Проклятие Коры

      Всю свою жизнь Алина верила только в то, что видела своими глазами. В детстве она никогда не верила в Деда Мороза или Зубную Фею. Родители не рассказывали ей историй о бородатых стариках, кладущих подарки под елку, или других сказок, любимых остальными родителями маленьких детей. Алина и ее сестра выросли с приматом разума. Она не верила в монстров, призраков, сверхъестественное и во все, что невозможно объяснить. Она была рациональной. В 21 год она могла назвать себя реалистом, не оптимистом, не пессимистом, а реалистом. И так ей было хорошо. Она мысленно готовилась к худшему, но сохраняла надежду, что, возможно, с ней все будет в порядке.       В ту секунду, когда она очнулась в незнакомом месте, похожем на больницу, с пищащей машиной рядом и женщиной, одетой в белый халат, она сомневалась, что это не сон. Она заставила свою память работать, искала последнее, что помнила. Решила принять долгую ванну и… вот и все. Ей стало плохо в ванной? Она заснула и ей стало плохо? Но кто вызвал скорую, если родители были в гостях у тети Лили, а Габи, ее сестра, была в школе? В замешательстве она повернула голову к единственному окну в комнате. На улице были черные тучи. И ее взгляд уловил еще одну деталь, которая чуть не заставила ее вскрикнуть от ужаса. Ее рука, раньше ее рука с длинными пальцами и бежевым маникюром, сейчас очень маленькая, как у ребенка. Дверь открылась в тот же момент. Вошли мужчина в белом халате, вероятно, врач, и молодая женщина.       — Лина! Слава богу! Как ты себя чувствуешь?       Лина? Как… Кто эта женщина и почему она знает ее имя?       — Хо… Хорошо?       — Позвольте мне.       Врач подошел к ней, что-то проверил на аппарате, потом сел в кресло рядом с кроватью и стал задавать обычные в больнице вопросы:       — У тебя болит голова, Лина?       Почему ее зовут Лина? К ней так обращается только семья. Это их уменьшительное, Габи с детства так ее зовет, и этот вариант переняли всей семьей. Даже ей это нравилось, позволяя младшей сестре называть себя Линой. Откуда эти люди знают об их уменьшительно-ласкательном? Как она оказалась в больнице? И почему у нее руки как у ребенка? Более важный вопрос — где она?       — Нет.       — Что-то другое болит?       Алина отрицательно покачала головой. Она внимательно посмотрела на женщину, которая, казалось, знала ее. Молодая до 30 лет, блондинка, испуганная, со слезящимися красными глазами. Кто она? Почему она беспокоится об Алине? А как быть с вопросами про голову, когда Алина наверняка уснула в ванне?       — Значит, тебя можно выписывать, — мягко улыбнулся доктор, как бы подбадривая ее. Бесполезно. Алина на грани безумия, в голове столько вопросов и нет ответов. — В последующие дни лучше, чтобы девочка находилась под наблюдением врача. Вроде ничего нет.       Женщина поспешно кивнула. Провода были отключены от аппарата, который проверял ее пульс. Странно. Доктор вышел из комнаты, оставив их наедине. Алина медленно встала с кровати и начала спускаться, только тогда она поняла, что кровать для нее слишком высока, надо прыгать. Она увидела свои ноги, такие же маленькие. Осмелилась задать свой первый вопрос:       — Что со мной случилось?       — Я не знаю. Когда я тебя нашла, ты уже была без сознания. Тебя нашел мужчина. Я хотела бы спросить тебя, что с тобой случилось?       Алина посмотрела на свои маленькие ручки, миниатюрные ножки и пыльно-желтое платье. В голову ударило осознание истины — она не дома, ей не 21 год и она точно не Алина уже.       — Не помню, — честно призналась она, отметив, что голос у нее тоже был детский.       — Пошли, — поторопила ее женщина, переходя от притворной суровости к усталости. — Отдохнешь в спальне, пообедаешь там же.       Не то чтобы у нее есть выбор. Она спрыгнула с кровати и последовала за неизвестной женщиной. Необходимо уточнить, что происходит вокруг и что произошло. Она уверена, что она маленькая, всего лишь ребенок, и так же уверена, что это не сон. Боль от ущемления кожи реальна, слишком реальна. Еле сдерживала слезы, выходя из больничного холла. Вокруг были люди, врачи, все бегали и работали. Ее глаза искали информационную доску, что-то, что могло бы сказать ей, где она находится, и она нашла ее недалеко от стойки регистрации, и текст был написан на английском языке. Стало плохо. Что, черт возьми, здесь происходит? Где она? Как она попала в Англию или Америку?       — Лина? Все хорошо?       Молодая женщина заметила как она остановилась. Она взяла ее за руку и мягко, но настойчиво потянула к двери. Алина предпочла продолжить осмотр больницы на ходу. В какой-то момент среди людей она увидела знакомое лицо, но когда она снова оглянулся, то ничего не увидела. Где она находится? Что с ней случилось? Как… как она оказалась ребенком?       — Что у тебя с волосами? — спросила женщина, выходя на улицу.       Алина сначала не поняла, что имела в виду женщина, но когда она потянула вперед волосы, то заметила, что среди черных локонов есть и белый. В эту секунду она посмотрела на женщину, и из них потекли крупные слезы.       — Ну все, все, дорогая, все хорошо, — успокоила ее женщина, обнимая ее. Это объятие казалось таким неправильным. Она не любит объятий, Габи и ее родители — единственное исключение. Сразу отошла от женщины. — Мы найдем решение.       Это не хорошо. Это совсем не хорошо! Что она сделала, чтобы заслужить такое наказание?!       В этот же вечер Алина, а точнее Лина узнала, что она находится в приюте в Америке, что ей 11 лет и её полное имя Коралина. Милую женщину, которая была с ней в больнице, звали мисс Картер, и она была своего рода воспитательницей. В тот день, когда они гуляли в парке, Лина отправилась на поиски воздушного змея, а затем ее нашли неподалеку без сознания. Она жила в комнате с четырьмя другими девочками — Кэти (ее лучшая подруга, поняла по тому как девочка подбежала к ней, чтобы спросить, как у нее дела), Ванессой, Бьянкой и Анной. И именно, ее соседки по комнате указали на внезапно появившиеся физические различия. У Лины были черные как смоль волосы, только черные, а теперь у нее на голове большой белый локон. Глаза девочки тоже были черными, но вдруг изменили свой цвет на серо-фиолетовый, цвет, который был у Алины в ее… прошлой жизни. В зеркале в ванной рядом с комнатой Лина раз и навсегда убедила себя, что она в теле маленького ребенка, что все вокруг реальность и что она понятия не имеет, что делать.       Она смирилась с мыслью, что каким-то образом ее душа перебралась в тело другого человека. Не верила в реинкарнацию, но только эта версия была более вероятной. Самым странным был год. Алина жила в 2018 году, а Лина в 2009. Она жила не только в чужом теле, но и в прошлом. Вечером она почти не прикасалась к еде. Была не в настроении пробовать приготовленный поварами суп или играть с Кэти в куклы. Лина легла на кровать и повернулась лицом к окну (ее кровать стояла рядом с окном, на краю). Мысли крутились в ее голове о семье, которая была у нее там, откуда она приехала. Родители, младшая сестра, парень, друзья, целая жизнь и скорее всего туда она больше не вернется. Всю ночь она плакала в подушку. Сомневалась, что справится без своих близких, что у нее хватит сил противостоять тоске, но у нее не было выбора. У нее нет выбора, кроме как жить дальше.       Отсутствующая память сказывалась на ней только во время общения с людьми, но поскольку Лина вскоре узнала, что прежняя хозяйка тела была более замкнутой чем сама Лина в ее возрасте, общаясь только со своими соседями по комнате, особых затруднений у нее не возникло. Она редко отвечала в классе, в основном играла сама. Могла аплодировать себе. Никто еще не понял, что Лина больше не Лина. Расписание в приюте было довольно простым. Подъем в 7, завтрак в 7.30, занятия начинались в 8 и с перерывом на обед продолжались до 16.00, после чего дети либо делали уроки, либо убирали по очереди, и могли играть. В первые дни Лина следила за всеми делами, делала то, что ей велят, и внутри у нее вселялось убеждение, что она не сможет оставаться здесь долго. Она не может жить в приюте, рано или поздно окружающие поймут, что что-то не так. Быть рядом с детьми 24/24 и притворяться ребенком невыносимо. Она должна найти решение. Срочно.       Первый признак того, что еще немного и все закончится, все поймут, появился на четвертый день. Задача, которую им дали решить на уроке математики, была элементарной для взрослой девушкой. Лина долго не думала и подняла руку, чтобы подойти к доске. Молодая учительница удивленным взглядом смерила ее и позволила ей ответить, и у всего класса был такой же удивленный взгляд. Что-то не так, сделала вывод девочка. Когда урок закончился, Кэти отвела ее в сторону в коридоре и, убедившись, что их никто не слышит, шепнула:       — С каких пор ты знаешь математику?       — Чего? — растерянно сказала Лина. — То есть с каких пор я ее знаю?       — Ты ни разу в жизни не ответила на уроке. Ты сама всегда говорила, что не понимаешь ее. Мисс Джули также давала тебе частные уроки. Ты забыла?       Да. Она забыла, и теперь возникла проблема. Между Алиной и Линой начинают проявляться большие различия. И замечают эти различия особенно те, кто ее знал, а так как в приюте все друг друга знают, проблема стала глобальной. А необходимость как-то покинуть приют уже назрела.

****

      Элайджа любовался медными искрами виски в своем стакане. Алкоголь помогал ему не потерять рассудок от всего услышанного. Он полулежал в кресле в роскошном гостиничном номере. Бред какой то. Такое не может существовать. Это глупость и игра Тристана. Никто не может знать будущее в деталях. Даже ведьмы-гадатели видят лишь часть, фрагменты, а не все будущее. Абсурд. Какой абсурдной стала его жизнь.       — Вы не верьте мне, — заключил его собеседник. Мужчина налил еще алкоголя в свой стакан. Элайджа уставился на него. Лжет, ублюдок. Он лжет, полагая, что первородный так легко ему поверит. — Я могу принести вам доказательства.       — Например?       Вопрос, заданный равнодушным тоном, но который должен многое прояснить. Элайджа действительно хочет доказательств. Он не бросится в водоворот очередного конфликта с Тристаном только ради иллюзорной девчонки, способной знать будущее. К тому же, зачем Элайдже нужно знать будущее? Есть ли у него будущее, когда его семья гниет на дне океана?       — Девушка знает о вас все. Не может быть, чтобы она не знала. Мэдисон долго выбирала кандидатку, пребывая в трансе в мире этой девушки. Она сказала, что девушка знает все, каждую деталь. Она может помочь вам.       — Как именно? Зачем мне нужен тот, кто знает будущее? — Элайджа продолжал смотреть на мужчину напротив, спрашивая себя, как Тристан до сих пор не понял, что в рядах его организации есть предатель? Когда-то он был умным, а может быть, этот Посланник, как сам себя называет мужчина, даже умнее Тристана. В любом случае, теперь неважно, как он это делает, важно то, что он дает информацию Элайдже. — Я не вижу смысла начинать войну с Тристаном де Мартелем из-за девушки, о которой почти ничего не известно, но которая, вероятно, знает все мое будущее.       — Сэр, — понизил голос Посланник. Он хочет убедить его ввязаться в новую войну, ввязаться в сверхъестественные дела и взять на себя руководство Стрикс. Для чего? Элайджа не видит смысла в существовании Стрикс, не видит смысла в борьбе за власть или организацию. Он не видит смысла в этом вечном существовании, — я когда-то обещал вам, что помогу вернуть вашу семью. Их можно вернуть, клянусь. Куда бы они ни были брошены, в какую бы океанскую яму они бы не были, их можно найти. И девушка, о которой мы говорим, девушка, которую Мэдисон привела в наш мир, является ключом к их поиску.       — Если ты думаешь, что сможешь манипулировать мной с помощью моей семьи, ты глубоко ошибаешься, — он заставил себя не показывать, как это больно. Никто, ни одна живая душа на этой земле не имеет права знать, что внутри лишь вечно кровоточащая рана. Элайджа Майклсон выше этих жаждущих смерти сумасшедших. — Найти их невозможно. Ни одно заклинание поиска не работает.       — Если вы оставите ее в руках Тристана, она станет оружием против вас.       Стал внимательным. Прищурился, чтобы определить, сколько лжи содержит эта фраза. Видимо где-то 10% ложь, остальное правда. Интересно.       — По-подробнее здесь.       — Тристан уверен, что в ближайшем будущем будет война с первородными, может быть, даже с вами. Из-за этого он хотел девушку. Теперь, когда она потеряна, он не остановится ни перед чем, чтобы вернуть ее. И убрать вас. Найдите девушку и обезопасьте себя не только предсказательницей, не только союзником, но и оружием против врагов.       Элайджа встал с кресла. Решение тяжелое. Он не занимался сверхъестественными делами уже несколько десятков лет. Были небольшие конфликты с ведьмами. Например, тот, что был четыре дня назад. Броситься обратно во весь этот хаос ради иллюзорного шанса на возможное возвращение семьи? Он устал надеяться, устал пытаться. Он бросил попытки 15 лет назад, когда стало ясно, что это бесполезно. Их невозможно найти, и он обречен жить в одиночестве. Война с первородными. Во множественном числе. Это означает, что либо Элайджа найдет свою семью, либо простит Никлауса. Последний вариант был бы возможен только в том случае, если бы он вернул свою семью. В том будущем, которое ведьмы показали Тристану, идет война с первородными, значит он вернул свою семью. Итак, кем бы ни была эта девушка, знающая будущее, чего она бы не знает, есть шанс, что братья и сестра Элайджи будут найдены и пробуждены. Ради них стоит начать еще одну войну.       — Расскажи подробнее о девушке, — попросил Элайджа, находя в себе новые силы для очередного долгого и трудного поиска.       — Не так много известно. Она молодая девушка. Откуда тоже неизвестно. Мэдисон говорит, что потеряла ее где-то здесь, она дала Тристану очень расплывчатое описание тела, в которое вошла. Она сопровождала ее душу до того момента, пока она не вошла в другое тело, не в тело Алисии. Случился какой-то магический сбой или вроде того. Ребенок, пострадавший от магии, бумажный змей, какие-то многоэтажные блоки. Мэдисон не видела больше ничего.       — Подожди, — остановил его Элайджа, вдруг вспомнив несчастную жертву своего последнего конфликта с ведьмами. Девочка, которая искала своего бумажного змея и в которой попало предназначенное для него заклинание. Она пострадала от магии. Какое бы заклинание ни наложил Бернард, оно определенно было нехорошим, — неужели Мэдисон также установила город, где она потеряла душу девушки?       — Да. Она здесь, в Хартфорде.       — Возвращайся к Тристану, делай, что хочешь, но не дай ему в ближайшее время посетить Хартфорд, — начал он отдавать приказы, вновь вступая в прежнее положение авторитетного первородного вампира. — Держи меня в курсе каждого его шага.       — А что вы будете делать? — спросил Посланник, готовый вернуться к своей роли шпиона.       — Я знаю, в кого именно попала наша предсказательница. И я собираюсь переманить ее на мою сторону, любой ценой.