Мы только дети.

Вечер прошел. Не хотя распрощавшись Кристина ушла. Думала что брат ушел но нет. Он ждал её. Ждал, чтобы вновь сделать это. Чтобы превратить этот вечер в очередной ад. Грубый голос так и прозвенел по ушам. Глаза невольно стали мокрыми, но нет. Нельзя. Будет плохо. Очень плохо, если заплачешь. И вот, идет к нему, и думает «А если это моё лекарство? Может, он моё обезболивающее?... Может, он вылечит меня?». Встает на колени, слово Богу молиться собираеться. Словно он её Бог. Держит за волосы. Дёргает так сильно, что в такие моменты хочется отъебашить ножницами эти ебанные волосы. Но нельзя. Нельзя. Наконец, кончились её муки. Идет в ванну. Свято верит, надеется, что больше не будет её вспоминать ночами, представляя, что лежит с ней, а потом тихо пускает слезу, не подозревая даже, что это может взаимно. Так и неделя проходит. Она бьёт её. Избегает. Не обращает внимание, что так терзает Андрющенко, так сводит с ума. Каждый её хоть и мимолётный взгляд способен довести до оргазма. —Что-ж это за блядство такое?-сама себе вопросом по сей день задаётся. Жила же раньше без неё. А теперь не может. Не может, будто она — кислород. «Блять. Что же ты творишь, Индиго?»- так скучает, что уже голос в голове был не Лизин, был Кристиной. Хриплый и прокуренный. Так скучает по Крис, что сама себя называет "Индигой".Странно все это. —Чувствую себя больной.–Произносит сидя за домашкой который час. Кристина так и засела у неё в голове, что даже домашнее задание не делается. Плюет на это. Но Кристине тоже надо домашку сделать. И вот, словно магией Хогвартса в неё приходят силы. Она делает домашку. Не себе. Крис. Себе она не сделала. —Да похуй,-произносит так, что даже стены ахуевают. Эхом разноситься. Это-ж как она втрескалась. 10:22 Бежит к Кристине, чтобы отдать домашку по истории. Искать долго не нужно. Она всегда курит на 2-ом этаже в туалете. Порой, даже в мужском. И ей никто ничего не скажет. Она — живой револьвер. И вот, находит её. Протягивает терадь, и невольно берет ее за тыльную сторону кисти и поглаживает. Блять. Глаза у Кристины в пять копеек. Резко отдергивает руку. Срывается на крик. Но боже... Как же прекрасен ее голос. Бросает удар по щеке. А мне приятно. Приятно, как никогда. Тепло обдает лицо. Она теплая. Очень. Уходит, толкая в плечо, а это тепло лишь вновь расходиться по телу. Пусть и исчезает, вскоре. Блядство, однако. Столовая. Виолетта говорит о Рони. А Кристина так и сидит в больной голове Лизы. —Да что-ж такое!?–не выдерживает, проговаривает вслух. У Вилки тоже, в пять копеек. Сразу. Опять. Опять Кристина вспоминается. А Виолетта то не слепая: —Ну, жаным, ты шьто?? Влюбилась, ась?)–блять. Точно ясновидящая. А чего отнекиваться. Говорит, как есть. —Да.–отводит взгляд, цепляется за белый волос мелькнувший в толпе. Но это не Крис. Жаль. —И кто же эта несчастная?–вилку не остановишь. Но говорить, что это Захарова, мне не хотелось. Не тут. Тут слишком многолюдно. Но, понимаю, что Вилка то может дельный совет дать. С Кристиной она в хороших отношениях. —Знаешь, же, как зовут моего щенка?–намекаю. —Ааа... Ебать, нихуя. Ну ты влипла, жаным.–Смеется. —Твоя жаным хочет, чтобы ана-шка ей помогла.–за время общения с Виолеттой Лизе удалось узнать пару слов на казахском. —А. Да. Да. Ну... Я не знаю. Бухлом подкупи её. Дельный метод. —Блять, Вилка, я не про это.– Вилка это вилка, от неё как с хуя шоколад, только, блять, сначала надо этот шоколад намазать. Я собственно и намазала. Образно говоря, конечно. Ничего она не знает. Говорит, что Крис со всеми разная. Правду говорит. Вечерами гуляет с Вилкой. За домашкой не париться. А учительница удивляется, да причитает, что я от рук отбилась, что случилось со мной что-то. А мне похуй. Хочу. Её. Понюхать. Да. Поластиться, как Хаз, когда Лиза приходит домой. Потрогать шёлковые волосы, сияющие как никогда, хоть в солнечном, хоть в лунном свете. О лунном. Вечером возвращается домой. Кристина на лавочке. Ну надо же. Хочу сесть рядом, обнять, поговорить, рассказать. Но не могу. Не могу, и всё. А она и выдает: —Как Хаз? Не сдох ли от того, что на него тональник пролился?–И не понятно, злиться или смеяться. Похоже, думать надо потише. —Живет. По тебе скуча-й... –Обрываюсь на пол слове, однако соображаю: —...ет.–благо вовремя остановилась. —Принеси его? –Выдыхает кольцо сигаретного дыма мне в лицо. А я начинаю его вдыхать. Её запах. И повинуюсь, иду, беру и приношу ей. Она просияла. Взяла и стала гладить. Он нечаянно лизнул ей шею. Хотела бы и я так-же. Лизнуть, и не беспокоиться, что мне что-то будет. А Лиза с собой конфеты взяла. Шебуршит обёртка. Вылетает с рук и уноситься слабым ветерком. В сторону её волос. Они тоже развиваются на ветру и сияют в лунном свете. Распустила. Смотрю, любуюсь. Запомнить ее пытаюсь. А она то чувствует. Глаза на меня поднимает и интересуется явно конфетками. Молча протягиваю ей одну. А рукав, из-за того, что рука согнулась, сползает ниже. Оголяеться бледная кожа покрытая гематомами. Её гематомами. Ей неловко, сразу видно. Но конфету берет. Сладкое хочет. Может, даже любит. —А откуда у тебя такие богатства?–Наслаждаясь вкусом кондитерки, спрашивает. А я наслаждаюсь ею, отвечаю. —Да, с кладбища.–Глаза её округляются, как в тот раз в туалете. Хихикаю, а она уже сглотнула. Не выплюнет уже. Опять курит. —Дыхни на меня.–Да, блять, дыхни. Хочу дышать тобой. Ей не трудно. Выдыхает дым. А я наслаждаюсь. Наслаждаюсь этим прекрасным запахом. И у Крис сердечко ёкнуло. Словно больше стало. Словно одна из подкорок расстаяла. Рассосалась малость той ледяной крепости, окружающей её сердце. Поздно уже. Уходим. Нехотя дает мне щенка, и мы расходимся по дверям. Да даже по мирам. Сразу слышу звуки, голоса. Ступор. Потом прислушиваюсь. Слава Богу — это из другой квартиры. Доделываю алгебру и лежа в кровати проматываю все назад, вспоминая её. Плюхаюсь на кровать. Распускаю волосы. Многие считают их красивыми. Спасибо. Спасибо, но не ему. Лежу, и представляю те зеленые глаза, татуировку красовавшуюся на бледной как полотно шее. Такой нецелованной, чистой и красивой шее. И Хаз такой милый. Похож на неё. Только имя странное. Аворахаз. Молчу. Думаю. И тут дошло. Дошло так, что дрожь до костяшек. «Неужели? Вот так открытие.»–значит... ... Flashbak. Брат пиздит какую-то девчонку. Внушая, что она обязана свести своё тату. На шее. Кажется. Черт, да. Но это не Лиза. Однако, так похоже на нашу ситуацию. Орет на неё, а она улыбается как ни в чем не бывало. The end flashbak «Ну, что же ты творишь...»