Призрачный Лорд-Инквизитор

– Горанил, что с тобой? Всё хорошо? – мысленно обратился я к своему альтер-эго. Но тот молчал, хоть и выдавая тенью в моем сознании свое осознанное присутствие. Он размышлял, что ответить, пока я влачил наш саркофаг по направлению к стоящим посреди разгромленной святыни Круга Бесконечности Эладриону, Салирэлю, Лернире и тому крылатому остроухому, что был подобно соринке в глазу, да только сморгнуть ее всё не получалось! Звуки боя окончательно стихли на поверхности мира-корабля и лишь в небесах, не прикрытых заслоном купола из психокости, все еще беззвучно гремела баталия. Да и как сказать «гремела»: объединенный флот корсаров и Сейм-Ханна громил отступающие на слип-стрим двигателях экспедиционные силы Тау! – Голоса, Виктор… – блаженно произнес Горанил – …братья, сестры, мои друзья… я их слышу! Они прекрасны! – в тот момент Эладрион обернулся, словно заслышав вдалеке приближающиеся гулкие шаги. Первичное удивление от вида бодро вышагивающего в его сторону призрачного лорда без сопровождения духовидца-поводыря вскоре сменилось осознанием того, что только я мог так бодро из всей неживой братии идти на встречу ему. – Я уже думал, что не встречу тебя вновь, человек! – говорил тот вполоборота ко мне. Крылатый также обернулся, дабы взглянуть на такую диковинную вещь как я, расплывшись в какой-то пугающей улыбке. – Подарок от Арлекинов? – аутарх кивнул на черный рунный клинок. – Можно и так сказать… – замогильным скрежетом протянул я, а после выпалил все волновавшие меня вопросы – Как вы сбежали с Фастора? Где Аэлита? Она жива?! – За неё не беспокойся, – вместо Эладриона слово взял крылатый. Удивительно, но голоса их были столь похожи, словно те двое были близнецами… – за её жизнь борются мои лучшие доктора. Ее тяжело ранили орки на Малан’тае, но твоя сестра – крепкий воин и сумела выжить после смертельной раны! – Император сохрани… – единственное, что сумел я прошептать. Ох, сестренка моя, прошу, очнись! Ты ведь единственное, что осталось у меня от прошлого – вмиг обретенная и в тот же миг потерянная! – К слову, забыл представиться: Эннар Стервятник, принц корсаров. – крылатый артистично поклонился, словно все еще находился на подмостках театра. Подобной плавности, театральности, неестественности движений я видел лишь раз до этого – у Теневой Провидицы, что спасла меня с умирающего Фастора… – Отец! – то был крик приветствия, полный не только скрытой за холодностью воина радости, но и стыда. Эладрион склонил колено и приложил одну ладонь ко лбу, а вторую к сердцу, отдавая честь своему родителю. Отцом же оказался, как бы то не было удивительно, Салирэль – лидер клана Нарайн. Он двигался к нам в сопровождении двух экзархов Жалящих Скорпионов и видящей Лерниры, лицо которой вмиг переменилось на пылающее пламя ярости, злости, еле скрываемое фарфоровой маской ее лица. Салирэль подошел ближе к преклонившему колено сыну, и, присев, опустившись на его уровень, что-то ему прошептал на грани слышимости. Что-то, что касалось только их двоих. Однако эти слова пробудили потаенные чувства в сердце Эладриона, заставив того проронить одинокую, скупую слезу и тут же сморгнуть ее прочь. На всю эту трогательную процессию, воистину похожий на стервятника, взирал с презрением Эннар, чуть ли не плюясь в стороны от разыгравшихся в душах воинов бури чувств. А еще принц корсаров всячески старался не пересекаться взглядами с видящей, когда та буквально сверлила его своим пламенеющим взором! – Может, приступим к делу? – не выдержав, с томным вздохом промолвил Эннар, разбив всю нежность встречи родных. – У нас… ВАС демон засел в самом сердце мира-корабля, да и еще толпа ваших сородичей стоит между нами и той тварью! А вы тут чуть ли не лобзаетесь! Может, отложим всё это на потом, а сейчас придумаем план?! – План уже давно готов, Эннар! – с долей раздражения, словно отчитывая сорванца-хулигана, прошипел Салирэль, резко показав рукой на сопровождавших его аспектных воинов. – Переговоры... они хотят призвать тебя к ответу, Эладрион… – Я понимаю, отец! Должно быть, ты уже знаешь, что не только грех насмешки над саркофагами предков тяжким бременем лежит на моей душе? – Салирэль в ответ молча кивнул. Он ослабил захваты, соединяющие его шлем с доспехом и, сняв первый, смотрел сыну глаза в глаза уже не через призму рубиновых визоров. – Я верю, что ты желал блага нашему дому. Но в глазах остальных твои действия, твоя «победоносная война» и «гонка за сказкой» видятся предательством! Прошу, заставь их опустить оружие! Хватить на сегодня пролитой крови Детей Иши! Довольно! – Да, отец, я исполню свой долг и приму кару за опрометчивые действия с честью, достойной звания лидера, достойной нашего рода! – ответствовал аутарх, поднимаясь с колен и, посмотрев на пришедших двух экзархов понял, что они будут, с позволения сказать, его «телохранителями» на этих переговорах. – «Да, отец!», «Конечно, отец!» – язвил крылатый, назвавшийся Эннаром. – Перебить зазнавшихся и дело с концом! – последнее предложение не понравилось Жалящим Скорпионам и, пускай почти незаметно, те готовились к плачевному исходу переговоров. – Вот потому ты и был изгнан, Эннар! – казалось еще мгновение и Салирэль разразится эпохальных размеров тирадой на крылатого. – Ты – воплощенное разрушение без созидательной искры! Невоспитанный, взбалмошный, лживый… – …да-да-да, продолжай, я это уже слышал и не раз, старик! – перебил его Эннар, правда «старик» все продолжал что-то причитать пока накал эмоций, наконец, не спал на нет, завесив разговор пеленой молчания. – «Это» тоже идёт с нами! – первым нарушил эту тишину один из экзархов, указав острием цепного меча в мою сторону. – Я считаю, что подобная мерзость должна быть немедленно уничтожена! Но старейшины призывают к суду… – Вы думаете, что способны меня остановить?! – не знаю почему, но подобная угроза из уст воина, выглядящего с высоты моего роста ребенком, задела мою гордость. – Зря ты недооцениваешь этих воинов, мон-кей! – отозвалась из-за их спин Лернира, оторвавшаяся на миг от прожигания взглядом Эннара – Но они здесь для сопровождения Эладриона. Надзирателем к тебе же буду я! Впрочем, подошел бы любой мало-мальски обученный Певец Кости, но, Песня Паралича – лишь мера сдерживания. Я же обучена практикам, способным расколоть твой Камень Духа словно стекло! – от прежнего единения мыслей и порывов, обретенного нами во время оправдательной речи не осталось и следа. Лернира вновь была холодна и ненавистна ко мне как в первые минуты нашей встречи. – Хорошая актриса! – отозвался голос колдуна – Правда, я пока не понял, когда она играла: сейчас или когда оправдывала тебя пред Салирэлем. Среди руин разрушенных домов и садов мы двинулись скорбным маршем к ставке «кланов-предателей», встречая то тут, то там еще более печальные последствия бойни: многие ополченцы сновали по руинам в поисках своих павших товарищей, дабы провести над их телами обряд погребения, надеясь найти их алые филактерии в ценности и сохранности. Другие же уже оплакивали навек потерянных братьев, сестер, детей и возлюбленных, чьи Камни Духа треснули и потускнели. Многие жители Сейм-Ханна узнавали своего аутарха, героя, победившего Великого Пожирателя, недоумевая отчего его ведут конвоем, словно преступника: это же все ложь, верно? Все те обвинения? Другие же напротив встречали аутарха проклятиями, осуждающими взглядами и шепотками за спиной. К слову, последних становилось все больше по мере приближения к Залу Совета, что не удивительно! Благо представители кланов более не грызли друг другу глотки и, хоть и с холодом на сердце, действовали сообща в поисках своих павших собратьев. В междоусобной склоке более не было причины, ибо виновник всего этого уже идет на суд… даже три виновника: я, Эладрион и Горанил! Из разрушенных кварталов мы резко выскочили на огромную площадь форума мира-корабля – полукруглый амфитеатр со шпилем Зала Совета, подпирающим небесную высь. У самого подножья шпиля держались окопавшиеся воины, не спешившие в отличие от остальных своих менее ретивых собратьев прекращать склоку. Среди них я заметил колдуна, одного из тех двух, что сопровождали Эладриона на Фасторе. Должно быть первым делом он поспешил в гуще сражения найти своих близких, тем самым встав по другую сторону баррикад от своего аутарха. Может оно и к лучшему! По разбитой площади форума, засыпанной горами трупов тау, их разбитой техникой и осколками зданий, мы, словно по трясине, пробирались к уже ждавшей нас толпе, желавшей вершить правосудие. Кровь ксеносов неприятно хлюпала под ногами и хрустела осколками психокости и металла. Во главе толпы стояли трое воинов, облаченных в изящные доспехи лидеров кланов: первый, вооруженный и облаченный в доспех на манер аутараха, шел по пути Пикирующих Ястребов; второму доспехи явно претили, ибо телосложение и седина выдавали в нем отнюдь не воина, а скорее летописца; последней была женщина-аэльдари, носившая знаки отличия храма Воющих Баньши, со строгим взглядом, вечно требующим чего-то. – Старейшины… – Эладрион поклонился в знак приветствия. Не так артистично, как принц пиратов, а скорее для приличия, скупо, как воин. Трое обвинителей приветствием своему аутарху не ответили, продолжая со злобой и презрением взирать на него. – Эладрион Буревестник из клана Нарайн! – так же строго, в тон своему взору, огласила старейшина. – Я не хочу попусту тратить время, учитывая, что время играет против нас: мы знаем о твоих проступках и принятых решениях. Мы знаем, что все это была игра демона, что заперся сейчас со всем Советом за силовым полем в башне. А потому спрошу сразу: что ты можешь сказать в свою защиту?! – Что я могу сказать… – многозначительно протянул аутарх, по лицу которого бегали незнакомые мне тени эмоций. Он замыслил нечто недоброе, рискованное. – …что вы были слепы, старейшины, хоть и должны быть мудрейшими из нас! Что вы, как и я, как и каждый из нас, был ослеплен гордыней, жертвой которой так часто падал наш род! – речь Эладриона явно не нравилась тем троим, многие из окопавшихся воинов готовились открыть огонь по аутарху. – Даже сейчас вы стоите на краю гибели и корчите из себя победителей, хотя ваше выживание в развязанной вами же междоусобице зиждется лишь на желании моего отца прекратить кровопролитие! – Ты забываешься, аутарх, – встрял в монолог Эладриона старейшина, похожий на мудрого летописца, – Если бы не мы, хранители традиции и истории мира-корабля, то кто бы водрузил на тебя Мантию Лидерства?! – Именно! Вы водрузили на меня это бремя, спихнув важность принятия всех тяжелых решений на меня! Вы, наделив меня безграничными полномочиями и полной ответственностью за… за всё! И теперь смеете говорить, что я сделал что-то неправильно?! Это вы забываетесь, старейшина Мойрэ! – И что же ты просишь… аутарх, – последнее слово было словно выплюнуто, а не сказано устами старейшины-воина, – простить и забыть все твои прегрешения? Забыть о твоих поступках, приведших к… этому?! Снять с тебя ответственность?! – Я прошу лишь дать мне закончить то, что предначертано мне Путём Лидерства: защитить свой народ. Пока мы здесь попусту колышем воздух, провонявший смрадом крови и гниющей плоти, демон неизвестно что творит с нашими собратьями-видящими там, за барьером. Позвольте повести вас в последний раз на бой, а после отречься от Мантии Лидерства, от своего имени… от своего дома – я покину Сейм-Ханн раз и навсегда, встав на Путь Изгнанника… Повисло тяжелое молчание. Старейшины явно ожидали иного от обвиняемого, ожидали мольбы о прощении, ожидали раскаяния, ожидали… удовлетворения своей гордыни, да – как и сказал Эладрион. Но где-то, за их лицами, исполненными злобы, обиды и досады, мелькало осознание того, что аутарх прав – гражданская война лишь углубила рану, нанесенную ошибками Эладриона и вместо того, чтобы продолжать этот раскол, всем жителям мира-корабля стоит объединиться и выступить против первопричины всех бед – демона, сокрытого ликом Айраны. – Долг и правосудие призывает нас предать тебя смерти и заключению вне Круга Бесконечности, дабы навечно вычеркнуть тебя из жизни нашего мира – из прошлой и будущей! – высокопарно декламировал старейшина-летописец. – Но мы, старейшины, и наши собратья мудры и милосердны, а потому принимаем твое отречение и принятие Пути Изгнанника. Но, мы не можем выступить против демона покуда этот голем еще среди нас! – он указал закованным в латные перчатки перстом на меня. – Уничтожь символ твоих ошибок! Я в ужасе смотрел то на Эладриона, то на огласившего приговор старейшину, ожидая каких-то решительных действий. Мне не хотелось сражаться, не с ним, не с этим ксеносом, с коим мы прошли путь от врагов к союзникам. Нет, это не должно закончиться так. Однако Буревестник лишь горько усмехнулся, не спеша вынимать клинки из ножен. – Вы все также глупы, старейшины. Хорошо, скажу, открыто: не вы пришли ставить мне условия, а Я – ВАМ! – последние два слова для пущего гнетущего эффекта были усилены специальными резонаторами внутри брони аутарха, – И приговор я себе вынес сам, исходя из своих пониманий воинской чести. И, исходя из тех же пониманий, я не смею лишать жизни воина, сражавшегося бок о бок со мной, путь он даже и человек! – Смею согласиться с аутархом, собратья! – вступил в разговор колдун, некогда бывший в свите Эладриона. Мениэль кажется его звали. – Этот мон-кей, пускай и являет собой идол осквернения наших традиций, доказал свое право жить и называться воином, достойным нашей расы! Достойным этого саркофага! Слова видящего всколыхнули толпу уставших от этого цирка аэльдари, разделив их на два лагеря: одни вопили про мерзость подобных суждений и сами порывались расправиться со мной; другие же переменили свою точку зрения и старались открыть глаза и остальным своим собратьям. Старейшина-летописец поднял правую руку, жестом призывая своих разгоряченных соплеменников успокоиться. – Ну а ты что скажешь, мон-кей? – обратился ко мне тот, погладив рукоять меча руками, что явно никогда оный в руках не держали – Вижу, не одна душа заточена под саркофагом, но две. Давайте же послушаем обоих. Представься! – Виктор Франкенштейн, инквизитор… вернее, аколит инквизиции, но сейчас это уже вряд ли имеет значение. А вам я могу сказать лишь одно: уйдите с дороги и дайте закончить начатое. Не хотите помогать – так хотя бы не мешайтесь под ногами. Тот, кого вы защищаете, обрек меня на вечную жизнь в смерти внутри этой марионетки из психокости! И я хочу расквитаться с ним за это! – Тщеславный мон-кей… – злобно усмехнувшись произнес «мудрец» – …собрат, заключенный с ним в объятьях смерти, представься! – Ин…Ин…Горанил… – подобный голос не мог принадлежать тому колдуну, коего я встретил в белоснежных пустынях внутри Камня Духа. Он скорее принадлежал тщедушному старику, век коего иссякнет с минуты на минуту. – Малан’тай погиб по моей вине! Моей! Не дайте мне убить и ваш мир! Дайте спасти его! Голоса… я слышу их! – в тот момент воистину внутри я услышал эхо нового голоса! То был смех? Плач? Кажется, я тоже начал сходить с ума… а, впрочем, кроме как безумием происходящее назвать иначе невозможно. – Предлагаю на этом закончить этот балаган и приступить к делу! – сказал, отрезая все попытки растянуть софистику, Эладрион. Он обернулся к Лернире. – Передай вести моему отцу. Пускай выдвигается со своими воинами к Залу Совета. Нам понадобятся все, кто может еще держать оружие в руках, чтобы одолеть демона! – Видящая недоуменно смотрела на Эладриона, словно не понимая нужно ли ей подчиниться. – Это приказ аутараха, Лернира! Исполняй! Когда же Лернира удалилась и, словно подхваченная невидимым ветром, скоро устремилась в ставку клана Нарайн, старейшины повели нас к вратам в башню. Они что-то говорили ранее про силовой барьер и, действительно, словно мутное зеркало, стена из потусторонних энергий перекрывала собой проход внутрь башни. – Мы пытались проникнуть с других ярусов, но все тщетно: любая брешь словно «зарастает» этим барьером. Его не пробить! Не снять! Не пройти сквозь него! – ответствовал старейшина-воин. – Мениэль попытался развеять чары, но они настолько могущественны, что под силу их снять лишь конклаву колдунов… либо богу! – Вы думаете пробудить Аватара? – Эладрион то и дело посматривал на меня с тревогой. Его, видимо, испугали слова Горанила, похожие на какой-то бред сумасшедшего. – У нас, с позволения сказать, есть «меньшая» его версия! – аутарх кивком указал на меня. Выражение лица старейшины изменилось на недоуменное, без слов говорившее «Это что, шутка?!» – Во время моего заключения в Камень Духа, я сумел непонятным образом «сплестись» с осколком вашего бога, – ответствовал я, правда, недоумение с лица воина никуда не делось – и, потому, теперь умею делать так! – пробудив внутреннюю ярость, я сумел воспламенить свои ладони, правда, горели они теперь отнюдь не привычным алым пламенем. То был холодный свет цвета льда на мирах смерти, цвета морской воды, цвета бирюзы… такого пламени я не видел прежде никогда, впрочем, как и аэльдари, окружавшие меня. – Прошу вас, расступитесь! Я его… с трудом контролирую! Воины, способные одним своим видом внушать противнику благоговейный страх в испуге разбежались в стороны, словно вмиг стали маленькими детьми при виде страшилища! Я же, из последних сил сумев сдержать пламя, соединил руки в подобие сопла и исторг его единым, сметающим всё на своем пути потоком на этот злосчастный барьер. По началу никаких изменений не было видно, словно барьер отражал натиск мертвенного пламени, но, вскоре серебристое зеркало демонического щита покрылось рябью, трещинами, начало плавиться, падая оземь крупными каплями жидкого металла. Барьер рушился, обнажая страшную картину внутреннего зала, где происходило нечестивое таинство демона: члены Совета Видящих, мудрейшие мужчины и женщины Сейм-Ханна стояли в кругу, двигаясь в такт отвратительной мантре, изрекаемой завываниями из их уст. Посреди круга, словно купаясь в столбе их псионической энергии, стояла видящая Айрана – демон все еще сохранял облик своей марионетки и не спешил с ним расставаться. – Ах, вот и гости подоспели! – произнес демон отвратным голосом, похожим на смесь голоса самой Айраны и клекотом сотни костяных клювов. – Вы, как всегда, вовремя! – демон начал петь, задавая новую тему своим послушникам. Все замерли, скованные как некогда я Песней Паралича. Но то не была совершенная в беспорядке мелодия Певца Кости, скорее демон и его приспешники пели сладостную колыбельную забвения, в которую провалились все обитатели мира-корабля, они погрузились в грезы наяву, где исполнялись все их самые смелые, самые заветные мечты. – Прочь, демон! – воскликнул я, вскинув на манер рыцарей прошлого свой черный клинок. – Отправляйся в Эмпирей и не омрачай более… – дар речи пропал, ибо шок от увиденного мною невозможно иначе передать: ступор, паралич, полнейшее безумие! То, что некогда казалось обыденностью, стало противоестественным – вместо побитой недавними сражениями искусственной конечности своего саркофага я видел живую, человеческую, истинно свою руку, сжимающую из последних сил рукоять огромного клинка. Первым после шока вернулось ощущение невыносимой тяжести оружия и, не выдержав, я бросил его, сразу принявшись судорожно осматривать и ощупывать себя, свое родное, но уже позабытое, человеческое тело. Каждый шрам и каждое родимое пятно, на которые прежде я не обращал внимания, были на месте. Я вновь живой, я вновь человек! – Конечно же человек, Виктор! – знакомый голос вырвал меня из бредового полузабытья. Неужели я прокричал все вслух? – Рад, что ты, наконец, оправился. Сестры-госпитальеры, по правде сказать, уже выражали сомнения о том, что ты пробудишься после всего, что тебе пришлось вынести… – только сейчас я обратил внимание на то, что никакого меча нет, ничего нет, да и зала мира-корабля пропала, выцвела до моей кельи на «Литании Стойкости». В дверях стоял широкоплечий мужчина, перенесший не один десяток операций, имплантаций и инъекций, а потому выглядящий куда моложе положенных лет. Капюшон плаща частично скрывал лицо и короткую шевелюру собеседника, а длинные полы оного скрывали многочисленные регалии инквизитора Ордо Ксенос. То был мой учитель – Дениэл Вайтстрейк, пришедший проведать своего нерадивого ученика. – Что… – буквы с трудом образовывали слова и обличались в звуки, словно их путь шел не из горла и легких, а из глубин ржавых труб, – …что произошло? Что со мной? – Ты совсем не помнишь? – кажется, учитель был ничуть не удивлен. Он скинул плащ, обнажая испещренное морщинами вперемешку с аугметикой, но вместе с тем, доброе лицо, подобное ликам святых в церквях Его. Подвинув один из стульев, что стояли рядом с когитатором, Дэниэл сел напротив моей койки и, уловив мое немое согласие, продолжил. – На Малан’тае, погибшем мире-корабле, мы встретили чрезвычайно опасного ксеноса… некий подвид зоантропа тиранид, но гораздо более мощного, нежели прочие из его вида. Тварь убила техножреца и всех наемников, что сопровождали нас. Признаться честно, она и меня почти поджарила, да только ремесленная броня со скрипом и чуть не угробив меня все же выстояла против сконцентрированного заряда варповой энергии, хвала Ему. Ты же… как бы это сказать… вступил в схватку с зоантропом… в ментальную схватку, понимаешь? – я в ответ кивнул, хоть и понимал примерно половину слов учителя. – И разве что чудом вышел победителем из той ментальной дуэли. – Вайтстрейк встал со стула, медленно подошел к столу рядом с когитатором и разлил по двум стаканам из прозрачного графина жидкость смоляного цвета. Готов поклясться, что секунду назад ни стола, ни графина с черным напитком не было! Затем, держа в массивных ладонях по бокалу, вернулся на свое прежнее место. – Возьми, выпей. – я лишь испуганно смотрел то на протянутую руку со смолой в стакане, то на не в меру доброжелательного Даниэла, что улыбался за эти несколько минут больше и дольше, чем за прошлые года нашего знакомства вместе взятые. – Это приказ, Виктор, от лорда-инквизитора своему аколиту! – даже эти слова, сказанные с вмиг посерьезневшей миной все еще отдавали толикой иронии. Теперь я перенял из рук учителя бокал, поболтал жидкость, принюхался к древесному аромату и, после залпом осушил стакан до дна, разливая по вновь осязаемым внутренностям терпкую жижу. – Не морщись так, рекаф еще никого не убил. Но ясности в голове прибавляет! – после этих слов Дэниэл также осушил стакан и поставил его на пол у койки. – Я и прежде замечал в тебе некоего рода способности, парень. И именно потому избрал себе в ученики тебя, не только лишь из-за нашего знакомства с твоими покойными родителями. – учитель поднялся вновь поднялся со своего места и направился к выходу из кельи. Автодвери со скрипом отворились, но инквизитор не прошел сквозь них, замерев на месте и обернувшись на меня через плечо. – Идем, Виктор, познакомлю тебя с новым членом нашей команды! – резко, в пару рывков я поднялся с кровати и двинулся к учителю. Он же также двинулся вперед, стараясь сохранить некоторое расстояние между нами. – Он научит тебя владеть твоими новыми силами... в обход некоторых формальностей Империума… – скрежет закрывающейся автодвери заглушил голос Дэниэла. Он и не заметил, что я, сделав пару шагов, замер как парализованный пред экраном когитатора и не пошел следом за ним. Белый безмолвный шум, черно-белая рябь первозданного хаоса покрывала экран и, казалось бы, что в ней можно разглядеть? Но я увидел чей-то зов, обращенный к себе. Зов… помощи? – Вик…тор… – казалось, черно-белые точки собрались в некоторое подобие губ, шепчущих мое имя. Или это просто игра воображения? – Вик…тор… Вновь скрежет старых дверей. Учитель заметил мое отсутствие и вернулся обратно. Искоса глядя то на экран с галлюцинацией, то на по-настоящему, не иронично рассерженное лицо инквизитора я прошептал: «Это всё ложь…» – Что ты только что сказал? – грубым как наждак голосом промолвил учитель, грозно подходя ко мне ближе. Я же в испуге, как овца от волка, отшатнулся от него ближе к экрану. – Должно быть, ты все-таки сошел с ума, парень. Или поддался порче, как и все колдуны, будь они неладны! Боже-Император милостивый, за что мне все это?! Неужели я действительно впал в безумие?! Краем глаза я заметил, как из-за плаща у Дэниэла проступает некое подобие… перьев? Да, гиперткань и кожаные вставки на одежде словно покрывались тонким слоем индиго-синих перьев! – Ты отвернулся от света Его, Виктор и понесешь за это заслуженную кару! – родной, почти отеческий голос инквизитора окончательно преобразился, став похожим на смесь клекота и скрежета. Резким движением выдернув то, что было минуту назад рукой, а стало когтистой лапой из-за спины демон наотмашь стремился нанести смертельный удар. Но что-то спасло меня, что-то, запертое по ту сторону экрана когитатора, схватив своей хаотично переливающейся конечностью меня за руку и утянув в свое зазеркалье, оставив беснующегося демона там, в моей фантомной келье. Я летел, утягиваемый по рябой пустоте все дальше и дальше, смотря на ту сторону за экраном, как Повелитель Перемен вопит в гневе и крушит все, что он так заботливо возвел из чертогов моей памяти. Прошли мгновения, и это окно в фальшивую реальность также стала одной из удаленных точек белого шума, обволокшего меня. – Виктор… – вновь шептало мое имя лицо, представшее предо мной из черно-белых битых пикселей реальности. – Вернись! Усилием воли, словно стараясь проснуться из не отпускающего тебя кошмара, словно выныривая из утягивающей тебя вглубь морской бездны, я возвращал по тому самому пикселю на свои законные места, высвобождал свой разум из демонического плена. И чем сильнее реальность входила в свои права, тем менее четким был призрачный лик, вытянувший меня из плена забвения. Неужели, сам Император отозвался на зов и пришел на помощь своему верному слуге… – Верному ли? – усмехнулось резонирующее многоголосое эхо. Они стояли все там же, соединенные как дети пуповиной с матерью, сизыми потоками энергии варпа: порабощенные колдуны Сейм-Ханна, а в центре демон в обличии видящей Айраны. Они низвергли меня на колени, можно сказать, подчинили себе, заставили бросить оружие – черный клинок – что покоился теперь внутри их колдовского круга. – Горанил? – обратился я к своему альтер-эго, но внутри саркофага вновь воцарилась тишина. Даже шепот погибших собратьев варлока, наконец, утих, но теперь я не был тому рад. – Колдун, ты здесь? – Ты один, человек! – ответило зловещее многоголосье. Очарованные члены совета видящих стали медленно приближаться к своей пленительнице, продолжая смиренно петь колыбельную для всего мира-корабля, однако в глазах их застыли паника и страх. Они понимали, что творят, но что-либо сделать с этим, были не в силах. – Как бы было прекрасно, если бы ты остался гнить на Фасторе вместе с тем зазнавшимся аутархом! Даже идеальный план может испортить выходка старого шута! – колдуны обступили демона, притянутые потками энергии и тесно прильнули к телу Айраны и друг к другу, когда места не осталось. Настолько тесно они прижимались телами, что кости и доспехи начинали трещать, а конечности вытягиваться, плоть рваться и видоизменяться. Глаза на фарфоровых лицах одурманенных на контрасте со спокойной миной выражали немой крик нестерпимой агонии. Их тела сливались друг с другом, изменялись, приобретая новые, закрученные формы. Нужно это прекратить! Прекратить мучения ксеносов и остановить чертово отродье Варпа! Но до меча не добежать – слишком он близок к этому хтоническому чудовищу. Тогда я принял боевую стойку, подобную тем, что использовали бандиты нижних уровней улья в боях на ножах: полубоком к противнику, правая нога вперед – левая перпендикулярна полу. Вновь воплощая весь свой гнев, всю ярость я резким ударом кулака сконцентрировал всю энергию в этом движении. И каково было мое удивление, когда уже ставшее привычным всепожирающее пламя ярости не высвободилось сокрушающим потоком, не пожрало собой эту кучу орущего, перемешивающегося и кровоточащего мяса! – ТЫ ДУМАЛ, ЧТО СИЛА ЭЛЬДАРСКОГО БОЖКА ЗАКЛЮЧЕНА В ТВОЕЙ ДУШЕ, ЧЕЛОВЕК?! – чудовище расхохоталось, окончательно обретая свою бесформенную форму гигантской лилово-розовой пульсирующей опухоли со множеством, появляющихся из ниоткуда конечностей, ртов и мутных, фиолетовых глаз. Одно из таких протоплазменных щупалец мгновенно вытянулось из массы плоти и потянулось ко мне, то ли чтобы пронзить, то ли чтобы схватить и поглотить, попутно обрастая новыми ветвистыми отростками. Ловким движением я отскочил в сторону, и удар щупальца пришелся в одну из опорных колонн, поддерживающих купол крыши. Колонна пошла трещинами до самого потолка и часть его кусками свалилась вниз, придавив часть перекатывающейся склизкой биомассы. Кусок обвалившегося купола придавил бы и меня, если бы не реакция, выработанная боевыми упражнениями в железных клетках Схолы. План – вот что нужно в борьбе с подобного типа противниками. Но как одолеть извивающееся нагромождение плоти, у которого, как казалось, нет ни одного слабого места? Тем более что та плоть одержима демоном… Точно! Демоны не могут долго находиться в нашем, материальном мире без должного «якоря», удерживающего их! Без подобных филактерий они попросту испаряются! И, кажется, я уже догадался что является подобной «ахиллесовой пятой» демона: пульсирующий фиолетово-алым камень, что некогда был вместилищем души видящей Айраны. Он покоился по центру опухоли, был своеобразным «глазом», следящим за мной из-за покрывающей его паутиной решетки из ребер погибших ксеносов. Нужно вырвать и разбить его! Еще два щупальца вытянулись иглами по обе стороны зарешеченного алого камня, устремляясь с двух сторон, словно стараясь не оставить мне пути к отступлению. Однако, словно невесомый, я взмыл в прыжке в воздух, заставляя эти два щупальца столкнуться друг с другом как в каком-то глупом голофильме… правда, я все же сражался с одной из хитроумнейших потусторонних сущностей, а не с дешевым злодеем: из обоих столкнувшихся щупалец мгновенно выстрелили еще несколько отростков, пронзивших мое туловище и правое плечо в полете, пригвоздив тем самым к стене. Фантомная боль разошлась по телу волной покалываний как от затекших конечностей, правда эти ощущения были на порядок сильнее и неприятнее. Я старался вырваться из хватки мясистых отростков, но они лишь сильнее разрастались в стороны, оперялись сотнями мелких жилок, похожих на розовые корни растений, что опутывали меня, лишая даже малейшей возможности двигаться. Тем временем демон подполз ближе, сопровождаемый склизко-противным звуком, от которого хотелось вывернуться внутренностями наизнанку, будь у меня оные, помогая себе в этом сотней других мелких щупалец. Повелитель Перемен не сводил с меня взора десятков бесформенных глаз, и, признаться честно, его взгляд было сложно выдержать на себе: парализующий, сковывающий страхом и могильным холодом. – Пора покончить с этим! – констатировал демон, изрыгая звуки из новообразованной бесформенной пасти под зарешеченным камнем. Как раз ровно над последним образовался новый отросток, похожий скорее на своеобразную руку: кривую, с лишними суставами, изгибающимися в непривычные стороны. Словно тому, кто никогда не видел рук, постарались объяснить, как она выглядит и что делает, а тот постарался ее изобразить! Из невидимых ножен где-то из-за «спины» демона рука вынула мое потерянное оружие и подготовилась нанести мне решающий удар – целилась мечом, словно скорпион жалом, в мой камень духа. «Горанил, демоны тебя раздери, где ты?!» – мысленно взревел я, лишь за мгновение до того, как меч пронзил мою нагрудную пластину. Но я не умер, нет, блаженного покоя так и не наступило, хотя внешне то место, где я оказался, было похоже на рассказы экклезиархов о Его Небесном Царстве. Я лежал на лужайке, вновь ощущая своей плотью свежесть легкого бриза и влажность травы, тепло земли на которой та росла. Вновь мое тело вернулось ко мне, хоть и в очередном кошмарном сне. Я лежал в парке под покровом купола из тонкой психокости, сквозь который просвечивал бесконечный мрак космоса и свет далеких звезд. По обе стороны от меня виднелись шпили и соборы, один из которых мне показался слишком знакомым, словно виденный прежде, словно те руны, изображенные на нем, были вытравлены у меня в памяти сильнейшей кислотой. Сомнений больше нет: я на Малан’тае, в те времена, когда он еще не превратился в стерильный скелет себя былого. Где-то не так далеко прозвенел колокольчиком детский, девичий смех, и источник того смеха явно приближался ко мне. Я даже мог слышать, как почти невесомые ножки ребенка шуршат по ковру изумрудно-зеленой травы. – Иштал ну фалай? – удивленно вопросила юная особа, возраст которой сложно было определить не только лишь из-за совсем не свойственных детям резким чертам лица, но и из-за ее принадлежности иному виду. То была юная аэльдари с собранными в ниспадающую косу волосами цвета воронова крыла, в зеленой мантии с золотыми вставками, что характеризовала ее принадлежность к народу давно погибшего мира-корабля. Подобную мантию носил и Горанил во время их встречи в… пустоте сознания, назовем так. - Мирэнья, – должно быть это было ее имя, ибо девочка резко обернулась, лишь заслышав это слово на голос, чуть более статный и размеренный, но все также принадлежавший женщине аэльдари. Быть может матери? – Ву кора лат фалай? – слова на неизвестном языке не были нравоучением или угрозой и сошли с губ вместе с улыбкой, от которой не осталось и следа, как только та высокая и грациозная как лань с Древней Терры женщина приблизилась к нам и увидела того незнакомца, который привлек внимание ее дочери. В миг переменившись в лице, ожесточившись и оскалившись, она подхватила недоумевающую, готовую заплакать от испуга дочь на руки и, вынув из складок аналогичного зелено-золотого одеяния тонкую иглу из психокости, приняла боевую стойку. – Нира артар, мон-кей! – прошипела незнакомка, пока я перекатнувшись по земле в сторону от нее старался встать на ноги. Только выпрямившись в полный рост, я заметил его, стоящего поодаль от нас на белоснежной тропе. То был Горанил, и по лицу было видно, он узнал меня и, кажется, понял мой немой вопрос в глазах. Подскочив к девушке и коснувшись готовой к выпаду руки с жалом он мягким, но настойчивым движением ладони попросил ее успокоиться. Сопротивляясь, борясь с недоумением, она все же поддалась просьбе Горанила и обратно спрятала кинжал в невидимые ножны, правда, руку далеко от того скрытого места не убрала. Девочку же колдун нежно погладил по голове, что-то прошептал и поцеловал в лоб, дабы успокоить. И это подействовало. – Виктор! – непонимание вперемешку со злостью сочились с губ колдуна вместе с выговоренными словами. – Что, Цегорах тебя подери, ты здесь делаешь?! – Признаться честно, я и сам не до конца понимаю, что… – колдун совсем вплотную приблизился ко мне и, приняв задумчивое выражение лица, ткнул пальцем прямо мне в грудь, где покоилось сердце и инсигния инквизитора. – Настоящий… – ошеломленно протянул Горанил, а после обернулся к своей спутнице и спросил. – Латиана, ву лара тар мон-кей? – ответ последовал незамедлительно и, судя по всему, утвердительный, сопровождаемый гримасой злобы и отвращения. Кажется, она сейчас подобно дикому зверю зашипит на меня. – Послушай, – странно, но в этот миг я буквально физически чувствовал, как условные «шестеренки» в моем проржавевшем мозгу начинают двигаться, – возможно, я каким-то образом смог в последний миг проникнуть в твою… эм-м-м… иллюзию, да! – Иллюзию? – колдун вопросительно выгнул бровь, словно не знал значения этого слова. Либо это слово не нравилось ему в этом контексте, казалось инородным. – Персонаж моих кошмаров будет говорить об иллюзии? Должно быть, это глупая шутка Маркато! – колдуна словно осенило, и тот залился раскатистым хохотом, да только я не смеялся, продолжая в холодной решимости смотреть на него, скрестив руки на груди. – Правда, как для иллюзии ты слишком реален… – Демон наслал на весь Сейм-Ханн покров иллюзии, отправивший в грезы наяву всех его обитателей. Еще бы чуть-чуть и мы успели его остановить! Ты это помнишь? – я схватил за локти колдуна и, словно стараясь оного пробудить начал его трясти, ибо казалось, взгляд Горанила затянула пелена забытья. – Да… Н-нет, это все бред, кошмар! – колдун вырвался из моих рук и когда я вновь двинулся в его сторону, воздел между нами руку. В ладони собирался миниатюрный заряд из молний. – Это кошмарный сон, где мой мир погиб, а сам я умер и сломлен! Разделяя одно тело с тобой, борюсь с чертовым демоном – живым свидетельством моей гордыни! Нет, вот моя реальность! – заряд высвободился из ладони колдуна и поджарил бы меня, да ловкость вновь выручила. Правда, правую ногу слегка подпалили, но боли, почему-то, из всего спектра чувств я был лишен. Колдун дышал как загнанный конь: глубоко и часто. Все его тело содрогалось от подобного надрывного дыхания. По щекам двумя горячими ручьями потекли непрошенные слезы, кои колдун спешно вытер. Причитая что-то на неведомом языке, подбежала спутница Горанила и, не спуская с рук испуганного ребенка, обняла колдуна. Что-то еще прошептав ему, она обернулась и пронзила меня жгучим, яростным взглядом, словно то был только что добела раскаленный прут. В ее руках вновь перелилась перламутром смертоносная игла. – Ты понимаешь, что это все ложь, колдун! – старался я достучаться до того, пробиться сквозь пелену пленящего его, сладкого как трупный яд, кошмара. – Ты знаешь, что принять эту реальность значит признать свое поражение… – по лицу Горанила метались тени сотен эмоций, он был на грани и вот-вот уже готов свалиться в одну из реальностей как в пропасть с головой, – …принять то, что близкие твои – те, кто был дорог тебе умерли напрас… – слово встало поперек горла. Застряло, словно что-то мешало выбраться ему: перламутровая игла, метко брошенная прямо в артерию. Багровый фонтан брызнул на сочную, зеленую траву под ногами, запятнав ее девственную чистоту. Я упал на колени, старался остановить кровотечение руками, но все без толку: моя жизнь с каждой секундой, с каждой каплей крови стремительно покидала меня. Я чувствовал, что вновь умираю, как тогда на Малан’тае, но, видимо, теперь по-настоящему… но можно ли умереть в этом царстве снов? Сквозь опущенный на взор мутно-белесый саван я лишь успел увидеть как в последний момент, оттолкнув свою спутницу, Горанил бросился ко мне и принялся исцелять рану, применяя свое колдовство, но, увы, для меня уже все было решено… как впрочем и для него, ибо стоило моему ксеносу-подселенцу отвернуться, как его спутницы преобразились в два бесформенных нагромождения плоти… Но вновь смерть не приняла меня в свои объятия! Отторгнула мою принесенную в очередной раз душу с наказом довершить оставшиеся дела в смертном мире, завершить дела во славу Императора! Боже, пути твои воистину неисповедимы! Спал мутный саван с глаз, взор прояснился: я вновь лежал на влажной траве, но влажной уже не только от росы, но и от крови – моей и не только. Осторожно я коснулся раны на шее и ничуть не удивившись, подметил, что раны той словно и не бывало никогда. Спиной ко мне, сидя, ссутулившись в позе лотоса, весь покрытый брызгами крови, рыдал Горанил. Он что-то держал в руках, что-то, чего мне не было видно, и лил над этим нечто свои горькие слезы. Люди друг к другу зачастую чувствуют эмпатию – сопереживание, словно проецирую эмоции других на себя. Но сейчас, даже будучи врагами, «союзниками поневоле», я чувствовал это по отношению к ксеносу. Приподнявшись на корточки, я придвинулся ближе к всхлипывающему колдуну. Лицо его было скрыто ниспадающими, слипшимися космами черных волос, отчего он казался подобным призраку из древнего голофильма. Он рыдал, сжимая до боли в окровавленных руках ту вещь, с которой все началось: проклятый артефакт, что выковал он давным-давно. Нет, это не мог быть тот самый Камень Ясновидения, нет, всего лишь его проекция в подсознании Горанила, как и весь этот мир. – Я проклинал тот день, когда эта дрянная мысль затесалась в мою голову! – захлебываясь горем, молвил Горанил то ли мне, то ли самому себе. – Проклинал себя, что пошел на поводу обманщика-демона и убил своих собратьев, своих друзей! Проклинал каждый последующий день, когда Великий Пожиратель пришел ко мне домой, а я вместо того, чтобы направить свою мощь – ту самую, ради которой я предал забвению всех других Видящих – я бежал… Как трус бежал! – колдун что было силы швырнул проклятый артефакт и тот, низко пролетев, вспорол в паре мест ковер травы и, наконец, остановился. – Виктор, давай убьем эту тварь! – Горанил обернулся. В его глазах застыла ярость, подчеркнутая разводами крови по лицу и налипшими, спутанными волосами. Он был безумен. Он был полон решимости на все, что приблизит конец демона. В ответ я лишь кивнул и протянул руку колдуну, точно так же, как и тот незнакомец из «белого шума» в моем кошмаре. Подобно запуганному зверю Горанил осторожно, чуть нерешительно, но, все же преодолев мнимую опаску, положил свою ладонь поверх моей и крепко сжал. Теперь наш «временный союз» вновь в силе! В один миг наваждение исчезло и реальность, во всех отвратительных красках своего естества, вновь вернулась в свои законные права. Жало неслось со свистом не поспевающего за его скоростью ветра прямо в наше метафорическое «сердце», но в миг до этого во вспышке небесно-голубой плазмы прыжковых двигателей мимо пронесся воин в красно-белых доспехах. Аутарх, защитник своего мира-корабля, третьим после меня и Горанила сумел освободиться от пут демона и принять бой за судьбу вверенных ему в попечение сородичей. Демон, изливая литры черной крови из отрезанной конечности, в бешенстве извивался, подобно фасторским белковым червям на сковороде. – Сейчас поджарим! – воодушевленно промолвил я и, пробудив уснувший гнев бога войны, воспламенив не только руки, но весь экзоскелет, превращая в пепел расползшиеся по мне фиолетовые, пульсирующие корни. – Три на одного! Почти честно! – Вы вдвоем за одного может, от силы, сойдете, мон-кей! – без злобы, но с иронией молвил Эладрион, увернувшись ловким сальто от одного из щупалец монстра и по приземлении отсекая его. – Клинок! – в момент я метнулся к отсеченной конечности демона дабы перехватить меч, но, буквально в метре от моей цели, очередное щупальце опрокинуло меня наземь, обвившись вокруг голени. Демон потащил меня вверх, но не успел высоко поднять в воздух, ибо мертвенное пламя вновь пробудилось, опаляя бескостную конечность. – ВАМ ВСЕ РАВНО НЕ ПОБЕДИТЬ! – извергая булькающие звуки, проревел демон. – Я ПРОЯВЛЕН В ЭТОЙ РЕАЛЬНОСТИ! Я ТЕПЕРЬ ЧАСТЬ МАТЕРИУМА! – Да, только знаешь в чем особенность жизни в материальном мире? – язвительно вопросил аутарх, отбиваясь и ускользая от атакующих его отростков. – Жизнь неизбежно кончается смертью! – Эладрион старался всеми силами отвлечь внимание демона на себя, пытаясь дать мне возможность вернуть утерянное оружие и нанести этому слиянию плоти роковой удар. – О, ДА, ТЫ СЕЙЧАС ПОЗНАЕШЬ ЭТО! – пригрозил демон, сплетая щупальца в подобие молота и стремясь обрушить его на юркого аэльдари, но безуспешно. В тот же момент я, наконец, добрался до черного клинка и уже готовился нанести добивающий удар демону, как несколько щупалец фиолетовыми молниями из плоти устремились ко мне. Две из трех атак я отбил, отсекая бесформенные конечности, но вот третья прошла насквозь грудного панциря, в жалкой паре сантиметров от вместилища души и, обвившись вокруг, пригвоздила меня к полу. Я разжег пламя, но более оно не ранило щупальца, не настолько сильно как прежде! Гора плоти проскользила ко мне, вновь уставившись своим зарешеченным «глазом» на меня. Демон в очередной раз поймал меня в свою ловушку и готовился нанести последний для меня удар, занося костяной молот высоко надо мной… даже слишком медленно и театрально… о нет! – Эладрион! – крикнул я, заподозрив западню, но было уже слишком поздно: аутарх двинулся вперед, хотел одним ударом своего клинка расколоть филактерию демона, заключенную в клетке из ребер, но тварь лишь подставила нужное место под удар, маня своей якобы случайной неосторожностью. Стоило аутарху на прыжковых двигателях только приблизиться к демону, лишь слегка царапнув клетку острием клинка, как тьма тончайших иголок кровоточащей плоти пронзили тело Эладриона насквозь. Крик боли, исторгнутый аутархом, не мог принадлежать разумному существу, нет, то был крик дикого животного, осознавшего всю безграничность агонии! Иглы, также легко как пронзили тело Эладриона, так и покинули его, обронив все еще подающего признаки жизни воина на землю истекать кровью. – ЖАЛКАЯ БУКАШКА! – демон, словно смилостивившись, решил прекратить мучения своей жертвы, обрушив на нее свой огромный молот. Хруст ломающихся брони и костей, хлипкий звук разрываемой плоти – вот каковы последние мои воспоминания об Эладрионе Буревестнике, герое мира-корабля Сейм-Ханн, моем… друге… Когда молот поднялся в мокром, красном пятне сложно было узнать того благородного воина, чьей «ошибкой» стала моя жизнь. Возможно, то была очередная ловушка, но демон ослабил свою хватку, словно был отвлечен зрелищем расправы над столь надоедливым для него врагом. Впрочем, уже неважно – ловушка или нет! Что оставалось во мне силы, я рванулся с места, с легкостью под напором своих искусственных мышц разорвав оплетшее меня щупальце, я устремился к «ахиллесовой пяте» демона. До самого последнего момента, когда я, вопреки всем законам бытия, в прыжке стремился разбить Камень Духа этого отродья, оно никак не реагировало на меня. Когда же демон вспомнил о моем существовании, то было уже слишком поздно: со звоном разбитого бокала черное лезвие разбило костяную клетку, раскололо камень и прошло вглубь кровоточащей плоти твари. Фонтан крови, исторгаемый из извивающихся недр чудовища облил меня горячим душем с ног до головы, но я не чувствовал в тот момент отвращения – напротив, то был момент триумфа, отмщения за меня и за Эладриона. – Это… еще… не конец! – сизый туман взвился под потолком грозовой тучей, сверкая противоестественно закрученными молниями. Туман устремился в расселину в башне, устремляясь куда-то в высь. Да, демон был развоплощен, но еще не побежден… и все это какой ценой! Когда сплетенные отвратительным гордиевым узлом тела членов совета перестали извиваться и кровоточить, мертвенно опустившись вниз, я вынул клинок из их общего на всех «трупа». Среди рек крови и бесформенных останков теперь уже было сложно различить то место, где Эладрион встретил свою мучительную смерть... …впрочем, вот, в ручейке крови течет осколок брони с мерцающим алым камнем! Он жив! Как умалишенный, скользя на кровавых реках, я догнал осколок красно-белой брони и взял его в руку. Камень духа и вправду мерцал, но оставалось ему мерцать недолго: трещина у самого края испускала душу из защищавшей её клетки. – Нет-нет-нет, прошу! – взмолился я над камнем замогильным шепотом призрачного лорда – Нет, ты еще можешь жить! Горанил, сделай что-нибудь! – Уже сделал… – многозначительно произнес колдун – …он умер, но переродится. Не здесь и не сейчас! – после этих слов искра внутри кристалла окончательно потухла.