***
В Хранилище Аттракционов помимо них было ещё несколько потерянных, и большинство из них столпились над разбитым телом парня, который, похоже, пытался сражаться с Бертрумом и с треском проиграл. До этого Одри видела двух потерянных, несших носилки с ещё кем-то — и, похоже, к тому моменту мертвым. Чем же был создатель аттракционов для так и не открытого парка развлечений? Одри долго представляла, насколько ко сюрреалистическим могут выглядеть обретшие форму слова Эллисон и её собственные фантазии, но реальность переплюнула все. Бертрум был огромной металлической махиной с четырьмя тяжелыми, как машины, «руками». Краска слезла и померкла, серебристый металл под ней покрылся ржавчиной, и только горящие, как маленькие солнца, лампочки на его щупальцах ещё выдавали в нём вид развлекательного аттракциона для детей и взрослых. Его голова, видная в отверстиях карусели, была желтой и сухой, как старый пергамент, с выпученными глазами с узкими зрачками, будто Бертрум всегда был напуган, и неровными чертами лица. Да и череп, казалось, деформировался — тот тут, то там были заметны странные наросты или, вернее, отошедшие в стороны кости. Иными словами — ужасающее зрелище. Особенно, когда видишь, что все его «руки» были заляпаны черной кровью и кусочками чьих-то внутренностей. В ужасе понаблюдав за тем, как монстр с хохотом отбрасывает к стене очередного потерянного, с яростным криком бросившегося на него, и ударом «клешни» превращает в мясное чернильное пятно, стало по-настоящему страшно. Радость улетучилась. Захотелось сбежать. Том быстро написал: «Я отказываюсь туда идти». Фриск, которая до этого была уверена в победе, шепнула Одри на ухо: «Что-то даже мне не хочется с ним общаться…». А Одри не отрывала взгляда от потерянной, от вылетающего из её рук топора, что врезался в пол неподалеку, от её медленного падения на живот и летящей на неё «клешни». Вот что-то хрустнуло, вот ноги размазало, как муху от удара мухобойкой, и над хранилищем поднялся неистовый вопль. И резко прервался — Бертрум решил её не мучить. Мимо пробежало несколько наблюдателей, на носилках уносили ещё одного, благо, пока живого. — КТО СЛЕДУЮЩИЙ? — Бегите, глупцы! — вот что им крикнул последний потерянный, который убегал, поджав хвост. И остались только они — прямо под неподвижным пугающим взглядом не мигающих глаз бывшего инженера. Посреди разрушенной комнаты, усеянной, будто копотью после пожара, чернильными пятнами и кусками раздавленной плоти. Убитая потерянная смотрела на них маленькими желтыми глазами, и от того, сколько холодной пустоты в них было, Одри стало тяжело. Она отвернулась, зажмурилась, борясь с сердцем, что, словно обезумевшая птица, вырывалось из груди. «Город Разбитых Мечт, — напоминала она себе. — И обещание. Не забывай, Одри, ты и не такое проходила…». В этот момент ледяная жестяная рука вцепилась в её плечо и оттащила тень. Девушка рефлекторно наклонилась, ударившись теменем о лоб Фриск, а потом, к своему несчастью, чуть не поперхнулась от резкого собачьего запаха в носу. Том смотрел на них как никогда серьезно и с ещё большей злостью, хотя куда было дальше — сложно сказать. Он стукнул кулаком по ладони и указал на Бертрума. Одри протянула ему тетрадь и карандаш, которые он обронил, и Том написал: «Нам нужен план». — Опять планы, — жалобно произнесла Фриск. — Что угодно, только не планы. Они никогда не работают. Одри вовремя преградила дорогу Тому, который, похоже, и это принял на свой счет, и шепотом произнесла: — Ссоры оставьте на потом. Сейчас нам правда нужно хорошенько подумать над тем, как пройти через этого яйцеголового психа. К тому же, планы не всегда идут у нас через задницу. Все работает… более менее. Фриск дружески улыбнулась хмурому Тому. — Как-нибудь я расскажу тебе, как у нас «более менее» все сработало в прошлый раз, — сказала она. — Спойлер: мы чуть не сдохли. И тут — словно во тьме включили свет, — что-то щелкнуло в голове Одри. Она стащила с Фриск сумку, села на пол и стала перебирать вещи. Судя по тому, как улыбка на её лице стала ещё шире и напоминала скорее выражение ребенка, которому позволили что-нибудь разрушить, она подумала о том же самом. Уже через пару секунд Одри с облегченным вздохом достала самопальные бомбы, которые остались у них ещё с Монтаука. Том посмотрел на них так, словно вместо знакомых девушек увидел трехголовых змей с крылышками, а когда Одри, сжалившись, вручила одну бомбу Фриск, принялся нервно рисовать знаки вопроса. На самом деле в планы Одри не входило взрывать Бертрума — так, припугнуть. Ведь Эллисон права — если все подряд будут проходить в Город Разбитых Мечт, потерянных станет слишком много, а из-за этого, разумеется, начнутся массовые беспорядки. Как бы грустно то ни звучало, Бертрум, убивающий потерянных, был необходим. Но кое-что не давало Одри покоя — кое-что несправедливое в нынешней ситуации. На их глазах умерло уже несколько потерянных, и все, кому, возможно, было бы необходимо попасть в город, убегали, пока какие-то чужачки планируют пройти без каких либо увечий. Всего-то семеро потерянных и трое раненых… — Том, — обратилась она к псу. — Если ты… — она боялась, что он начнёт отказываться, ведь попасть к Эллисон ему хотелось больше, нежели догонять, с большой вероятностью потеряться, убегавших потерянных. Но тот вдруг послушался и быстро написал с лицом серьезным, к чему-то готовым: «Все сделаю». — ВЫ ДОЛГО ЕЩЁ? — взорвал тишину могучий гневный голос Бертрума. — Я МОГУ УЖЕ ВАС УБИТЬ, ИЛИ ВЫ РЕШИЛИ ДРАТЬСЯ? Он смотрел прямо на них, а они смотрели на него, пока Том, топая лапами по скрипучему полу, убегал. Затем они переглянулись, натянули на себя улыбки и продемонстрировали Бертруму бомбы. Выражение его лица резко изменилось, когда Фриск открыла зажигалку и поднесла огонек к фитилю своего мешочка. — У нас есть встречное предложение, — сказала Одри. — И, если не выполнишь его, ты сильно пожалеешь. Бертрум некоторое время молчал, и никто не решался начать первым. Но потом он заговорил: нервно посмеиваясь, стараясь скрыть страх за этой большой улыбкой кривых с чертами дырами зубов: — ТО ЕСТЬ, ВЫ ВСЕ-ТАКИ БРОСАЕТЕ МНЕ ВЫЗОВ? — Нет, — плохо скрывая начинающуюся панику, ответила Одри. Рука предательски дрогнула — бомба показалась слишком тяжелой, ткань мокрой от её пота и скользкой. В глазах Бертрума не было страха — он его скрыл или вовсе не боялся. И она подумала: наверное, это было глупо — угрожать гиганту вроде него, демонстрируя свое единственное оружие, которым его правда можно победить. — Мы просто думаем: замочить тебя или пощадить, — поддержала её Фриск. — Мы же типа добрые ребята. Мы не убиваем ни за что. Но ты прибил на наших глазах уже столько народу, что… До того крепко дремавший Харви вдруг проснулся и её глазами взглянул на происходящее. Удивление отразилось на лице, и она крепче стиснула пальцы на ткани мешочка, усилила защиту стен — ей показалось, что Харви может просто взять её руку под контроль и все испортить. А ноги… ноги предательски задрожали. И весь мир будто потемнел на пару тонов. Не нервничай, сестра, произнёс он с усмешкой. Я пришел только посмотреть, что ты предпримешь. И все пропало — голос, страх, слабость, но вернулся цвет, точно серый замерший мир облили красками. Звуки разговора ворвались в сознание, и Одри не сразу сориентировалась, когда Фриск назвала Бертрума «хуесосом без хрена», и тот с протяжным металлическим лязгом занёс две тяжеловесные «руки», кончающиеся громадными кабинками — прямо настоящие кувалды… Хуже всего, наверное, то, что Фриск даже с места не сдвинулась, словно так и надо было. А может, не «словно», может, она нарочно его злила, потому что вместо того, чтобы, как Одри, громко ругнуться и отойти, она занесла руку для броска. Бертрум остановился. — А-а! — сказала она. — Стой и не шевелись! — ФИТИЛЬ НЕ ГОРИТ! — крикнул он. — И че? Вот щас как зажгу, и угольков от тебя не останется! Но если ты нас, знаешь, пропустишь… Только Бертрум не верил — он не видел, чтобы Фриск решила привести свою угрозу в действие, и, не до конца соображая, Одри подумала: наверное, ей не хочется рисковать, держа бомбу с зажженным фитилем рядом с собой и мной. Он расхохотался, и стены задрожали от его хриплого, долгого смеха. Кабинки на его «руках» качнулись, стоня от резкого движения, а шестерни по бокам завизжали. — ТОГДА ЗАЖГИ! ЧЕГО ЖЕ ТЫ ЖДЕШЬ?! Одри сама не поняла, что это было. В груди зажглось, как пламя на конце спички, яркое и сильное чувство, которое редко когда посещало её. Но когда посещало — становилось естественным, как дыхание, и лишь потом долгое время заставляло мучиться вопросом: «Я что, правда была готова пойти на это?». Повинуясь воле этого неизвестного, но пустого чувства — будто его не было, будто все это Одри сделала во сне, не беспокоясь о последствиях, — она выхватила у Фриск, прыгнувшей к ней, чтобы не дать сделать задуманного, зажигалку. И, также ни о чем не думая, прокричала: — Пропусти или сдохнешь! — НЕ ПРОПУЩУ! Кабинка полетела на них — Одри и Фриск отпрыгнули в разные стороны, и на месте, куда упала груда металла, треснул пол и поднялось облако пыли, из которого уже через секунду полетел, крутясь топор. Он угодил в одну из шестеренок на другой лапе, и та, искрясь, издала звук барахлящего мотора. Издалека послышался яростный лай — это Том несся навстречу верной смерти, чтобы пробиться к Эллисон или, чем черт не шутит, спасти друзей. Труба сверкнула в его руках, он подпрыгнул на стоявшем в углу ящике и полетел — как настоящий супергерой. А потом Одри вскочила и, пройдясь огнём по фитилю, вновь закричала. Что конкретно — она не слышала, уши заложило. Но все замерли, когда увидели рыжий язычок, что сжигал черную веревочку на пути к пороху. — Повторяю в последний раз! Огонь полз… и полз…***
Фриск не спеша, словно мышцы её не слушались, накрыла тело толстым грязным пледом, и Том, вернувшийся от Бертрума, хлопнул её по плечу — как бы утешая или предавая сил и терпения. — Водички? — предложила маленькая, как девочка, потерянная с писклявым голосом. Она протянула перед Фриск легкую флягу с остатками воды. Откуда-то послышался тихий плач. Поминали убитых. Девушка вздохнула, взяла флягу, толкнула Фриск в бок, как бы пробуждая ото сна, и с виноватым видом дала ей отпить. Том быстро написал девочке: «Спасибо». — Ну не злись, — попросила Одри. — Все же получилось. — Ага, получилось, — буркнула Фриск. — Я думала, ты затушить не успеешь, и… Как бабахнет! Ты в курсе, что от тебя бы места мокрого не осталось? И вообще… Взрыв мог затронуть и Тома, и всех, кто за нами стоял. Так что нужно было думать! Что на тебя вообще тогда нашло, господи… — Я бы все равно вернулась из чернил, — улыбнулась она. Все с ней было ясно: и глаза, и трясущиеся руки выдавали девушку с ножом с потрохами. — И, признаться, я сама не знаю, что это было. Просто в какой-то момент все опустело, и только одна неслышная, чувствуемая — да, идеальное слово! — чувствуемая мысль была: «Надо его реально напугать, и будь что будет». Немалых усилий ей стоило сохранить спокойствие и отдать флягу девочке вместо того, чтобы бросить её от злости себе под ноги. «Да ты просто забыла, что Одри не умирает окончательно, — написал Том, устало хмурясь и глядя на подругу, как на полную дуру. — А теперь психуешь, потому что при посторонних не показываешь свои чувства». Она поперхнулась так и не проглоченной водой. И Том добавил специально для Дрю: «К слову, это было круто». — Спасибо, — тут же ответила Одри. Кажется, в этот момент они подружились: так как сражались плечом к плечу и вместе едва остались живы. Том довольно стукнул её жестяным кулаком по плечу и направился вглубь коридора — наверное, проверять, все ли выжившие потерянные целы и что там, в конце тьмы. Тут же к нему подбежал сгорбленный черный старик и от души пожал ту же металлическую руку, а после побежал к девушкам с криками: — Я видел, что вы сделали! Я напишу о вас песню! Я… — Ох, нет-нет-нет, — смутившись тем, как потерянные стали обращать на неё внимание, Одри стала пятиться к выходу. — Не надо песен, я… я просто сделала то, что было нужно. «А что я, в сущности, сделала? Снова была готова пожертвовать собой ради этого мира», — пронеслось в голове, и щеки девушки вспыхнули. То есть, она повела себя так, как хотела себя вести. Она… — …герой! — пискнул мальчик из толпы. — Настоящий герой! — Да! — подхватил кто-то под град аплодисментов. — Без тебя мы бы ни за что не прошли в Город Разбитых Мечт! — Вау, — наконец улыбнулась Фриск. — У тебя первые фанаты. Никому на самом деле не было весело и радостно, даже Одри, которая, ослабев, словно став ватной, прекрасно понимала, что до этого умерло не мало потерянных. Прямо при ней, пока она стояла истуканом и старалась не бояться. Приятное чувство в груди стало как яд — отвратительным, холодным и опасным, и настроение, что было легче пера, чем-то напоминающее эйфорию, потяжелело. Одри поняла, что чуть не погибла и решилась на свой поступок слишком поздно. Она взглянула на укрытый пледом труп и быстро отвела взгляд. Герой, называется… — Вообще-то это правда, — заметив перемену в её настроении, сказала Фриск словно оглохшей из-за чувства вины Одри. Странно. Она не была виновата в смертях других потерянных, они сами пришли и сами погибли. Но Одри сжирало от мысли, что они мертвы, она жива, и почему-то теперь её все хвалят. — Это был безумный, но героический поступок. Не потому что ты бы вдруг не смогла возродиться, а потому что он был справедливым, и тебе было не важно, сколько при этом ты испытаешь боли. Прости за крик. Я не должна была… и… Она была не права. Одри тоже забыла, что не умрет. И от того у неё по коже поползли крупные мурашки. — Нет, правда. Это было невероятно. Я просто перепугалась, ну а кто не перепугается?.. — вконец смущенная, даже неуверенная в себе, она страдательно оправдывалась и вдруг замолкла. Тогда Фриск прижала её к себе и шепнула: — Ты ж мой герой… Теплая, приятная дрожь пришла на место той ледяной и страшной: будто она стряхнула с себя тернии и продралась из мрака к лучику света, так что все оказалось не настолько ужасно, как было на самом деле. Одри неуверенно обняла Фриск и закрыла глаза. «Мой герой» — звучало приятно и, хотелось надеяться, заслуженно. Да, погибли люди. Но опять же — была ли вина Одри? Разве что в том, что все остальные смогли пройти через Бертрума. Одри усмехнулась. — То есть, ты не злишься? — Уже нет, — Фриск отстранилась и отвела выпавшие на её лицо пряди за ухо, вызвав у Одри недовольное мычание. — Главное, что ты целехонькая. — И что… по-твоему, я правда… — она закашлялась, боясь произнести это слово вслух. — Ну, даже мне духу не хватило держать бомбу с зажженным фитилем в паре сантиметрах от головы, поэтому… Свист Тома вывел её из задумчивости, сладкой, как вата из сахара, и девушки оглянулись. Тот тыкал пальцем в огромные буквы на тетради: «МЫ УХОДИМ! ВЫ С НАМИ?». И они бросились за вереницей потерянных и новым другом. Убегая, Одри почувствовала, как уголок «Иллюзии жизни» ткнул её в поясницу даже через толстую спортивную сумку. В мыслях, животе и груди все грохотало, и внутренний голос верещал от счастья. Она подумала: «Да я и вправду сделала что-то фантастическое». И снова подумала: «Вот Эллисон будет рада!». И в последний раз подумала: «Теперь я точно разберусь с этой книгой! По-другому просто нельзя!».