелся? Почему именно в тот момент, когда этот грёбаный монстр так походил на человека? Он смеялся и выделывался перед Рин после занятий, а потом снял свои чёртовы оранжевые авиаторы. Или раньше он видел не его? Весь этот клан Учих на одно лицо. Он чуял его. Знал, что увидит, ждал. Из окон за кирпичным забором льётся жёлтый свет, а Какаши водит носком ботинка по опавшим листьям. Он не смог бы предать своего волка, пусть позорится человек. – Воняет псиной, – доносится из-за спины высокий, неестественный голос. Какаши верен инстинктам и в скорости ему не занимать. – А вас, упырей, нормально разговаривать не учили? – он почти рычит. – Да что ты знаешь об учёбе и о разговорах, отброс? Какаши смотрит на белую, блестящую в свете фонаря кожу, золотые, но всё равно тёмные глаза и пропускает оскорбление мимо ушей. – Чего пришёл? Мадара и Фугаку... – Я Какаши. Какаши Хатаке. – Сутулая псина. Знаю. В школе видел, – вампир молчит несколько секунд, скрестив руки на груди. – Я Обито. Учиха Обито. Какаши понятия не имеет, как продолжить диалог. Он ждёт, что Учиха исчезнет или крикнет сидящим в засаде. Но в засаде никого нет. Какаши учуял бы. А Обито стоит и смотрит прямо и заинтересовано. – Ладно, – разводит руками Какаши. – Ладно, – передразнивают его. – Постоим как дебилы ещё? У меня на это много времени и спать мне не надо. – Да... – выдыхает Какаши. И сердце вдруг встаёт на место. Оно слышит то, что должно, оно теперь навечно здесь, пока этот заносчивый кретин не рассыпется в пепел. Он улыбается совершенно по-кошачьи – вот уж такое точно волкам не положено. И точно знает, что нет, пока его сердце на своем месте, с Обито ничего не случится.