***
Генри искренне жалел Одри. Не каждый, оказавшийся на её месте, остался бы в здравом уме. Не каждый, узнавший, что существуют другие миры, ведущие постоянную битву за власть и влияние, что будущее возможно предсказать, что сама она из чернил — выдержал бы и не застрелился, лишь бы не знать, не помнить. Но обстоятельства складывались так, что знание сейчас — единственное оружие. Знание — меч, отгоняющий тени. — Я видел… опять же, сложно это описать человеку, который только что узнал о вселенной столько всего нового. — Ты уж постарайся. Генри прикусил губу. — Я видел тебя, дорогая моя, тебя против зверя. Он притаился в тенях, синеглазый и злой. Я видел рыжую шерсть и волчью пасть, облитую кровью, острые алые клыки, блеск в тех синих, будто выжженное изнутри небо, глазах… Он зажмурился. — Рыжая волчица идет за тобой, Одри. Точнее, ты идешь к ней, и когда придешь — то один из вас умрет. Девушка, смотревшая на него, вздрогнула, как лист на ветру, но лицо её осталось спокойным. — Рыжая волчица? И кто она? Генри не знал, как ответить. Как сказать понятнее, чтобы не запутать? Как не испортить будущее, не сделать его таким, где Одри наверняка умрет? И он промолчал об этом: кто эта волчица, знакомая ему лишь по снам, и какие цели преследует. — Я не знаю. Но потом сон изменился, и я увидел тебя: такую же, как сейчас, только лицо твое… хм… стало как будто более взрослым. Люди, — и не очень люди, — выстроились в круг. Одиннадцать человек и собака. В остальные, и ты в том числе, взялись за руки и образовали острый угол, после чего пошли медленно, как стрелы часов, по кругу. Ты была концом короткой стрелы и, оказавшийся лицом к лицу с девушкой, которая была за цифру двенадцать, взяла её за руку… той рукой, на которой у тебя спираль. — Я… я не понимаю, — Одри отшатнулась от стекла, схватившись за лоб. Её золотые глаза блестели, как уличные фонари в черную зимнюю ночь, и в них отчётливо читался нарастающий страх. Страх неизвестного. Страх непонимания. — Что за круг? Что за волчица? Что… что ты такое вообще говоришь? Генри успел возненавидеть себя. Придурок! Девочка и без того напугана. Вся студия охотится за ней, а ты ей про пророчества, другие миры, про зверя, который убьет её, если Одри не умрет раньше! Но она должна была знать.***
На листке бумаги Одри изобразила корабль, отлично Генри знакомый — это был Арго-II, летающая греческая трирема с носом в виде бронзовой головы дракона. Его построило современное поколение полубогов, плотно сотрудничавшее с орденом Рыцарей, и Генри видел, как он впервые поднялся в безоблачное голубое небо Лонг-Айленга. А во снах, снившихся ему в плену, он видел, как этот корабль — мятый, местами ржавый, весь в белых царапинах и потертостях, — вновь летит. Его алые паруса развиваются на сильном холодном ветру, таран разрывает шлейф сиреневых облаков, алые огни драконьих глаз сверкают, будто звезды. Под кораблем стелится город, состоящий из одноэтажных лавочек, дворцов и парков. Он скалится шпилями и уходит башнями высоко в небо, недалеко багрится седыми волнами море. На рисунке все было в точности, как во сне. И снизу мелким почерком, из-за которого Генри чуть не ослеп, Одри написала: «Я не знаю, что это за корабль, как он связан с твоими видениями, но я хочу, чтобы он стал правдой. Девушка с ножом задумчиво наблюдала за Томом, который безрезультатно пытался освободить голову Бертрума Пидмонта и рычал, едва пленник начинал плакать, говоря, что ему хочется умереть. Генри подошел к ней и положил руку на плечо. По-отечески так, словно в прошлом между ними была настоящая дружба. На самом деле они едва друг друга знали. Но Генри знал её сестру. Хорошая была девушка. Боец. Генри видел во сне её незавидную смерть. — Я должна идти, — сорвалось с её уст. — У меня плохое предчувствие. Генри кивнул. Она уже сделала шаг в сторону, как тут ладонь мужчины скользнула к её запястью и сжала. Он произнес её имя, настоящее имя, и спросил: — Тебе в последнее время не снились сны? Она застыла, как статуя, и побледнела, как если бы её кожа превратилась в мрамор. Она поняла, о чем он, и не знала, как ответить. — До путешествия сюда мне снилось кое-что, — произнесла она тихо. — Фигура в плаще, похожая на женщину. Я не видела её лица, но у меня было смутное ощущение, что она мне знакома. Что она связана с будущим, которое вот-вот наступит. Генри затаил дыхание. Они оба перевели взгляд на Элисон, стоявшую перед пустующей камерой Алисы Ангел. В бликах искр, что сыпались из порванных проводов, она пыталась прочитать надпись на полу. И они слушали, как Сэмми Лоуренс играет на банджо, играет так, будто душа его плачет. Генри ждал продолжения. — А когда, — она освободила руку из его крепкой хватки. — мы с Одри оказались в городе, мне снилось, что мы все тонули в чернилах. Я, она, Бенди. Мы тонули… мы умирали. И, прежде чем закрыть глаза, я увидела, как во тьме вспыхнуло пламя. Я видела крылья, отточенный и острый, как рапира, клюв и желтые глаза. — Феникс, — со знанием дела сказал Генри. — Феникс, наш рыцарский символ, — девушка с ножом подняла глаза на своего товарища. — Символ нашей веры: что смерти нет, что она не страшна, и что в самой темной ночи может зажечься звезда. Я думаю, это хороший знак. И мы… мы не умрем. Он мог бы сказать, что самое вероятное будущее ведомо разве что самым сильным, прирожденным пророкам. Что, быть может, никакой феникс не придет на помощь, но, чтобы выполнить свою миссию, девушке с ножом придется силком вытащить Одри из чернил и погибнуть самой. — Иди, — произнёс Генри, чувствуя, как сжимается сердце в груди. — И не дай этой глупышке погибнуть. Девушка фыркнула, улыбнувшись краешками губ. — С таким потоком пророчеств и спасать бессмысленно. Но я сделаю все, что в моих силах. Потому что хочу её спасти. Понимаешь, Генри? Он вспомнил её в детстве. Одиннадцати лет, кажется? Низенькая, худенькая девчушка с коротким ножичком, похожим на игрушечный, в полосатом свитере и с глупой причёской под гриб. Она не одна. С ней старшая сестра, высокая, гибкая, как змея, — светловолосая девушка с ямочками на щеках и добрым взглядом, в котором, казалось, танцевали солнечные зайчики. Были ещё друзья. Девочка с кудрявыми каштановыми волосами, пылким нравом и суровым взглядом, да два пацана — лысый, который прослыл главным вегетарианцем в ордене, и шатен, способный перемещаться в пространстве. И вот Генри увидел, как если бы все происходило прямо сейчас, этих четверых, бредущую к ним девушку, что в итоге просто падает на колени и обнимает младшую сестру. Все они плачут, у всех лица красные и мокрые. Девочка в свитере ревет, прижимая к груди фиолетовый сарафан, остальные либо тихо воют в кулак, либо сдерживают вопли ярости, смотря в одну невидимую точку на горизонте. Воет ветер, Рыцари и их союзники падают один за другим или, не успев осознать, что происходит, стоят истуканом и тотчас исчезают. В тот роковой для молодого ордена, едва отрастившего крылья, день, день, когда они впервые проиграли, Генри и Бенди сбежали в свой мир и вернулись в Цикл. Лишь бы подальше. Лишь бы больше не бояться. Но каждую ночь они виделись что происходит по ту сторону космоса. Как летят дни и несутся годы, как прошлое поедает настоящее и настоящее становится будущим. И он запомнил — на всю жизнь запомнил, — как та девочка с суровым взглядом подошла к подруге в свитере, коснулась ладонями щек и заговорила… Генри не слышал, но прочитал по губам. Она сказала: «Не плачь. Мы ещё переиграем. Мы всех вернём. Главное оставаться решительными. Слышишь? Оставайся решительной». Годы летели. Они переиграли. Всех вернули. Отдохнули пару лет. И снова в бой, на новую войну. Орден изменился, сменился и лидер, и круг людей, к которым он прислушивается. Новички стали уважаемыми воинами и обрели своих учеников. Девочка в свитере выросла, став девушкой с ножом, пережила много горя, смертей, расставаний, физической и моральной боли… и оказалась здесь, в студии Джоуи Дрю. И Генри Штейн вдруг понял, почему ей так важна Одри. — Конечно. Но прежде чем… Он вручил девушке свою тетрадь и понаблюдал, как молодая воительница с интересом листает страницы. Она периодически останавливалась, то ухмыляясь, то хмурясь. Её взгляд блуждал по сбывшимся снам и вариантам будущего, которые так и остались невозможными. А потом остановилась. Указала пальцем сперва на один рисунок, потом на другой. Генри перегнулся, чтобы рассмотреть, что же такого девушка нашла, и обомлел. Всю страницу занимали два рисунка: один, на котором грифелем изображался волк (волчица), во сне огненно-рыжий и с пронзительным синим взглядом; второй — битва волчицы и демонической тени. Он думал, это сон о борьбе со своей тьмой, что здесь главная героиня стоит перед выбором между злом и добром и всеми силами противостоит первому. Но теперь понял. Господи, он все понял, и ему стало так страшно за Одри, что у него разболелся живот. — Что это, Генри? Он не знал, как ответить. Девушка перевернула страницу. Посмотрела глазами, остекленевшими от непонимания, а когда же в них вспыхнули искры, и девушка все осознала, её руки задрожали. — Вот срань! Тетрадь полетела на пол, и девушка бросилась прочь. Генри не без труда наклонился, рассматривая последние рисунки. Вот Одри, вот Уилсон. Одри истекает черной кровью, уткнувшись всем телом в огромными смертоносные пилы. Одри лежит на полу с ножом в животе. Одри без ног. Одри прижимает к груди то, что осталось от руки. Одри мертва. Или жива, но желает умереть. Возможно, они все скоро погибнут. Он взглянул на ошарашенных Элисон и Тома, пожал плечами и сказал: — Наверное, нам тоже стоит поторопиться.